Воспоминание

      Нуада поспешно зашел в дом, затворив тяжелую дверь. В доме было тепло, уютно и очень спокойно. После темных улиц и переулков, крутых лестниц и подъездов, скитаний. Ровный свет свечей в коридоре, создавал ощущение спокойствия, а запах домашней выпечки будил давно забытые воспоминания, преподнося картины одну за другой. Засушенные цветы и травы, раскиданные по всем комнатам, треск камина и шум дождя за окном распространяли нечто непривычное, но родное и необходимое.       Мужчина вздохнул и расслабился. Наконец-то он вернулся. За время своего отсутствия он успел побывать в разных измерениях, городах и странах. Он бы лекарем, палачом, воином, мастером.       Забегался, умотался, почти потерял себя и силы идти куда-то еще. Работа, каждый раз новая, осточертела настолько, что впору самому полезть в петлю.       Да только нельзя. Терпи, тяни… И даже не думай об освобождении! Ты можешь окончить свои страдания, но не страдания своей сестры. Она не заслужила такой финал.       И все-таки он пришёл. Кронпринц бы мог назвать себя абсолютно счастливым, но пока для этого не хватало одной детали…       — Вернулся. — Она вышла из кухни — как всегда, незаметно. Невысокая, в длинной черной рубашке с закатанными рукавами. С чёрными как сама ночь волосами, но с удивительно яркими, нежными голубыми глазами.        Он улыбнулся. Несмотря на долгое ожидание, из раза в раз кажущееся бессрочным, его подруга по-прежнему была спокойна. Она, как и всё в их общем жилище, совсем не менялась, независимо от количества прошедших в его отсутствие лет. Казалось, будто девушка все это время даже не выходила на улицу, хотя он, конечно же, знал, что это не так.       У нее была своя, особая работа. Пока ее спутник мотал свой срок, волчком вертясь по всему свету, она вела службу в привычной спокойной манере, из раза в раз сменяя сотни лиц. Она была информатором, ренегатом и бездушным чудовищем, ангелом и демоном, проводником и уравнителем, а чаще всего — утешителем… Она прижимала к себе и прогоняла страх, успокаивая его, она вела его за руку к неизбежной судьбе, презрев мольбы и обещания.       Она любила его. Его уверенного в собственной жизни и не жалеющего ни о чем, без страха смотрящего вперед и идущего за своей целью, она относилась с особой нежностью.       Она была добра к нему. Даже взяла в их жилище несколько бесполезных, но удивительно ласковых морд: побитую собаку без уха, слепого кота и второго же, покалеченного в ничто — попавшего в тяжелую аварию умного и преданного крыса, сову с дырой от выстрела между крыльями…       Принц, признаться, сам привел этих животных, жалость, да и знал наверняка, как их присутствие может скрасить её тяжелое ожидание. Он видел, как с каждым разом они становятся здоровее и лучше, как прозревает ослепший кот, как заживает рана совы.       Исцеление приходит не мгновенно, но их страдания облегчены уже давно – дело только за внешними сторонами. Их бы подлечить — и в путь, туда, куда им следует податься дальше. Да только она не пускает. Уже множество раз ходила по просторным комнатам, гладила каждого из питомцев и тяжко вздыхала: «Вот скажи мне, как я их отпущу? Людей-то ладно, их кто-то ждет. А эти? Посмотри на них! Они и раньше не были нужны… Вот и пострадали, бедняги. А я их люблю. Ты их любишь.Они напоминают о тебе, в них частичка тебя.». И он, растроганный, всегда сдавался.       Нуада развел руками. Повесил плащ на крючок и прошел за ближайшую дверь, туда, где запах пирога становился ярче и соблазнительнее. По дороге поцеловал ее, заражаясь и заряжаясь ее вечным спокойствием. Оно ядом разлилось по венам, дошло до мозга, привыкшего к напряжению, и растеклось по телу сладким изнеможением, расслабив ноющие мышцы. Он не имел права жить так, как она, но в короткие перерывы между странствиями неподвижное тепло домашнего очага было недолгим, но позволительным. Блаженство не только для него, но и для его сестры.       Девушка умела молчать и пекла прекрасные пироги. Она мастерски вела хозяйство и за столько лет перестала его осуждать, осознав, что это просто-напросто бесполезно. Она гладила его по руке и белым волосам, пока он, наслаждался вкуснейшей на свете выпечкой. Пока пил кофе, и чай, и какао — напитки богов, на которые ему никогда не хватало времени и сил. Она понимала без слов и дарила ему, насытившемуся, но бесконечно усталому, самые нежные из своих поцелуев и ласк. Укладывала спать на чистое и гладкое белье и, ложась рядом, долго что-то шептала, как мать своему дитя. И он засыпал, погруженный в ее успокоительный шепот, в запах карамели в ее волосах и трескот камина. В чувство белой прохладной руки на собственном лбу и горячего дыхания в висок. В спокойствие и сладость, в ощущение чуть большее, чем просто бытие.       Эти минуты, часы, а иногда и дни пролетали одним бесконечно прекрасным мгновением. Но и оно однажды кончалось. Юношу не вызывали звонками и почтой, не сообщали точных рамок и причин возвращения. Он просто чувствовал. Понимал, что он нужен своему народу и без того немало испытавшему. И все тут.       Он вырывался — вырывал себя — из ее сердца, из благостного плена ее объятий, выпивал последнюю чашку чая, целовал подругу и не мог на нее насмотреться. На ее белые руки, на волнистые волосы, на свет в ее глазах. Она провожала его улыбкой и вечным вопросом: «Ты скоро приведешь Её?». Но он лишь вздыхал, обнимал спутницу и еле слышно бормотал: «Сестра еще не готова. Я не готов. Дай нам время. Я обещаю, мы скоро придём». Она кивнула, вновь услышав эти слова. Она улыбнулась и суетливо залепетала о том, что обязательно приготовит гостье свой самый лучший и вкусный пирог. Нарядит ее в самые лучшие и красивые наряды.       Кронпринц в ответ улыбнулся, поцеловал ее в лоб. Накинул плащ. Напоследок еще раз обнял, отдавая ей взятый покой, — и вышел за дверь, отгоняя ненужные, сладкие мысли. Он должен был идти вперед и вести за собой других. Он был принцем и королем, а значит, не мог расслабляться и отступать. Даже если очень сильно хотелось.       Его спутница еще долго смотрела в закрытую дверь. Теребила в пальцах угол черной рубашки и бесконечно желала непутевому другу удачи. Разлука давно перестала пугать, а сроки не могли ее расстроить, нарушив первозданную, извечную гармонию. К ожиданию его смерти было не привыкать. Но она его, конечно же, дождется, даже если пройдёт вечность…