Серебряный башмачок, или Если бы Тотошка...

Вопреки карканьям Урфина, работа в их отсутствие кипела так, что продвинулась дальше, чем ожидалось. Вернувшуюся делегацию, щедро нагруженную, к неописуемому восторгу жевунов, кроличьими плодами, встречала собранная основа корпуса генералиссимуса, которую предстояло нарастить уже подготовленными балками. Даже без головы и ног она была выше Великана Чарли, не говоря уж о среднем жителе Волшебной страны. - Это же сколько на него порошка уйдет? - вздохнул Урфин. - Зато какая отдача, - утешил его Чарли. - Я тут в дороге подумал, что твоя палисандровая заготовка как раз пригодится для его головы. И ещё кое-что... Из глубокого кармана его куртки на свет вынырнул деревянный божок потрясающего уродства и свирепости. Злые раскосые глаза угрожающе глядели на мир, рот скалился огромными белыми клыками, низкий лоб рассекала глубокая морщина. - Тилли-Вилли, - торжественно представил моряк Урфину страшилище. - Самый уродливый из многочисленных богов Куру-Кусу. Людоеды, провожая мою лодку в открытое море, любезно подарили мне его на прощание, чтобы хранил меня в пути. - Сохранил? - машинально спросил Урфин Джюс, увлеченный разглядыванием идола. - Как видишь. Не то, чтобы я слишком суеверный, но с тех пор всюду ношу с собой этот талисман. Хорош? - Еще бы! Злые лица, которые Урфин делал дуболомам, выглядели рядом с ним просто глупыми. Резчик, нецивилизованный дикарь, сумел воплотить в маленьком куске дерева потаенные глубины человеческого страха. Не в силах оторвать от него глаз, Урфин, казалось, начинал понимать его секрет. У его игрушек и деревянных солдат жуткие рожи попросту отражали его собственное настроение, его отношение к недружественному миру. Потому и выходили такими автоматически, против воли. Неизвестным же людоедским мастером двигала не злоба и не обида на жизнь. Как ни странно, его рукой водила большая любовь к своему ремеслу. А ещё чувство и понимание дерева, доброе соперничество с ним - рассмотреть и высвободить в его структуре нужный потенциал, чтобы придать ему требуемый образ... - Представляешь, - вернул его в реальность Чарли, - если на Бастинду двинется не просто пятиметровый гигант, а такой вот красавчик? Урфин представил. И рассмеялся - так легко и весело, как не смеялся уже давно. Поразительно, но мастерство и любовь, с которым был сделан злобный языческий идол, что-то выпрямили в его душе. Ненадолго, как бывало не раз, чтобы вскоре уйти и развеяться, оставляя об этих радостных минутах лишь острую боль воспоминаний. Но с другой стороны, это не повторялось уже очень давно. И вновь ощутить эту подзабытую радость и неизбежно сменяющую её боль было скорее приятно. - О да! Она завизжит громче свиньи, которую дергают за хвост... - Сможешь повторить? - серьезно спросил его Чарли, глядя прямо в глаза. - В масштабе? - Я?! - воскликнул Урфин. Да, это был вызов. Нет, не так. Это. Был. ВЫЗОВ. Сильный сам по себе. Многократно усиленный тем, что исходил от Чарли. От Чарли, который ненавязчиво и, вероятно, сам того не желая, раз за разом макал его носом в реальность, приземляя с вершин самомнения, с веры в то, что он чего-то достиг и добился в этой жизни. Он, оказывается, никудышний военачальник и стратег. Плохой правитель. Осталось теперь убедиться, что и резчик так себе. И даже злые лица, которые считал своей фишкой, ему по-настоящему не даются... Нет, он сделает это! С разных сторон приглядывался и примерялся Урфин к огромной палисандровой чурке, прежде чем решился приступить к работе. И время исчезло для него. С неохотой отрывался он на еду и сон - когда совсем уж выбивался из сил. Тогда же устало и равнодушно фиксировал краем глаза происходящие вокруг перемены. Торс генералиссимуса, которого теперь все заранее называли Тилли-Вилли, не давая Урфину пути к отступлению, постепенно обрастал ребрами. Чарли в одиночку занимался порохом и почти не попадался на глаза. Элли и Нимми, кроме того, что трудились на кухне для всей команды, понемногу помогали всем, вечно неразлучной парой, за которой хвостиками носились Тотошка и кОзел. Урфин запирался в сарае-мастерской и никому не показывал свою работу. Чем реальней и ближе казался успех, тем ревностней её оберегал. На все расспросы отвечал лишь, что успеет её закончить к намеченному сроку. Он настолько увлекся, что не сразу понял, чего от него хотят, когда пришло время оживлять гренадеров. Место, где были закопаны запасы живительного порошка, хранилось в тайне даже от Топотуна. Раньше Урфин ни за что не засветил бы тайника, но за эти дни сумел многое понять о характере жевунов и гостей из-за гор. Они очень ценили доверие и никогда не решились бы его обмануть. Для него такая щепетильность оставалась странной, но на ней можно было сыграть. Он даже вручил Чарли и Элли по небольшой бутылочке порошка. Чарли, надо сказать, к подарку отнесся скептически: - Не факт, что он будет работать у кого-то, кроме тебя. Может быть, это как характер, который ты придаешь своим изделиям. В нем ведь тоже как бы твой труд. Проверять, однако, не стал, а в качестве ответного жеста подарил ему рожок со свежеизготовленным порохом. Самую малость, чтобы не натворить бед ни случайно, ни с умыслом. Но даже удивительный порошок, вполне конкурирующий с его собственным, ненадолго отвлек мысли Урина от работы. Так же равнодушно отнесся он к предложению придумать имена гренадерам. Ранее в его армии собственные имена носили только капралы, не считая агентов. Для рядовых это было слишком большой честью, их называли по взводному цвету мундира и номерам от одного до десяти, нанесенным черной краской на груди и спине. Но для элитарного гренадерского взвода Чарли предложил дать имя каждому бойцу. - Сами, без меня, - отмахнулся Урфин. - Меня ждет Тилли-Вилли. Бывшую заготовку уже можно было смело так называть. Она практически обрела образ, который, по мнению Урфина, получился даже выразительнеё и страшнеё оригинала. Разноцветные узоры древесины продуманно гармонировали с придаваемой формой, подчёркивали злобный прищур и оскал. Оставалось довести до совершенства, аккуратно удалив остатки лишнего, а затем тщательно отполировать. От работы все же отвлекла вернувшаяся с вестями из Изумрудного города Кагги-Карр. Вести оказались не лучшими. Ворона строго следовала полученным от Чарли инструкциям. Первым делом она, конечно, направилась к Дозорной башне, где на верхней площадке под черепичной крышей, огороженной лишь решеткой из вертикальных стальных прутьев, продолжал томиться в заточении Страшила и Железный Дровосек. - Дровосек за месяцы моего отсутствия, - говорила птица, осторожно косясь на Нимми Эми и подбирая слова, - сильно заржавел и почти не двигается. Вороны Бастинды повредили ему корпус, поэтому он ходить он не мог с самого начала. Связанные руки я ему освобождала, чтобы нарисовал вам письмо. Бастинда общается с ними через решетку, так что не боится его. Но теперь ветры и косые дожди сделали свое дело. Говорить может, но тихо. - Наверное, так же, как тогда в лесу. Помнишь, Тотошка? - Как не помнить! Я его ещё укусить пытался... - Страшила тоже говорит с трудом, почти не видит, лицо все выцвело. Жалуется, что гниет солома и булавки в мозгах ржавеют. Но как они радовались, увидев меня! А особенно когда узнали, что Элли уже в Голубой стране... Я старрая циничная ворона, но сама растрогалась, как птенец. Дядя Чарли, ваши инструкции я передала слово в слово. Они обещали, что ни единым намеком не дадут Бастинде заподозрить о происходящих переменах. Проведав пленников, Кагги-Карр полетела в Изумрудный город. Тут-то и начались проблемы. Ворона шныряла по городу, подслушивала разговоры с подоконников или порогов открытых дверей. Большинство горожан ненавидело Бастинду и её пособников. Ежедневно видя торчащую над городской стеной Дозорную башню и различая на её площадке фигурки Страшилы и Железного Дровосека, раз в несколько дней становясь свидетелями безуспешных уговоров колдуньи, зависающей в воздухе у решетки на волшебном зонтике и злобно что-то доказывающей, они проникались восхищением к героическим узникам. Сочувствовали и томящемуся в подвале башни Руфу Билану, которого Бастинда посещала следом. - Они не знают, что меррзавец получил поделом! - туманно заметила Кагги-Карр. От Урфина, впрочем, не скрылось, что для Элли с дядей эти слова не был туманными. Бастинда прекрасно понимала отношение к ней горожан. Потому Страшила и Билан, а затем и Дровосек находились в заключении не в городе, а на виду, с просматриваемыми со всех сторон подступами и под охраной башни волками. Потому над Изумрудным городом волшебница поставила сразу двух наместников. Кабр Гвин и Энкин Флед ненавидели, боялись и подсиживали друг друга. Каждый из них понимал, что может легко оказаться в немилости вслед за Руфом Биланом, и каждый был не прочь, чтобы вместо него оказался другой. Старуха же умело пользовалась принципом divide et impera, чтобы удерживать власть в Изумрудном городе. Потолкавшись по городским карнизам, ворона убедилась, что почва для создания подполья там вполне благоприятная и проблема лишь в отсутствии лидеров. Она не видела лучших кандидатур, чем бывший Страж Ворот Фарамант и Единственный Солдат Дин Гиор. Во время атаки Летучих Обезьян на город оба показали себя на высоте. Но силы, увы, были неравны, и оба с тех пор оставались в глубокой депрессии, виня себя за то, что не смогли защитить Изумрудный город. Для начала Кагги-Карр, как и советовал Чарли, уговорила их пообщаться между собой, выслушать мнение друг друга о происходящем. Варясь в собственном соку, легко думать, что ты один. Теперь это уже не получалось. Особенно после того, как ворона честно, не приукрашивая, пересказала услышанные разговоры горожан и сокрушение о том, что эти двое, которым доверяют и за которыми бы пошли, бездействуют. Рассказала и о переживаниях Страшилы на башне - помнят ли о нём ещё? Строго следуя наказам моряка, ни словом не обмолвилась о готовящемся наступлении, тем более, об Элли. - Хотя страшно, стррашно хотелось... В разгар споров на небосклоне показалось бесформенное черное пятно, быстро растущее и приближающееся к городу. - Бастинда, - прошептал Фарамант. Как ни странно, Кагги-Карр впервые наблюдала прилет злой волшебницы в Изумрудный город. С самого начала звериного похода она была с ним, временами навещая Страшилу на башне или летая в качестве связной с разными поручениями. Сразу же после его разгрома отправилась с письмом в Канзас. Теперь прямо у неё на глазах на город спускалась, тормозя раскрытым зонтом и развевая верхними юбками, жуткая старуха в черном. Единственный её глаз с ненавистью глядел на его черепичные крыши и башни, увенчанные изумрудами. - Так дальше нельзя, - сказал Дин Гиор. - Надо что-то делать... Появление Бастинды стало для него последней каплей, придавшей решительности. Для Фараманта тоже. Изложив друзьям основы подпольной борьбы от Чарли Блека, ворона с чувством выполненного долга вновь отправилась по тенистым улочкам города, где этажи нависали друг над другом, почти смыкаясь крышами. Ей было интересно, как народ воспринимает визит волшебницы, что говорит, когда она в городе. Увы, толком ничего услышать ей не удалось. Распахнутые целыми днями окна как по мановению волшебной палочки оказались закрытыми. За теми немногими, где не были опущены жалюзи или заперты ставни, мелькали такие хмурые лица, что все было понятно без слов. Немного покружившись вымершими улицами, ворона вылетела на дворцовую площадь - и ахнула. К опущенному мосту во дворец под конвоем вели со связанными руками Фараманта и Дина Гиора. Среди сопровождающих с двух сторон выступали Энкин Флед и Кабр Гвин собственными персонами, а замыкала шествие сама Бастинда, яростно размахивая зонтиком. Ворону охватило отчаяние. В те секунды она даже не подумала, что Страж Ворот и Солдат после случившегося могут считать её провокаторшей. Доброй Кагги-Карр было больно оттого, что она ничем не может им помочь. Чисто импульсивно, не задумываясь о возможных последствиях, она ринулась на старуху, огласив площадь боевым кличем: - Бастинда - дррянь! Широкополая шляпка Бастинды была сбита с головы отчаянной птицей. Ничего не понимая, волшебница уставилась на неё незрячим бельмом на правом глазу. Оба наместника наперебой, подсуетившись, метали в неё свои тяжелые башмаки, успешно увернувшись от которых, ворона спряталась под навес ближайшей крыши. Осторожно из-под него выглядывая, следила с затаенным дыханием, не достанет ли старуха свой знаменитый свисток. Хоть и говорят, что ворона вороне глаз не выклюет, но железноклювые монстры Бастинды - не совсем вороны. И вообще не совсем живые существа. Однако Бастинда, обозрев окрестности, пришла к выводу, что опасность миновала. Наместники подобрали разбросанные башмаки, и скорбная процессия продолжила движение. Когда она скрылась во дворе замка, Кагги-Карр поспешила покинуть город. Устроившись на ближней ферме с видом на Дозорную башню, она дождалась, пока колдунья, паря на зонтике, пообщается с узниками через решетку, заглянет в подвал к Билану и отправится назад в Фиолетовую страну. Слетав к Страшиле с Дровосеком и узнав от них, что Бастинда вела себя как обычно, ворона осмелилась вернуться в Изумрудный город. На этот раз она направилась прямиком к повару Балуолю, который поведал, что Фараманта и Дина Гиора заперли в подвале на заднем дворе, и к их окну есть ход из его каморки. Кагги-Карр немедленно заглянула к новым узникам. Те, оказывается, не заподозрили её в предательстве, однако снова впали в уныние, убедившись в абсолютный прозорливости Бастинды, которая моментально раскрыла их заговор. Появление невредимой после дерзкого нападения вороны слегка их взбодрило и вернуло веру в то, что борьба может оказаться не бессмысленной. - Вот так. Я прровалила миссию, - кляла себя Кагги-Карр. - Ты не виновата, - печально возразил моряк. - Это я, старая копченая селедка, поспешил тебя отправить, не разузнав как следует о противнике. А ведь Лев говорил, что королю Тонконюху что-то известно про Бастинду. Но не хотелось лишний день терять. Теперь-то мы знаем о заклинании "глаз-алмаз"... - Что это такое? - удивилась ворона. - Единственный глаз Бастинды способен фокусироваться на разных объектах. В Фиолетовой стране она может наблюдать или её границы, или закутки дворца, но не то и другое одновременно. При этом смена фокуса тоже занимает время, около часа. Тонконюх этим воспользовался для того, чтобы выкрасть из дворцовой сокровищницы серебряный обруч. Теперь же, посещая Изумрудный город на короткое время, которое может себе позволить по Договору фей, колдунья пытается пронзать его перенастроенным взглядом, чтобы найти серебряный башмачок. Первый час после её прилета безопасен, но потом следует вести себя осторожно, пока она не покинет город. Мы узнали об этом слишком поздно и не смогли предупредить. Фарамант и Дин Гиор чем-то себя выдали, что вызвало её подозрения. Если кого винить в случившемся, то только меня. Урфина в словах Чарли что-то зацепило, показалось странным. Какое-то слово, вернее, то, как оно прозвучало. Но когда он вернулся к долгожданной, уже близкой к завершению, работе над Тилли-Вилли, мысль об этой странности напрочь вылетела у него из головы. Работа заняла в целом десять дней - меньше, чем он рассчитывал. Туловище генералиссимуса к тому времени, впрочем, тоже было закончено и поставлено на ноги. Даже безголовое, оно поражало размерами, поднимаясь почти вровень с крышей дома, пусть и приземистого по сравнению с традиционными домами жевунов. Но голова моментально затмила весь предыдущий эффект. Даже Ку Клип, который единственный уже видел её вчерне, делая замеры для шлема, и которого вообще трудно чем-то удивить, равно как и испугать, стоял проглотив язык. Урфин не скопировал слепо миниатюрного божка Тилли-Вилли, но, отталкиваясь от его вида, нашел подходящее решение для подобной выразительности в огромном размере. И в чем-то даже превзошел оригинал. А боевая раскраска палисандровых узоров усиливала его злобу. Он был страшен и безобразен. Но от него не хотелось презрительно отворачиваться, как от дуболомов. Он завораживал. Это был восхитительный ужас и прекрасное уродство. - Тысяча морских дьяволов, - бормотал Чарли. - Ты превзошел себя, приятель! Не ожидал... Впрочем, он тут же предложил усовершенствовать "красавчика", раскрасив клыки и ободки глаз фосфоресцентной краской, которая, разумеется, нашлась в его неисчерпаемом рюкзаке. Сложной системой блоков голова, уже с краской и в шлеме с шипастым гребнем, была торжественно водружена на плечи и надежно закреплена. Оставалась очередь за порошком. В корпусе генералиссимуса было предусмотрительно оставлено несколько временно не обитых железом "окон". Через них Урфин Джюс сыпал живительный порошок, который, слегка шипя и дымясь, всасывался деревянными балками. Горсть за горстью исчезал волшебный эликсир в бронированном чреве великана, прежде чем оно начало слабо шевелиться, а Урфин смог перейти к голове. Только после третьей горсти порошка, рассыпанного по лицу, оно ожило, ещё сильнеё нахмурив морщину на лбу и оскалив клыки, и сам Тилли-Вилли пришел в движение, едва не опрокинув стремянку с Урфином: - Ох, и тяжело я просыпался... Здравствуй, папа! - Это я, что ли, "папа"? - растерянно переспросил Урфин. Боковым зрением он видел, как трясутся от безуспешно сдерживаемого хохота плечи Нимми Эми, как сквозь ладони, которыми она закрыла лицо, все равно просвечивает ехидная улыбка. Обитое железом чудовище искренне удивилось: - А разве нет? Ведь это ты меня сделал? - Ну да, я. В основном, - пришлось признать Урфину. Великан успокоился. - Значит, я должен тебя слушаться, а ты будешь обо мне заботиться? - Именно так, - подтвердил Урфин Джюс, не имевший ничего против такого расклада. Прежние его творения оживали совсем иначе. Гадкий клоун первым делом укусил за палец, и лишь когда Урфину удалось его отдоминировать, неохотно признал Повелителем. Солдаты беспросветно тупили. Капралы послушно повторяли то, чему он их учил. Вертлявые агенты, чей характер определяли приспособленные под руки корневища, иногда вели себя непредсказуемо. Но Тилли-Вилли, которому он посвятил столько времени и стараний, вел себя как ребенок. Подросток по характеру, младенец по жизненному опыту. Видимо, "вложить душу" в Волшебной стране - не просто метафора. Пятиметровый мальчишка между тем растерянно бегал зверским взглядом раскосых глаз по двору и по оторопевшим до сих пор лицам окружающих. - А кто моя мама? - спросил он наконец. - Не я! - категорически замотала головой Нимми Эми, смеясь одними глазами. - Зачем нам мама, сынок? Обойдемся без неё. Пойдем, я научу тебя играть в солдатики. Ты же хочешь наказать плохую тетю Бастинду? Она почти такая же вредная, как тетя Нимми. Конечно, Урфин отчасти иронизировал, платил насмешливой Нимми её же монетой. С другой стороны, это ведь действительно его детище, которым он вполне заслуженно гордится. Особенно гордится тем, что его успех не надо никому доказывать, что он очевиден и всеми признан. И ещё, Пакир подери, когда тебя кто-то называет папой - это, оказывается, реально приятно... Импровизированный кран, которым поднимали голову Тилли-Вилли, сейчас монтировался в другом месте, где рост и сила мальчишки-генералиссимуса пришлись бы как нельзя кстати. Это была последняя существенная корректива, внесенная Чарли Блеком в план военной операции. После поездки в Лисоград он рассчитывал, что и в поход на Изумрудный город Урфин отправится верхом на медведе, они с Элли вдвоем на кОзеле, а для ночлега будет служить, как прежде, всепревращальное полотнище. Ноги кОзела, правда, стоило набить подковами, что Ку Клип давно сделал, и деревянный конек не уставал демонстрировать всем обновку, особенно Топотуну, с которым у него сложились непростые взаимоотношения с тех ещё пор, когда медведь гонял его, слепого и безголового, со двора. Все грузы, по первоначальной задумке, дуболомы должны были нести на себе. Но к концу приготовлений оказалось, что грузов как-то слишком много. Одни только корпуса гранат занимали огромный ящик. И моряк решил приспособить под это дело фургон, занесенный ураганом Гингемы. - Я сам его делал для сестры и зятя, когда они готовились к переезду в Канзас. Он безотказно служил им в пути, а затем пережил немало ураганов, включая тот, последний. Лучшего обоза не сыскать - а ещё он послужит нам штабом. Жевунские стельмахи уже изготовили две колесные пары, на которые оставалось поставить Убивающий домик, а также упряжку для кОзела и Топотуна. Никто не представлял, как они, постоянно грызущиеся между собой, уживутся там вдвоем, но Чарли был невозмутим. - У меня большой и успешный опыт работы с личным составом, - говорил он, попыхивая трубкой. С помощью Тилли-Вилли фургон с полустертой, смытой дождями, но ещё различимой надписью на двери "Меня нет дома" был поднят быстро и легко. Урфин со страхом ожидал увидеть под ним останки Гингемы. Но взглядам предстали только разлезшиеся лохмотья платья волшебницы и пряди седых волос. Остальное давно истлело в прах - настолько ветхой была старуха. В домике все оставалось так же, как в тот день, когда Элли покинула его, отправившись с Тотошкой по дороге из желтого кирпича. Даже печка и вся скудная мебель не сдвинулись с мест - так аккуратно поставили его на колеса. С ностальгией (незнакомое ей слово, но знакомое с прошлого года чувство) девочка рассматривала до боли знакомую с младенчества обстановку. Конечно, надо было все тщательно вымести и перемыть, что она тут же и затеяла по собственной инициативе. - А ведь теперь мы сможем взять больше людей, - сказал Чарли кузнецу. - Не хочешь присоединиться? Из всех жевунов Ку Клип казался наиболее подходящим для участия в походе. - Нет, - твердо ответил тот. - Я уже думал. Если даже Ник действительно нуждается в серьезном ремонте, в поле его не провести. А ещё от меня что за толк? Вояка я никакой. И без работы долго не смогу. - А можно мне с вами? - спросила вдруг Нимми Эми, умоляюще глядя в глаза моряку. - Что?! - воскликнул Урфин. Девушка тут же метнула в его сторону взгляд своих огромных глаз, переведенный в режим дракона: - Это как-то противоречит нашему договору? - Нет, но... - Я обещала тебе, что расстанусь с Ником, и я с ним расстанусь. Хотя бы потому, что я его недостойна. Я с самого начала должна была отправиться с ним на войну, не поддаваясь никаким его уговорам, зубами вцепиться в железо, если бы он стал меня гнать. И если бы я его действительно любила, то так бы и сделала. Но если не сделала этого тогда, сделаю хотя бы сейчас. И вы тоже меня не остановите, вот. Она оттараторила это Чарли и снова с вызовом уставилась на Урфина. А тот молчал. Только сейчас он начал осознавать, что завтра-послезавтра покинет Голубую страну. И расстаться с Нимми Эми для него было бы более печальной перспективой, чем продолжать находиться рядом и слушать её подначки в свой адрес. И не в том даже дело, что она не останется здесь с кузнецом. И что он сможет продолжать борьбу за неё. Просто без неё мир для Урфина Джюса ещё более пуст и мрачен. И в конце концов, даже если она все-таки сойдется со своим Ником, с этой жестянкой, извращенка... Стоп! Последняя мысль явно была перебором и не на шутку испугала Урфина. Ладно, ему эти дни было хорошо находиться в кругу жевунов и гостей из-за гор, легко и радостно оттого, что его принимали как своего без всяких оговорок. Ладно, он принял этот дурацкий челлендж с Тилли-Вилли. Ладно, к самой этой пятиметровой орясине с интеллектом младенца относится теперь с непонятной и непривычной, никогда ранее не испытываемой теплотой. Но уступить Нимми Эми сопернику... да что там - вообще уступить что-то кому-то без всякой выгоды для себя... Нет, такое было не в его характере. Что с ним? Похоже, его просто заколдовали! Не сказав никому ни слова, Урфин резко развернулся и быстрыми шагами направился в чащу леса. Где искать того, кто может ему помочь не потерять себя окончательно, он уже знал.