Райд Райен

«Как долго будем мы вместе, милый?» «Всегда»       Так я ответил ей в тот прохладный вечер.       За окном шёл дождь, кажущийся приятным со стороны, но, попав под него, хотелось бежать прочь под крышу. Тучам не было конца, и, казалось, всё было слишком мрачно и по-своему грустно, однако в моём сердце светило солнце тёплыми лучами. В тот момент я был счастлив. И счастлив был не только я, она тоже вся светилась от радости, хоть на это и не было каких-то весомых причин. Глаза её горели ярким пламенем, они были светло-карими, такими тёплыми и уютными, живыми. Светлые волосы намокли и теперь имели тёмно-русый оттенок, но локоны даже под тяжестью воды вились кольцами на её плечах. Мы сидели в сырой одежде на кухне, мирно пили чай после спешной прогулки в непогоду, слушая, как капли дождя стучались к нам в окно, всматривались в вид, на крыши домов и на укрывшихся там птиц. Мы были словно эти птицы. На столе были две кружки чёрного сладкого чая и небольшая стеклянная банка с печеньем. Она любила сладкое. Свет был выключен. Нам не нравился яркий неестественный свет от ламп, в полумраке же имелся свой шарм, некая уединенная атмосфера, где были лишь мы, наедине с собой и своими мыслями. Соседи как всегда о чём-то спорили на повышенных тонах. Это была пожилая пара, которая умела друг на друга лишь жаловаться, но мы мечтали жить также: ругаться по пустякам, но никогда не расходиться. Хотя для них, наверное, это было скорее наказанием, нежели счастьем. Они бывало и нас упрекали, мол, слишком мы тихие да счастливые, «не бывает такого, явно играем на публику или ещё что». И правда, что же такого счастливого мы нашли в этой жизни, а тем более в друг друге? Я работал простым охранником в торговом центре, а она была простой официанткой в кафе торгового центра. Виделись мы и на работе, и дома. Жили мы в однокомнатной съёмной квартире на десятом этаже многоэтажного здания в центре города М. Денег нам вполне хватало на оплату и на еду, а ели мы скромно: обычная яичница и дешёвый кофе по утрам, перекусы в том самом кафе в обед, а под вечер кружка чая с бутербродами и печеньем. Не роскошь, но мы были довольны и этим. Бывало, мы отправлялись по магазинам вместе, дурачились у отдела с игрушками, внимательно всматривались в продаваемые книги, отчаянно пытаясь найти что-то интересное, в то же время недорогое. У нас дома была скромная библиотека, всего две полки по многу раз перечитанных книг.       Наши будни тоже были самыми обычными, но и они делали нас счастливыми. Каждое утро, часов в шесть, мы просыпались и смотрели в потолок. Самый обычный, белый потолок. Стены были кремового цвета, кое-где краска стерлась, кое-где стена была запачкана синей ручкой, которой мы рисовали непонятные каракули от скучных телефонных разговоров с её родственниками, всё равно стену планировали перекрасить. У нас была самая обычная старая кровать, которая уже скрипела при малейшем движении; обычное синее постельное белье, шуршащее до раздражения. По бокам были небольшие тумбочки с маленьким ящиком, где хранились ненужные бумажки, ключи, салфетки, обезболивающие таблетки, а наверху обычно лежали телефоны, которые ровно в шесть утра будили нас. Перед кроватью была дверь, она много раз сходила с петель, наверное, мы слишком сильно на неё давили, а может стоило бы задуматься над капитальным ремонтом…. По правую сторону находился рабочий стол без всяких ящиков и полок. На нем обычно лежал наш общий ноутбук, где мы любили смотреть фильмы по выходным. Возле ноутбука лежал её пенал, она складывала туда ручки, карандаши и прочую канцелярию; под ним находился её блокнот, она была любителем записывать задачи на день или какую-то важную информацию, чтобы не забыть. Не сложно теперь догадаться, кто разрисовал стенку во время скучных телефонных разговоров из-за отсутствия бумаги, портить блокнот я не хотел. Над столом были две небольшие полки, на которые мы расставили книги, а точнее разбросали, так как их было не так уж много. Слева от кровати стоял небольшой комод, там были наши вещи, тщательно разложенные, но готовые при малейшем открытии ящиков вывалиться наружу. На комоде обычно стояли цветы. Я каждый месяц покупал скромные букеты, от которых в комнате стоял чудесный запах. Она любила цветы. Справа от шкафа было окно, часто приоткрытое, оно выходило прямо во двор, где играли дети, а по ночам собирались любители крепких неблагородных напитков.       Каждый день мы видели эту картину, одну и ту же. Комната менялась в зависимости от погоды: при солнце она становилась тёплой и уютной, а при дожде это была самая обычная серая комната, от которой отдавало холодом, словно одна из тусклых комнат какой-нибудь психбольницы. Вставая ранним утром, мы направлялись в ванную комнату. Она была расположена справа по коридору и была очень тесной. В ванной комнате мы имели небольшую белую раковину с неприкрытыми трубами, над раковиной было прямоугольное зеркало. Я быстро чистил зубы и уходил на кухню, а она ещё тратила минут десять на лёгкую косметику, хотя ей она была ни к чему с её аккуратными чертами лица. Сколько бы она не спала и не уставала, её лицо никогда не имело синяков под глазами или морщин, словно вечно молодая, излучала жизнь… в отличии от меня. Я всегда выглядел холодно, то ли из-за сложившегося из строгого воспитания характера, то ли мне передалась холодная внешность и бесчувственное выражение лица, то ли я просто не умел выражать эмоций….       На кухне я ставил чайник, серый, потёртый, зато верный мне уже три года, и сковородку, на которой готовил нам скромный завтрак. У нас была газовая старая плита, под ней находилась духовка, которую мы использовали лишь по праздникам. Пару тумбочек, в которых была посуда, пару шкафчиков наверху со стаканами и приправами. Рядом, возле окна, стоял холодильник, в котором еды было мало, но лежало всё необходимое. Напротив него был стол и четыре стула. На столе всегда стояла банка с печеньем, конфеты, соль, сахар, упаковка чёрного чая. В общем, ничего лишнего. Пока я готовил, она уже стояла собранной. Обычно на ней был свитер или рубашка тёмного цвета и тёмные джинсы, которые она носила в любое время и погоду. Ни на еду, ни на одежду мы не имели привычки тратиться, покупая всё по мере нужды. Волосы у неё были уже аккуратно заплетены в косу, они так блестели на солнце.       Мы пили растворимый кофе и ни о чём не говорили, утром мы любили молчать, наслаждаться тишиной. Впрочем, не только утром, многим людям на удивление мы находили комфорт, просто находясь рядом, не видя нужды поддерживать отношения лишними разговорами, неловкими вопросами. Покончив с утренней трапезой, я начинал собирать наши рюкзаки, а она мыла посуду. Всё совершалось с точностью, каждые действия были отрепетированы по множеству раз и уже вошли в привычку, нам не приходилось каждый раз договариваться о том, кто чем займётся. Мы уже стояли в прихожей, накидывая лёгкие куртки и надевая осеннюю обувь. Последний взгляд на себя в большое зеркало и на выход.       Мы шли по ещё тёмным улицам, разговаривая о планах на выходные, самочувствии или о работе. Более философские темы для беседы появлялись лишь под вечер. Через десять минут мы доходили до остановки, где всегда здоровались с нашей пожилой соседкой, которая отправлялась в новое ненужное ни ей, ни другим путешествие. Она часто жаловалась на своего мужа, мол, совсем обленился, никуда не выходит, только телевизор смотрит. Мы пропускали её слова мимо ушей, мирно улыбаясь в ответ и в нужное время поддакивая, корча негодующее лицо. При виде автобуса она замолкала и пыталась пролезть в него первая. Мы же пропускали всех таких же пожилых путешественников вперед, а сами садились в конец автобуса, ехать нам нужно было минут сорок. Я всегда садился у окна, а она клала голову мне на плечо, доставала из своей чёрной сумки белые наушники, подключала к своему телефону, включала любимые песни, и делилась одним из наушников со мной. Так мы и ехали, слушая одну музыку, держась за руки с умиротворённым лицом. Город М. не был большим и популярным, хотя многие видели его как город будущего, возможно, из-за удачного расположения и множества проектов по улучшению здешней жизни. И мне этот город, в целом, нравился.       Высаживаясь из автобуса, шли к торговому центру, который ещё был пустым и тихим. Там мы и расставались. Она шла в своё кафе на первом этаже, где ей уже махала рукой приветливая повариха, а я шёл в свою «будку» на том же первом этаже. Прощальный лёгкий поцелуй, пожелание удачи и обещание зайти в обед, а затем каждый из нас спешил на своё место. Через час всё уже было заполнено людьми, мне нужно было лишь слышать рацию и следить за всей этой суматохой по камерам, иногда я нечаянно ловил её стройную фигуру, бегающую в кафе. Порой мне казалось, что она тоже заглядывает в камеру, как бы зная, что я смотрю на неё.       Наши отношения были довольно странными — они не имели чёткого начала, и как будто бы не имели конца. Судьба свела нас в этом самом торговом центре, растерянных, ищущих своё новое место работы ранним утром. И лишь одного взгляда друг на друга хватило, чтобы навсегда связать себя красными нитями. Я нашёл в ней что-то необычное, чем-то она отличалась ото всех других людей, она горела огнём, который меня согревал от вечного холода. Уже с первых минут общения я заметил её прожигающих взгляд, который будто бы видел меня насквозь, а её улыбка — тёплая и хитрая одновременно — пленила моё сердце, хоть я и не совсем понимал этого поначалу. У неё не было какой-то особенной внешности, одевалась она скромно, но хватило лишь одного её взгляда, чтобы навсегда влюбиться. Возможно, она была именно тем, о чём я и мечтать не мог: воплощением тепла, заботы и любви. Всего того, что мне не хватало в детстве и во взрослом возрасте тоже. К счастью, чувства оказались взаимными.       Она — приезжая в этот город в поисках новой жизни, не имеющая друзей, в отсутствии поддержки, сбежавшая из дома. И я — не первый год выживающий в этом месте, потерянный, метался с одной работы на другую, не зная, как дальше жить, утопая в самом себе. Два сломанных человека со схожей судьбой нашли счастье в друг друге.       Вскоре, мы решили, что будет неплохо снимать вместе одну квартиру. Это было выгодно, да и приятно нам обоим, одиночество сдавливало и пугало, и в тот день без лишних слов мы и начали встречаться. На прямую о своей любви мы не говорили какое-то время, поскольку и так понимали друг друга, хотя возможно, причиной являлось то, что мы из тех семей, где о любви стены не слышали, посему мы и не видели необходимости говорить о ней, не умели, чувства выражали взглядом, действиями, но не словами. — Снова пропущенные звонки, — Аида разочаровано вздохнула, смотря на телефон, её руки по привычке дёрнулись с намерением взять трубку и перезвонить, однако то ли обиды, то ли усталость не давали ей этого сделать. — Как всегда попросят помочь с деньгами… — Они сели на твою шею. Это не любовь, это использование и манипуляция, — я подсел рядом, подав ей кружку тёплого чая, но она не отводила взгляд от экрана телефона, ничего не говоря. В её глазах читалось сражение с собой: с девочкой, которая слишком любила семью и не могла их бросить, и выросшая девушка, которая пытается доказать самой себе, что она не обязана помогать людям, которые наглым образом под прикрытием жалости и любви пользуются ей как кошельком, даже если это самые близкие по крови люди. — Мне они звонили позавчера не в самом трезвом уме, просили денег на еду… — … хотя могли не пить и покупать всё за свой счёт, да, знаю, так каждый раз, — она вздохнула, взяв тёплую кружку в руки, всё ещё н сводя глаз с телефона. — Они просто используют меня, им плевать на меня, как на родную дочь. Как только мне исполнилось четырнадцать, они окончательно перестали работать, говорили, что я должна им помогать, так как у них «пока не получается работу найти». Пока все ровесницы гуляли после школы, я бежала на подработку. И пока все планировали поступить в университет, я пыталась прокормить семью. Алкоголь их окончательно загубит… уже загубил. — Они взрослые люди и сами выбрали этот путь, ты не обязана носить их на шее, — мне было сложно подбирать правильные слова поддержки в такие моменты. Аида не из тех, кто думает о себе, особенно когда дело касается близких людей. — Да, но почему-то до сих пор кажется, что, если я не принесу денег в дом, меня ударят об стенку головой, — она перевернула телефон экраном вниз, как бы самой себе говоря: «Разговор закрыт». Воспоминания снова вскрывали ей раны. — Мне часто снится кошмар, один и тот же. Как я снова звоню в полицию, зову на помощь соседей. Как снова кричу отчиму, чтобы он успокоился. Но страшнее всего становится, когда наступает то самое утро. Никто не спал, я рыдала в объятиях соседки, которая ругается на мою маму, чтобы та шла писать заявление. А она улыбнулась и сказала, что любит его и не испортит ему жизнь тюрьмой, что я слишком остро воспринимаю всё… И потом я падаю в чёрную пропасть, резко просыпаюсь.       Каждый раз, слушая её истории детства, мурашки начинали бегать по моей коже, в голове с трудом представлялись описанные ею сцены, ей было больно их вспоминать. На руках до сих пор были заметны шрамы, которые она получала всеми возможными образами: провода, ножи, утюг….       Первые пару месяцев я знал лишь то, что у неё неблагополучная семья, и первые звонки от её родственников я принимал сразу же, стараясь быть вежливым, послушным, охотно поддерживая с ними не самые приятные темы, игнорируя пьяные заикания. Однако понемногу я начал задаваться вопросами, что это за люди и почему они всегда какие-то неадекватные, да ещё и постоянно клянчат деньги. А вскоре и сама Аида начала раскрывать тайны своего прошлого. Вот тут я начал делать выводы. Стал меньше общаться, да и ей тоже говорил, что это ненормально, и что лучше будет если не прекратить общение, то свести его к минимуму. С каждым звонком они становились всё «несчастнее» и требовательнее, а мы не могли отдавать им нашу зарплату на простую выпивку. В какой-то момент и вовсе стали отказывать, якобы у самих нет денег, после чего звонить они стали реже. Аиде было тяжело, даже будучи на расстоянии, обрывать постепенно связи. Она не знала другой жизни, привыкшая отдавать всю себя.       Всё, что я мог сделать в такие моменты — молча обнять, надеясь облегчить боль от прошлого.       Мы нашли покой друг в друге.       В обед я рвался к ней из-за чувства голода и желания увидеться. Садился на одно и то же место, у стенки возле большого куста, который ещё три года назад казался мне маленьким. Я не делал заказ, мне не давали меню. Моя официантка сама выходила с подносом, на котором всегда были две тарелки одинаковых порций салата, мяса и каши, два стакана сока и приборы. Она ставила поднос на середину стола и садилась напротив, приветливо улыбаясь, поправляя волосы. Я улыбался ей в ответ, и мы оба приступали к еде, пожелав друг другу приятного аппетита. — Сегодня мне коллега отдала интересную книгу, — произнесла Аида, улыбнувшись. — Какую? — с любопытством спросил я. — Она историческая, «Охота на ведьм». Там рассказывается о начале охоты и о самом конце. Говорят, что это посланники дьявола или бесы. — Инквизиция устраивала кровавую резню… что-то такое я читал. — Интересно, почему они больше не рождаются… — Ведьмы лет 100 назад вымерли, вроде, — задумался я, — не представляю, какие у них были супер-способности, по итогу всех перебили. — Да… из-за страха, что они могут навредить обычным людям. — Помню, как в детстве я расспрашивал учителя о ведьмах, но он так ничего и не рассказал, потому что «это не самая важная часть истории, мы о монстрах не говорим», — я ухмыльнулся, вспоминая то время. Хотя тогда мне учёба совершенно не нравилась. — У нас в школе о ведьмах говорили кратко. Никто не знает, откуда они, но они очень опасные. Были. -Я бы посмотрел на их магию.       Когда пришло время заканчивать разговоры и обед, мы собрались и вскоре тем же лёгким поцелуем мы прощались до вечера. Она ловко брала поднос и уносила его на кухню, снова приступая к своей работе. Я медленно вставал и возвращался к себе, а заодно и к своим мыслям о наших отношениях, и о своей жизни.       С этими мыслями и проходил весь рабочий день. И вот уже начинало темнеть, я стоял возле кафе, в котором всё ещё были люди, и ждал ту самую официантку. — Твоя невеста скоро выйдет! — кричала повариха, выглянувшая в зал.       В ответ я лишь приветливо улыбался.       Она выбегала навстречу, попутно прощаясь с коллегами, мы брались за руки и шли к остановке, которая находилась не так далеко. Она делилась тем, что ей рассказывали знакомые и что она видела, иногда это были радостные и приятные наблюдения, иногда вызывающие лишь негодование. Я слушал её внимательно, не так, как нашу пожилую соседку. У неё был звонкий голос, похожий на пение маленькой птицы, но порой он сменялся на более серьёзный тон. Часто комментировал её рассказы, затем всё доходило до философских тем, но они завершались моей очередью рассказывать о своем дне. К слову, у меня он всегда проходил скучно, ибо я редко концентрировал внимание на действиях людей, за исключением краж или драк, кои происходили крайне редко. За это время автобус уже встречал нас. Снова садились на задние места у окна, она снова клала свою голову мне на плечо, включала музыку, и мы мирно возвращались домой. Иногда она засыпала и приходилось её будить, а порой засыпал я. Дома наступал её черёд идти на кухню и готовить нам ужин. В то время я принимал душ, быстро убирался в квартире. Затем мы оба оказывались на кухне. Две кружки чёрного чая, бутерброды с колбасой, банка печенья. Свет выключен, но на столе горит свеча. Романтично, хоть и не совсем правильно. Мы сидели молча, лишь изредка обмениваясь словами. Подолгу смотрели друг другу в глаза, словно общались телепатически. И так было до полуночи. Затем мы вместе умывались и ложились спать, пожелав друг другу спокойной ночи. Всё было так легко, что хотелось прожить так до самой смерти. С этими светлыми мыслями мы засыпали.       И так каждый день… — Райен! Второй этаж, у кассы в магазине, нужна помощь! — раздался строгий голос по рации. То был мой коллега, выполняющий ту же работу, что и я, но на этаже выше. Мы с ним редко пересекались, каждый молча выполнял свою работу. В ту минуту голос его звучал запыхавшимся.       Я сразу же оставил свой пост и поспешил по широкой лестнице наверх, вырванный из зоны своего комфорта. Поднявшись, я свернул направо и сразу же увидел, как мой коллега, широкоплечий мужчина тридцати пяти лет, работающий здесь охранником треть своей жизни, едва удерживает хилого, но очень ловкого и энергичного мужчину лет тридцати. — Всем конец! Всем вам конец! — кричал этот жуткий человек. Он будто бы под властью самих бесов изворачивался и сопротивлялся охраннику с невероятной силой и упорством, повторяя эти слова, то тихо, то крича во всё горло.       Люди, проходящие мимо, останавливались с ужасом и непониманием, но никто не рискнул подойти и помочь. Глаза этого мужчины осматривали всех и каждого безумным взглядом, а губы растянулись в широкой улыбке. «Псих» — так называл его каждый, кто проходил мимо.       Я подбежал, однако не знал, что делать, как усмирить беспокойного, с какой стороны подойти, ситуация для меня была в новинку. — Ноги! Бери его за ноги! На пол! — скомандовал коллега, и я сразу же схватил ноги мужчины, которыми он уже чуть было не замахнулся, чтобы ударить. К счастью, мне удалось схватить его крепко, и он потерял равновесие. С лежащим справиться было легче, коллега сразу же схватил его за руки, и всем своим весом придавил, что тот с трудом мог дышать. Однако даже в таком положении он не переставал говорить.       На шум прибежали работники магазина, напротив которого всё и происходило. Они быстро вызвали полицию, которая, к нашей радости, приехала минут через пять. Мужчину было трудно удерживать, он то и дело пытался перевернуться, пнуть ногами, схватиться руками, но ничего уже не говорил, просто смеялся словно для него это было забавой.       Полиция забрала его в участок, и дальнейшая его судьба была неизвестна какое-то время, пока вскоре до меня не дошёл слух, что этого мужчину не так давно выпустили из психиатрической больницы, где он находился семь лет. По каким-то неизвестным причинам он оказался на свободе, хотя до этого он считался одним из буйных пациентов, которого следует оградить от общества. Главный врач отказался называть причину своего решения, когда к нему приехали с вопросами местные журналисты. Новость о случае в торговом центре около трёх дней звучала в разговорах людей, планировали даже устроить проверку в больнице. Однако после трёх дней абсолютно всё, что было связано с этим случаем, исчезло загадочным образом. В интернете пропала абсолютно вся информация, о психиатрической больнице больше никто не говорил, ни полиция, ни врачи более не давали никаких комментариев, люди резко замолкли, а судьба мужчины стала неизвестна.       И только через неделю появилась новая новость о том, что в ближайшем лесу нашли труп мужчины, который, исходя из показаний, был задушен. Вместе с этим просочилась и фотография мёртвого тела с замазанным лицом, и именно по одежде и телосложению я узнал в этом мужчине того психа. — Никогда не видела, чтобы ты с таким интересом сидел с телефоном, — произнесла Аида, сидя напротив меня. Она улыбалась, в глазах играло любопытство. — Я вычитываю информацию о трупе из нашего леса, — спокойно ответил я, продолжая бегать глазами по тексту на экране. — Ох, это ужасно… вдруг какой-то маньяк завёлся, — вздохнула она. Ей не по душе были подобные темы.       Убийцу по каким-то причинам искать не стали, а уже на следующий день и этот случай удалили со всех источников. Однако в этот раз люди не замолчали, а с интересом и ужасом стали обсуждать на кухнях в близком кругу странное произошедшее.       У меня было много вопросов к этой ситуации, она и мне долгое время не давала покоя, однако, когда всё утихло и ворошить одно и то же всем надоело, случай об убитом психе забылся. Слухи привели к общему мнению, что психа не жалко и умер он, скорее всего, заслуженно.