Серебряные пули

      Дороги Бункер толком не запомнил. Мало того, что пейзаж заболоченного леса был практически везде одинаковым, так ещё от боли и усталости мутилось в голове. Он думал больше о том, как бы не рухнуть под ноги неожиданному проводнику и крепко сжимал рукоять пистолета на случай, если тот вдруг вздумает сотворить с ним какую пакость. Не то, чтобы он боялся сдохнуть — с мыслью, что это случится раньше, чем хотелось бы, он свыкся, но мысль быть связанным и брошенным на корм каким-то прирученным мутантам его никак не радовала. Почему-то в голову упорно лезли воспоминания о происшествии полугодовой давности, когда аж под Припятью долгари пришибли одного психа, который приручил химеру и, чтобы прокормить прожорливую образину, ловил и калечил людей, а потом беспомощных оттаскивал ей на ужин.       Он видел фотоматериалы дела в сети и от них даже ему стало тошно. Потому сейчас, хотя и было тяжело, он не выпускал из руки пистолета. Не настолько ему хреново, что он не справится с человеком на таком расстоянии.       Но этот абориген не вызывал пока подозрений. Шел молча, ничего не говоря и не спрашивая, старался подстраиваться под шаг Бункера — тот шел тяжело и осторожно, — босиком особо не побегаешь по заболоченной местности, сильно хромал на поврежденную ногу.       В какой-то момент Бункер задрал голову, чтобы оглядеться, что творится наверху, но ничего не успел увидеть. Дико закружилась голова, мир покрылся красными пятнами и пропал.       Проводник поняв, что тот отрубился, дотащил его до более-менее сухой кочки и пристроил отдохнуть. Минут через семь швед очнулся, тогда он поднял его и взвалил себе на закорки.       — Держись крепче. Идти недолго осталось. Дойдем, — тогда можешь отрубаться сколько тебе влезет.       Бункер только пропыхтел что-то невнятное, и обхватил руками плечи неожиданного помощника. Раскоряченная поза была неудобной, колено в неестественном положении тянуло жгучей болью, но это все равно было лучше, чем идти самому. Сил у него не осталось, он не хотел этого признавать, но его тело говорило само за себя. Он держался за проводника до тех пор, пока тот не вышел на небольшую возвышенную поляну, окружённую зарослями кустов. Рассмотреть ничего на ней он не успел, руки невольно разжались, тело перестало слушаться, и он стал заваливаться назад и вниз.       Проводник успел схватить его за одежду на боках, резко наклонился вперед, не давая упасть плашмя на землю, осторожно сгрузил с себя.       — Вот мы и дошли.       Когда Бункер очнулся, ему было тепло. Кажется, его вытащили из мокрой термухи и засунули с головой в теплый спальник.       Где-то рядом потрескивал костер, он чувствовал его тепло на боку, которым лежал повернутый к огню. Захотелось подвинуться поближе, но он подавил в себе это желание. Нужно было для начала незаметно осмотреться — вдруг тот мужик здесь уже не один, и те, кто к нему пришли, не такие дружелюбные, как он сам. Или же вообще его уже нет в живых, а рядом сидит какой-нибудь контролёр и дожидается, пока жертва очнется, чтобы поиграться с ней. Хотя…если контролёр, то он уже учуял, что швед очнулся.       Чтобы не вгонять себя в преждевременный страх, Бункер осторожно открыл глаза и, стараясь заметно не шевелиться, стал осматриваться. В лесу было то ли уже темно, то ли ещё темно — он потерял ощущение времени, справа от него находился вход в шалаш его спасителя, а он сам сидел по ту сторону костра на бревне и ковырялся с консервной банкой, обматывая ее пропитанными клеем тряпками — делал фильтр для чего-то. Под ногами в тряпке лежала куча древесного угля.       Бункер не стал задерживать на нем свое внимание, обвел поляну взглядом насколько позволяли темнота и угол обозрения. Сбоку от мужика, ещё различимая в отсветах костра, угадывалась деревянная тренога. На ней висело несколько рыбин, нанизанных на веревки, и…его, Бункера одежда. Куртяк, свитер и прорезиненные штаны. Он подумал, что ему показалось, чуть приподнял голову и тем себя выдал.       — О! Очухался. Отлично. Долго же ты валялся. — Заметив его движение, мужик тут же отложил свои банки, потянулся к костру, и из небольшого армейского котелка, стоявшего возле огня, отлил в другую банку чего-то жидкого. Подошёл к шведу и подал ему.       — Держи, выпей.       Тот обалдело уставился, но не на мужика, а на свои рюкзак и автомат, мокрые и грязные, лежащие у него в изголовье. Проводник перехватил его взгляд.       — Потом все разберёшь и почистишь, пей давай. — И сунул ему едва не под нос банку с дымящимся варевом.       — Тьего дэто есть? — Бункер отодвинулся, подозрительно скривившись.       — Да не болтай ты, пей. Или думаешь в том болоте вода святая была?       Глаза у шведа округлились.       — Здесь хоть и далеко от Припяти, но фонит не меньше, а эта штука хорошо выводит радионуклиды. Так что пей.        Бункер понял, в чем дело, приподнялся на локте и взял протянутую банку. Она была горячей, но ровно настолько, чтобы можно было держать голыми руками.       — Для дэтого есть антирады… Они надёжнее.       — Согласен. Сдохнуть от них надёжнее. — Спокойно проговорил мужик и деловито кивнул. — Как хочешь. Можешь жрать свою химию, если нравится. Подсумок твой с медпаком у тебя в ногах.       И вернулся на свое место. Как ни в чем не бывало, продолжил ковырню с банкой. Бункер фыркнул и потянул носом запах, исходивший от варева. Пахло съедобно.       На счёт антирадов абориген был прав: раз он от них чуть действительно не сдох — Сулема во время кинулась, откачала. Сейчас те, что продавались в Зоне, тоже вызывали кучу побочек, поэтому он решил выпить то, что ему предлагали. По опыту Болотного Доктора он понял, что лекарства, полученные из растений, пусть даже местных, не так вредят организму, как привозимая химия.       Сделав глоток, он попытался распробовать, что было в отваре. Брусника, несколько видов трав, которые он сам и Доктор использовали в качестве сорбентов и укрепляющих, белая ива, мед, зачем-то одуванчики и что-то, что он не смог распознать. Что-то металлическое, вяжущее.       Он спросил, откуда такой привкус и отхлебнул еще. В целом питье на вкус было даже неплохим, и он выпил бы все сразу, поскольку пить хотелось, но отвар был для этого очень горячим.       Мужик не ответил на вопрос Бункера, прищурился и внимательно всмотрелся в его лицо: казалось, сначала усмехнулся в темную бороду, но потом выражение его физиономии стало серьезным и озадаченным.       — Что у тебя с речью? Ты чего, в дурном поле побывал? — Свободовцы говорили, что в этих краях так называют поля пси-аномалий и Бункер понял, к чему он клонит.       — Рх! Нэй! — Он чуть не поперхнулся от вспыхнувшей злости. Да сколько ж можно его считать больным на голову? — Я свенск!       Тут уже у аборигена глаза округлились.       — Чего?       — Сведен. Свенск! — Повторил Бункер.       — Не понимаю. Не русский, что ли?       — Йа. Свед…       — Швед? — Он снова отложил свою банку и с любопытством уставился на Бункера.       — Йа. Швед. — Уже спокойнее ответил тот и ещё отхлебнул отвара.       — Ну нихрена себе тебя занесло. — Проворчал мужик и озадаченно почесал бороду. — Бывает же. Ну да ладно, швед так швед. Звать-то тебя как?       — Бункер. — Охотник попытался сесть, но понял, что для этого придется высунуться из спальника, и передумал. Лучше лежать одетым, чем сидеть полуголым. На улице хоть и была середина весны, но тепла, как положено по времени, все равно не было.       — Гмм… - Абориген хмыкнул. — Тоже кличка, значит. Ну да ладно. А я Петр.       Тут снова пришла очередь Бункера таращиться.       — Ты совсем сдуреть? Затьем имя?       — Затем, что отродясь у меня не было никаких позывных или как вы это там называете.       — Зона не любить имён.       — Зоне, думаю, пофигу, как люди друг друга называют. Это мы сами придумали эту байку, чтобы труднее было узнать о прошлом человека. — Негромко проговорил абориген и отложил готовый фильтр. — Мне скрывать нечего, так что зови по имени и не морочь голову.       — Здьесь каждому есть, тьего скрывать. — Сердито буркнул швед. У него в голове не укладывалось, как можно добровольно сказать свое имя первому встречному.       — Если тебе есть, что — скрывай, я тебя выспрашивать не буду. — Голос мужика был спокойным. Казалось, ворчание Бункера его не задевало. Он стал вытирать руки от клея и все так же внимательно разглядывал шведа.       Фыркнув, Бункер мрачно воззрился на фильтр, который тот сделал. Он дома для воды делал такие же точно, только вместе с углем добавлял русалочьи слезы. Так было надежнее, артефакты усиливали сорбирующее действие фильтра, и вода получалась почти как за периметром.       — Петер, так Петер. — Пробурчал он, поняв, что правда толку из этого разговора не будет. Нет смысла бодаться на ровном месте. — Ты из нейтралов?       Он тоже стал разглядывать своего собеседника, но не мог понять по снаряге, к какой группе сталкеров тот относится.       — Нет. Я не из кого. Я сам по себе. — Негромко ответил Петр. — Вылезай давай из спальника, сейчас посмотрим, что с твоей ногой.       Бункер вздрогнул, завозился, ловя себя на мысли о том, что он ничего толком не чувствовал при движении ногами, только что-то мешало поврежденному колену.       Вылазить не хотелось, на улице было сыро и промозгло, но Петр вдруг сам подошел, присел на колени и стал расстёгивать на нем спальник.       — Вылезай давай. — Проворчал, уже ухмыляясь в усы.       Бункер молча сел, вытащил ноги из мешка — согнуть повреждённую не удалось, ибо колено было зафиксировано жёсткой повязкой из эластичных бинтов, деревянных плашек и какой-то шелухи, похожей на паклю. Он подозрительно скривился, разглядывая повязку.       Петр потянулся и быстро развязал ее, вытряхивая ту самую шелуху, что больше всего удивила Бункера.       — Пробуй пошевелить.       Охотник недоверчиво глянул сначала на остатки повязки, потом на Петра.       — Чего смотришь? Пробуй подвигать ногой. — Тот кивнул на него колено, думая, что тот не понял его слов. Но Бункер давно уже вышел из того состояния, когда не понимал речи местных, и осторожно согнул ногу.       Боли не было. Пошевелил ногой активнее, подобрал под себя, сел на корточки, потом встал. Не болело. Немного потоптался на месте, прислушиваясь к ощущениям. Как ничего и не было.        Петр и сидел на коленях, глядя на него снизу вверх с довольной рожей.       — Тьего твоя сделать? Дэто артефакт?       — Да. Был. — Он собрал шелуху из-под повязки и бросил ее в огонь. — То и все, что от него осталось.       — Какой? Они только тут есть?       — Да. У вас таких не бывает. — Ответил и рассказал подробнее об артефакте Бункер понял, что таких он прежде, действительно не видел. Подумал, что неплохо было бы найти пару и отнести Доктору для изучения, но одернул себя. Сейчас у него была другая цель.       Потом Петр подал ему одежду: термуха возле костра уже просохла и нагрелась, и охотник с удовольствием натянул ее на озябшее тело.       — Где это тебя так? — Проводник встал, пока Бункер одевался, и увидел, что у того со спиной.       «Твою мать, какая разница?» — Мысленно ругнулся швед, понимая, что пока он лежал в отключке у этого аборигена была возможность рассмотреть его со всех сторон вдоль и поперек.       — Нигде. — Мрачно буркнул в ответ и подсел ближе к огню, взял банку с недопитым отваром и отхлебнул ещё — варево было еще теплым. После третьего большого глотка швед ощутил, как по телу стал разливаться приятный жар.       — Хорошая штука, да? — Будто угадав его ощущения, усмехнулся Петр.       — Йа. Такь. Спасьйибо. — Коротко ответил Бункер и поерзал, толком не зная, куда себя деть. Не часто он сталкивался людьми, которые брались бы ему помогать на ровном месте, поэтому банально не знал, что ему делать в сложившейся ситуации.       — То-то же. Допивай давай, сейчас есть будем. Тебе после артефактного лечения так особенно нужно. — Сунувшись за бревно, на котором сидел, Петр достал оттуда ещё один котелок, побольше первого и стал прилаживать его над костром. — А на счёт шрамов, ты прав. Какая разница охотнику, где он их получил, важно, кто их оставил.       Этой фразы швед уже не выдержал. Слишком много вопросов собралось в его голове с момента пробуждения и отсутствие ответов на них его нервировало. Он чувствовал себя подопытной крысой в лабиринте, которая бежит и не знает, что ждет ее за очередным поворотом.       — Явлар! Да кто ты быть такой? Тьйерный сталкер никак? Откуда знать мей, затьем достать мои вещи, помогать и тратить артефакты? — Он невольно выкрикнул все это, размахивая руками, указывая то на свой рюкзак с калашом, то тыкая пальцем себе в грудь.       — Ну ты и жло-об. — Протянул неожиданно Петр и даже отставил в сторону котелок. Выпрямился и испытующе глянул на Бункера. — Неужели, окажись на моем месте, ты прошел бы мимо?       Прямой вопрос как ковш ледяной воды остудил шведа. А ведь он прав… Снорк его разорви этого аборигена, как он умудряется так приводить в беспорядок его мысли? Или что это с ним, с Бункером? Он забыл, как это общаться с посторонними людьми? Привык уже к тому, что Сулема влезает каждый раз в его голову, когда начинает спрашивать о чем-то, и теперь сопротивлялся новому вторжению в личные границы? Ведь он же не хотел сообщать никому, что он охотник, не собирался рассказывать, что сделал бы в подобной ситуации, а теперь, получается, приходилось и получалось само собой.       — Вижу и так, что, что не прошел бы. — Ответил за него Петр. — Вот и я не прошел. А если тебе интересно, кто я — так я скажу. Кочевник, последний из белорусских партизан, леший — не знаю, что тебя убедит больше. Живу здесь, прям в лесу, хожу туда-сюда, приглядываю за всеми, кто тут лазит. Иногда помогаю таким остолопам, как ты, иногда провожу таких, как те, с кем ты пришел. Если не лезут, куда их не просят. В общем, решай сам, кем меня считать. Насчёт тряпья твоего, так там все просто. Эта аномалия, мародерка, чтобы выйти из нее, в ней нужно оставить хотя бы треть своего веса. Посчитай, сколько мне понадобилось притащить за раз с собой хлама, чтобы и самому выйти и шмот твой достать, и поймешь, как я это сделал. Не бегать же тебе в одних трусах по болоту. Если ты пришел сюда за чем-то, то тебе его нужно искать. А в таком виде, — Петр кивнул на серую термуху шведа, — Далеко не уйдешь.       Бункер молчал. В голове воцарилась невообразимая каша. Жить в лесу? Без крова над головой, без места, где можно спрятать свое имущество? А как же выбросы и зверье? Бред какой-то. Ради чего, главное? Как один человек может уследить за всем и как может справиться с группой свободовцев? А если не они? Монолитовские фанатики тоже подались за ними в эти края и, поэтому наткнуться на их квад посреди дороги тоже было вполне вероятно.       Рассудок Бункера запротестовал, стал придираться к неожиданному помощнику, лихорадочно искал подвох во всех его действиях, подсовывал всевозможные идеи, кем он мог быть на самом деле, но то, что было внутри, то, что Док назвал интуицией, молчало. Не подавало сигналов ни за ни против, и Бункер завис, не в состоянии ничего сказать. Молча смотрел на сталкера, стоя напротив. Тот прямо и открыто смотрел ему в глаза. Спокойный и внимательный.       — Такь. Тьйем я теперь смогу расплатиться с тобой? — Пробормотал Бункер через пару минут единственное, что более-менее связное, пришло в голову.       — Тьфу ты, опять за свое! Вот же торгашеская душа.       — Йа не есть торгаш! — Выкрикнул швед. — Ты не понимать! Там, — он ткнул пальцем в сторону, где был юг, имея в виду украинскую часть Зоны, — Там так заведено! За всю помощь надо платьйить людям, которые ее тьебе дать, инатьйе Зона с тебя возьмьет, тьего сама захотеть. Потому лутьйше платить самому по своему выбору.       — Опять все ваши выдумки. — Проводник досадливо мотнул головой. — Ну да ладно, вижу с тобой спорить бесполезно. Давай есть и ложись спать. Завтра выдвинемся в дорогу, там видно будет.       — Ты не сказать, тьйем я могу заплатить! — Видя, что Петр снова собирается возиться с котелком, Бункер встал и упрямо преградил ему дорогу к костру. Тот сделал шаг назад, разводя руки чуть в стороны и показывая, что не намерен наступать, тяжело вздохнул и проговорил:       — Составишь мне компанию в походе за артефактами. Не часто тут можно встретить того, с кем можно поболтать в дороге.       — Мне нужны пули, они в заброшенном селе. Если тьебе не туда, то я не могу пойти. У мей нет времени. Скажи, тьйего ты хотеть конкретно.       Тут Петр нахмурился и мрачно глянул на Бункера.       — Пули? Тебе тоже нужны?       — Йа. Потьйему тоже?       — Потому, что в поселении, которое здесь ещё не вымерло, вода в источнике несколько дней назад стала непригодной для питья. — Лицо проводника при этих словах стало совсем мрачным, глаза нехорошо блеснули. Бункер невольно зажал себе рот ладонью.       Следующие полчаса прошли в молчании. Бункер, как пришибленный, сел на бревно и уставился пустыми глазами на огонь костра. Петр возился с котелком, нагревая в нем какую-то похлёбку, налил часть в консервную банку и сунул ее шведу, сам собрался было есть прямо из котелка — там оставалось немного. Увидев, что Бункер сидит, не думая шевелиться, спросил.       — Чего ты там увидел? Или брезгуешь такое есть? — Бункер опустил глаза вниз, присмотрелся к содержимому банки — в ней была обычная густая похлёбка из крупы и мяса, на поверхности торчал кусок крысиного хвоста.       — Нэй. Крысы дэто наше все. — Вяло ответил Бункер. — Я сам их сколько жрать уже. — Почесал бороду, растрёпанные волосы, судорожно вздохнул и вдруг стал рассказывать. Сбивчиво, путая шведский и русский, перескакивая с места на место, сам не понимая зачем, рассказал Петру все, что случилось на базе Долга.       Тот молча слушал, хмурясь все больше и больше. Автомат лежал рядом с ним на бревне, на левой ноге в кобуре был пистолет, но он не сделал даже попытки потянуться к оружию, хотя Бункер предполагал обратное. У него из головы до сих пор не уходила мысль, что его первого нужно пристрелить, как виновника всей катастрофы.       Но, даже дослушав все, проводник так ничего и не сделал. Отставил котелок и с силой потер лицо ладонями.       — Вот оно как, значит. Но все верно: сеть подземных рек здесь одна, если вещество попало в воду в одном месте, оно со временем дойдет и до другого. — Голос его стал глухим и очень усталым. Он тягуче потер шею сзади, повертел головой и добавил.       — Раз такое дело, нам понадобиться очень много этих артефактов.       — Подожди… — Бункер ожидал какой угодно реакции, но не такой. — Ты не есть хотеть мей убить?       Петр вскинулся и глянул шведу в лицо. Темные глаза его были искренне удивленными.       — Зачем? Какой в этом смысл? То, что сделано, нужно срочно исправлять, а не отстреливать головы направо и налево. Тем более, откуда тебе было знать, что в тех канистрах, и, что с этим на самом деле хотят сделать? Никто же этого не говорил. Ты выполнил поручение торгаша, принес товар, получил деньги и ушел. Все.       — Йа… — Потерянно ответил Бункер. — А потом сам тьйуть не сдох. Оно страшно ядовитый и проникать даже тьйерез кожу.       Петр присмотрелся к Бункеру, будто ища какие-то следы, но мотнул головой и сказал:       — Думаю, тебе достаточно прилетело в качестве наказания. Так что выкинь всю свою дурь из головы и включай мозги. И, да. Ешь, а то остынет к чертовой матери твоя похлёбка.       Швед не был уверен, что правильно понял его тон, но ему в нем послышалось что-то…очень знакомое. Так иногда говорил Доктор и очень-очень давно — Тоббе. Его друг юности, никогда не унывающий Тоббе, который всегда одергивал его, Пэра, если он начинал загоняться по какому-то поводу.       И за все время общения Бункер впервые посмотрел на своего собеседника прямо и открыто — тот уже сосредоточенно уплетал из котелка похлёбку, заедая сухарями, и, казалось, забыл даже думать об услышанном.        В ярком свете разгоревшегося костра охотник наконец смог толком его разглядеть: невысокий, примерно одного роста с ним самим, но сложен гораздо крепче, черные волосы свисали из-под капюшона рваными прядями падали на глаза — темные при свете огня. Обветренное скуластое лицо, запавшие щеки, заметные морщины в уголках широко расставленных глаз — все говорило о том, что условия его жизни были далекими от нормальных. К тому же, кажется, он был старше Бункера — в темной бороде наметилась проседь. Жёсткая линия рта, тонкие губы…на миг шведу показалось, что он смотрит в странное зеркало, инвертирующее внешность человека в его противоположность, и в этом зеркале он видел себя самого, только наоборот. И имя то же…*1       Тьфу ты! — Мысленно чертыхнувшись, он отмахнулся от этой мысли. Они не могли быть похожими.       — Ты, вижу, решил холодным все есть, да? — Быстро глянув на Бункера, спросил Петр с набитым ртом.       — Нэй. — Тот невольно вздрогнул от вопроса, на автомате потянулся за банкой. Ещё теплую похлёбку он умял, не заметив толком, какая она на вкус — только в процессе еды он понял, насколько голоден. Лечебные артефакты, что здесь, что дома одинаково истощали.       — А теперь иди спать. — Когда он доел, Петр кивнул Бункеру на шалаш. — Завтра днём выдвинемся.       Швед хотел было повозмущаться, чего это он решил им командовать, но в какой-то момент ему стало банально лень это делать. Он чувствовал, что не отдохнул толком: все тело ломило после сражения с аномалией, перетруженные мышцы ныли, не было сил активно шевелиться, а после теплой еды так тем более разморило в сон. Но все равно молча уползти в укрытие ему не хватило терпения.       — Я спать уже сегодня. Давай лутьйше ты иди, я быть караулить.       — Нет. Иди. Караульщик хренов. Еле на ногах стоишь. А если боишься, что я вдруг решу тебя во сне прикончить — посчитай, сколько раз я мог уже это сделать за время нашего общения.       Бункер не видел лица проводника, — тот отошёл в тень с пустым котелком и стал там копошиться, промывая его, — но по голосу слышал, что он усмехается.       Твою мать. Правда же.       Пробурчав свои возражения уже на шведском, охотник подобрал с земли спальник, подсумок с пистолетом и ножом и полез в шалаш.       Он оказался просторнее, чем ему казалось. Пол был выстлан толстым слоем листьев камыша, ветки крыши подогнаны так плотно, что ветер не задувал и внутри было сравнительно тепло, по сравнению с улицей.       Забравшись в мешок, швед взял в руку пистолет, и, едва лег — почувствовал как проваливается в теплую и темную, вязкую одурь сна.       Вроде бы и спал не крепко, слышал все вокруг, но и проснуться толком не мог. Вздрагивал каждый раз, когда снаружи Петр вставал, ходил или подбрасывал ветки в костер, ворочался на хрустком камыше. Его инстинкты и подсознание, прислушивались и ждали нападения, не давая усталому телу и сознанию отдохнуть. Только за полночь он отключился окончательно.       Сколько он проспал, сразу понять не получилось. По ощущениям довольно долго. Проснулся весь мокрый от пота — одежда отсырела и неприятно холодила горячее тело, в неудобном положении затекла рука, и вообще он чувствовал себя паршиво. Сильно мутило, было жарко и Бункер стал выбираться из спальника. Завозился на боку, расстёгивая его, вытянул ноги наружу — странное дело, но они при движении больше не болели, осторожно сел…. И почти тут же вывалился из шалаша и бросился к кустам, что окружали поляну. От перемены положения тошнота сделалась невыносимой, и швед едва успел убраться с места, как его вывернуло.        - Твою мать, этого только не хватало! — Зло прошипел он чуть позже, когда его отпустило и он смог разогнуться, переводя дыхание и вытирая рот. Сидя на коленях в кустах, он кинулся перебирать в уме, чем мог отравиться. Да, чем ещё? Той дрянью, которой накормил его странный абориген. Кстати, где он есть?       Посидев ещё пару минут, Бункер понял, что ему становится легче, что было не похоже на стандартное отравление. Обычно если с ним такое случалось, то он первый день вообще ни на что был не годен, но сейчас… в голове стало легче, нездоровое, тяжёлое тепло в теле ушло, в животе появилась тянущая пустота. Подозрительно оглядевшись, он осторожно поднялся на ноги — тело ещё ныло, но слушалось, желудок больше не пытался бунтовать.       Он вернулся на поляну: было ещё достаточно рано, солнце только вставало, и вокруг было сумрачно. Петра на месте не было, но костер активно потрескивал свежеподброшенными ветками — значит, ушел недавно. Или не ушел? Или утащили? Мелькнула паническая мысль, но Бункер тут же ее отогнал. Он бы услышал, если бы утащили.       Подойдя ближе к огню, он постоял рядом, согревая руки и чувствуя, как в голове окончательно проясняется, потом подошёл к своим вещам, которые лежали там же, где он видел их и вчера. Рюкзак и автомат были нещадно вымазаны в грязи, но верхняя одежда — куртяк с разгрузкой, свитер, прорезиненные штаны и ботинки уже успели просохнуть, и Бункер забрал их, стал одеваться.       На еле заметный треск слева он обернулся рефлекторно и увидел, как от общего фона из ветвей с со старыми и новыми листьями отделилась человеческая фигура. И направилась в его сторону. Как он выхватил пистолет из подсумка на поясе, он не понял.       — Оклемался, значит. — Проговорила фигура и потянулась рукой туда, где должно было быть лицо. — Ну, как оно после местных антирадов? Легче, чем после ваших?       Стянув защитную сетку и капюшон, Петр открыл лицо. Бункер с трудом подавил вздох облегчения и опустил пистолет.       — Йа. Если от них ты только блевать, то легтьйе.       — Да. Не представляю, что происходит от ваших препаратов.       — И не надо — Буркнул швед и добавил. — Классный у тьебя камуфляж. Тьйерти с огнем хер найдут в дэтом лесу.       — Знаю. Ваши, как их, свободные подогнали. Раньше тут с барахлишком совсем туго было, сейчас попроще. — Проводник вынул из подсумка на поясе жменю каких-то листьев, подошёл к замшелому плоскому камню, что лежал у входа на поляну и сдвинул его в сторону — внизу была яма. Порывшись в ней, он вытащил на свет пару пустых консервных банок и пластиковую канистру с водой, подошел к костру. Промыв листья, он сложил их в банку, залил водой и поставил на угли с краю кострища.       Бункер с любопытством наблюдал за его действиями — ему было интересно все: от обустройства поляны, до того, что, как и где собирал этот человек и как готовил. От небольшого охотничьего топора, сделанного из рессоры, который можно было спрятать при желании в рюкзак до конструкции шалаша, который при необходимости можно было сложить в два приема и замаскировать так, что сразу и не заметишь. Чем больше он все разглядывал, тем больше хитрых вещей и уловок он подмечал в его жизнеобустройстве.       — Так, как самочувствие? — Повторил свой вопрос Петр.       — Жрать хотьеть…- Невольно ляпнул Бункер первое, что пришло в голову. Есть, действительно, хотелось.       Петр добродушно заржал и высунулся из своей нычки.       — Значит, жить будешь. Тащи, что у тебя там съестного. Сейчас поедим, соберёмся и пойдем.       Бункер направился к своему рюкзаку. Покопавшись, достал две банки тушёнки, галеты в непромокаемой упаковке и воду. Петр достал из своей нычки ещё каких-то сушеных грибов на нитке и банку с крупой. В итоге из общего кармана им удалось сварганить неплохую похлёбку.       Поначалу делали все молча, но потом разговор завязался как-то сам собой. Бункер спросил, откуда Петру так много известно о местных травах, поинтересовался, как долго тот в Зоне, на что проводник ответил, что столько, сколько себя помнит. Бункер удивился ещё больше, хотел спросить, что это значит, но тот сам заговорил. Сказал, что вырос в этих местах, и дед его, ветеран войны, партизан, многому его научил при жизни.       Говорил, что до второго взрыва в зоне отчуждения здесь в Беларуси, оставалось много настолько глухих сел, что жизнь в них после аварии особо не изменилась. Но когда долбанул второй взрыв и появилась нынешняя Зона, очень многие вымерли. Остались только те, где были хоть какие-то подвалы или старые бомбоубежища, где люди могли прятаться от выбросов.       Сказал еще, что одно из немногих уцелевших сел, откуда он сам пришел, находится за много километров от их места нахождения, почти у самого периметра.       — И сколько туда идти? — Спросил Бункер.       — Долго. По нашим местам очень долго. Да и тебе там делать нечего. Нам за артефактами идти гораздо ближе, так что давай, приводи в порядок оружие и пойдем. - С этими словами, он взял банку с отваром из принесенных листьев и стал осторожно пить.        - Тьего дэто у тебя там? - Бункер все же дал волю своему любопытству и спросил.        - Тебе такого нельзя. Я привычный, мне вместо энергетиков идет за милую душу, а ты загнешься. Так что лучше не пробуй.        Бункер только озадаченно крякнул.       Ещё немного времени ушло на сборы и чистку автомата. Швед, когда занялся этим делом, невольно запел….

Det arv jag fått är av sådan sort Att det ej är mitt att skänka bort Ej blott ett arv, det är och ett lån Ifrån anfäder, ifrån min son En plikt har följt med min gåva Jag skall bevaka med liv och lem All helig mark som utgör vårt hem Ty jag är bunden av blod och ord Till att förvalta min skog och jord Ty så är svuret och lovat.

* 2       Он делал это почти всегда, когда занимался мелкой монотонной работой. Песни обычно сами складывались у него в голове — привычка осталась из прошлой жизни, он их записывал в ПДА по свободе времени и пел, когда руки были чем-то заняты. Сейчас был именно такой случай.       Петр, который укладывал в рюкзак вещи, даже оторвался от своего дела и глянул на шведа. Прислушался….

Fä och fränder, alla dör Också du går hädan Ett vet jag som aldrig dör Domen över död man Se de bränder som förgör Hören korpar kväda Eftermälet evigt hörs I domen över död man Allfader tar och Allfader ger Somliga intet men andra mer Jag har förlänats ett mäktigt arv Som stått i tusentals månars varv För att bli min vikt att bära

      Голос у него был необычный. Низкий и сильный, но он пел негромко и спокойно, от чего песня получалась довольно мелодичной. Мотив был замысловатым, но едва Петр вник в него, как он тут же прицепился. Было видно, что швед умеет петь, причем делает это достаточно давно и хорошо владеет своим голосом. Чужая, ни на что не похожая речь захватывала внимание, заставляла вслушиваться в необычно звучащие слова и Петр невольно выпал из реальности на несколько мгновений.        — Ты чего там урчишь? — В какой-то момент ему стало любопытно, о чем поет сталкер. — Автомат свой заговариваешь, что ли? Бункер вздрогнул и оторвался от своего занятия. Напряженно глянул на проводника, нахмурился — между бровей у него собралась горизонтальная складка.       — Нэй. — Глухо буркнул и вернулся к делу. Уже молча собрал вычищенный калаш, сунулся навести порядок в рюкзаке, как вдруг оттуда выпрыгнула здоровенная, размером с ладонь, жаба.       — Лови паскуду! — Внезапно гаркнул Петр и Бункер рефлекторно, одним рывком кинулся и схватил недалеко отскочившего квакера.       — Javla padda! — Рыкнул, когда чуть разжав ладони, увидел, что жаба во рту держала небольшой твердый камень, который он всегда носил с собой для заточки ножей. — Мой вещь тырить!       И, с силой выдернул предмет изо рта у жабы. Та вылупила глаза и раскатисто квакнула.       Петр не успел ничего сказать, как Бункер прошипел:       — Паскуда! — И с силой зашвырнул ее далеко в кусты. Послышался громкий шлепок.       — Зря ты выкинул ее. — Озадаченно и даже тревожно проговорил Петр, вставая с места, и закидывая рюкзак на плечи.       — А, тьйего мне быть с ней делать? Целоваться? — Бункер скривил недовольную физиономию, щурясь на один глаз.       — Нет. Убить и закопать поглубже. Здесь жабы — плохой знак. Они живут в симбиозе с духами леса, и если появляются одни, то скоро придут и другие.       — Тьйего? Духами? — Бункер хотел было спросить, что за хрень он несет, но не успел. Петр перебил его.       — Потом объясню. Сейчас хватай автомат и валим отсюда как можно быстрее.