О чём поют дикие лисы Катамарановска

      Ступеньки длинной лестницы, поднимающиеся всё выше и выше на третий этаж старой, но весьма презентабельной на вид хрущёвки, мелькали перед глазами, тянулись бесконечным каскадом серого камня. Сердце исполняло опасные акробатические трюки, билось своими тяжёлыми ударами в уши и в горло. Грохот металлической двери подъезда до оглушения испугал влетевшую в дом Викторию Скворцову, и хоть закрылась она по её повелению, спешащая, точно на пожар, девушка сейчас с трудом принимала эту мысль. Лишь одну, дрожащую и обжигающую – «Он идёт за мной. Он идёт следом. Он догоняет меня».       Как влетела на третий этаж, как миновала вьющиеся коридоры лестниц, как пронеслись мимо исписанные и разрисованные облупившиеся стены, Вика и не заметила. Цокот собственных ботинок, отражавшийся по стенам и носившийся вокруг, в эти несколько мгновений последнего рывка до заветного укрытия превратились в стаю одичавших собак, которые набрасывались на Викторию со всех сторон. Они разжижали реальность, нагоняли ещё больше ужаса. Последние подъездные виражи, и вот она – дверь родной квартиры! Вика лихо вынула из кармана связку ключей, которая тут же брякнула на пол из её трясущихся в панике рук. Всё быстро-быстро, всё скорее-скорее, и вот она наконец-то попала расплясавшимся между её пальцев ключом в треклятую замочную скважину.       Дом, милый дом! Захлопнула дверь, задвинула щеколду, навесила цепочку, подпёрла спиной дверь, как будто бы в неё прямо сейчас должны были начать ломиться черти, которые гнали её от самого рынка до порога её дома. Вика чувствовала, как рвалось её дыхание, как сердце бьётся не в груди, а прямо в голове и разрывает виски трепыхающимся громыханием. Тяжело было поверить, что больше не нужно бежать, что можно выдохнуть, что жизни больше ничего не угрожает.       Но придаваться облегчённому спокойствию Вика не спешила, по крайней мере, до тех пор, пока не подбежала к кухонному окну и не глянула вниз, осторожно, точно шпион в засаде, отодвинув штору и тюль. В тёмном дворе с редкими освещёнными островками земли было безлюдно. Вцепившись глазами в козырёк своего подъезда, Вика ждала, пока из-под него выйдет фигура в тёмной куртке, с капюшоном на голове – незнакомый мужчина, который следовал за ней всю дорогу, сел в тот же трамвай, что и она, ускорялся, как только девушка прибавляла шаг, и замедлялся, когда она встречала знакомых и разменивала минутку-другую на бесцельную болтовню. Человек с чёрной тенью вместо лица так и не появился на крыльце подъезда, спустя пять минут, даже спустя десять минут, пока Скворцова упрямо несла свой пост, притаившись у окна. И в конце концов, ждать его и нервно трястись Виктории в кой-то веки надоело.       «К чёрту его! – подумала она, зашторив окно и наконец-то позволив себе глубокий долгожданный выдох. – В своей квартире мне нечего бояться. А завтра я возьму с собой перцовый баллончик. Посмотрим, кто кого!»       На самом деле, ещё каких-то десять-двадцать минут назад эта девушка, что сейчас каверзно ухмылялась, представляя, как завтра расправится с покусившимся на её спокойствие недоумком, готова была разреветься от страха. Удивительно, как быстро ощущение безопасности собственного уютного гнёздышка (закрытого на десять замков, разумеется) способно восполнить силы и зарядить решимостью! И стоило лишь Вике сбросить тревожность, как вдруг усталость, о которой она думала перед уходом из цветочного ларька, удвоилась, нет, даже утроилась после непредвиденного забега от преследователя, и утяжелила руки, ноги, голову и плечи девушки в сотню раз. Пришло время как следует отдохнуть.       Призрачный силуэт не понятно откуда взявшегося незнакомца померк очень быстро в голове Вики, растворился, улетучился, как дым. Вжух! – и будто бы не было его вовсе. А бежала она на самом деле не потому, что уносила ноги от неприятного типа, а просто не хотела пропускать серию любимого сериала. Вика сбросила пальто и шарф на вешалку в прихожей, сняла обувь, отставила её в сторону на специально отведённую для этого полку. Хлопок по включателю на стене за дверью с матовыми зеленоватыми стёклами – да будет свет в любимой гостиной! Вика кинула свой небольшой рюкзачок на диван, прошла к небольшому телевизору и покрутила плоскогубцами пару тумблеров. Комната наполнилась приятной песней на испанском – открывающей заставкой начинающейся очередной серии «Слёз сентября». И пока монотонный мужской голос русского дубляжа с голубого экрана читал имена актёров и персонажей, Вика успела слетать до кухни и организовать себе некое подобие ужина – гречу, залитую молоком, – а затем вернулась к телевизору, плюхнувшись в укрытое клетчатым пледом кресло.       За устало уминающей гречу девушкой с полок серванта наблюдали старые чёрно-белые фотографии, на которых маленькая широко улыбающаяся Вика была запечатлена с мамой, бабушкой и каким-то чумазым маленьким пацанёнком с растрёпанными волосами. Вика же в свою очередь увлечённо наблюдала за происходящим на экране телевизора, где уже разворачивалась привычная для «Слёз сентября» душещипательная драма, что похищала миллионы телезрительских сердец. Вот и Вика не справилась с соблазном, попалась в капкан популярного шоу, о котором не говорил разве что немой. Но о том, что Скворцова так же, как и миллионы любителей мелодрам, вечерами прилипает к экрану и знает наизусть не только имена персонажей, но и всю пятисотсерийную родословную их любовных треугольников и шестигранников, знали только те самые фотографии в рамочках за стеклом на полках серванта. Для всех своих знакомых Вика была той самой чудачкой, которая «Не смотрю я эти ваши «Слёзы сентября», что вы вообще в нём нашли, чушь какая-то», а после этой показушной тирады неслась домой и втихаря рыдала из-за сердечных терзаний главной героини. «Тайное всегда становится явным» – убеждал Драгунский, так что недолго викиной тайне осталось пылиться среди старого сервиза, это уж точно.       Молодой усатый испанский фешенеб в сногсшибательном белом костюме и шляпе появился на экране, бросился навстречу своей любимой, закружил её, преисполненный счастливостью от долгожданной встречи. Обворожительно красивая девушка в пышном платье и с длинными белокурыми локонами ахнула и рассыпалась в слезах радости.       «Моя дорогая Эстефания, как же долго я ждал нашей встречи. Я так скучал по твоему журчащему, как ручейки, сладкому голосу», – дублёр безэмоционально переводил на русский искрящуюся фейерверком страстей испанскую речь мужчины в белоснежном костюме.       «Где же ты так долго пропадал, Алехандро. Я не могла найти себе место. Ты должен знать, отец хочет выдать меня замуж за Роберто. Ах, что же нам делать, любимый мой Алехандро, что делать», – всё так же монотонил басистый мужской голос поверх резво стрекочущей испанки.       «Я никому тебя не отдам, слышишь меня, мы сегодня же убежим далеко-далеко, где никто нас не найдёт. Но, прежде чем это случится, позволь мне сделать то, о чём я так давно мечтаю – позволь прижать тебя к своей груди и коснуться твоих губ, моя милая Эстефания».       Следующие несколько минут на глазах у Вики, которая даже жевать стала медленнее, а вскоре и вовсе опустила ложку в тарелку, развернулась сцена жаркого поцелуя. Неожиданная колика грусти дала о себе знать в районе грудной клетки, и в эту минуту Вика почему-то вдруг вспомнила о букете бордовых роз. О тех самых цветах, чьи сухие лепестки уже опустили головы и стали бурыми на завернувшихся краях, а форму держали только посеребрённые бусины многолетней гипсофилы. Букет, который уже следовало выкинуть или разобрать на полезные материалы, но который вместо мусорного ведра увидел только перестановку из спальни в гостиную. Рука не поднималась его выкинуть, что-то, что было в разы сильнее девушки, удерживало её.       Вика больше не смотрела в телевизор, на экране которого Эстефания и Алехандро были застигнуты разгневанным отцом девушки и вступили с ним в конфликт. Она смотрела на увядающий букет, который когда-то собрала своими руками, и думала о том, кто за него заплатил.       «Полковник Жилин! Букет забыли».       «Не забыл. Это вам».       И зачем он только тогда купил розы, они же такие недолговечные! И вот что ей теперь делать с нехваткой смелости выбросить испортившийся букет! И с этим дурацким чувством, будто бы она не хочет делать этого из-за человека, который его подарил!       Вика резко отвернулась, нервно зачерпнула ложкой гречку, погрузила в рот, обиженно нахмурилась и принялась жевать (очевидно, разозлившись на саму себя). С полковником оперативных сил доблестной милиции Жилиным она не пересекалась уже, вероятно, дней шесть. Хотя, чего уж там, ни о каких вероятностях речи и не шло, только факты, ведь Вика, сколь бы это её не пугало, могла с точностью до часов сказать, когда видела Жилина в последний раз, и сколько с тех пор прошло таких вечеров одинокого любования необратимо умирающими розами. Странно всё это получалось: помнится, пару недель назад её в раздражительную дрожь бросало от одной лишь мысли о неожиданном появлении милиционера в её поле зрения, о его пресловутом мягком и чуть насмешливом «голубушка» в её адрес и чудном ухающем совином смехе, а сегодня она уже по нему ск... скуч...       Нет-нет-нет-нет-нет! Отставив тарелку на тумбочку, Вика сей миг хлопнула себя по щекам, пытаясь вернуть себе здравомыслие. Иногда случалось, так, например, как сейчас, она позволяла себе минутку слабости, давала волю мыслям, а мысли эти – о-о-ой-й! – табуном ретивых кобыл вставали на дыбы и уносились в дали сознания, туда, где под десятью замками хранились чувства давно одинокой девушки, вдруг повстречавшей на своём пути хорошего мужчину в статной милицейской униформе.       Да что же это такое! Почему герои любимого сериала могут радоваться от долгожданной встречи, а она нет! Почему Алехандро и Эстефания могут топить друг друга в страстных объятиях, а Вика должна гнать от себя даже маленькие мысли о прикосновении к определённому человеку и корить себя за них! Почему персонажи «Слёз сентября» сегодня наконец-то увидели друг друга, а полковник Жилин куда-то запропастился на целую неделю, словно все эти его «За вами глаз да глаз нужен» были пустыми словами!       Ох, ну и откуда сворачивалось и рвалось из груди столько тяжких вздохов! Мысли о Жилине всё чаще ложились на её грудь неподъёмной железобетонной плитой, придавливали, но вместе с тем ещё наполняли какой-то странной лёгкостью, воздушностью. И от чувства этого противоречивого хотелось плакать и танцевать одновременно. Вику уже кружил этот безумный вихрь однажды, она знала, как больно потом можно падать. Но настолько же дурной она становилась под влиянием этого страшного недуга, поражающего миллиарды людей по всему земному шару, что всё труднее с каждым днём становилось прогонять эти тяжеловесные сладкие мысли из своей головы. Не могла Вика их отпустить и запретить себе думать о своём герое в тёмно-синей униформе, не могла и даже не хотела. Как и не могла больше смотреть на высохшие лепестки роз на своём подоконнике.

***

      Ночь на дворе стояла непроглядно чёрная, а спасало её только бледно-жёлтое блюдце полной луны, проливающей свой милосердный свет на уснувшие улицы так называемого Катамарановска. Где-то под окнами голосили оркестровым хором собаки, а за стеной громыхали отголоски ругани пьяных соседей. Но не собаки и не соседи вытащили сонную Викторию Скворцову из постели. Из крепких объятий сна, в который ей с большим трудом удалось сбежать от собственных мыслей, её выдернул грохот повалившихся на пол кастрюль, донёсшийся прямиком с её кухни.       Дзынь-грох-бабам! Вика, точно на пружине, вскочила на кровати, растрёпанные рыжие кудри лениво упали на лицо, и она уставилась в темноту округлившимися от испуга глазами. Дверь спальни оказалась чуть приоткрыта, из узкой щели на пол лился золотистый приглушённый свет, в котором плавала какая-то смазанная чёрная тень. Сердце затанцевало адскую чечётку. Никого в этой квартире сегодня просто не могло быть, и с этой стучащей мыслью в голове Вика сидела на своей кровати, словно замороженная, боясь даже дышать. Воры? Бомжи? Бабуля, без предупреждения вернувшаяся из санатория? Нет... маньяк... Тот самый мужчина в капюшоне, что тащился за ней от рынка до самого подъезда. Он добрался до неё. Он залез к ней в дом. Он здесь!       Разморозилась Вика быстро. Не просто разморозилась – лихо спрыгнула с кровати, но тихо, как мышка, подтянула штанишки пижамы и крадучись, точно первоклассно подготовленный ниндзя, двинулась к двери. Оставаться в своей постели было нельзя, решила она, кричать тоже не вариант – лишь спугнёт незваного гостя. Нужно было поймать урода самостоятельно и хорошенько наподдать за всё хорошее. К глотке и ушам прилил горький жар, ладони вспотели. В прихожей Вика взяла с тумбочки вазу из-под цветов, которая опустела пару часов назад, крепко вцепилась в неё, мысленно прикидывая, насколько хороша она будет в качестве снаряда. По мере приближения к источнику шума – к кухне – звуки погрома прекратились, но кто-то всё ещё нагло шебуршакался среди столовых приборов. Вика подкралась по стене, притаилась за косяком, перевела расхорохорившееся дыхание. Сплясав чечётку в груди, сердце уже переехало в голову и давало концерт где-то там. Но Скворцова была преисполнена решимостью. Уж в своём-то доме она одолеет любого ворюгу и маньяка! Ни один злоумышленник не уйдёт из её квартиры целым и невредимым, не заплатив за беспокойство!       А если их там не один? Справится ли она с группой отморозков? А если они до кучи ещё и вооружены? Ей конец, ей, определённо, конец.       «Было бы здорово, появись сейчас на пороге квартиры какой-нибудь рыцарь в симпатичных усах и милицейской фуражке...»       Последняя секунда, чтобы собрать всю свою смелость в кулак и сдуть прилипшую к вспотевшему лбу прядь волос. И вот она как выскочит, как выпрыгнет!       – А ну стоять, ни с места, руки за голову! – проорала воинствующим голосом Вика, угрожающе замахнувшись своим импровизационным орудием защиты, которое чуть было не выскользнуло из её влажных ладошек. – Предупреждаю, я, нахрен, неадекватная!       Противник у неё оказался только один, к счастью. Но в следующий миг Вика поняла, что и нет вовсе тут никакого противника, как нет вора или маньяка. Есть только до боли знакомый грязный стёганый ватник оливкового цвета, растянутые, дырявые на коленях серые трикотаны, ярко-оранжевая строительная каска и несуразно качающийся на ногах мужчина, который был во всё это одет и от которого за двести тысяч квадратных и треугольных километров разило скипидаром.       – С-сдаюсь, не стреляй, – пролепетал чумазый усатый мужчина, отлипая от кухонного гарнитура и поднимая руки на уровне головы. В левой руке у него уже пряталась урванная из холодильника морковь.       – Боже мой, Игорь, – выдохнув всё скопившееся внутри напряжение, Вика обессиленно опустила руку с вазой и закатила глаза. Вспотела она, конечно, знатно. – Игорь, блин, ты что, бешеный, что ли, я не пойму! Ты как вообще тут оказался, ты как дверь-то открыл?       – Ключом.       – Ты в прошлый раз забыл свои ключи здесь, дурик, каким ещё, блин, ключом?       – Разводным, на тринадцать!       Невыразительно пошатнувшись, Игорь исполнил танец в стиле пьяного мастера с дверцей холодильника (чуть не оторвав её, ей богу!) и, запутавшись в собственных ногах, повис на столешнице. Если бы в следующую секунду Вика не успела поставить вазу на стол и подхватить Игоря под руки, он бы вновь вытирал своей фуфайкой полы на её кухне, прямо как в тот самый раз, когда влез в окно (на девятый этаж под скипидарным опьянением да ещё и в узкую форточку – Игорь был человеком редкостным... редкостного таланта!), повалил все цветы, разбил горшки и елозил своей проспиртованной тушкой по рассыпанной земле. Пятна, к слову, всё ещё не оттёрлись от линолеума.       – Опять весь грязный, как свинтус какой-то, ты посмотри на него, хоспади! – сморщилась Вика, подбрасывая мужчину на своём плече, пытаясь поставить его на ноги. Под рукой наваливающегося на неё и не контролирующего свои плавающие телодвижения Игоря она казалась такой крохотной. – Я сколько раз говорила, чтобы не появлялся дома в таком виде, а если и появляешься, то сбрасывай всю одежду на пороге, нечего мне в квартиру грязь тащить.       В ответ ей Игорь пытался соорудить что-то складное из своего языка и вертящихся на них слов. Попутно он хватался руками за её пижаму и тянул её в стороны.       – А ну-ка быстро в ванную! – прокряхтела девушка, изо всех сил стараясь быть строгой, и встряхнула этого не бельмесного.       – Аккуратнее, без рук, начальница! – горланил Игорь, думая, что сопротивляется, но на деле только бесцельно дрыгал конечностями и швырял в стороны верхнюю половину своего тела.       – Без рук, естественно, сам справишься, не маленький уже. Закину тебя в ванну, кипяток шибану со всех кранов, и плавай там, лодочник, пока вся эта чернушка от тебя не отвалится.       – У меня есть право на личного адвоката!       Сорвав с головы Игоря каску, за которую он ещё изо всех своих скудных сил порывался повоевать, Вика выволокла его в прихожую, искренне удивляясь тому, сколь сильны сегодня её ручищи. Грязная оранжевая каска осталась венчать обеденный стол, пока нелепые возгласы неожиданного визитёра сотрясали стены сначала прихожей, а затем – ванной, куда Скворцова втаскивала его чуть ли не за ноги, как испугавшегося купания кота. Игорь раскорячился в дверном проёме, упёршись в косяки руками и ногами, при этом издавая шквал протестующих гласных звуков, пока Вика не впихнула его туда и не подпёрла дверь спиной. Теперь звуки апокалиптических разрушений перекочевали из кухни в ванную.       Вика закрыла глаза, выдохнула, открыла и... увидела ещё одного своего гостя. И если Игорь был для неё уже привычной неожиданной головной болью, то существо, которое смотрело на неё своими маленькими круглыми карими глазками, удивило её куда больше. Нет, не просто удивило – вогнало в шок! В прихожей под напольной вешалкой послушно сидела большая лохматая собака, приветливо подметая пышным хвостом пол и вывалив изо рта широкий розовый язык. У Вики чуть глаза на лоб не полезли.       – А это... ещё... что за новости, блин?! – стиснув зубы, она со всей силы ударила ногой в дверь ванной за своей спиной.       – Чё ломишься? Занято! – возмутились оттуда.       Ну приехали! Одно животное притащило в дом другое животное! И мыть, судя по всему, придётся обоих. Ну что ж, Вика, с добрым, мать его, утром, что ли.

***

      Время на старых настенных часах отсчитало половину пятого утра. Солнце потихоньку поднималось из-за горизонта, и черноту ночи разгоняло золотисто-розовое свечение неба. Под окнами уже кое-где заводились сонные автомобили. Строительная каска, уже бережно вымытая девушкой, стояла на тумбочке в прихожей, пол которой был усыпан комьями грязи и чёрными собачьими следами. Пёс, породой походящий то ли на колли, то ли на кавказскую овчарку (Вика так и не поняла), с большим аппетитом ел оставшуюся с прошлого утра рисовую кашу из чашки на полу под ногами сидящих за столом Виктории и Игоря.       – Ну, рассказывай, где ты этого волосатика взял, братишка, – Скворцова присела на стул и поставила перед собой большую кружку горячего чая с лимоном.       Игорь Натальевич Катамаранов – самый загадочный, неуловимый, непостоянный, хаотичный и легендарнейший человек (хотя с этим утверждением многие поспорят) города, названного в честь его семьи, что заложила здесь первый камень. Его сущность заключалась в фигуре призрачного хтонического духа, что может появиться в любую секунду, хорошую или плохую, и обернуть ситуацию вспять. Если ты попал в беду, появление Игоря Катамаранова вызволит тебя из неё. А коли ты находишься в центре благоприятного события, и на горизонте мелькнула оранжевая строительная каска и бутылка скипидара – тушите свет. Самая противоречивая личность, вездесущая и всеобъемлющая сила, родившаяся не понятно, из чего, не понятно, как, и не понятно, для каких вообще целей. И вот это вот нечто Вика звала своим братом и, несмотря ни на что, всё-таки любила. Ведь, если бы не любила, не стала бы возиться с ним, как с маленьким дитём, на пороге раннего утра.       Вика пододвинула поближе коробку с нитками и иголками, которую недавно принесла из гостиной, положила на колени порванную по рукавам фуфайку брата и принялась умело орудовать своими инструментами. Пёс уже загнал чашку под стол ненасытной мордой и громко чавкал оттуда. Притащивший его мужчина сидел за столом в одних трусах и усах, что называется, а вся его одежда, кроме телогрейки, перестиранная сушилась на балконе.       – М-мы с мужиками достали его из реки. Он там барахтался один одинёшенек, чуть не утонул, – пролепетал в ответ Игорь, склонившись над тарелкой с макарошками.       Визиты Игоря в квартиру к Вике были редкими и такими же, как сегодняшний, внезапными. Он никогда не предупреждал о своём приходе, не панировал их заранее и не умел правильно выбирать время (вероятно, потому, что для Игоря понятие времени и вовсе не существовало). В основном, он заваливался поесть или просто поспать, никогда не сообщал, куда отправлялся после, но ко всему этому Вика уже успела притерпеться. Она в свою очередь старалась о нём заботиться хоть немного, стирала и штопала одежду, отмывала черноту с его рук и лица, которая въелась в его кожу настолько, что ни одно моющее средство уже её не брало, но даже после сотни попыток Вика собиралась сделать ещё сотню. Может, потому что ей просто нравилось ухаживать за кем-то, а может, почему-то ещё.       – Я хотел его покормить, а он чё-то скипидарчик пить не стал. Вот я его и это, сюда к тебе организовал, – прожевав, изрёк Игорь. Ел он не то, что бы охотно, обычно он не был сильно голоден, но от еды не отказывался.       – Господи-боже, ты спас собаку, а потом попытался убить её, напоив своим скипидаром! – вздохнула Скворцова, взглянув на Игоря с жалостью. – Ты неисправим, Игорь.       На самом деле... Если уж говорить откровенно... Вика даже не была полностью уверена в том, что они с Игорем действительно брат и сестра. Иногда ей казалось, что либо он, либо она, либо сразу оба просто это выдумали, а может, кто-то выдумал это за них и заставил маленьких Игоря и Вику в это поверить. Просто потому что слишком уж разными они были, и слишком уж нереальным было для Игоря Катамаранова быть привязанным к кому-то. И всё же на старых фотографиях в рамках под ногами у двух женщин их было двое, и Вика всегда улыбалась, а Игорь всегда хмурился. Вика даже и не помнила, старшим он ей приходился братом или младшим. Помнила только, что в детстве чумазый мальчишка с запачканным пионерским галстуком на шее всегда её защищал, всегда заботился (по-своему, но заботился) о девочке, которую некоторые обижали и дразнили за металлические брекеты на зубах и большие очки. Где-то там, в тех далёких воспоминаниях и родились брат и сестра с разными фамилиями, но одинаковыми отчествами. И всё это по-прежнему было странно, однако уже ничуть не важно. Значимым оставалось лишь то, что для Игоря тропа в эту квартиру никогда не зарастёт, и потому Вика всегда будет ждать его здесь, чтобы вновь взяться за иголку, поворчать за рваньё и грязь и привести брата в некое подобие нормального человека.       Игорь звучно всосал макаронину, которую целую минуту пытался наколоть на вилку непослушной рукой. Пряди смольно-чёрных волос (а может быть, они на самом деле были и не чёрные вовсе, но всё та же грязь, которая впиталась в него с концами, никогда не даст узнать правду) падали ему на глаза, и Вика потянулась к его лицу, что убрать их, аккуратно завела их за уши и чуть улыбнулась. Да, он прервал её сон, да, ворвался среди ночи, напугал до полусмерти, наследил в прихожей так ещё и собаку какую-то уличную притащил! Но злиться за это на него у Вики больше не получалось. Да и, что уж там... Соскучилась она по Игорю и была рада сегодня узнать, что он всё ещё жив-здоров.       Пёс до блеска вылизал поставленную ему тарелку, а потом его появившаяся из-под стола довольная попрошайничья морда уставилась на Вику. В эту же тарелку она налила ему попить, и теперь лохмач принялся громко хлюпать в уголке у холодильника. С дырками на телогрейке Вика уже почти закончила. Игорь к этому моменту, устав от вилок и ложек, вывалил содержимое тарелки себе в рот.       – У меня тут для тебя припасён гостинец. Щас, – оповестил Катамаранов, выплыл из-за стола и невыразительной походкой пошлёпал босыми ногами по коридору в прихожую. По дороге запутался в подвязанных по бокам дверного проёма шторах из деревянных бусин.       И принёс он ей, значит, свою каску, а из каски на ладонь вывалил белый гриб. Один. Один несчастный гриб. И протянул его сестре. Викина левая бровь незамедлительно вскочила вверх.       – Настоящий ч-чистокровный подболотник. Добыт лично мной, – похвастался качающийся Игорь.       – И что мне с ним одним делать? – спросила Вика, недоверчиво взяв гриб из рук брата.       – Ну я не знаю, салатик там какой-нибудь вам с Мухтарчиком сваргань или на зиму его закатай. Что, мне учить тебя ещё, что ли.       Вика улыбнулась, как улыбаются обычно нёсшим какую-то белиберду маленьким детям. Он и вправду принёс ей гриб, да ещё и покачивался в таком томительном ожидании, словно ждал что-то вроде благодарности или похвалы в стиле «Какой ты у меня молодец, самый умелый ловец подболотников на свете!». И Вика сказала бы «Спасибо», даже несмотря на то, что гриб в единичном экземпляре был абсолютно бесполезен, если бы вдруг до неё не дошла суть слов «вам с Мухтарчиком».       – Подожди-ка, Игорь, стой, в смысле «вам»? Как понять «вам»? Ты что, хочешь сказать, что не заберёшь с собой собаку? Эй! ЭЙ!!!       Она подорвалась со стула, кинулась бежать следом за исчезающим в коридорном проходе, петляющим на ровном месте и вновь попавшим в паутину декоративных штор Игорем. Он ускользал от неё в гостиную, подняв руки на уровне плеч: на этом он слагал с себя все полномочия.       Ввалившись в комнату, Игорь нащупал руками у стены шифоньер, открыл двери. Внутри на верхней полке ровными сложенными кучками лежали одинаковые чёрные майки, кофты и трико – точно такие же, какие Вика стащила с Игоря час назад и закинула в стиральную машину.       – Ты что, с ума съехал совсем, какая мне ещё собака! – возмущалась Вика, размахивая руками, в одной из которых летал над её головой подболотник. – Для этого ведь нужно время, чтобы ухаживать за ней, гулять, стирать, кормить, а у меня работа, знаешь ли. Нет уж, ты давай, сам спас, сам за неё и отвечай.       – А что... что мне отвечать, меня никто ни о чём и не спрашивал, – перевалившись с ноги на ногу, Игорь завалился плечом на дверцу шифоньера и повалил содержимое верхней полки на пол.       – Выключай дурачка! Я не возьму себе собаку, нет, даже не думай, нет, я сказала, НЕТ!       Игорь копался в сваленной одежде, выбирал себе майку и трикошки так, словно они чем-то друг от друга отличались, а викины нервные восклицания просто игнорировал. Он игнорировал её, пока старательно натягивал майку, игнорировал, пока влезал в кофту и пока пытался попасть ногами в штанины трико, пару раз просунув их через растянутые на коленках дырки (да, дырки на коленях были нарочной авторской задумкой и имелись на каждой паре игоревых трикотанов). А затем он поковылял в прихожую, всё так же, оставляя сестру разговаривать с его затылком.       – Так, Мухтарка, слушайся вот эту громкую тётеньку и смотри мне тут, чтоб вёл себя хорошо, понял? – наставлял одевающийся в свеженькую заштопанную фуфайку Игорь, заметив вышедшего к ним в прихожую пса.       – Ну, Игорь, ну я тебя прошу, ну ради всего святого, – к тому моменту, когда кряхтящий Катамаранов распластался на полу в попытках обуться, Вика уже прошла стадию ужаса, стадию негодования и стадию злости и сейчас находилась на стадии отчаяния. – Ну не добавляй ты мне головной боли. Возьми пса с собой. Смотри, как он на тебя смотрит, – Вика взяла мохнатика под передние лапы и подняла, вытянула его на задних лапах, взглянула на брата умоляющими глазами. – Он к тебе привязался, а со мной жить не сможет. Ты же его из речки-то вытащил, не я.       – Зато только ты... – Игорь сделал паузу, поднялся с пола, он уже был одет и обут, оставался только один заключительный штрих, – будешь любить его так, как никто и никогда вообще никого не любил. Я это знаю. Всё, щсливо!       Игорь шлёпнул строительную каску себе на голову, приобнял сестру за шею одной рукой, грубо притянул её к себе и чмокнул в лоб на прощание. Его шатающаяся спина скрылась за входной дверью. Вика быстро отпустила пса и выскочила вслед за Игорем, кликая его, надеясь ещё, что сможет всё-таки уговорить брата не сбрасывать на неё заботу о непрошеном питомце. Но Игоря и след простыл, словно он вышел в подъезд и тут же испарился, шагнул в какой-то свой чёрный портал и исчез в нём без следа, оказавшись уже где-нибудь на другом конце города (или планеты). Неожиданно появился и так же неожиданно пропал – Катамаранов без этого не Катамаранов!       Вика топнула ногой, стукнула рукой по перилам лестницы, навернула нервный круг вокруг себя, в сердцах проклиная этого бешеного. Но за пару следующих секунд успокоилась и выдохнула в пустоту:       – Береги себя, Игорь.       Вернувшись в квартиру, Скворцова закрыла дверь на замок и навесила цепочку. Покрутив в руке белый гриб и понюхав его, она сделала вывод, что он всё-таки съедобен, правда, всё ещё не представляла, на что может сгодиться один грибочек. В утренней тишине медленно освещаемой квартиры раздавалось мерное тиканье старых раритетных напольных часов и ритмичное дыхание сидящего в прихожей пса, который, открыв рот, в ожидании смотрел на свою новую хозяйку. Вика взглянула на него: красивый будет, если помыть и вычесать шерсть, и глазки такие добрые и преданные, как у существа, готового сделать ради тебя всё, что угодно, если поделишься с ним капелькой своего тепла и заботы.       – Чего смотришь? – строго спросила Вика. – Вечером в приют поедешь, нет у меня на тебя времени. Всё.       Последнее она добавила как-то неуверенно и словно бы с осуждением, и осуждала она саму себя за отсутствие смелости приютить брошенного бедняжку, который наверняка ни перед кем и ни в чём не провинился. Вика убежала в гостиную, убирать учинённый братцем беспорядок, а пёс, встав и замахав хвостом, совершенно, очевидно, не поняв, её угрозы, воодушевлённо гавкнул, а потом поплёлся следом.       Уже очень скоро, доспав свои законные пару часов и проснувшись со свежей головой, Виктория поймёт, что смелость та у неё всё-таки была, просто в тот момент, когда заявление брата свалилось на неё первомайским снегопадом, она не смогла до неё дотянуться. А ещё она поймёт, что Игорь Катамаранов навестит её уже очень скоро, ведь сезон «подболотников» только-только разгорался.