***
Су Джи плела косы. Редко, неумело, но порой хотелось чем-то занять руки, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. Косы выходили небрежными и похожими на старый трос, которым обычно подвязывали повозки, поэтому девушка тут же их расплетала. И плела вновь. Сосредоточенно она чередовала густые пряди одну за другой, не обращая внимания на то, что в темноте видно было мало. Не обращая внимания на Рана, который только что откуда-то вернулся и стоял у дерева. На бревно рядом с ней он не садился. Мысленно Су Джи подметила, что это было к лучшему. Она вслушивалась в мерное стрекотание в кустах, стараясь не замечать взгляд Ли Рана, пристальный, изучающий. Едва заметный в сумерках, но ощущающийся каждой клеточкой тела. В какой-то момент находиться рядом с ним стало невыносимо, и Су Джи уже собралась идти в дом, когда он нарушил молчание. — Всю неделю странная ходишь. Молчишь, избегаешь меня. — Неправда. Ран хмыкнул: очевидно, не верил ей. И был прав. Неделя эта была одной из худших в ее жизни. Когда хотелось рассказать ему про Сын Така, что наконец выздоровел и мог вновь ходить с друзьями купаться, или когда хотелось показать ему найденные в лесу травы, которые она никогда прежде не видела, в голове вырастал огромный барьер, а в ушах набатом раздавались те его слова. После этого настроение падало, и рассказывать уже ни о чем не хотелось. Мысль о том, что он кумихо, стала восприниматься иначе. Перед ней не добрый дух стоял, а лис. Лисы хитрые. Лисы хищники. Сколько раз он задумывался о том, как она его раздражала? Сколько раз у него была возможность ее убить? Сколько раз он хотел это сделать? Сколько раз он ей лгал? Она молчала всю неделю. Она успела придумать себе кучу новых предположений, прийти к множеству разных выводов. Лгать Су Джи не умела, поэтому она была готова хотя бы молчать. Молчать столько, на сколько хватило бы сил. Но Ран сам начал этот разговор, и Су Джи подняла на него серьезный взгляд. — Я тоже человек. Ее он тоже ненавидел? За то, что слишком жалкая, за то, что могла быть такой же, как и те, кто сжег его гору? Су Джи вспомнила, как он укусил ее в обличьи лиса. Оба раза больно, оба раза до крови. Зубы у него крепкие, острые. Он мог запросто искусать ее до смерти, как тогда, так и сейчас. У Су Джи защемило сердце, когда она представила на себе его взгляд, полный презрения и ярости, и клыки, вонзающиеся в шею. Из мыслей ее вывел тяжелый вздох. — Мне не за что любить людей. Ничего хорошего они мне не сделали. Су Джи не успела отреагировать, когда Ран отошел от дерева и подошел к ней. Он сел перед ней на корточки, и в ночной полутьме блеснули его темные глаза. Девушка невольно задержала дыхание. — Кроме тебя. — Хитрый лис. Верить тебе… — Не веришь словам, поверь фактам. Ты меня спасла? Не в силах сказать ни слова, девушка кивнула. — Как минимум за это я должен быть тебе благодарен. И я благодарен, — Ран положил свою руку ей на колено, и Су Джи оцепенела от странного чувства внутри. — Но я же “жалкая смертная”... — Я тоже смертен. Просто жить буду чуточку дольше тебя, — он улыбнулся, но тут же взгляд его стал серьезен. — Из всех людей, что только существуют на этой планете, ты самая не жалкая. И самая лучшая. У Су Джи кровь резко прилила к щекам и сердце вдруг заколотилось как бешеное. Мельком она понадеялась, что чуткий лисий слух это не уловил, но в голове всплыла еще одна мысль. Что-то, о чем она также не могла перестать думать все это время. — Как ты им отомстил? — Растерзал весь их домашний скот. — Что?! Они ведь не умерли с голоду? — Думаю, нет. Поголодали немного. Су Джи легонько ударила его по плечу, а сама чуть ли не вздохнула с облегчением оттого, что ее опасения не подтвердились. Надо же было только подумать о нем такое! Они пошли домой. Су Джи лежит в постели, смотрит на Рана и не может сдержать улыбки. Тот же самый Ран, без презрения во взгляде и без холода в голосе. У него серьезная ссора с людьми, но она в их число не входит. Для Су Джи это лучшая новость за всю неделю, даже выздоровление Сын Така отходит на второй план. — Послушай меня, — он наклонился над девушкой и аккуратно заправил непослушную прядь волос ей за ухо. — Что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Не смей даже думать о том, что я тебя ненавижу. Девушка улыбается шире и кивает. Поворачивается на бок, закрывает глаза. Она готова пищать от умиления и радости. Су Джи верит ему. Су Джи не думает об этом "что бы ни случилось". Су Джи не замечает, как внутренний голос вопит.***
Су Джи старается дышать ровно, мыслить здраво. Су Джи хочет унять бешеное сердцебиение: раз, два, три — сердце в груди стучит так, словно она только что бежала со всех ног. Ладони неприятно сырые, пальцы немного трясутся. Да что происходит? Еще полчаса назад все было в порядке. Она собирала травы, выкладывала их на солнце, чтобы подсохли, и думала сходить в соседнюю деревню, проверить, никто ли не заболел. А потом вдруг нос к носу столкнулась с Раном и потеряла дар речи. Он только что искупался. Ран довольно улыбался и смотрел на Су Джи с теплотой. От него пахло рекой, а с волос стекали капли воды, скатываясь по голому торсу и останавливаясь на ткани штанов. Ран стоял перед ней в одних штанах. Су Джи не понимала, что именно так ее смутило: он и до этого так на нее смотрел, если было хорошее настроение, и улыбался всегда так же лучезарно. Столько лет вместе прожили, а тут вдруг стушевалась. Но он нечасто ходил перед ней в одних штанах! Да и ты на него засматриваешься не только когда он без одежды, ехидно подметил внутренний голос, и Су Джи тут же закрыла рот рукой, словно подумала о чем-то непристойном. А еще она со стыдом вспоминала взгляд Рана: удивленный, недоуменный. — Теперь точно меня умалишенной считает. Но я же ничего такого не сделала! Всего лишь наплела какую-то чепуху, когда он спросил, что она собиралась сегодня делать. Всего лишь придумала глупую отмазку, чтобы поскорее от него уйти. В соседнюю деревню Су Джи планировала заскочить вечером, а шла в итоге прямо сейчас. Когда Ран предложил ее проводить, она тут же отказалась и ускорила шаг. Все в порядке, это все из-за жары — Су Джи обожала повторять это как мантру, когда мысли снова уходили не в то русло. Мантра эта звучала убедительно и на время успокаивала, скрывая тревожную правду. А правда была в том, что все давно уже не было в порядке, и жара тут была совсем не при чем. Ей шестнадцать. Ран катает ее на плечах и смеется, когда она начинает визжать на кочках. Ран по-доброму треплет ее по волосам. Ран дарит ей новый ханбок. Ей семнадцать. Он поднимает ее на руки, чтобы она сорвала именно тот каштан, который хочет. Он будит ее в пять утра, чтобы показать, какую большую рыбу поймал. Он говорит ей, что она очень вкусно готовит. Ей восемнадцать. Су Джи краснеет, когда ей кажется, что он смотрит на нее слишком пристально. Су Джи готова визжать от радости, когда Ран вдруг целует ее в лоб на ночь. Су Джи невольно задерживает дыхание, когда он слишком близко. Су Джи… влюбляется? — Глупость какая-то, — рассуждала она, шагая в сторону деревни. У нее получалось вести себя легко и непринужденно, когда она видела в нем заботливого старшего брата. Она шутила, не стеснялась петь при нем и не краснела от каждого его взгляда и прикосновения. А однажды, когда ей было шестнадцать, Су Джи пришла в деревню и увидела, как парень из деревни делал своей даме сердца предложение. В какой-то момент она совершенно случайно представила на их месте себя и Рана. И испугалась собственных мыслей. Она стыдливо опустила взгляд и отвернулась. Ран был красив, заботлив и чуточку ворчлив. От него всегда как-то по-особенному приятно пахло, у него был красивый голос, а еще он всегда был рядом. Порой Су Джи задумывалась о том, что она этого не заслуживала: с таким, как он, должна была быть красивая и умная лисица, под стать ему, но никак не она, слишком неуклюжая и обычная. Такие мысли отрезвляли посильнее, чем ее привычная мантра. Ран никогда не смотрел на нее как на девушку, а Су Джи и не давала повода: как еще смотреть на ту, которая вечно падает на ровном месте и не умеет ничего, кроме как лечить? Да еще и человек. Она помнила, как Ран смотрел на людей, и, хотя в свою сторону подобных взглядов не замечала, понимала, что никогда он не посмотрит на нее, как Су Хён на свою девушку, которой делал предложение. Но Ран тоже носил ее на руках! Прямо как Су Хён носил на руках Ён Су. Правда, кумихо это делал потому, что Су Джи подвернула ногу на замшелом бревне. Зато Су Хён держал свою даму сердца не больше пары минут, а Су Джи провела на руках Рана все полчаса, что заняла дорога домой. Хотя первое время и было неловко, вскоре девушка успокоилась, даже руки вокруг его шеи обвила, чтобы удобнее было. Взгляд кумихо в тот момент до сих пор вызывал у нее улыбку: добродушный, даже нежный. — Что же ты бедовая какая? — он улыбнулся так, что на его щеке появилась милая ямочка. И Су Джи улыбнулась. Улыбнулась и застыла на месте: за своими мыслями она и не заметила, как пришла в деревню. Там все было хорошо. Никто не болел, все занимались своими делами. Помощь Су Джи не требовалась. В любой другой день она была бы этому рада, но не сейчас, когда ей вновь предстояла долгая дорога домой, полная навязчивых мыслей в голове. Иногда перед сном она представляла, какие у них могли бы вырасти дети. Маленькие лисята-полукровки с глазами матери и улыбкой отца. Су Джи мечтала, чтобы ловкость они тоже унаследовали от кумихо: пускай только она страдает от своей неуклюжести. Они бы вместе ходили туда, куда когда-то водил ее Ран, купались бы с утра до вечера и жарили бы курицу на костре. У них была бы хорошая семья. Ран уже стал для нее семьей. Однако видеть в нем кого-то большего Су Джи страшилась. Су Джи обожала объятия, но с недавних пор она старалась Рана даже не касаться: стоило их рукам хоть чуточку соприкоснуться, как щеки тут же становились пунцовыми, а сама она начинала от смущения говорить всякие глупости. В такие моменты кумихо лишь мило улыбался: казалось, он ничего не замечал. Ну и хорошо. Нет, не хорошо. Су Джи идёт по лесу, по привычке сворачивая на нужные тропы. Мысли ее окончательно занял черный лис. Она не сможет скрывать это долго: в какой-то момент Ран всё-таки заметит перемены в ее поведении — если уже не заметил — и заставит все рассказать. Он может рассмеяться ей в лицо и сказать, что жалкие людишки ему не по вкусу, а может тактично замять тему. Взаимностью Ран не ответит, это точно. Скорее всего, после этого он спровадит ее в ту деревню и никогда больше не появится в ее жизни. Но если она продолжит играть в молчанку, будет хуже. Прежде всего ей, которая раньше никогда ничего от Рана не скрывала. Либо она уходит от него, пока он не стал думать о ней как об умалишенной, либо признается и… ныряет в неизвестность. Так прошло несколько дней. Ран ей ничего не припоминал да и в целом вел себя как обычно: шутил и улыбался, когда было хорошее настроение, и ворчал, когда Су Джи в очередной раз пропускала удары на тренировке. Прямо как сейчас. Но как следить за его взглядом, когда он так близко? Как сосредоточиться на правильной стойке, когда от взгляда его бросает в дрожь? Как ждать его удара, когда больше ждешь крепких объятий и его похвалы? Но похвалы она сегодня не заслуживала. Они идут домой. У Су Джи сердце колотится как бешеное, а Ран рассказывает ей, как правильно себя вести, если ты один, а врагов много. — А я тебя люблю, кажется, — непринужденно говорит она, не глядя в сторону Ли Рана. Тот вдруг замолкает, позабыв обо всем, о чем говорил, и останавливается. Останавливается и Су Джи. С опаской она всё-таки смотрит на него и тут же сталкивается с ошеломленным взглядом. — Ты… чего? — спрашивает он, словно не расслышал. — Я же старый. — А я все равно тебя люблю, — она вдруг подалась вперёд, встала на носочки и поцеловала его в щеку. И убежала, пока Ран не догнал ее и не выбил из нее всю дурь. — Да ну тебя! — проворчал он. Су Джи довольно улыбнулась и зарделась. Сердце не просто как бешеное колотилось — оно отбивало чечетку где-то в пятках. Руки немного тряслись, но ей хотелось смеяться. Ран был строгий, а порой даже грубый. По взгляду его было видно, когда стоило прекратить дурачиться, а то не поздоровится. Ли Ран мог небрежно бросить одну фразу и окончательно разбить ее сердце. А у Су Джи внутри стало легко, словно с сердца упал огромный камень. Колкого "а я тебя нет" вслед она так и не услышала.***
Ран в обиде на брата и на людей. Ран лелеет мечту отомстить Ёну, старается забыть все хорошее, что с ним связано, да и плохое тоже — чтобы слезы на глаза не наворачивались и разочарование не наносило новые порезы на сердце. У Рана в груди дыра, в глазах презрение, а на теле глубокий шрам. У Рана внутри тьма, и как бы он не винил брата, тьма эта была в нем самом. Со всем этим Ран уже смирился, но новое открытие вызвало у него замешательство и даже недовольство. С Раном что-то происходит. Понимает это, когда вспоминает ту холодную промозглую осень, когда Су Джи было пятнадцать. Она тогда серьезно заболела: ее лихорадило, лающий кашель вызывал боль в горле, ужасная слабость не позволяла даже поднять руку за кружкой горячего отвара. Тогда Су Джи паниковала, думала, что умирала, а порой, кажется, бредила. А Ран сидел рядом с ней. Делал ей компрессы, заваривал ей нужные травы под чутким руководством болеющей девушки, клал ладонь на лоб, проверяя, не поднимается ли температура. Ран жалел ее. Сам он не болел никогда и не хотел, чтобы болела Су Джи. — Если я умру, ты меня не забывай. — Чушь не неси. Это обычная простуда. Су Джи выздоровела через неделю. Кашляла еще немного, но уже могла ходить. Готовила лучшую еду, наконец-то улыбалась, порой смеялась. Ран помнит, как он тогда радовался: она больше не страдала. Ран вспоминает одну из ночей, когда в семнадцать лет она забралась к нему в постель и разбудила его. — Слышишь? Вой. Волк рядом. — Он не зайдет сюда, — и Ран повернулся на бок. Он хотел отправить ее к себе в постель, но почему-то промолчал. А Су Джи вдруг потянула его за плечо и развернула к себе. — Не спи! Он устало вздохнул. — Мне выйти и прогнать его? — Нет. На тебя он тоже напасть может. Давай просто подождем, когда он уйдет. И Су Джи увлекла его разговорами. Она рассказала ему про отца, умершего, когда ей было два года. Рассказала ему, что никогда не прыгала с утеса в реку и что очень хотела бы попробовать сделать это следующим летом. Она неожиданно сказала ему, как рада, что познакомилась с ним, и Ран… смутился? Вскоре вой прекратился, но Су Джи осталась. Она говорила еще и еще, но в какой-то момент монолог прекратился. Су Джи уснула прямо в его постели, свернувшись калачиком. Тогда при взгляде на нее у Рана в голове промелькнула мысль, напугавшая его до чертиков. Он захотел заснуть рядом с ней. Подоткнуть ей одеяло, закрыть глаза и уснуть, вслушиваясь в ее мирное сопение. Ран заснул в ее постели. Он не любил, когда она ходила в деревню. Понимал, что она тоже человек и ей нужно общение с себе подобными, но готов был годами держать ее рядом с собой, словно сокровище. Ему нравилось, как она смеялась, как готовила есть, как пела. Никогда не лгала, всегда сглаживала конфликты. Она была светлая, честная и верная. Она была своя. Для Рана Су Джи действительно была сокровищем. Ран чувствовал на себе ее странные взгляды с ее шестнадцати лет. Замечал, как она временами путала слова, видел, как порой она краснела. Ран от этого смущался еще больше, но из раза в раз твердил себе, что лучше не обращать на это внимания. Но как не обратить внимание на это ее недавнее “люблю”? С этим он решил разобраться позже или вообще не разбираться: достаточно вести себя как обычно, и все пройдет, как когда-то прошла ее простуда. Проходит неделя с момента ее признания. Неделя его довольно успешных попыток не вспоминать об этом. В нос ударяет ее запах. Ран чувствует ее дыхание на своем лице и вкус ее губ. Ран целует ее, с горечью осознавая, что вести себя как обычно не получилось. В Ране не просто что-то меняется: в нем все переворачивается вверх дном. Но бежать от этого он уже не хочет.