Mörtelbrett

             — Это не инфаркт. Но рядом, — белая марлевая повязка соскользнула с лица, прежде чем Дарья сняла её полностью, — Возраст, нервы, водка. Не берегут мужика, — она улыбнулась грустной улыбкой и перевела взгляд на трёх женщин-родственниц, что в спешке скрылись за воротами.       — Квартирный вопрос сгубил многие семьи, — главврач поправил круглые очки, вздыхая, — Теперь из-за него по всей стране безобразие. А как люди, живущие в коммуналке, готовы друг друга поубивать, представить страшно. Я тебе сейчас пару историй расскажу. Вот слушай. Жила в Москве, на патриарших, одна семейная пара, ну все им завидовали...       Такие беседы и прогулки во время пересменки для Дарьи давно превратились в отдушину. Иосиф Ильич, не только светило отечественной медицины, но и просто кладезь мудрости, умел помочь, найти нужные слова и показать ту или иную ситуацию с неожиданной для собеседника стороны. Иногда они обсуждали темы, за которые, в принципе, можно было однажды обнаружить у себя в пять утра людей, роющихся в твоём письменном столе, после чего совершить путешествие в один конец на «Воронке» и получить гордое звание врага народа, но в основном Иосиф Ильич рассказывал о жизни некоторых больных или же его коллег, которым повезло служить клятве Гиппократа за рубежом, не опасаясь за свою свободу и жизнь. Для Дарьи он стал отцом, человеком понимающим и надёжным, чем, к сожалению, при жизни не мог похвастаться её собственный.       — Ты должна поступить в институт, такой талант пропадает, — воскликнул Иосиф Ильич, когда они дошли до цветущих лип, за которыми уже не было видно больницы. — Очень тебя прошу — уезжай.       — Я вас ещё тогда услышала, — Дарья улыбнулась, — в тот же день отправила телеграмму в Москву. Бабушка ответила, что её знакомый заберёт меня с вокзала.       Конечно, контекст был не совсем таким. Ведь прочитай Ольга Владимировна, что в июле приедет никчёмная безродная внучка, рассчитывающая на койку и гостеприимство в её квартире, бедную злобную старуху хватил бы удар. Поэтому, прежде чем сообщить о дате приезда, Дарья упомянула, что приезжает только на время, и, если поступит, переедет в общежитие ещё до начала учебного года. На большее у Ольги Владимировны не хватило бы щедрости. Да и сил терпеть её вечное презрение не было у самой Дарьи.       — Самое главное, Дашенька, не волнуйся. Учись, — продолжал Иосиф Ильич, замечая, как та нахмурила брови, — И если что, обращайся. Тебя возьмут в Москву, ты же понимаешь.       — И вас бы взяли, не только в Москву, — пожала плечами Дарья, — но вы почему-то отсюда ни ногой. Не жалко? Тут кругом одни профаны. Даже писать толком не умеют. Только и знают, что все им должны да водку с самогоном хлещут.       — Ну что ты говоришь, Дашенька. Простые люди, а ты к ним относишься, будто к насекомым. Если хочешь знать, для нашей профессии нет никакой разницы. Простые это или богатые, умные или глупые. Все одно и то же — человек.       — Извините, — пробормотала Дарья. Для неё пьяные глупые люди, неспособные связать и двух слов, но с самомнением до небес, были болезненной темой — дома её ждало такое же нечто. — Я пойду. Моя смена кончилась ещё утром.       Лето в Смоленске выдалось на редкость жарким и душным. Дарья терпеть не могла жары и палящего солнца — её бледная кожа загара не выдерживала, покрываясь красными болезненными пятнами. Жила она практически за чертой города, в старом доме, который, ходили слухи, стоял ещё со времен крепостных и их помещиков. Подобного рода байки пропускались мимо ушей, поскольку дом был подарен её отцом, который ни с первыми, ни, тем более, со вторыми никак связан не был. Кровных родственников в Смоленске у Дарьи не имелось, хотя жила она со вторым мужем матери и Аней — дочерью от его первого брака.       Свернув на грунтовую дорогу, Дарья отскочила в сторону, когда из-за деревьев выскочил автомобиль. Скривилась, узнав водителя, и двинулась дальше, проходя мимо длинной скамейки, на которой всегда сидели старушки и обсуждали между собой все секреты этого мира.       — Здравствуйте, — не очень приветливо сказала Дарья и поэтому не удивилась их молчанию, которое перешло в зловещий шепот, когда её силуэт уже скрылся за углом дома.       Любовью местных она не пользовалась, да и не нуждалась в ней, вокруг полно было девиц поласковее, которые где надо промолчат, а где надо готовы польстить. С течением лет эти нежные маргаритки превращались в сварливых и желчных бабищ, которые и коня на скаку могли остановить, и затоптать его, не заметив.       Калитка жалобно скрипнула и приоткрылась. Дарья быстро вошла во двор, не обращая внимания на тучное тело, сгорбившееся на крыльце. Большая серая собака выбежала из дома и чуть не сбила хозяйку с ног, виляя хвостом. Дарья потрепала её по загривку и вошла в дом.       В воздухе пахло дешёвым табачным дымом, перегаром и вчерашним обедом. Чертыхнувшись, девушка сбросила туфли и прошла на кухню. На столе стояла бутылка водки, накрытая стаканом, а рядом — две грязные тарелки, куски хлеба и банка консервов. Следующие минут десять ушли на то, чтобы навести порядок и накрыть на стол. Отложив тряпку, Дарья села к столу и вздохнула. Со стороны прихожей донеслось рычание, и она обернулась. В дом зашёл, а точнее, ввалился Михаил, и запах перегара вновь ударил ей в ноздри. Сжав руку в кулак, Дарья отвернулась к окну. Михаил сел напротив и уставился на неё мутным взглядом. Она с трудом сдерживала желание ударить его. Чего он на неё пялится?       — Опять твои дружки приходили, — заговорил он через несколько минут. — Стояли во дворе и чего-то ждали. Чтоб им пусто было.       — Никакие они мне не дружки, — устало ответила Дарья. — Сколько можно повторять. Странно, что ты их за собутыльников не принял. Те ещё рожи, под стать тебе.       Трое мужиков явно преступной наружности ошивались у их дома уже лет пять. Ходили сюда как на работу. Впрочем, почему как. Ходили и твердили одно, что Амир, покойный отец Дарьи, перед смертью прибрал к рукам всё их богатство. А где спрятал, неизвестно. Объяснять, что о его делах здесь никто не в курсе, было бесполезно, как, собственно, угрожать и проклинать на чём свет стоит, но с недавних пор их визиты стали происходить реже, преимущественно когда Дарьи не было дома. Боялись. И не зря. Год назад она плеснула кипятком в самого наглого из них, после чего их месяц не беспокоили. Чем можно было бы плеснуть, чтобы отстали насовсем, Дарья уже прикинула. Как и то, сколько потребуется места на заднем дворе, чтобы вырыть три могилы. Не всерьёз, к сожалению.       Однажды, будучи ребёнком, она спросила о своём рождении. Мама на эту тему отмалчивалась вплоть до самой смерти, зато бабушка любила высказаться. И полным злости голосом прошипела, что её мать согрешила с Дьяволом. Дарья в тот же миг выкинула эту тему из головы. Гадость какая. То, какой её отец ужасный или, по крайней мере, опасный тип, дошло до неё много позже, когда на её долю выпал весь комплекс проблем, с которыми сталкиваются женщины бандитов. И она боялась этих людей. А какая-то её часть и вовсе боялась стать одной из них.       Ближе к вечеру жара немного спала, и можно было дышать полной грудью. Дарья забралась с ногами в кресло, рядом с которым сопела Тайга, и пыталась сосредоточиться на одной и той же строчке. Глаза слипались, пальцы были как чужие, что неудивительно, ведь последний сон она видела ещё до вчерашнего утра. Наконец послышался глухой стук в окно, и девушка от неожиданности уронила книгу, чудом не задев собаку. Та подняла голову и потянулась. Дарья тихонько ругнулась, подняла книгу и пошла открывать. На подоконнике сидела Аня с букетом цветов. Волосы растрепаны, губы опухли и улыбались счастливой улыбкой. Дарья впустила её.       — Почему всегда через окно? — она вернулась в кресло и нахмурилась. Тайга опять уснула, — он здесь на птичьих правах, пусть только выкинет что-нибудь. Не бойся.       — Не хочу провоцировать, улица и так шепчется, — Аня присела на свою кровать, снимая туфли, а затем и чулки. — Он обычно в это время уже спит, но зачем рисковать?       — Он всё время спит, — проворчала Дарья, ища страницу, на которой остановилась. После вздохнула, — Корнеев опять приезжал. Ты ему сказала?       — Всегда говорю, но, думаешь, он слышит? — переодевшись, Аня фыркнула и камнем упала на постель, — а мне, кроме Коли, никто не нужен, понимаешь?       Дарья-то понимала, но как дать от ворот поворот настойчивому, даже въедливому ухажёру, не знала. Опыта у неё было не больше, чем у Ани, даже меньше. Хоть она и была младше и уже полностью погрузилась в работу, планируя ещё учиться, в душе таилась обида, что в её возрасте многие женятся и рожают, а она ещё даже ни с кем не целовалась. Но вскоре циничный ум подкидывал лица всё тех же ласковых девиц, которые очень скоро потом разочаровывались в любви и ненавидели весь мир. Становилось легче. К тому же кому она могла отдать своё сердце, местные не интересовали от слова совсем — пообщаться толком не с кем. Возлюбленный по типу Ивушкина, чей предел мечтаний — семеро по лавкам и собственный трактор, точно не неё вариант.       Умывшись, передвигаясь тихо, чтобы не разбудить болеющего на кухне похмельем Михаила, девушки улеглись спать. Дарья лежала на спине и глядела в потолок. О чём она думала в эти часы, трудно сказать. Возможно, о переезде, до которого оставались считанные недели. Возможно, о счастливом будущем, которое не смогли разделить между собой её родители. К глубокой ночи она устала от собственных мыслей настолько, что наконец-то погрузилась в долгожданный сон, накрывшись одеялом и разбросав свои рыжие локоны по всей подушке. Спала она беспокойно.

***

      Неделя прошла довольно быстро. Дарья работала, как всегда, подменяла, если потребуется, медсестёр и неизменно беседовала с Иосифом Ильичом, прогуливаясь в парке рядом с больницей. Иногда Аня не бегала на свидания к своему Ивушкину, и тогда они в тусклом свете пламени свечей читали на немецком книги по ролям, либо играли в карты. Дарья играла блестяще, казалось, колода сама ложится ей в руки, хоть девушка и клялась, что играет честно. В ответ Аня восхищённо глядела на её руки, боясь упустить из виду хоть одно движение, и в шутку называла фокусницей. Та всегда смеялась и заканчивала карточное представление каким-нибудь сложным трюком, обещая, что в следующий раз научит этому мастерству и Анины руки. Следующий раз никогда не наступал.       От Михаила уже пару дней спустя несло перегаром меньше, и он уверял, что теперь имеет право называть себя рабочим классом. Дарья и Анна только смеялись, но, когда одним вечером он вернулся и проставился, накрыв приличный стол, сводные сёстры притихли. Ладно, в принципе, всё было хорошо. Лишь бы не стало хуже.       Утро субботы, было, пожалуй, первым за долгое время, когда Дарья возвращалась домой вовремя, даже немного пораньше. Настроение было хорошее, полчаса назад она забрала сшитый маминой знакомой специально для неё сарафан, который хотелось опять поскорее примерить, и несла домой небольшое количество продуктов. Даже возле скамейки, на которой, как на жердочке, сидели всё те же стервятники в косынках, она не скривилась, продолжая легко улыбаться. Правда, недолго — возле их забора опять стояла машина Корнеева.       — Давно стоит? — спросила она, останавливаясь.       — Недавно, — ответила самая тощая из них, вытягивая длинную шею. — Минут десять, может, пятнадцать. Обычно его уже через пять гонят в шею.       — Это когда я дома, — пробормотала Дарья.       — И зря гоните, — сказала вторая старуха и с осуждением поглядела на девушку, — не то что Коля ваш. Надёжный. Повезёт кому-то.       — И правда, зря. Такого мужика теряете, — запричитала третья, а остальные подхватили, — между прочим, ко мне сватался офицер, когда я была моложе.       — Это во времена, когда солдаты спали, а служба шла? — Дарья усмехнулась и медленно направилась к дому. В голове уже мелькали идеи, как она выпроводит Павла и не забудет изрядно потоптаться по такой хрупкой и уязвимой мужской гордости. Вдруг раздался грохот. Затем женский крик. Дарья, выронив сумку, побежала на шум.       На бегу открывая калитку и рванув на крыльцо, она влетела в прихожую и замерла на месте. По полу были разбросаны цветы, некоторые из них были раздавлены, а из их комнаты Дарья услышала возбуждённый бред Павла и тихий плач Ани. Рука нащупала сбоку тяжёлую сковородку, и, распахнув дверь, она с размаху ударила негодяя по спине. Тот чертыхнулся, оборачиваясь. Дарья увидела его перекошенное лицо с выпученными глазами, искажённый ненавистью рот и закричала:       — Встань! Встань, или опять ударю! — и снова замахнулась сковородкой, — слезай с неё, свинья! Слышишь?       Павел оскалился, но послушался, медленно отходя к стене. Проследив за ним глазами, Дарья перевела взгляд вниз и увидела Тайгу, безвольно лежащую у его ног. Та была без сознания, но не умерла, её грудная клетка продолжала вздыматься и опускаться — похоже, Павел приложил её обо что-то, когда та пыталась защитить Анну. Появились непрошенные слёзы, но вместе с тем Дарья ощутила бешеную злобу, которой раньше не чувствовала никогда. Замахнулась сковородкой ещё раз.       — Не бей, Дарья! — почти спокойно сказал Павел, хотя глаза его горели безумным блеском, — я поговорить пришёл. С цветами, чтобы всё как у людей было.       — Убирайся, иначе их положат на твою могилу, — прошипела Дарья, — сколько раз говорили — хватит к ней ходить! — она кивнула на Анну, которая вжалась в угол кровати, мелко дрожа от пережитого ужаса. — Пошёл вон! — подошла и толкнула его изо всех сил.       Павел сделал шаг назад и застыл в дверном проёме, оборачиваясь. На его губах появилась кривая усмешка, и он покрутил пальцем у виска, подмигивая Ане, отчего та заплакала снова. Прихрамывая, он проковылял к выходу, насвистывая что-то легкомысленное. Через несколько минут до девушек долетел шум заводящегося двигателя.       Выдохнув, Дарья положила сковородку на стол, а сама устало рухнула рядом с Аней, протягивая руки. Девушка тут же уткнулась лицом в её плечо, залившись слезами. Чего греха таить, Дарья сама не смогла сдержать слезу, а тело до сих пор тряслось от страха и отвращения. Так они и просидели несколько минут, Дарья гладила Аню по волосам, а та всхлипывала и изредка бормотала что-то неразборчивое. Понемногу напряжение схлынуло, и они потихоньку обсудили произошедшее.       — Он сказал, что отец был в милиции, — говорила Анна, — просто пришёл и стал говорить о замужестве, целоваться полез. Я сперва подумала, он пьян. Хлестанула его этим веником по лицу, тут он и озверел. Сказал, что отец...       Дарья слушала, но вполуха, понимая, что ничего нового не услышит. Корнеев давно стучался в закрытую дверь, а, когда надоело, видимо, решил идти напролом.       — Сказал, что мы скоро окажемся на улице, чтобы собирали вещи, — продолжала Анна. — Отец ему должен, он заплатил за колхозную скотину. Отец отдаст ему дом, если я не...       — Что? — Дарья вскочила, резким движением напугав Аню. — Что значит отдаст дом? Он здесь никто, он не может!       Мысль была настолько бредовая, что Дарья почти рассмеялась. Ну конечно, может, Михаил теперь конкретно влип, только отбирать дом Корнеев не имеет никакого права, он принадлежит ей! Принадлежал её отцу. Каким боком здесь запивоха Ярцев и его дочь? Дарья любила Аню и довольно быстро смирилась, когда она с отцом осталась здесь, но лишиться своего клочка земли из-за них... нет, не могла. Корнеев, конечно, упырь хитрый, но, посягая на её кусок, скорее пасть себе порвёт.       — Какая, к чёрту, свадьба... — пробормотала она, хмурясь, — где он сейчас?       — Кто? Павел? — Аня опять вздрогнула, произнося его имя.       — Михаил, — скрывая раздражение, уточнила Дарья. — Ты говорила, он был в милиции? Я разберусь, — она погладила её по плечу. — Запрись и сиди тихо, никому не открывай. Скоро вернусь.       Не жалея разбросанных по полу роз, она выбежала из дома. На улице по-прежнему стояла жара. Или от произошедшего закипела кровь в жилах. А может, всё вместе. У неё ещё будет время подумать, чем тут дело пахнет. Гораздо важнее узнать, что натворил так называемый отчим. Дарья тоскливо оглядела дом. По-хорошему, оставлять в таком состоянии Аню было никак нельзя, но она понимала, что должна что-то предпринять. Чем быстрее, тем лучше.       Толкнув калитку, Дарья вышла на улицу, осматриваясь по сторонам, и не заметила, как врезалась в кого-то. Это был Николай. Вид у него был несколько странным — обычно жизнерадостный и улыбчивый парень, сейчас он казался подавленным и растерянным.       — Чего тебе? — мрачно спросила она. — Ани нет, не до тебя сейчас.       — Видел Корнеева, — сказал Николай. — Спрашивал, не приду ли я на свадьбу. Какая свадьба, что происходит?       Он шагнул в сторону их дома, но Дарья преградила ему путь. Масла в огонь подливали свидетельницы происшествия, смакуя все подробности, хоть и не видели толком ничего. Оставалось только гадать, что наговорил им Корнеев. Что наговорил он ему.       — Уходи, — голос Дарьи немного смягчился, — я потом тебе всё объясню.       — Объясни, это правда? — не унимался Ивушкин. — Ну, то, что я сейчас слышал? Что, всё не так? Она не с ним?       — Ты дурак? — вырвалось у неё, прежде чем она успела подумать. Вздохнув, она попыталась вернуться к прежнему тону. — Пожалуйста, уходи, ей не надо ни с кем видеться.       — Значит, она здесь? — Коля обошёл девушку. — Я тебя любил, а ты! — бросил он, остановившись возле калитки. Знал, что Аня услышит. — Такую дуру выбрал. Впрочем, сам дурак. Видели, свидетели? — Ивушкин оглянулся на разинувших рты старушек. Те кивнули. — Ну вот и прощайте.       Дарья всё это время сжимала руки перед грудью, не перебивая, но её взгляд, будь это возможно, испепелил бы Николая с головой, стоило бы ему только открыть рот. Проводила его удаляющуюся фигуру, не сказав и слова. А толку? Мужчины идиоты, и от того, что она одному вправит мозги, мир лучше не станет.       Михаила она нашла спустя минут сорок на берегу реки. Он сидел, опустив ноги в воду, и глядел куда-то вдаль, за линию горизонта. На её крики и звуки шагов он даже не обернулся. Его лицо было спокойно и непроницаемо, словно ничего не произошло.       — Может, объяснишь? — она пульнула в него небольшим камнем, — какого чёрта Корнеев заявляется как к себе домой и бредит о какой-то свадьбе?       Она села рядом и сложила руки на коленях. Через некоторое время заговорила опять:       — Что за история со скотом? Как ты оказался в милиции, причём тут Корнеев? Почему ты одет так странно? Отвечай, пожалуйста!       Не выдержав молчания, Дарья уронила голову на колени и залилась истерическим хохотом, заставив Михаила поморщиться. После того, как она вытерла ладонью выступившие слёзы и уставилась на него, он, наконец, заговорил:       — Я так зарабатывал, он не рассказал? Гнал скотину до колхоза, получал за это деньги и обратно.       — И что пошло не так? — хотя по не выветрившемуся запаху перегару поняла, что можно и не спрашивать.       Так оно и было. Михаил махнул рукой:       — Не знаю. Я привёл, а Корнеев уже ждал меня. Заявился с целой свитой. Не помню, как разошлись. Милиция, оказывается, уже вся в курсе… Ну что ты смеёшься?       — И сколько ты ему должен? — в голове всё потихоньку прояснялось.       Корнеев, отчаявшись добиться руки и сердца Анны, решил пойти другим путём — подставить её отца. То, что Михаил был горячим любителем лёгкой наживы, знали даже дети, поэтому Дарья не удивилась. И теперь, когда отец одной ногой в лагере, а дочка на улице, у Павла были все шансы стать героем этой истории. Если бы он не заплатил за скот и не умял скандал, сейчас Михаил бы так свободно широкий Днепр взглядом не буравил.       — Десять тысяч.       — Сука, — Дарья возвела глаза к небу. Повздыхала, что дальше? Встала на ноги, оттряхивая с платья песок. — Не смей возвращаться сегодня домой.

***

      Аня даже представить не могла, насколько была права, когда называла Дарью фокусницей. Карты в этих ловких девичьих руках исчезали и появлялись, словно ими управлял опытный шулер. Но не природа наградила её таким талантом. Это, можно сказать, был подарок отца, который обеспечить десятилетнюю дочь блестящим и перспективным будущим не мог, но вложить в изворотливую не по годам девочку несколько козырей на случай, если ей придётся туго, всё же успел.       Он навещал их исправно, один-два раза в месяц — приносил то яблочное повидло, то новую книжку. Иногда даже конфеты. Но Дарья ждала отца не поэтому. Ей не терпелось, когда мама отвернётся, посмотреть, как он наконец достанет колоду. Играть они никогда не играли, уже тогда она понимала, что с ней он до такого никогда не опустится. Оставалось наблюдать и догадываться, как он проворачивает тот или иной трюк. И мечтать, чтобы однажды завеса тайн всё же приоткрылась.       — Дам тебе урок, Дарья, — колода появилась из ниоткуда в татуированной руке отца. — На чёрный день. Но пообещай мне, что никогда не будешь играть без крайней нужды. Это очень опасно. Заиграешься — умрёшь. Отвлечёшься — умрёшь. И умрёшь некрасиво. Договорились?       Она кивнула.       Дарья взяла билет до самого Белгорода. Целью поездки было выиграть у местных картёжников как можно больше денег, чтобы потом запихать их Корнееву по самые гланды, тем самым стерев его вечную ухмылку. Размышлять о том, как это было рискованно, не хотелось. Хотелось жить. Но больше всего хотелось не подкладывать подругу-сестру обратно под капитана, поэтому выбора не оставалось — она зашла в поезд. Ехать предстояло несколько часов, за это время, она рассчитала, можно было прилично выиграть, сообразить, как сойти на нужной станции и остаться в живых.       Гордой походкой Дарья миновала вагон за вагоном и остановилась рядом со своим местом, оглядывая попутчиков. Боже, сколько было играющих, любых возрастов, профессий и любого пола! Вот какой-то ушлый мужичок подгребал под себя пухлый кошелёк. Это он выиграл сегодня при каждой сдаче. Мошенник. Но не её добыча. А вон там орал толстый рыжий пацан с горящими глазами, обещая распластать соперника на филе и откусить ему ухо. Видимо, за каждый отбитый червонец.       Достойной игры в этом вагоне не было. Дарья присела, вслушиваясь в чужие разговоры сквозь шум поезда и гомон толпы. Вскоре её чуткий слух уловил обрывок интересной сцены, и девушка обернулась. Пассажир, кричавший на какую-то пожилую женщину, стоял, замахиваясь кулаком, а та сидела перед ним, со слезами на глазах, раскрывая кошелёк. Дарья поняла — сын проигрался, и вот теперь пришли трясти мамашу. Не желая больше ждать, вышибала выдернул из её рук кошелёк и сумку, после чего толкнул в вагон молодого человека, который тут же упал в проходе. Женщина вскочила и, воя, упала рядом, обхватив его лицо руками. Три свежих синяка украшали давно небритое лицо, из носа сочилась кровь, а клетчатый пиджак был разорван во многих местах. Дарья подошла к ним, помогая мужчине встать.       — Что случилось? — спросила она, впрочем, не нуждаясь в подробных ответах, обстоятельства были, так сказать, на лицо.       — За полчаса всё высосали, — скрипуче сказал мужчина, отталкивая руки матери. Та, не прекращая выть, схватилась за сердце. Дарья грешным делом подумала, что опять упадёт прямо здесь.       Но нет, женщина прокашлялась и спокойнее добавила:       — В купе завели, узнали, что у нас деньги есть, — слёзы градом потекли по её щекам. — Потом обокрали — начисто ограбили. Всё забрали. Ещё избили...       Закрыв лицо платком, она зарыдала, а её сыночек волком смотрел на дверь, за которой скрылся тот человек. Дарья, проследив за его взглядом и мыслью, покачала головой, мол, не надо.       — Не посмотрите за моим чемоданом? Я скоро вернусь.       Прежде чем отправиться в купейный вагон, Даша переговорила с проводником, показала билет и прошла в уборную. Там она поправила причёску, стараясь нахлобучить так, чтобы придать своему свежему и юному лицу десяток-другой лет. Потом порылась в сумочке и выложила из неё все имевшиеся в наличии деньги — десять пачек червонцев. Если не выгорит, дом успешно перейдёт на милость Корнеева, а она будет должна уже всему Смоленску. Часть Дарья затолкала в лифчик, а остальное вернула на место и покосилась на себя в зеркало. Платье жены Иосифа Ильича было ей немного велико, а в плане роста коротковато, но, может, именно так и следует выглядеть, когда собираешься оставить с носом отъявленных картёжников? Она пожала плечами и вышла в тамбур.

***

      Следующие часы показались ей самыми кошмарными и безумными за всю жизнь. Адреналин буквально фонтанировал в её крови, когда она, бросив чемодан под ноги преследователям, бежала со станции и ломала каблуки, после чего, выбиваясь из последних сил, запрыгнула в машину, которую, Бог весть каким образом, раздобыла Аня. Перекинув тело через сиденье, Дарья прокричала: «Скорее!», — и машина рванула прочь. Девушки нервно рассмеялись, когда выехали на шоссе, и Дарья вкратце поведала о случившемся, хотя сама не верила, что смогла пойти на такое. Больше говорить не хотелось, и она замолчала. Анна тоже молчала, каждая думала о своём.

***

      Играли до трёх ночи, почти все пассажиры уже спали. Но какой тут может быть сон, когда самое время зашибать деньгу? Здесь играли в «преферанс». Поначалу игроки со скептицизмом смотрели на Дарью, которая во все тридцать два улыбалась, разглядывая свои карты, но затем прониклись к ней симпатией, сообразив, что в случае проигрыша не грех взять долг натурой.       — Это, получается, я выиграла? — спросила Даша у долговязого. Тот в ответ улыбнулся и кивнул.       Всего их было четверо. Зато время, что они резались, можно было изучить каждую физиономию и запомнить их трюки. Дарья притворялась, что не замечала переглядок и не смотрела на их руки, запоминая, какие знаки они при этом друг другу передавали. Ей позволили выиграть уже несколько раз подряд, пока сумма на её руках не перевалила за сотню. Мда уж, не густо. Такое Корнееву даже показать стыдно будет.       — А может, серьезную игру? — томно и игриво предложила она, доставая нераспечатанную колоду.       Дарья не была особо верующей, но на всякий случай вспомнила отца и представляла, что он за ней наблюдает. Он ведь не допустит, чтобы к утру её тело выкинули из поезда? Иначе зачем научил всему, что знал сам.       Как ни странно, игроки отреагировали на новую колоду спокойно, и оставалось только догадываться, сколько у них было умения, тайных схем и козырей в рукаве. Снова выиграла Дарья с подачи соперников, которые вот-вот должны были перейти на другой уровень атаки и раздеть её до нитки. Так и получилось, вторая раздача окончилась тем, что, провернув несколько хитрых манипуляций, а именно — подкладывая друг другу нужные карты, двое пасовали в пользу долговязого. Он победил.       Под конец третьей раздачи Дарья опять проигрывала. К горлу подступил горький комок, и она подумала, что пусть уж лучше её убьют, чем с позором возвращаться к Ане и терпеть рожу Корнеева, зная, что ничего уже нельзя сделать. Или отдать дом. Но вдруг наступила её черед. Может, и не всё потеряно.       Она старалась перебирать колоду как можно осторожнее, тем временем зажимая козырного короля между средним и безымянным пальцами правой руки. К счастью, никто ничего не заметил, и началась торговля. Пустив в ход подобные махинации, Дарья не рассчитывала на победу, нет. Сейчас было важно разгадать язык взглядов и жестов, которыми обменивались соперники. И вот тогда начнётся настоящая игра, фартовая.

***

      — Спасибо за игру, мальчики, — Дарья очаровательно улыбнулась и обвела аудиторию многозначительным взглядом. Те отшатнулись. Тёмные блестящие глаза, игриво стрелявшие по сторонам, на фоне позорного проигрыша теперь казались демоническими глазницами.       — Тридцать тысяч... — неверяще выдохнул игрок напротив. Пожалуй, с его стороны это была первая подлинная эмоция за всю ночь.       Долговязый, очнувшись от наваждения, попытался схватить её за руку, но получил каблуком по берцовой кости и споткнулся, заскулив от боли. Этим шансом убраться из купе грех было не воспользоваться, и Дарья, отодвинув дверь, мигом юркнула в тамбур. К счастью, никто не пошёл следом за ней. Пока.       До Железногорска оставалось около десяти минут, а стоянка была недолгой, но Дарью это устраивало. Только бы с поезда сойти, а там уже Ярцева заберёт, так что попробуй догони!       Она вернулась в свой вагон и замерла. Она оглянулась — из тамбура вышло двое бандитов, за их спинами маячил долговязый. Стало быть, по её душу. Ускорив шаг, чуть не сорвавшись на бег, Дарья пробиралась сквозь узкий проход. Ей вслед кричали, и она, по глупости обернувшись, споткнулась о чей-то чемодан. Или не о чей-то... Знакомые лица! Даша узнала плачущую мать, оставшуюся нищей с лёгкой или не очень руки сынка. Тот сидел почти так же, как запомнила вечером Дарья. Нагнувшись к нему, она выхватила из сумки пачку денег, сунув ему в руку.       — Доехать хватит. Подеритесь с ним, — она кивнула на рыжего толстяка, который давеча проигрался на ночь глядя, — и задержите вон тех! Деньги пополам.       Дарья выскочила из вагона, как только завязалась потасовка. Поезд стоял, двери уже были открыты. Она выпрыгнула, едва не подвернув ногу от сломанного каблука, и с минуту колебалась, оглядываясь по сторонам. Вокзальная площадь, на которой уже должна была ждать Аня, находилась справа от поезда. А дверь, через которую она выбежала на перрон, открывалась налево. Значит, нужно было лезть под колёсами поезда.       Перебравшись на другую сторону, Дарья буравила взглядом площадь, приближаясь. Ни тебе машины, ни Ани, проклятье.       — А ну стой! — вдруг донёсся из-за спины крик. Она не развернулась, только опять сорвалась на бег, уже ни на что не надеясь.       И тут на площадь выехала Аня. Увидев Дашу, она затормозила, на ходу открывая дверь, и крикнула, глядя на приближающихся мужиков:       — Давай, Даша, запрыгивай!       Чтобы дать себе ещё немного форы, Дарья подняла чемодан на уровень груди и швырнула его, словно гранату, под ноги преследователям. Сработало — одного сбило с ног, и он неловко растянулся на асфальте. Подбежав, она запрыгнула внутрь машины, которая тут же сорвалась с места.       — Скорее!

***

      Хоромы Корнеева ни в какое сравнение с их убогим домом, конечно же, не шли. Так и чесались руки поджечь сарай и наблюдать, как пламя перейдет на основную постройку и сожжёт всё дотла. Вместе с хозяином, разумеется. К сожалению, они здесь были не для этого. Дарья вздохнула, проходя через двор. Лучше, конечно, было бы это сделать Ане, всё-таки Корнееву снесло крышу из-за неё, но Ярцева наотрез отказалась, боясь, что в его присутствии её снова парализует. Так и не поняв, произошло насилие или всё же Павла прогнали вовремя, Дарья не стала отнекиваться. Сжав руку в кулак, она несколько раз стукнула им в дверь, проглатывая отвращение. Надо было всё сделать красиво.       Увидеть на пороге Дарью Корнеев ожидал в последнюю очередь. Но не разочаровался, улыбнулся в своей манере, жестом пригласил войти. Девушка никак не переменилась в лице, с достоинством прошла в дом. Павел, оскалившись, остался в дверях, внимательно глядя ей в спину. Дарья чуть обернулась через плечо, опуская взгляд, и от этого вида мужчину пробила дрожь.       Никто не отрицал, что Аня по красоте уступала Дарье. На высокую стройную девушку с густыми тёмно-рыжими волосами и бледной кожей, на которой странно смотрелись чёрные большие глаза и хищные, слегка восточные, черты лица, глядели с обожанием. Но какой от красоты толк, если её обладательница наедине с противоположным полом ведёт себя холоднее, чем балтийская селёдка, а мягкий обволакивающий голос вместо ласковых речей произносит одни лишь гадости?       — А где сковородка? — ехидно спросил Павел. — Я без неё теперь не представляю тебя, Дарья Амировна.       — В приданное Ане отдам, — отозвалась Дарья. — Раз на тебя слова не действуют, ей больше пригодится.       — Это смотря какие слова. — ответил Павел и обошёл её, поднимая руку к плечу. Дарья посмотрела на него.       Взгляд Павла стал безумным. Как позавчера, но почему? Ради чего было месяцами изводить Аню, чтобы вот так, получается, залиться слюной, стоит только другой женщине пальцем поманить? Дарью передёрнуло. Пора было кончать с этой клоунадой. Она наклонила голову назад, показывая длинную белую шею с мраморными ключицами. Павел шагнул ближе. Дарья прикрыла глаза и приподняла одну бровь, словно выжидая. Но выжидала ли она того же, что и Корнеев?       Павел поверить не мог в то, что он видел. Часто ли женщина, отлупившая мужика сковородкой, приходит к этому мужику двое суток спустя и ластится как котёнок? Играла в недоступность? Или наконец-то взглянула на мир и на него как чувственная женщина, а не как злобная фурия? Павел соврал бы, если б сказал, что ему не льстило её присутствие, означающее, что из всех мужчин она действительно спрятала когти именно для него. Какая, к чёрту, Ярцева, когда перед тобой такая женщина?       Корнеев наклонился к ней так низко, что почти коснулся её губ. Но вместо сладкого поцелуя он получил удар ногой в пах. От неожиданности он всхлипнул и согнулся. Дарья стояла над ним и спокойно наблюдала, как тот корчится от боли. Она доставала из сумки какие-то бумаги, и только когда она подняла руку вверх и разжала пальцы, он увидел, что это были деньги. Много денег, а точнее денежный дождь.       — Десять тысяч, — презрительно сказала Дарья. — А это лично от меня, — она наклонилась и сунула ему под воротник пачку купюр. — На чай. Чтобы больше мне на глаза не попадался, понял?       Потрепав Корнеева по щеке, она развернулась и пошла прочь.

***

      Дарья попросила её остановить на просёлочной дороге. Нужно было перевести дух, прийти в себя. Они вышли из машины, и Дарья села на траву. В висках застучала кровь, глаза поднялись к небу. Аня села рядом и обняла Дарью за плечи, прошептав ей на ухо:       — Спасибо.       — Главное, что всё кончилось, — она попыталась улыбнуться, но вышло как-то криво.       Они сидели так минут пять, осмысливая произошедшее. Первой нарушила идиллию Дарья, встав с земли и уйдя к машине. Анна не пошла за ней, лишь обернулась, когда та полностью переоделась, поправляя чёрную куртку. Её рыжие волосы распустились по плечам, обдуваемые слабым ветром.       Дарья кивнула Ане и села обратно, закрыв дверь. Ярцева послушно вернулась за руль и тронула машину с места. Какое-то время они ехали молча. И вот Дарья заговорила:       — Высадишь меня на вокзале. Потом надо бы вернуть машину.       Аня затормозила, уставившись на неё.       — Какой вокзал, это ещё зачем?       — Я уезжаю. Чем быстрее, тем лучше, — она откинулась на спинку сидения. — Не смотри на меня так, по-другому нельзя, понимаешь?       — Что нельзя? — тихо спросила Анна.       — Нельзя нагнуть блатных, а потом жить как ни в чём не бывало. Короче говоря, — Дарья тяжело вздохнула, — меня будут искать. Если уже не ищут. Проводник скажет, что я села в Смоленске, и мне не жить. Послушай, — она подняла на Анну глаза, и в них мелькнула отчаянная решимость.       Слова давались ей с трудом, больше всего хотелось молча выскочить из машины и податься куда глаза глядят, надеясь, что тревога, сменившая эйфорию от удачной, очень удачной аферы, вскоре перестанет разъедать внутренности кислотой.       — Если тебя спросят — молчи. Ты меня не видела и видеть не желаешь. Понятно? Чтобы ни случилось, меня больше нет. Ни для тебя, ни для кого бы то ни было. Держи, — она выложила из сумки несколько пачек потёртых денег абсолютно разного достоинства и протянула их Ане. — Запомни, что бы ни случилось. Даже если мир окончательно сойдёт с ума и всё здесь взлетит на воздух, если сегодня начнётся война. Главное, что меня больше нет, ты поняла? — дождавшись неуверенного кивка, она выдохнула. — Хорошо. Поехали.

***

      Проезжая мимо угла Советской и Ленина, девушки взглянули на часы. Полдень уже был в разгаре, до вокзальной площади оставалось от силы десять минут. Дарья и Анна молчали. Никто не мог понять, как жизнь могла так круто измениться и так быстро. Но это были не последние сюрпризы, день только начался.       Выйдя из машины у дверей вокзала, девушки остановились на время, думая, что сказать на прощанье. И если Анна ещё надеялась логичными доводами убедить подругу-сестру остаться, Дарья ни о чём таком не думала, усталость начала давить вместе с пережитыми эмоциями и грядущей неизвестностью.       Наконец, поправив сумку на плече, она вздохнула и обняла Анну. Из уст вырвалось лишь:       — Прощай...       Может, ей и хотелось сказать что-то ещё. Во всяком случае слов, с каким бы трудом они ни были подобраны, всегда недостаточно. И те навсегда застряли в горле, как только прозвучало обращение, разделившее их без того поломанную жизнь на «до» и «после». «ГРАЖДАНЕ И ГРАЖДАНКИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!»