Сказание о кумихо, болезненном прошлом и шоколадных мишках

Вокруг в несколько рядов стояли палатки с различными товарами: кто-то продавал одежду, кто-то — кухонную утварь, где-то торговали свежим мясом, а некоторые палатки привлекали множеством украшений. Серьги, подвески и заколки ярко блестели на солнце и поэтому сразу бросались в глаза. — Хочешь что-нибудь? — Ран проследил за ее взглядом. Девушка тут же смутилась и отвернулась от торговых рядов. — Нет. Мы пришли прогуляться. Ну и еды прикупить. Город располагался от их дома довольно далеко, поэтому ходили они сюда нечасто. И каждый раз, стоило им войти в город, как у Су Джи спирало дыхание. Город отличался от их домика в перелеске, где всегда было тихо и спокойно: на оживленных улицах было многолюдно и шумно, вокруг было множество небольших каменных домиков, торговые лавки предлагали столько всего, что глаза разбегались. И каждый раз, когда они приходили в город, взгляд Су Джи невольно падал на украшения. Больше всего ей нравилось рассматривать заколки и шпильки. Серебряные, золотые, с множеством цветных камней, они выглядели изысканно и дорого. Хотя Су Джи мало разбиралась в нынешних расценках и не понимала, откуда у Рана были деньги, на такие дорогие украшения их точно не хватило бы. — Каприз это все. Шалость, — говорила она больше себе, чем ему, отходя от одной из лавок с корзинкой с фруктами. Ран промолчал. Она отдала корзину кумихо и еще немного походила по рынку. Поболтала с женщиной, торгующей травами, полюбовалась картинами, выставленными на продажу одним мужчиной, ненадолго подошла к лавке с украшениями и направилась к выходу из города. Ран уже ждал ее там: ходить по лавкам ему было неинтересно. На улице было приятно тепло и солнечно. По дороге Су Джи рассказала Рану о своем разговоре с торговкой травами. — Представляешь, она сказала, что красный женьшень растет где-то на юге, полтора дня ходьбы всего! — И ты ей веришь? Красный женьшень очень дорогой. Вряд ли она стала бы трепать об этом направо и налево. — Не думаю, что она солгала. — Наивная ты, — он беззлобно улыбнулся, а Су Джи насупилась. В целом она была рада видеть его улыбку. Четыре дня назад она призналась ему в том, при мысли от чего до сих пор краснела, но Ран вел себя как обычно, и это успокаивало. Успокаивало то, что теперь он все знал и ей не надо было ничего скрывать, и то, что он ее не отверг. Но где-то в глубине души ее расстраивало, что он не ответил взаимностью. Неужели все-таки отверг? Обычно эти мысли посещали ее ночью. Первое время их удавалось как-то отмести, а вчера не получилось. Им нужно было встать рано утром, чтобы успеть на рынок, и Ран лег спать раньше. А Су Джи уснуть не могла. Вместо этого она сидела на своей постели и смотрела на спящего парня. Ночь выдалась безоблачная, Ран спал у окна, и яркая луна освещала умиротворенное лицо кумихо. Он спал, свернувшись калачиком, руки слегка сжал в кулаки, словно имитируя лапки. Даже в обличьи человека Ран спал, точно лис. Сколько же он прожил в обличьи животного? Ран повернулся на другой бок, отвернувшись от Су Джи, и девушка вышла из дома. Она присела на стоящий рядом пень и посмотрела на луну. Этой луне были тысячи лет. На эту луну хоть раз смотрел каждый, кто приходил на этот свет, а Ран видел эту луну уже более трех веков. Как же ей хотелось хотя бы ближайшие лет тридцать смотреть на эту луну вместе с ним! А он этого хотел? Су Джи этого не знала. Она уже несколько раз представляла себе, как он приводит домой какую-нибудь лисицу или просто пропадает без предупреждения. А что, если он считал ее приставучей? Что, если он уже сейчас думал, как поскорее от нее избавиться? Когда вдали послышался волчий вой, Су Джи пулей вбежала в дом и легла в постель. Так она и заснула, попеременно думая о страшном волке и самом лучшем лисе. Сейчас ее самый лучший лис шел рядом с Су Джи с двумя корзинами продуктов и совсем с ней не разговаривал. — О чем думаешь? — беззаботно спросила она. — О том, что ты наверное проголодалась и хочешь немного отдохнуть. Су Джи подняла на него удивленный взгляд. Она столько всего успела себе надумать, что ждала чего-то обидного. — Осталось идти полтора часа. Все в порядке. — Я так не думаю. Раскраснелась так, словно весь день на жаре мешки таскала. Су Джи тут же руки к щекам приложила и с вызовом взглянула на Рана. — А это не из-за того, что я устала. — А из-за чего же? — Наверное, все девушки краснеют рядом с теми, кто им нравится. У кумихо взгляд стал такой растерянный, что Су Джи не сдержала улыбки. — А ты не краснеешь потому, что я тебе не нравлюсь, — продолжила она обиженным голосом. — Осталось полтора часа идти. Дома передохнешь. Ран ускорил шаг, и Су Джи вздохнула. Ран избегал ее. Наверное, потому что недостаточно красива, недостаточно умна и изящна. Когда они ходили в город, порой видели на рынке таких девушек! Су Джи не могла отвести от них взгляд и порой невольно смотрела на Рана. Тот обычно выбирал овощи и на прохожих, даже на таких красивых, никакого внимания не обращал. Су Джи была уверена: он отворачивался только когда она на него смотрела. Как на таких девушек не обратить внимания? Ханбоки у них были ярче, глаза — выразительнее, украшения… были. Они хотя бы были, не говоря уже про то, как сказочно они блестели на солнце. Су Джи невольно задумалась: если бы у нее были украшения, Ран обратил бы на нее внимание? Она была бы уже не какая-нибудь маленькая девочка, которая плакала каждую ночь при мыслях о матери, она бы выглядела как настоящая девушка, утонченная, загадочная. Она бы точно ему понравилась! Однако пока что все, что у нее было, это корзинки с едой, молчаливый кумихо и домик в перелеске. Они пришли. Су Джи вытаскивает еду из корзинок и напевает какую-то ненавязчивую песенку. Она отгоняет от себя любые мысли об отношении Рана к ней и вздрагивает, когда он неожиданно зовет ее по имени. Девушка поворачивается и приподнимает брови в удивлении. Кумихо держит в руках шпильку для волос, золотую, c нежными розовыми цветочками. Такая нежная, такая… — Красивая… — все, что может произнести Су Джи, глядя на украшение. — Это тебе. Подарок. У Рана взгляд такой же растерянный, как и У Су Джи. Сначала она не верит собственным глазам, но когда Ран подходит к ней и кладет эту шпильку ей в руку, девушка начинает понимать, что все это правда. Она держит в руках самую красивую заколку, что когда-либо видела, и заколку эту дарит ей сам Ран. Су Джи вдруг начинает визжать от восторга и на радостях бросается в объятия Рана. Возможно, она ему все еще не нравится. Возможно, она действительно его недостойна и когда-нибудь он найдет себе лисицу, которая будет в сто раз лучше ее. Но пока что Су Джи улыбается оттого, как тепло становится на душе. Пока что Су Джи чувствует, что ее обнимают в ответ.

***

Су Джи расцвела. Косы научилась плести — весь день тренировалась — заколку, подаренную им, даже на ночь снимать не хотела. Су Джи дорожила ей, относилась к ней как к чему-то самому важному в своей жизни. После Рана, конечно. — Смотри как вышло! Нравится? — она покрутились перед ним, показывая свою прическу. Прямые распущенные локоны, обрамляющая голову тонкая коса и изящное украшение, дополняющее образ. — Очень, — Ран слегка улыбнулся. Ран был рад, что его подарок так ей понравился. Это единственное, что он мог ей дать. Тренировки — Су Джи не понимала, насколько они важны, да и в принципе у нее мало что получалось. Нравоучения — он не хотел казаться ей ворчливым стариком в теле молодого парня, да и она к ним не особо-то и прислушивалась: настырная, все по-своему делала. Интересные факты об устройстве этого мира — познавательно, но все они меркли по сравнению с жизнью живого существа. Жизнью, которую она смогла сохранить в возрасте восьми лет. Порой он до сих пор видел в ней ту маленькую девочку. Су Джи улыбается — а он видит крохотные детские зубки и задорный взгляд. У Су Джи глаза на мокром месте из-за того, что в соседней деревне кто-то умер — а у него перед глазами сокрушенное личико ребенка, который не знает, как дальше жить. Су Джи смеется — а у него в ушах детское хихиканье, как тогда, когда она забрызгала его водой и навлекла на себя гнев кумихо, который больше походил на старческое ворчание. Ран не мог забыть, как он объяснял ей, почему, если она упала, она должна подняться сама, а не распускать нюни и ждать чьей-то помощи. — А мама всегда помогала подняться, — всхлипнула девочка, отряхивая порванный ханбок. — А я тебе не мама, — холодно ответил кумихо и пошел дальше. Уже через пару минут он дул ей на коленки, пока она, плача, наносила на них какую-то жгучую лечебную кашицу. Ран помнил, как изредка она огрызалась. — До чего же вы противный! — Хорошо, конечно, что ты ко мне на “вы” обращаешься, но надо еще следить за тем, что говоришь. Или дома тебя не воспитывали? Девочка тут же стушевалась и отвернулась. — Я тебя рядом с собой не держу. Иди куда хочешь. Но стоило Рану пойти в другую сторону, как в ткань его ханбока тут же вцепились маленькие детские ручки. Ран помнит, как в десять лет, играя в свои странные игры, она забралась на дерево. Постаралась на славу: ветка за веткой — и она уже почти наверху. Подозрительное шуршание листвы и глухой стук Ран расслышал отчетливо, хотя и был довольно далеко. — У тебя хоть капелька самосохранения есть? Стоит на секунду отвернуться, как ты уже где-то валяешься! — Кажется, шишка будет. Су Джи потирала ушибленный затылок, не обращая внимания на его нравоучения. — Девочки по деревьям не лазают! Су Джи той девочкой давно уже не была. По деревьям не лазала, уже не плакала, когда получала очередную ссадину, Рану не грубила, хотя и перешла давным-давно на “ты”. У Су Джи черты лица стали более утонченными, фигура — женственнее, да и все в ее жестах и поведении говорило о том, что она выросла. Су Джи стала девушкой. Хрупкой, милой, привлекательной. И Ран мечтал о том, чтобы он этого не замечал. — Пойдем купаться. Хочу все-таки прыгнуть с того утеса. Ран откладывал этот момент как мог — вплоть до ее двадцати лет — но эта неугомонная не готова была бросить свою затею. Несколько лет он терпеливо отвечал на ее жалобное “ну почему”, закатывал глаза, когда она начинала свое любимое “а вот ребята из соседней деревни прыгают”. То, что они делали это с самого детства, для нее аргументом не было. Утес был относительно невысоким, и, по меркам Рана, поблизости мелководья не было. По крайней мере, головой о дно она удариться не должна была. Но захлебнуться с ее везением она могла и в луже, не говоря уже о реке. Ран наблюдает за тем, как она стоит на краю утеса и смотрит вниз. Кумихо смотрит на ее белую сорочку чуть ниже колена, что немного развевается на ветру, смотрит на ее красивые волосы и шпильку, которую она наотрез отказалась снимать. Ран не может оторвать от нее взгляд, а мысленно надеется, что сейчас она испугается и передумает. А Су Джи подходит к кумихо, улыбается ему напоследок, разбегается и пропадает из его поля зрения. Стоит ему услышать громкий всплеск воды, как внутри все переворачивается. Ран слегка сжимает руки в кулаки, медленно подходит к краю утеса, смотрит вниз и надеется увидеть там Су Джи. Ее не видно, лишь волны расходятся в разные стороны на месте, куда она приземлилась. Ран ждет. Ран медленно считает до пяти. Один — сейчас она точно выплывет на поверхность. Два — ее слишком долго нет. Три — кумихо в няньки человеку не нанимался. Четыре — если утонет, хотя бы жизнь станет спокойнее. Пять — Ран отталкивается от утеса и летит вниз. Первое время закладывает уши, нос немного щиплет от пресной воды, но он не обращает на это внимания. Он ищет Су Джи. Видно в воде плохо, перед глазами все расплывается, но белая сорочка выделяется на темном фоне. Не разбираясь, он обхватывает ее за талию и тянет на поверхность. Плывет вместе с ней к берегу, торопливо гребет рукой и останавливается, когда ногами нащупывает дно. Су Джи дышит часто, кашляет громко. Су Джи вцепилась в его плечи так же, как он вцепился в ее талию. А она вдруг неловко улыбнулась, и Ран тут же разозлился. — Сумасшедшая! Все мозги в деревне с теми сопляками оставила?! — Я заколку потеряла… — она снова закашлялась, а потом отпустила его плечо и показала подаренную им шпильку. — Но нашла. У Рана на языке много слов крутится, но ни одно из них Су Джи наверняка ни разу еще не слышала в своей жизни. Он грубо спихивает ее с себя, прилипшую к нему как чертополох, и она тут же идет под воду. В последний момент девушка хватает Рана за сырую ткань одежды и вновь залезает на него, вцепившись пальцами в плечи и еще крепче сжимая украшение. — Я до дна ногами… не достаю. У Су Джи капли прохладной воды стекают по лицу и волосам, а щеки красные и наверняка горячие. У Су Джи взгляд смущенный и немного напуганный, губы приоткрыты: все еще пытается отдышаться. Тонкая, насквозь промокшая ткань сорочки плотно прилипла к телу, подчеркивая все его изгибы. Ран старается не смотреть вниз: на ее плечи, на ключицы, на тонкую шею. Ран забывает, что пару секунд назад был в ярости. У него в груди жар оттого, что она так близко к нему прижимается, а в голове одна лишь мысль. Не смотреть вниз. Кумихо смотрит на ее лицо. Не сразу понимает, что часто дышит не только она. Не сразу осознает, что слишком долго смотрит на ее губы. Не узнает собственного голоса. — Ты очень… Ран все еще смотрит на губы и не замечает ее взгляда. А у Су Джи взгляд такой, словно просит его замолчать, чтобы не наговорил лишнего, не обидел и не дай бог дал призрачную надежду. Но Ран этого не видит. Ран продолжает. Он говорит с трудом, словно язык его не слушается. Говорит тихо, не поднимая взгляд. — …красивая. Все происходит как во сне. Он не понимает, кто из них подается вперед, не осознает, что творит. Ран в талию ее вцепляется так, что наверняка останутся следы, и глаза закрывает невольно. Ран мечтает о том, чтобы продолжать видеть в ней ту неуклюжую плаксивую девчонку. Ран не хочет видеть в ней девушку, которая одним своим взглядом заставляет сердце колотиться как бешеное. Но он видит. И оторваться от ее мягких губ не может. Ран будет счастлив. И Су Джи будет. В какой-то день она услышит его внезапное короткое “я тоже” и засияет от радости. Ран прекратит тренировки и станет делать ей больше комплиментов — не без ее вмешательства, конечно. Она так и не научится отбиваться от обычных ударов, зато он поймет, что надо просто быть рядом, чтобы эти удары никто не мог нанести. Она окончательно перестанет видеть в нем старшего брата и ворчливого наставника. И через пять лет, глубокой ночью, когда Су Джи будет крепко спать, высунув обнаженное плечо из-под одеяла, Ран почувствует до боли знакомый запах. Через пять лет он выбежит из дома, по дороге завязывая ханбок. Через пять лет Ран увидит того, кого хотел забыть. Он услышит то, что не хотел слышать никогда. — Ты заигрался, братец. Либо правду ей рассказываешь, либо это делаю я.