Больше, чем просто близко

Ты искренне радуешься пению птиц, пока ноги несут тебя куда-то в глубь парка. В последнее время тебе полюбились пешие прогулки. Ты уже забыл, что такое тишина и спокойствие. Проект хорошенько потрепал тебе нервы, и ты понятия не имеешь, чего стоит ждать от прямых эфиров, которые вот-вот нагрянут. Ты не пытаешься спрятаться за тёмным стеклом солнцезащитных очков. Радуешься, как ребёнок, когда тёплые лучи касаются твоих щёк, улыбаешься и щуришься от яркого света. Весна в этом году какая-то особенная. Ты веришь в белую и чёрную полосы, в знаки Вселенной, и именно поэтому сейчас идёшь и думаешь, что последует за этим штилем. Несмотря на бурную жизнь на проекте, в твоей душе царит умиротворение и спокойствие, ты чувствуешь, как что-то расцветает, подобно деревьям в этом парке, и готов принимать это чувство постоянно. Оно дополняет тебя. Именно этого тебе не хватало в последнее время. Появляются новые предложения, телефон разрывается от сообщений и звонков, но сейчас тебе важно пожить для себя. Ты научился находить радость в одиночестве, так что сейчас это больше похоже на необходимый разговор с внутренним «я», который ты откладывал в самый дальний ящик столько времени, что самому надоело дышать накопившейся пылью. Тебе так чужды были перемены, что ты боялся впускать их, одну за другой, медленно и аккуратно. Но с её появлением в твоей жизни понятие скорости куда-то исчезло. Твои внутренние ориентиры сбились, и тебе приходилось вспоминать о ней, как о единственном, что могло бы помочь найти выход. Она стала твоей музой. Тот заученный латиноамериканский трек звучал из твоих колонок каждый день, заставляя кровь в жилах нагреваться до смертельных температур. Тебе слишком сильно нравилось такое состояние, и просто так его отпустить ты не мог. Вся подготовка, бесконечные репетиции с участниками проходили в таком бешеном ритме, что ты не успевал следить за сменой дня и ночи. Забыл о том, что нуждаешься в нормальном питании и режиме сна. Взвалил огромное количество работы на свою больную спину, пропитался ароматом кофе и стал прибегать к применению грима на сером лице. Тебе смешно, когда молоденькая девчонка пытается замаскировать мешки под твоими глазами, добавляющие образу невыносимую тяжесть. Понимаешь, что находишься на съёмках только тогда, когда на твой вопрос отвечают: «Нет, это уже почти прямой эфир». Ноги тут же подкашиваются, и ты не понимаешь, чем это вызвано: усталостью или шоком. Но стоит тебе посмотреть в сторону кресел и увидеть Тину, как все тучи, грузно висящие над твоими беспокойными мыслями, мгновенно рассеиваются, чему свидетельствует лёгкая улыбка на твоём лице. Персонал бегает в попытках убрать съёмочную площадку в короткое время, пока недовольная Тина на повышенных тонах разговаривает или с Пашей, или с девушкой-гримёром, или с Завадюком по наушнику. Тебя забавляет то, как взлетают её брови при удивлении и как глаза наполняются какой-то невообразимой ясностью и голубизной. Стоит отметить тот факт, что её глаза невероятного цвета. Как, в принципе, и всё в ней. И тебе хочется тут же озвучить мысль, что оставленный у её столика веник — шанс показать, что за красивой обёрткой от конфеты скрывается нечто большее. Почему-то кажется, что подобная шутка будет уместна. Всё же озвучиваешь её, поднимаясь на сцену и снимая это всё для Инстаграма. Плохо понимаешь написанный русскими буквами текст, но то, что фанаты отправляют смеющиеся смайлики, только подливает масло в огонь, и ты продолжаешь шутить уже обо всём подряд, не ощущая рамок и границ. — Так и знал, — проговариваешь негромко и продолжаешь смеяться, когда первой слово предоставили Тине. С поднятыми уголками губ слушаешь о том, что Катя достойна финала. Ничто, кроме юмора, в данный момент не наполняет твою голову, и тебе снова хотелось бы пошутить в адрес той, кто через пару секунд выбьет тебя из колеи, но ты сдерживаешься, наслаждаясь её чудесным украинским. — Ну шо це за брехня? — в тебе удивления больше, чем здравого смысла. В одночасье становится понятно абсолютно всё. Ты предполагал, что, разговаривая с тобой в последний раз, она солгала тебе не про слёзы, в которых нуждается каждая женщина, а именно про тот дурацкий случай с ревностью, который задел её больше необходимого. А ты так глупо повёлся. Поставил под сомнение искренность маленькой беззащитной девочки, когда та спасалась в твоих руках, стирающих слёзы. Всё резко стало на свои места. Она просто пытается себя защитить. Но, кажется, топит себя ещё больше. И замечаешь это, наверное, только ты. Или же всем просто-напросто до этого нет никакого дела. — Вот сейчас чувствуется сценарий, — наблюдаешь за ней, пытаясь достать своими глазами до её сердца, спрятанного за слоем ткани и многовековой бронёй. Она даже не смотрит на тебя, но ты знаешь природу и этого её поступка. Предугадываешь её слишком неестественно громкий смешок, стараешься перевести ситуацию в более нейтральную, хотя мысленно ты давно в своей квартире в тот самый день, когда она просила научить её давать отпор. Не понимаешь, кто стал её новым учителем, ведь таких советов ты ей не давал. Жалеешь, что не уделил этому должного времени. Хотя, о каком времени идёт речь? О том, когда она сбегала и устраивала новый бойкот? Тогда твоей единственной мыслью было вернуть её внимание и доверие и смочь отличить реальный образ от ярких сновидений, главным героем которых была Тина. Такая солнечная, светлая, с алыми губами и ободком на голове. После вашего примирения ты обязательно подаришь ей новый обруч. Негоже Королеве Англии ходить в одном и том же. — Тебе не кажется, что пятьдесят процентов с твоей прибыли на этом проекте стоит отстёгивать мне? — оборачиваешься в поисках кого-то рядом с вами, а затем, убедившись, что вы одни, пытаешься понять: шутка это или претензия. — Неужели Завадюк тебе так мало платит? — решаешь продолжать день искромётного юмора и язвишь ей в лицо. — Прекрати себя так вести по отношению ко мне, — брови встречаются у переносицы, демонстрируя её недовольство. — Тин, я тебя совсем не понимаю порой. Что ты имеешь в виду? — ты действительно запутался, но она не собирается тебе помогать. — То, что пора прекращать выезжать на моём имени. И участникам своим это тоже передай, — срывается в конце и, не ожидая этого, оглядывается. — Что? — прячешь руки в карманы, делая шаг к ней. — Я не твоя собственность, чтобы звучать так часто из твоих уст. Прекрати упоминать меня там, где этого делать не стоит. Мне надоело быть припиской к твоему имени, — смотришь на её лицо и не понимаешь, почему раньше не обращал внимания на острые черты её лица, которых оказалось почему-то слишком много. — Тебе не кажется, что ты сейчас что-то выдумываешь? — стараешься не поддаваться эмоциям и не выплёскивать на неё весь скопившийся яд. — Я выдумываю? Сначала ты используешь меня как Тину, пытаешься поиграть на моих чувствах и раскрутить свою Катечку, чёрт бы её побрал, а потом ещё и как Таню, оправдываясь на миллионную аудиторию и рассказывая всем сказки о том, что сценария не существует, — кажется, остроконечными оказываются ещё и слова. Ты ошарашенно моргаешь, переваривая всё высказанное. — Ты думаешь, что мне есть какое-то дело до тебя или Тани, как там тебя называть? Ты думаешь, что мне, человеку с мировым именем, нужна помощь какой-то певицы? Кароль, да кто ты вообще такая? Не бери на себя много: не справляешься. Ощущаешь, как хрупкая ладошка со всей горечью опускается на твою щёку, оставляя жгучий след. Закрываешь глаза на мгновение, проглатывая боль, и, распахнув ресницы, замечаешь перед собой заплаканное лицо. Видишь испуг и бушующую во всю истерику в её ускользающем за пеленой слёз взгляде и тут же тянешься к ней обеими руками. Материшься себе под нос за то, что на эмоциях сказал то, что не стоит никому и никогда говорить. Слышишь тихий всхлип и обнимаешь её сильнее. Понимаешь, что истерики не миновать, и снимаешь с себя куртку, накидывая её на дрожащие плечи. Ведёшь Тину в свою гримёрку, чтобы спрятать ото всех и дать возможность прийти в себя и успокоиться перед тем, как на неё нападёт целая армия помощников. Ты не знаешь, что с ней делать, несмотря на то что видел в подобном состоянии не в первый раз. Что ей говорить? Как успокоить? Нужны ли ей твои извинения? Она заламывает пальцы, сжимает ладони в кулаки, резко раскрывает их, бегает по своим рукам до предплечья и обратно. Мандраж. Ты пытаешься предположить следующее её движение и накрыть пальцы своей ладонью, но это попросту невозможно. Она не контролирует свои действия, рыдает перед тобой так, что тебе, откровенно говоря, страшно. — Возьми меня за руку, — шепчешь, склонившись над её коленями. Она мотает головой из стороны в сторону, жмурится, высвобождая очередную солёную волну, а твоё сердце истошно вопит от бессилия. — Пожалуйста. Она продолжает сопротивляться и насиловать себя этой истерикой, панической атакой, каким-то другим психологическим извращением, с которым ты никогда не сталкивался. — Ты сильная и справишься со всем сама, — проглатываешь ком в горле и, не надеясь ни на что, продолжаешь: — Позволь лишь немного помочь тебе. Она резко прекращает всхлипывать, и ты понимаешь, что всё это время совсем не дышал. Замолкаешь, поднимая голову, и хочешь коснуться остановившихся пальцев. Но вовремя себя одёргиваешь. Она со всем справится сама. Ты точно это знаешь. — Ну же, милая, — поднимаешь раскрытые ладони повыше, демонстрируя свою обезоруженность. Её всю трясёт, а ты продолжаешь ждать, хотя самому хочется отвернуться и не видеть, как она вот-вот сломается. Ты жалеешь, что моргнул, потому что пропустил момент, когда она открыла навстречу тебе собственные двери. Робко касается центра ладони, и вся тревога переходит к тебе. Тебя начинает потряхивать с ног до головы, но ты стискиваешь зубы и, удостоверившись в том, что она всё-таки доверилась тебе, замыкаешь нежные пальцы в замок. — Мне страшно, — произносит шёпотом, запинаясь. Ты замечаешь, как она вновь начинает плакать, но в этот раз совсем иначе. Её глаза стали ещё больше, а на губе появилась небольшая красная капля. — Дыши глубоко, слышишь? — смотришь как будто сквозь неё и замечаешь короткий кивок. — Помоги мне, пожалуйста, — её снова захлёстывает истерика. Она пытается моргать, освобождая себя от слёз, которые мешают смотреть на тебя. Сдаётся. Закрывает глаза, и одна ладошка выскальзывает из твоего хвата. Она ещё не готова принимать тебя столь близко. Этот факт нисколько не обижает. Возможно, даже наоборот, взращивает семя надежды, что однажды вы вместе придёте к решению этой проблемы. Ты садишься рядом с ней, обнимаешь за плечи, пока она занята своими мыслями, и, как только твоя рука ложится на её позвоночник, два огромных моря неожиданно успокаиваются. Ты смотришь куда-то вглубь, пытаешься пробраться к их дну, не думая о возможности задохнуться. Трепетно гладишь по спине, словно закрывая щитом. Улавливаешь размеренное шмыганье носом и почему-то улыбаешься. Кажется, ты всё-таки отличная жилетка для женщин. Как минимум для неё. А остальные тебя мало интересуют.

***

Ты вспоминаешь обо всём происшедшем в гримёрке с удушающей болью. Сейчас перед твоими глазами лишь ночной Киев со множеством огоньков в окнах стоящих напротив домов. И где-то далеко будет так же виден свет из её окна. На улице раздаются раскаты грома, капли дождя громко разбиваются о подоконник, чем отвлекают тебя. Зависаешь в пространстве, цепляясь взглядом за мокрую дорожку на стекле. Подходишь ближе, внимательно её рассматривая, а затем резко дёргаешься, испугавшись неожиданно яркой вспышки молнии. Очередной оглушительный грохот. Вероятно, это её бесприютная душа разрывается по швам, кричит и просит о спасении где-то на краю земли. Теперь всё, что может попасться тебе на глаза, — прямая или косвенная ассоциация с ней. Тебе бы хотелось включить трек, который ты слушал последнюю неделю, и потеряться в латинских ритмах, представляя её манящее тело. Тебе бы хотелось забыть звук её истерики, которая оглушала тебя сильнее, чем этот гром. Тебе бы хотелось забыть её смех, который укутывал всех присутствующих в тёплое одеяло и согревал зимними вечерами. Тебе бы хотелось забыть её, такую непостоянную, странную, свалившуюся тебе на голову непонятно для чего. Такую весёлую, нежную и невозможно красивую. Такую твою. Звонок в дверь, прозвеневший секунду назад, набатом стучит по голове мелкими молоточками. За последнее время, пытаясь уловить все интонации Тины, ты стал воспринимать все звуки на каких-то сверхвысоких частотах. Тебя настораживает мысль о позднем госте, который заставил тебя прервать сбор прекрасного в одном маленьком человечке. Который сейчас стоял за дверью в промокшем пальто. Ты смотришь долго на её влажные волосы и не решаешься открыть. Тебе страшно, неуютно и очень неловко. Что ты можешь ей сказать после всего того, свидетелем чего ты оказался в гримёрке? Но все эти мысли разбиваются в пух и прах, когда она переступает с ноги на ногу. Пропускаешь в квартиру, намеренно избегая её взгляд, напоминающий грозу. — Ты обещал научить меня давать «сдачу», — мямлит что-то себе под нос севшим голосом, и ты, прислонившись плечом к шкафу, устало рассматриваешь её дрожащие руки. — Кто же тебя успел обидеть за несколько часов? — подходишь ближе, помогая снять одежду. — Я, — она всхлипывает под твоими руками, — саму себя. Обнимаешь за талию, прижимая к себе, и вдыхаешь аромат её кожи. Как самый заядлый наркоман. Тина плачет, не пытаясь отстраниться или успокоиться, пока ты стараешься не забывать думать за вас двоих. Гладишь по голове, растираешь плечи и руки, ощущая, как сильно она продрогла. Не успеваешь предположить, сколько она пробыла на улице в такую погоду, как она добивает тебя одной своей просьбой: — Давай будем друг у друга до конца сезона, — хочет взглянуть на тебя, но ты сжимаешь её крепче и машешь головой, пока она этого не видит. Ты соглашаешься, ничего не озвучивая, лишь оставляешь отпечаток своих губ на её макушке, желая проникнуть под кожу и никогда её не оставлять. Она не была твоей, несмотря на то какое количество времени вы были вместе. Она вся состоит из «не могу» и «мне нужно», плавит тебя одним взглядом, подгоняет, идущего к ней навстречу, а потом перед носом захлопывает дверь. Ждёшь её совершенную улыбку и взлетающую бровь, которые будешь вспоминать перед сном. Ждёшь, когда и на твоей улице случится праздник. Но она уже случилась, и большего тебе не нужно. Отказать ей — выше твоих сил. И ты будешь с ней столько, сколько ей захочется. Ведь если не с ней, то с кем?