Рождество Сакуты, или Ох уж эти методы Хачимана

Квартира Азусагавы. Подготовка чата со списками подарков закипела, как рождественское фондю, только вместо вилок Май и гости вооружились ручками и карандашами и организовали импровизированный штаб в гостиной. Сакуту на это время отправили в комнату Каэдэ, которая пустовала, так как, по обыкновению, сестра уехала на праздники к бабушке, и тем самым отрезали его от происходящего. Это несколько раздражало, но Сакута решил воспользоваться уединением в своих целях. Он не собирался всецело полагаться на группу, которую возглавляет человек с тухлыми глазами, который не вселял в него ни доверия, ни надежды. Особенно трудно Сакуте было смириться с его предвзятостью. И Азусагава не стал доверчиво выжидать новостей, уже не воспринимая силу клуба, сколько бы хороших дел они не совершили в прошлом. Это его жизнь, и только ему подвластно изменить ход её течения. Поэтому он отложил звонок сестре, позже узнает, как она добралась, и решительно набрал другой номер из телефонной книжки своего новенького аппарата. На другом конце явно удивились неизвестному входящему, судя по длительности гудков, после которых всё же раздался знакомый голос: — Рио Футаба. С кем имею удовольствие? — Футаба, это я. Ты одна? В трубке почти услышался вдох удивления. А затем на выдохе почувствовалось негодование: — Сакута, прежде, чем ты задашь следующий некорректный вопрос, я сразу тебя предупреждаю, что не стану отвечать, во что я одета. А если ты не в курсе, что телефон придумали для связи по делу, то позволь хотя бы заметить, что Май в данную минуту находится у меня в Line-чате. — Собственно, для этого я и спросил. Обещай, что ничего не расскажешь Май. — Меньшего от тебя не ожидала, Сакута… — теряя самообладание, простонала она в трубку. Такой негодяй. И он почти что услышал это окончание на том конце связи. Приставка-прозвище закрепилась за Азусагавой ещё со школьных времён, но только Футабе позволялось произносить её вслух. Хотя Футаба не всерьёз его отчитывала, а скорее для проформы, ограждая себя от излишней Сакутовой непосредственности. Зато для самого Азусагавы изъезженная фразочка послужила сигналом, что его подруга в настроении его выслушать и даёт добро: — Я знаю о чате и вечеринке. И об организаторах — ведь это я их пригласил. — Что? Тогда зачем вся эта таинственность и возня с сюрпризом? — Выслушай, пожалуйста, я всё сейчас расскажу, — и он кратко поведал обо всём, что произошло с ним за последние несколько дней. — И ты не доверяешь этому Хачиману, — сделала вывод Футаба. — Да, я был в отчаянии и сглупил. Но сегодня, будто протрезвев, всё осознал. Может, он и находчив, но умнее тебя я не знаю никого. Если и делать ставку, кто мне действительно сможет помочь, то я всегда выберу тебя. Футаба? — Я здесь. — Обещай, что не расскажешь Май, что я поставил тебя в известность. И что мы пробуем решить всё своими силами. — Она же на лоскуты тебя порежет! — Знаю. — Она не простит, что ты ей лжёшь, Сакута… — добавила уже тише и обеспокоенно. — Знаю… но ты сама понимаешь, что я не позволю никому из вас проходить через то, что прошёл я… снова, — он полностью осознавал крайние меры, и это угрожает расторжением помолвки, что вполне в характере Май. Но на чаше весов лежало его благополучие и всех тех, кто ему дорог, и он ни за что не позволил бы себе отсиживаться в стороне. — Да. Знаю. Присылай мне список, я начну прямо сейчас. — Спасибо, сейчас пришлю в смс. Погоди, — Сакута сделал паузу, словно вспомнил что-то ещё важное. — А что означало «ты мне не скажешь, во что одета»? Ты там… голая? — Я вешаю трубку! Сакута не удержался от насмешки за то, что Футаба намекнула на несерьёзность его звонка. Да и когда между ними были условности? Другой бы на его месте, наверно, счёл оскорбительным саму возможность пошлых намёков, когда рядом, буквально за стеной, его невеста. Но Футаба никогда не обижалась на его выходки, да и сам Сакута никогда не держал обид за её прямые ответы — для него Рио была таким лучшим другом, с которым он намеревался дружить всю свою сознательную жизнь. Поэтому Сакута с улыбкой отреагировал на сброшенный звонок и набрал обещанную смс. А затем позвонил Каэдэ и поздравил с наступающим новым годом бабушку. *** Обсуждение шло уже полным ходом, блокноты Юкиношиты и Юи были расписаны более чем на десяток листов, когда неожиданно раздался домофонный звонок. Все собравшиеся замолкли и переглянулись — иных гостей, кроме прибывших утром, не ожидалось. — Я не знаю эту женщину, — удивлённо произнесла Май, подошедшая к экрану домофона. — Надо спросить Сакуту. — В этом нет необходимости, — раздался за её спиной монотонный голос Хачимана, словно выросшего из-ниоткуда. — Впустите её, пожалуйста. Май сняла трубку и назвала этаж и квартиру, прежде чем нажать на разблокировку двери. Хачиман почувствовал на себе три пары глаз, ожидающих объяснений. Если бы он сам знал, что происходит, то, возможно, не хранил бы молчание. Его шестерёнки в голове вращались, но не могли найти ни одной вразумительной причины. Когда женщина воинственной и гордой походкой зашла в квартиру, лишь на секунду приняв извиняющийся вид ради произнесения хозяйке «простите за вторжение», лица Юи и Юкино расцвели, как бутончики сакуры по весне. Лицо Хачимана же, напротив, наконец отражало настоящее изумление, брови торчали где-то вверху, скрывшись под ниспадающими прядями чёлки, но главное, вопреки законам физики, его физиономия с дохлыми глазами стала походить на человеческую. — И вот это ты называешь Рождественской открыткой, Хачиман?! — женщина резко выбросила руку вперёд, и с такой силой впечатала кулак с чем-то зажатым в пальцах в грудь Хигигаи, что выбила из него весь воздух. И без того сутулый, он согнулся ещё сильнее, а с губ сорвался звук, больше похожий на хрюк. Его рот открылся в тщетной попытке вернуть кислород обратно, но всё, что он сумел сделать, это накрыть ладонями вдавленный в грудь цветной кусок картонки. На сей раз очередь изумления перешла к Май. А женщина невозмутимо проследовала дальше и буквально упала в пару раскрытых рук для объятий девушек, наперебой спрашивающих, как она здесь очутилась. А оказалась она тут очень просто: так же, как и остальные, на поезде, но рейсом позже. — И тебя с Рождеством, — просипел не своим голосом Хикигая не оборачиваясь, одной рукой потирая грудь, другой держа «открытку». — В чём я опять провинился? И кстати, Сакураджима-сан, разрешите представить вам куратора нашего клуба, госпожу Шизуку. — Он вытянул руку в сторону воительницы, пытаясь выпрямиться и принять подобающий представлению вид. Не удалось. — Очень… рада знакомству. Я Май Сакураджима, — пожала она протянутую руку куратора, ощущая силу и уверенность Шизуки, изучая её скорее с интересом, чем с ожиданием объяснений, по делу она здесь или как. Между тем та снова обернулась к парню: — Так что, Хачиман. Как это следует понимать? — она указала на краешек карточки, торчащий из его руки. — Ты на полном серьёзе подарил мне билет на свидание вслепую? — Хачиман! — в один голос воскликнули на молодого человека Юи и Юкино, со смесью изумления и гнева, будто тот впервые в жизни совершил недопустимую оплошность. Май же всё больше забавляла эта сцена, и она, скрестив руки и сдерживая улыбку, смотрела со стороны, как Хикигая силится смотреть Шизуке в глаза. Хоть он уже и не напоминал побитого щенка, как полминуты назад, однако явно готовился начать оправдательную речь. — Да будет тебе известно, Хачиман, что этот Новый год я планировала провести со своим новым женихом. И подарок свой можешь з… И прежде чем положение стало ещё более неловким, Хикигая, вопреки воспитанию, кое всё-таки у него имелось, как и совести, будь она неладна, перебил своего куратора, пока та не произнесла, куда именно следует засунуть его подарок: — Не спешите отказываться. Вот здесь, на обратной стороне, мелким шрифтом указано, что ваучер можно обменять на любое другое приключение по вкусу или два билета в кино. Посмотрите сами, — он протянул карточку обратно. Тут уже вся толпа облепила их вокруг, пытаясь тоже рассмотреть надпись, хотя вряд ли бы им это удалось. Зато удалось нарушить всё личное пространство Хачимана где только это было возможно. Он с радостью отпустил пальцы, когда Шизука приняла билет обратно, и шагнул назад, выбираясь из кучи-малы до неприличия красивых лиц, волос, ароматов и не подлежащих однозначной идентификации звуков и вздохов. — Предупреждать же надо, Хикигая, что твои подарки нужно рассматривать под микроскопом! Дома у меня его нет, а я уже давно не ваша учительница, к лаборантской у меня тоже доступа не имеется, — пыталась она скрыть своё смущение нападением. Но Хачиман с пониманием отнёсся к её первоначальной реакции, потому как полностью осознал свою ошибку. Да, совесть у него всё-таки была. Входила в стартовый комплект первоначальных жизненных функций. И иногда даже пригождалась к месту. — А где же тот парнишка, что виновник наших проблем? — спросила Шизука, оглядываясь по сторонам и тоже принимая оборону от внезапно нахлынувшего внимания. Три девушки резко отступили и сморгнули, а кроме Юкиношиты ещё и покраснели, осознав, что во время развернувшейся неожиданной сцены напрочь забыли про Сакуту. Май спохватилась и без стука вторглась в спальню Каэдэ, на ходу отчеканив: — Сакута, у нас ещё один гость. Присоединяйся к нам! — затем, обернувшись, крикнула: — Юигахама-сан, Юкиношита-сан, сверните на время все записи — будем пить чай! Сакута вышел и поздоровался, для всех не подавая вида, что только что затеял переиграть их клуб. Даже не смотря на то, что присоединился куратор. Зато заметил Хачиман: парень теперь не косился на него настороженно и разочаровано. Он стал расслаблен — и это не могло остаться для него незамеченным, не могло не насторожить. Хачиман не просто так не любил поддерживать общение – он воспринимал лишь тридцать процентов информации со слов собеседника, а остальные семьдесят считывал по движению глаз, жестам и позам. Проще говоря, как ни с кем не разговаривающий одиночка, он по итогу узнавал о человеке гораздо больше.