Сто шестнадцать месяцев назад

      Носухоротов вытащил Лизу из комнаты чего–угодно и склонился над ней, взмахнув пустой рукой, в которой появился белый платок. Он бережно стёр стекающие слезы и обратил её взгляд в свои зияющие кровью сквозь повязку вмятины.       – Вы плачете, но почему? – изумился Михаил Альбертович.       – Я не плачу, – мотнула головой Лиза, избегая прикосновений Носухоротова, – нет!       – И тем не менее, вы плачете, – вздохнул он, свернув платок вдвое. – Я вам ненавистен, не так ли?       – Я могу попросить вас убить меня? – Лиза виновато подняла глаза на его лысину, за которой горела лампа прихожей.       – Вот так новость! К чему это?       – Я знаю, что вы способны исполнить мою просьбу. В вашем доме есть комната ночного неба и неизвестности, вы властны над жизнями других и способны приказать своим людям всё, что–угодно. И они сделают, потому что приказали вы!       Носухоротов бросил платок на пол и облокотился на стену спиной, скрестив руки.       – Вы описываете меня так, будто я серийный убийца, – безжизненная ямочка образовалась на его бледной щеке, – но, уверяю вас, я никого не убивал. Меня бы давно нашли, судили и отправили под заключение.       – Своим паразитизмом в теле профессора вы уничтожили его, как личность, – Лиза вцепилась в подлокотники и смотрела на Михаила Альбертовича с нескрываемой злобой.       – И слушать не хочу! – он выдавил из себя смех и почесал подбородок. – Или вы действительно считаете, что всё происходящее с профессором – моих рук дело?!       – Хотите сказать, моих?       – Бог мой, титан космоса, что я слышу? – ещё сильнее рассмеялся Носухоротов. – Елизавета Семёновна! Бросьте! Бросьте эти непристойные мысли! Прочь из головы, сквозь звёзды во тьму, где им и место! Вы умная девушка, не порочьте же свой статус! Или вам не хватило того кровопролития на ковре?       – Я была тогда безумной, во мне пылало отчаяние, – скорбно отвечала Лиза, – вы не вправе судить прошлое человека.       – Правильно ли я вас понимаю, Елизавета, что вы прощаете всех своих обидчиков? Забегая вперёд, я вынужден признать, что это поступок не только умной, но и крайне сильной девушки!       – Я сойду с ума, если буду каждый день жить той девочкой, над которой так ужасно пошутила судьба. Мне тяжело это признавать, но более я не она.       – Вы правы, – сострадание послышалось в речи Михаила Альбертовича, – вы сто раз правы! Проживая одну жизнь, человек проживает десятки других. Всё зависит от времени и обстоятельств, жестоко убивающих нас и возрождающих раз за разом. Мы становимся непохожими на нас прошлых, наши мысли меняются, меняемся и мы сами. И сейчас, в этом зелёном кресле из квартиры всего сущего, я наблюдаю перед собой глубоко истощённого человека, окончательно запутавшегося в своих суждениях.       – И всё же, я считаю, что смерть будет наилучшим лекарством для меня, – не отступала от задуманного Лиза.       – Что вы так ухватились за эту пресловутую смерть? – брови колыхнулись под его повязкой. – Считать смерть лекарством, в вашем случае, совершенно неприемлемо! Эта хитрая особа в чёрной мантии и с косой приходит к нам в самый неожиданный час, а вы требуете, чтобы она появилась сию же секунду! Подумайте сами, Елизавета, как это забавно! Нет, все умрут так, как им было уготовано.       – Кем уготовано? – Лиза потянулась в кресле ближе к Носухоротову, нетерпимость скребла её нутро. – Ответьте же, кем?       – Кем? – удивлённо переспросил тот и ухмыльнулся. – А если я вам отвечу честно и скажу всё, как есть, сможете ли вы жить своей прежней человеческой жизнью? Боюсь, что нет, ибо вы перестанете являться человеком в мгновение, вознесётесь над головами других и почувствуете окрылённость. Только не стоит забывать, что внизу вас будут охотно поджидать вполне себе обычные люди с самыми обыкновенными смирительными рубахами.       – Тогда ответьте мне на другой вопрос, – лицо Лизы залил стыдливый румянец, – я здорова?       Михаил Альбертович протянул к Лизе ладонь и принялся водить ей по воздуху, то приближаясь, то отдаляясь от силуэта в кресле. Губы его на мгновение скукоживались, повязка хмурилась, затем губы распрямлялись, и рука переходила к новым местам.       – Аппендицит не удаляли, печально, – заключил Носухоротов, – в январе следующего года, то есть через пару месяцев, вы попадёте в больницу, где вас избавят от этого ненужного отростка. От другого ненужного отростка вы избавитесь чуть ранее, не менее, чем через пару дней.       – Я спрашивала вас о голове…       – Тише! – продолжал водить рукой Михаил Альбертович. – Голова? А что же её смотреть? Чистейшая, как стёклышко! Ни опухолей, ни кист, сознание в полной норме! Тьмы не обнаружено. Вы меня сбили, Елизавета, – он перешел к ногам, – а с вами как обстоят дела? Потрясающе. Потрясающе! Ну что ж, вам грозит только аппендицит, а умрёте вы в далёкой старости в своей кровати рядом с возлюбленным, так и не проснувшись.       – Я не могу быть с Павлом, я его не люблю! – не поверила его словам Лиза.       – Кажется, я сказал вам про ненужный отросток, – всем своим видом он старался подмигнуть кровавой дырой. – Но есть одно «но», которому и полагается быть в мираже счастья. Прошлое не покинет вас до самой смерти, Елизавета. С этим нужно будет примириться.       – Понимаю. Не могли бы вы ещё что–то сказать обо мне в будущем?       – Нет, – наивно улыбнулся Носухоротов, – не скажу, иначе вы потеряете свечение солнца, зародившегося внутри вас в эту чудесную ночь. Скажу лишь одно – ваши шедевры приобретут краски, Елизавета. Впрочем, мы заболтались. Вас ждут дома.       – Позволите мне задать вам ещё один вопрос, Михаил Альбертович? – умоляюще посмотрела на него Лиза.       – Хоть не просьба об убийстве, уже лучше! Давайте.       – Что будет с Сергеем Глебовичем?       – С кем? – поперхнулся Носухоротов. – Кто это?!       – Как кто?!       – Да, кто?!       – Не притворяйтесь, прошу.       – И в мыслях не было! – воскликнул Михаил Альбертович. – Взгляните!       Носухоротов указал за дверной проём, где находилась Лиза. Она обернулась и не увидела перед собой ничего, что было здесь мгновение назад. Испарился Михаил Альбертович, исчезла квартира с чудо–комнатой. Посреди тьмы осталось лишь кресло и Лиза. Она удивилась белым перчаткам на руках и быстро осмотрела себя. Пышное свадебное платье украшало её тело, белая фата упала на глаза и застыла у шеи роскошным шелком. Лиза неслась в кресле вперёд, ветер тьмы трепал платье, как только мог, но не смел повредить его. Исходящее из неё свечение залило мрачные просторы, и вскоре, под ногами начали выстраиваться бетонные глыбы, серые плиты вздымались по сторонам и облеплялись штукатуркой. Помещение вмиг превратилось в ресторан, где происходила свадьба с Павлом. Смех гостей появился быстрее их самих, полилась музыка и застучали каблуки. Лиза сидела в кресле в самом углу зала. Пока все беззаботно танцевали, за столом остался единственный человек. По одному его виду можно было понять, что мысли терзали его, подобно хищным птицам.       – Сергей Глебович, – обратилась к нему Лиза, подсаживаясь рядом, – почему вы не танцуете?       – А чего же танцевать, Лизонька? – профессор отодвинул от себя кусочек мяса на тарелке. – Кусок в горло не лезет, а ты про танцы!       – Вы это из–за того разговора?       – Конечно из–за него. Я вовсе не понимаю, почему ты весёлая, и как можно об этом так просто позабыть?       – Предлагаете мне начать рыдать при всех? – Лиза чуть повысила голос. – Сегодня праздник, Сергей Глебович, и вы на него были приглашены, как почётный гость и мой лучший друг! Давайте выпьем.       – Только если рюмочку.       Лиза разлила водку по рюмкам, и они подняли их перед собой.       – За всё хорошее, – она предложила тост и покосилась на профессора, ожидая его подтверждения.       – Пусть его и мало, – кивнул Сергей Глебович.       Они опустошили рюмки и некоторое время посидели в тишине, не замечая ревущей музыки в зале. Лиза взяла с чашечки для солений небольшой помидор и принялась им закусывать выпитую водку. Профессор поступил иначе: всё же доел кусочек мяса, с трудом проглотив его.       – Горе, какое горе! – процеживал шепотом профессор. – А как отреагировал Павел?       – Я ничего не говорила.       – Как же?! – раскрыл рот Сергей Глебович.       – Я струсила, – смотрела за танцующими пятнами Лиза, которые начали мутнеть от спирта, – струсила и не сказала. Я побоялась, что он меня бросит. Что останусь одна и на этом всё закончится.       Профессор потупил взгляд, отставил от себя подальше рюмку и сказал:       – Ты, конечно, извини меня, Лиза, но с твоей стороны это верх эгоистичности. Ты подумала в первую очередь о себе, что останешься одна, а как же он? Какого будет ему, когда любимый человек, переступив порог свадебного алтаря, сумел укрыть от него такое? Павел искренен, а ты так с ним поступаешь…       – Я не знаю, как быть, – нервно улыбнулась она, – жизнь помотала меня похлеще других, почему теперь я вдруг всем должна? Ответьте мне, ну же! Вы ведь философ, вы всё знаете!       – Какие глупости ты мелишь, Лиза, – поникши, говорил профессор, – какие глупости! Да, жизнь может припасти для нас совсем не желанные подарки, но нужно быть сильнее этого, выше.       – Почему я должна быть сильнее и выше? Потому что мне просто не повезло? Если бы другая школа, если бы другой город… да если бы…       Лиза сдержала накатывающие слезы и повернулась к профессору:       – Это всё случайность. Это всё чёртова фортуна, которой и не было в моей жизни! Время и обстоятельства – вот, что губит всех и каждого! Не в то время, не в том месте. И вы такая же жертва, как и я!       – Я и не отрицаю этого, только, прошу тебя, не заставляй страдать дорогих тебе людей. Скажи Павлу всё, как есть. Не начинай совместную с ним жизнь со лжи.       – Не могу, – отвечала Лиза. – Он о детях чуть ли не каждый день говорит. Девочку хочет. Всё рассказывает, как будет ей платьица покупать, как будет косички заплетать, туфельки выбирать. Но ничего этого не будет, и всё из–за того урода. Меня жестоко предали, а эта боль не сравнима с тем, что я пережила в тот день.       – Почему ты не обратилась тогда в полицию?       – Вам легко говорить, – озлобилась она, – вас на моём месте не было. Как я устала от этих советов извне. Все только и делают, что строят из себя умных, всезнаек, а как самих подобное касается, так языки вдруг куда–то прячутся. Зря я тем вечером вам всё рассказала, дура! Сейчас бы плясали вон там, вместе со всеми, и души не чаяли, какая прекрасная невеста Павлу Алексеевичу досталась!       Вдруг свет в зале померк, и крышу ресторана унесло сильным ветром. Ураган прошёлся совершенно незаметно для всех, гости продолжали танцевать, как ни в чём не бывало. Профессор вышел из–за стола и почувствовал необычайную лёгкость, он вылетел из тапочек и медленно потянулся наверх, не переставая смеяться.       – Лизонька! – радостно кричал он. – Всё закончилось! Больше нет времени, больше нет обстоятельств! Свобода и лёгкость! Покой и счастье!       Лиза схватила профессора за стопу и пыталась удержать его:       – Куда вы?! Постойте! Кто–нибудь, помогите же! Помогите мне удержать его!       – Не надо! – продолжал смеяться Сергей Глебович, загребая руками воздух. – Закончилась земля под ногами, отныне облака моя земля, и небеса мой покровитель! Отпусти меня навстречу счастью!       Она старалась тянуть профессора к земле, но всё было бесполезно. Тогда Лиза на мгновение отпустила Сергея Глебовича, быстро стянула с головы фату и взобралась на стол, отшвыривая белоснежными туфлями тарелки и бокалы на пол. Она успела вновь схватить профессора и перевязала фатой его стопу, не позволяя отправиться ему в то место, куда он так страстно рвался.       – Я воздушный шарик в твоих руках! – кричал профессор. – Я стал легче воздуха, потому что закончился, как человек! Теперь я выше! Теперь я сильнее! Меня ждёт новое начало!       – Не отпущу! – плакала Лиза. – Не позволю!       Гости начали озираться на крайне странное поведение невесты, поменявшееся в мгновение. Появились люди в халатах, пытались вырвать из рук Лизы удерживаемую фату и дёргали её за пальцы, чтобы разжать мёртвую хватку. Они натянули поверх платья смирительную рубаху и ударили по рукам столовыми приборами, посыпавшимися со стола. В её руки одновременно вонзились десятки вилок и ножей, от этой боли Лиза вскрикнула и отпустила ту единственную ниточку, что удерживала её с профессором.       – Мой город, я вижу крыши домов! – всё тянулся к небу Сергей Глебович. – Вон магазин, вон больница! Я вижу кладбище! Там моя доченька! Машенька!       Окружение начало тонуть в крови и темнеть. Багровые овалы втягивали в себя свет прошлого и открывали путь в настоящее, подхваченное белой лентой. Шёлковая фата превращалась в марлю и всё больше становилась похожей на бинты. Океан крови вспыхнул двумя огнями, что взлетели на чашу ночного неба и накрыли звёздную тьму покрывалом неизвестности. Такими были глаза Носухоротова.       – Я ответил на ваш вопрос? – спросил он у трясущейся в кресле девушки, поджавшей к себе колени.       Ответа не последовало. Тогда Михаил Альбертович щёлкнул пальцами и перенёс всё безумие туда, где оно когда–то зародилось. Лиза вскочила с постели и посмотрела на себя в зеркале. Каштановые пряди блеснули на солнце сквозь штору. Она снова она.       – Лизка! – прогремел голос отца в коридоре, вскоре в комнате появился и он сам, держа в руках телефон. – Мать звонила! На поправку идёт!       Отец крепко обнял дочь, как в забытых, хороших моментах детства, вдруг возобновляющихся в очищенной от влияния Тени памяти.       – Я вернулась, пап, – тихо сказала она ему на ухо, – теперь всё будет хорошо.