Василиск

Самое сложное — не смотреть. Не смотреть на атакующего огромного Василиска, чтобы ненароком не взглянуть ему в глаза. Тогда уже не придётся от него убегать — статуям всё равно. Хотя, кто их знает, может такие камни остаются живыми — всё чувствуют, а сделать ничего не могут. Так и стоят, пока их кто-нибудь не найдёт, и с течением времени камень превратится в пыль. Или они умирают мгновенно… нет, нельзя так думать. Те статуи в больничном крыле живы. Я уверен. Скоро мандрагоры поспеют и они все проснутся. И я даже увижу это, если сейчас выживу в этом слизеринском подвале. На максимальной скорости я забежал за колонну, увернувшись от огромного смертоносного хвоста. Воздуха не хватало, но отдыхать было некогда. Ну и где моя выносливость после многочисленных тренировок по квиддичу, когда она так нужна? Как дотащить Джинни до выхода? Я ведь не смогу… — Выходи, Гарри, не бойся, один миг и всё закончится, — сзади раздался шелестящий голос. Ужасный голос. Голос принадлежащий монстру, худшему, чем сто Василисков вместе взятых. Голос ещё призрачного существа. Голос Тома Марволо Редлла. Нет, сдаваться нельзя, даже если я обречён, нужно сделать всё, что я могу и чуть больше. На кону не только моя жизнь. Я заглянул за колонну, старательно не смотря в то место, где по моим предположениям ждала меня огромная змеюка. Джинни… она была слишком далеко от меня. Я не смогу до неё добежать, не то чтобы донести до выхода. Сам добраться до заветной двери и позвать подмогу я тоже не смогу, придётся бежать через весь зал. Ещё и без палочки. Я даже сейчас уже отдышаться не могу. Но надо сделать всё от меня зависящее, Василиск уже приближается, я слышу его шипение. Вдруг мой взгляд за что-то зацепился. На полу, рядом с дневником лежала Распределяющая Шляпа. Что она здесь делает? Присмотревшись, я понял, что в ней что-то поблескивает. В моём затуманенном адреналином мозгу этот блеск вызвал узнавание, но разум никак не мог вспомнить, что оно может значить. И тут пришло озарение. Вот оно — меч Гриффиндора, его может вытащить только истинный представитель данного факультета. Наплевав на Василиска и грозящую мне опасность, я рванул к единственному оружию в пределах досягаемости. 10 метров… 5 метров… 1… Да! Он у меня в руках. Длинный, блестящий, прекрасный, а главное острый меч. Шипение раздалось сверху, очень близко. А дальше я действовал на рефлексах. Один сильный взмах мечом в небо, наугад, туда где слышалось шипение. И плечо пронзило огнём. Оно горит! Боль расплылась по руке. Ничего больше не имело значение, только огонь в плече. Больно! Как его убрать? Сквозь панику, я услышал ужасное шипение. Кажется я попал, прямо в пасть Василиску. Мне каким-то образом удалось выдернуть меч обратно, потому что на полу он уже лежал рядом. А ещё рядом был дневник. Тот самый, из-за которого всё это началось. Простой, чёрный, классический, без каких либо отличительных знаков, совсем обычный, разве только чуть старомодный. Такой можно увидеть у любого студента, на многочисленных занятиях. В них может оказаться разбор тактики по квиддчу или рецепты по Зельеваренью особо рьяного студента или же это могут быть повседневные заметки. Но никак, наткнувшись на него в обычной жизни, ты не подумаешь, что эта простенькая тетрадка — самое настоящее средоточие зла. — …диот! Стоило калечить такое прекрасное существо, чтоб всё равно потом сдохнуть?! Ну, теперь тебя уже ничто не спасёт! Прощай, Гарри Поттер, с тобой интересно было познакомиться, но пришла пора тебе наконец уйти, смерть уже идёт к тебе, ты её слышишь? Ну же, скажи, — «Прощай, Том» — издалека прозвучал ненавистный голос. Дневник. Он ведь рядом. Как же болит плечо! Надо бороться. Пусть я отсюда уже не выйду, но Реддла тоже не выпущу. Я могу это сделать. Меч Гриффиндора не ошибается, его может взять только достойный. Я собрал последние силы и потянулся к мечу. Плечо тут же прострелило резкой болью. Левой здоровой рукой мне удалось схватить меч прямо за лезвие. — Что ты делаешь? Положи его обратно! Да нет же, тебе нужно просто лежать, тебе же больно! Оставь его на месте, я сказал! Это действительно было больно! Левую ладонь тоже пронзило огнём. Просто сделать это. Резкий удар мечом по дневнику… — Нееет! — всё тот же голос, но звучал он слишком далеко. Ещё один удар, и ещё. — Прощай, Том, — прошептал я. И это было последним, что я помню своим горящим огнём сознанием, а дальше темнота, пьянящая и манящая. Плечо и ладонь. Как же они горят! Но никаких Реддлов, вокруг только пустота.