Одна команда

Круглов сидел в кабинете полковника, перебирая старые дела, – что в архив сдать, что дописать, а потом в архив сдать, когда в дверь тихонько постучалась Соколова. - Ну что, тихо у нас сегодня? – неуверенно замерла она на пороге. - Да вроде, - кивнул Николай Петрович, приглашая ее войти. – День все-таки такой – девятое мая, к тому же юбилей. - Да-а, - негромко протянула Юля, присаживаясь, - ну хоть остатки совести у нашего криминального элемента есть. - Война – одна на всех, - задумчиво произнес майор и хотел уже что-то добавить, как с проходной послышали крики, ойканье и скулеж подростков. – Это что еще такое… - только и успел пробормотать Круглов. - Сглазили, - вздохнула Соколова, как знакомый голос гаркнул в коридоре: - А ну вперед! Живее! - Костя! – подскочила она со стула и первой устремилась на выход, Николай Петрович – за ней. Их взору предстала неожиданная картина: Константин Львович в штатском, с георгиевской ленточкой на лацкане пиджака, раздает подзатыльники направо и налево, чтобы трое юношей сомнительной внешности и лет двадцати на вид шустрее перебирали ногами. - Товарищ майор… - начала было Юля в недоумении, но он не дал ей сказать. - Вот, задержал троих за хулиганку. Лейтенант! В камеру их! – не терпящим возражения тоном скомандовал Лисицын. - Начальник, мы не будем, мы больше не будем, - залебезили задержанные, но майор был непреклонен: - Кру-гом! - Может, объяснишь? – вопросительно посмотрел на него Круглов, когда юношей увели. – Ты вроде выходной сегодня, специально просил, чтобы этот день тебе освободили. - Не сдержался, Петрович, - потер подбородок Костя и вдруг повернулся к Соколовой: - У нас там Тихонов сегодня за гения? Попроси его в интернете найти сводки Великой Отечественной войны с количеством погибших, с условиями, в которых воевали, ну и все такое – исторические данные. Самое основное. И пусть распечатает в трех экземплярах. - Ну, хорошо, - все еще не понимая, пожала плечами Юля, и ушла в лабораторию, пока Круглов приглашал Лисицына пройти в кабинет. - Собрались мы с ребятами у метро, - начал свой рассказ Костя. – Все чин по чину – все прилично одетые, в руках плакаты, кругом народ тоже с плакатами, торжественный серьезный… И вдруг эти недоумки откуда-то вылезают и орут «Хайль, Гитлер!», представляешь? Одной старушке тут же «Скорую» пришлось вызывать. У нее муж погиб под Севастополем в сорок четвертом, внучка в интернете ей нашла акцию «Бессмертный полк», и она каждый год участвует. Втроем они там идут, у каждого по плакату – дед, брат, отец… - И ты их сразу сюда? – удивился Николай Петрович. - Да нет, пытался, понимаешь, по-хорошему, мол, что творите-то, а они, знаешь, что говорят? Что все словно помешались на этом празднике, что, мол, давно уже это было, да мало ли кто где воевал, пора забыть и жить новой жизнью… И вообще – все патриотические песни поют, а они «хайль, Гитлер» орут, выделяются из толпы – ну прикольно же быть не как все, - он сжал кулаки. – Представляешь? Прикольно им! Говорят, у нас флеш-мод или флеш-моб, в общем, развлечение такое – соберутся вот такие полудурки и устраивают… Банда дебилов… Больше их было, троих только поймать удалось. - Они хоть совершеннолетние? - Вполне себе. Наши прадеды младше были, когда под пулями гибли. И ради чего? Чтобы потом их же внуки и правнуки вот такое вытворяли? Я им покажу «хайль, Гитлер»! - Так что ты собираешься делать? – занял выжидательную позицию Круглов. – Посадить за хулиганку? - Научу их… Родину-мать любить! – Лисицын стукнул кулаком по столу и достал мобильник. – Ваня, у меня к тебе дело… - Я уже отправил к тебе Соколову с распечатками, - перебил тот. - Нет, другое дело, - Костя достал из-за пазухи три паспорта. – Я тебе сейчас назову фамилии, имена и все остальное, а ты мне поищи их прадедов: воевали ли, где, когда, ранения, награды – в общем, все, что есть. Это срочно! Зайду через пять минут. Юля столкнулась с Лисицыным на пороге кабинета полковника. Костя коротко поблагодарил ее за выполненную просьбу и ушел к Тихонову. - А… - начало было она и, проводив взглядом, перевела свой взор на Круглова. - Оставь его, он все правильно делает, - одобрительно кивнул тот. - Так что случилось-то? – рискнула Соколова, и майор жестом пригласил присесть. Вооружившись кипой распечатанных бумаг, рассортированных на три плотные стопочки, Лисицын бодро направился в камеру. - Начальник, мы осознали, мы не будем больше… - вновь заныла молодежь, но он тут же гаркнул: - Мол-чать! – Задержанные присмирели. – Вот, - Костя начал раздавать каждому комплект. - Что это? – удивленно уставились в бумаги юноши. - А ты читай, там по-русски написано, - строго ответил Лисицын. – Или ты теперь и язык родной не признаешь? По-немецки надо было напечатать? - Ну зачем вы так, ну мы же уже сказали… - Ребята, гляньте! – вдруг воскликнул один. – Тут про прадеда моего! У него три награды, оказывается, было. - Да ладно! - Вранье!.. Погоди, а тут про моего написано, про двоюродного… Ух ты! Он под Ржевом воевал! - Слушайте, а мой командиром был! А ведь мать что-то такое рассказывала… - Что-то такое… - Лисицын усмехнулся и протянул еще один раздаточный материал. – Значит так: пока не выучите так, чтобы от зубов отскакивало, отсюда не выйдете, ясно? Экзамен сам принимать буду! – и, сурово погрозив пальцем, вышел. – Кто не сдаст – сядет за хулиганку, мысль ясна? Перекинувшись парой слов с Кругловым, Костя уехал из конторы и вернулся лишь через несколько часов – принять экзамен. Юноши вели себя тихо, виновато и уверенно рассказывали все, что успели выучить в камере. - Предлагаю приписать нам еще образовательную функцию, - прокомментировал процесс Тихонов, сидевший в Зазеркалье в компании Круглова и Соколовой. – Глядишь, финансирование повысят… Нет, ну а что, - встретив молчание коллег, продолжил он, - вон ведь как складно отвечают! В конце дня, когда трое парней с виновато-восхищенным взглядом покидали стены ФЭС, Соколова подошла к Лисицыну. - Я и не знала, что ты участвуешь в «Бессмертном полке», - осторожно заметила она, и он обернулся. - Пятый год уже, - кивнул Костя, – или шестой… Не считал. Круглов отпустил? Тогда пойдем, - приобняв Юлю за талию, он повел ее к машине. Домой ехали молча, каждый думал о своем. Наконец, Соколова не выдержала. - Этим троим ты пропесочил мозг, а сколько еще таких ходит, не знающих историю, начитавшихся какой-то ерунды в социальных сетях… Всех не перевоспитаешь. - Знаешь, Юля, - спокойно отозвался Лисицын, не отрываясь от дороги. – Когда наши деды воевали, они тоже понимали, что в одиночку не вырежут всех гадов, но они шли в атаку и уничтожали столько, сколько могли. А если бы каждый сказал, что он все равно не справится со всеми, то сейчас мы бы жили совсем по-другому. Если бы жили, конечно, - он помолчал и добавил: - Один в поле воин. Потому что знает, что на соседнем поле есть еще такой же один. И в итоге нас таких много получается. Нельзя позволять, чтобы забыли, чтобы подменили понятия, чтобы… - Костя недоговорил. – Ничего не делать нельзя! В машине воцарилась тишина. Уже дома, когда они собрались ужинать, Юля вдруг сказала: - У меня бабушка блокадный Ленинград прошла. Единственная из трех сестер выжила. - Ты не говорила, - живо обернулся Лисицын. - Да как-то… - она неловко повела плечом и опустила глаза. – Такими вещами не хвастаются. Это просто помнят и… чтят… Костя осторожно взял ее за подбородок и заставил поднять голову. - В этом и смысл – чтобы помнили, чтобы понимали, чтобы чтили, - он обнял Юлю и крепко прижал к себе. – Из поколения в поколение нужно передавать… вдалбливать, если плохо усваивается. Чтобы больше никогда такого не повторилось… "Стоим мы на посту, повзводно и поротно, Бессмертны, как огонь, спокойны, как гранит. Мы - армия страны, мы - армия народа. Великий подвиг наш история хранит. Не зря в судьбе алеет знамя, Не зря на нас надеется страна. Священные слова "Москва за нами!" Мы помним со времён Бородина... " (с) Строевая