Колючие снежинки

Он не смог. Смелости не хватило. Катерина раскладывала папки перед членами совета директоров. Вид у нее был боевой: прямая спина, непроницаемое выражение лица. А у Андрея дрожали руки. Пришлось сжать их в кулак, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. - Что ж, давайте начнем, - сухо сказал Павел Олегович, переводя взгляд на Андрея. «Давайте. Начнем». - Отчет сегодня представит Екатерина Валерьевна. Катя, вам слово, - коротко кивнул, и посмотрел в стол. - Кто бы сомневался! - ехидно усмехнулся Воропаев. - Андрюша, а ты уже не в состоянии выучить и парочки цифр? Или врать вдруг разучился? - Саша, давай обойдемся без мальчишества. Посерьезнее, прошу. - Я серьезен, как никогда, Павел Олегович. Жду с большим нетерпением, что же наши фокусники-иллюзионисты насочиняли в этот раз. Катенька, поразите нас чем-нибудь! Катя и глазом не моргнула. - Прошу открыть ваши папки на первой странице. Перед вами график... И вот началось. То самое. Падение в пустоту. Красная папка... Красная папка принесла бы облегчение, она прекратила бы весь этот фарс — одним махом. Но... под удар попала бы Катя... и Ромка. Нет, он не имел права. Он не мог... Желтая папка горела ядовитым пятном в руках Катерины. Андрей отводил взгляд. Он не смог. Не решился. Так нужно. Так правильно. В последний раз. Катерина говорила четко, уверенно, страницы отчета шуршали, стрелки часов плавно ползли вперед. С каждым словом, с каждой секундой Андрею становилось все хуже и хуже. Груз тяжести рос шире и шире, перекрывая воздух, сдавливая легкие. Напротив сидела Кира, бледная и обиженная. Сидела, поглядывая на Андрея так, будто бы ждала, что он сейчас громогласно объявит всем, что свадьба состоится, что их расставание — одна большая ошибка. Андрей молчал, взгляд отводил. А Катя все говорила и говорила. Бесконечно. Павел Олегович был, наверное, единственным, кто слушал ее внимательно, и от услышанного, кажется, приходил в некоторое успокоение, это было видно по его позе и по выражению лица — более расслабленному, чем в самом начале. Когда Катя закончила говорить, всеобщую тишину разрушил Воропаев. - Браво! - закричал он. - Екатерина Валерьевна, я поражаюсь вашему лицемерию. Вы потрясающе водили всех нас за нос все это время. Друзья мои, а отчет-то фальшивый! Я вас поздравляю с этим. - Саша, если у тебя есть доказательства твоих обвинений, прошу предоставить их сразу. А если это всё - лишь твои предположения... - Компания банкрот, Павел Олегович. Вот статья из «Вестника», выпущенная еще несколько месяцев назад. Павел взял статью, глянул в нее мельком, и тут же перевел взгляд на сына. - Андрей, скажи, это правда? Мы потеряли компанию? Андрей встал. - Это правда, - по залу прокатилось дружное «ах». - Но компанию я... мы не потеряли. - Значит, отчет, действительно, фальшивый? - во взгляде Жданова старшего появилась та самая опасная жесткость, которая приводила Андрея всегда в тихий ужас. Приводила всегда, только не сегодня, почему-то. - Отчет исправленный, - кивнул Андрея. - Частично. - Частично? - вскричал Александр, краснея от злости. - Вы подменили всё! Все данные. Всё сфальсифицировали! Мы банкроты! - Компания находится на плаву. - Возможно. А кому она принадлежит, Андрюшенька? Не хочешь сказать? Малиновский схватился за голову. - Екатерина Валерьевна, что же вы молчите? Может, вы развенчаете главную тайну? - Компания принадлежит мне... всем нам, - сказал Андрей, поглядывая на бледную, но отчаянно бодрящуюся Катю. - Вранье! Очередное вранье! «Зималетто» находится в долговой зависимости от компании «Никамода». - «Никамода», - пробормотала Кира, вспоминая, где она слышала это название. - А владелицей «Никамоды» является наша незаменимая помощница — Екатерина Валерьевна Пушкарева. В конференц-зале начался ужасный переполох. - Как ты мог? - кричала Кира. - Отдать компанию ей!.. А как же я? - Андрюша, как же так? - Маргарита ошарашенно смотрела на сына. - Это кошмар! - Милко хватался за сердце, обмахиваясь той самой злосчастной желтой папкой отчета. - Андрей, я жду объяснений! - требовал отец. И тут вдруг заговорила Катя. - Павел Олегович, я написала доверенность на управление «Никамодой» на Андрея Павловича. У меня никогда не было никаких планов в отношении «Зималетто». - Для начала хотелось бы увидеть реальный отчет, - сказал Павел сухо. - Ты написала доверенность? - спросил Андрей тихо, Катерина кивнула. - Почему? Когда? - Я хотела... уволиться после совета, и... готовила все необходимые документы. Андрея словно обдали ушатом ледяной воды. - Уволиться? Перед глазами все поплыло. Какой теперь смысл - красная папка или желтая, если Катя собиралась уволиться? Катерина выбежала из конференц-зала, потом вернулась со стопкой бумаг, среди которых нашлась и красная папка. Катя снова говорила, что-то объясняла, отвечая на вопросы отца и на уколы Воропаева. Андрей тоже что-то отвечал, за что-то извинялся. - Почему, Андрей? Почему ты сразу не сказал ничего мне? Почему скрывал? - Я думал, что справлюсь сам. - Не получилось справиться? - Почти не получилось... но мы выбрались... почти. Компания находится на плаву, уверенно выплачивает кредиты и зарплаты работникам... Всё, что случилось... За всё несу ответственность я и только я. Я принимал решения... - Ах, как благородно! Андрюша, ты всех нас благородно обокрал! Мы тебе должны за это спасибо сказать или умилиться твоему благородству? - не унимался Воропаев. - Я делал всё, что было в моих силах. Да, я совершал ошибки, но тут же их исправлял. - Павел Олегович, вот план выхода компании из кризиса, - вклинилась Катя. - Посмотрите, пожалуйста. И снова Катя говорила. И снова Андрей объяснялся. А потом совет закончился. На завтра был назначен новый. Андрей медленно поднялся со своего места, и пошел прочь. Катя догнала его в коридоре. - Андрей Палыч, подождите! Нам нужно поговорить. Это важно. Она заглядывала ему в лицо, выглядела обеспокоенной. Она что, боится, что он топиться сейчас пойдет? Не дождутся. - Кать, не нужно ничего мне больше говорить. Со мной все в порядке. - Андрей Палыч, меня Павел Олегович просил еще задержаться, пожалуйста, дождитесь меня. Катерина хватала его за руки. У «Женсовета», пробегавшего мимо, глаза на лоб полезли от увиденной картины. - Это очень важно. Мне нужно сказать вам, что... - Так! Что тут происходит? - закричала Кира на столпившийся в проходе «Женсовет» и на совсем распоясавшуюся Пушкареву. Катя одернула руки, даже отступила на шаг. - Катя, вас Павел Олегович ждет, - напомнила Кира, сканируя Катерину злым взглядом. - Или вы задумали убежать? - Нет, убегать я не собираюсь. Андрей Павлович, вы... мы поговорим... потом, да? Андрей кивнул. Катя вскинула руку, собираясь еще что-то сказать, но передумала. - Я пойду, - она ушла. Катя ушла. Из компании и из его жизни... навсегда. Вот такие дела. Больше нет лжи. Нет красного и нет желтого. Впереди сквозило холодом и черно-белой пустотой. Андрей вошел в лифт, даже не услышав, что ему сказала Кира, оставшаяся на этаже и смотревшая на него с надеждой и тревогой. «Как ты мог?», - кажется, это спросила она. А действительно, как он мог? Как мог довести компанию до такого состояния? Как мог так рисковать и так безбашенно и безразлично играть с финансами отца и всех членов совета директоров? Как он мог так врать? Как-то мог. И это плохо, это ужасно, но... Не это его сейчас беспокоит... Дело не в компании и не во вранье, которое вскрылось так внезапно. «Как ты мог отдать компанию ей? Неужели ты так доверяешь этой Кате?», - всплыли в памяти слова мамы. Сел за руль, выехал в метель. Ехал, не задумываясь, куда-то поворачивал, где-то притормаживал, осененный неосязаемыми догадками. Пока не заехал в какой-то двор, и не вышел из машины. «Доверяю? Да. Безоговорочно. Больше, чем себе... Потому что...». Снег валил крупными снежниками, прилипая к лицу. «Потому что... почему? Ну, уволится Катя... Найду новую помощницу. А может, и совсем уйду из «Зималетто», может, отец меня выгонит... Почему же мне тАк плохо? Неужели...». Андрей вышел к детской площадке, постоял несколько секунд, потом присел на маленькие качели, сильно сгибая ноги в коленях. «Не может этого быть!», - подумал он потрясенно. «Я люблю Катю. Я, действительно, ее люблю». Посмотрел в небо. Там роились снежинки. Мелькали искорками. Дул пронизывающий ветер. - А она меня — нет.