Далеко по улице разносились цокот и громкая музыка.
Возле жёлтого дома с тремя колоннами собралась небольшая толпа. Зеваки смеялись, хлопали в ладоши, бросали один за другим монеты в лежащее на земле сомбреро. Кто-то посвистывал, кого-то толкали в спину или бок, прося потесниться. И действительно, было на что посмотреть!
На глазах у всех задорно плясала девушка в жёлто-охряном платье с оранжевым подолом. Она то вскидывала руки, то водила ими, изгибаясь, как пальма на сильном ветру. Длинные каштановые волосы хлестали её по спине, по голым плечам, но она не обращала на это внимания. Танец захватил её целиком, не позволяя думать ни о чём.
Эстебан наблюдал за ней со своего места, перебирая струны типле. Цокот каблуков ласкал его слух не меньше, чем звон монет и шелест купюр. Сбоку постукивал кастаньетами Рамон, ударяла в барабан Марсела, бренчал на гитаре Хулио. Все они не сводили глаз с танцовщицы, размахивающей руками, в одной из которых она держала подол платья.
— Браво, Бонита! — выкрикнул из толпы Альберто Карраско, жуя bojo, крошки от которого падали ему на гуаяберу.
— Само очарование! — поддакнула сеньора Осма.
Не отвлекаясь, Бонита послала им улыбку, обернулась вокруг своей оси и посмотрела прямо на Эстебана. Тот сглотнул и криво улыбнулся в ответ. В этот момент она замерла, упёрла руки в бока, словно дожидаясь чего-то. В наступившей тишине Марсела застучала ещё энергичнее, и Бонита с новой силой пустилась в пляс.
— Жаль, что Инес давно нет с нами, — громко вздохнула сеньора Уриарте, утирая выступившую слезу. — Ах, как она танцевала!..
Эстебан видел, как тяжело, как больно даются ей эти слова. Так же, как ему тяжело и больно слышать их.
Он потерял счёт времени, наслаждаясь танцем Бониты, почти не глядя на типле в своих руках. Со стороны та напоминала огонь, усердно раздуваемый ветром. Момент был напряжённым — это прочувствовал и Эстебан, и скопившиеся вокруг зрители.
Засмотревшись, Альберто застыл с распахнутым ртом, из которого упал последний кусок bojo. Стоявшая рядом Бьянка хлопнула его по подбородку, покачав головой. Сеньор Рендон, казалось, перестал моргать, а с лица сеньоры Руис не сходила улыбка. Что и говорить, танцевала Бонита превосходно, публику собирала всегда.
Прозвучали последние аккорды, и она остановилась, изогнулась всем телом, высоко вскинув руки. Толпа взорвалась криками и хлопками, кто-то бросил в сомбреро целых десять песо. Денег было уже столько, что они грозили вот-вот вывалиться на землю.
— Спасибо. Спасибо! — без конца повторяла Бонита. Она тяжело дышала, прижимая правую руку к сердцу.
Наконец зеваки выразили восторг и кто парами, кто поодиночке разошлись по своим делам. Дождавшись, когда все уйдут, Хулио подошёл к сомбреро, поднял его и расхохотался:
— Ну что, друзья, дело сделано! Отлично поработали, а?
— Сколько там? — спросил Рамон, разминая уставшие от кастаньет ладони. — Считай уже, не томи!
Хулио зашелестел купюрами, начал перебирать монеты толстыми длинными пальцами. Обычно счёт длился не больше трёх минут, однако сегодня он явно грозил затянуться. Марсела оставила свой барабан, подошла к другу, пытаясь заглянуть через его плечо, но тот старательно прикрывал от неё деньги, которые подсчитывал.
— Так, так, ещё чуть-чуть… — бормотал он. — О, всё! Сто золотых песо и восемьдесят сентаво, так-то!
— Как делить будем? — деловито поинтересовалась Марсела. — На четверых или…
Подойдя к ним, Эстебан кашлянул и указал вправо большим пальцем. Барабанщица вздрогнула, покосившись на Бониту, которая никуда не ушла.
— На пятерых, — подала голос та.
Хулио пожал плечами и принялся каждому отсчитывать положенную долю. Эстебан даже облизнулся, когда увидел свою. Двадцать песо и двадцать сентаво в придачу — это немало, такие деньги ему перепадали не слишком-то часто.
— Ну вот, совсем другое дело! — довольно сказал он, рассовывая их по карманам. — Самое время как следует поесть. Вы со мной, ребята?
Он обвёл глазами столпившихся рядом друзей, ожидая, что кто-нибудь ответит ему согласием. Но никто не торопился откликаться — все были заняты инструментами. Эстебан вернулся к стулу, на котором сидел, и взял свой типле, перекинул ремень через плечо.
Он уже собрался уйти, как вдруг по его предплечью скользнула чья-то лёгкая, изящная ладонь. Эстебан с интересом опустил голову и поднял брови, увидев, кто это.
— А, это ты, Бонита, — сказал он. — Что, хочешь ко мне присоединиться?
— Ах, я бы с удовольствием, но нет, — покачала головой девушка. — Мне надо к папе в бакалею, помочь ему с товарами. Он меня, наверное, заждался.
— А сердиться на тебя он не будет? — спросил Эстебан.
Бонита встряхнула волосами и подняла вверх мочилу, которую сняла перед танцем. Внутри виднелась её доля денег.
— Даже если и будет, я покажу ему вот это, и весь гнев как рукой снимет.
— Умно, умно, — похвалил музыкант. — Я слышал, он любит деньги.
— Но не так, как я люблю танцы, — ответила Бонита, не сводя с него своих больших красивых глаз. — И я не жалею, что согласилась сегодня вас выручить. Может, как-нибудь повторим?
— А ты хочешь? — обрадовался он. — Отлично, превосходно! Твои танцы плюс наша музыка — кто сможет устоять перед нами? Никто. Что скажете, ребята?
Хулио показал большой палец, Марсела быстро кивнула, а Рамон уточнил:
— Мы не против, только как это лучше устроить?
Это был немаловажный вопрос, однако Бонита думала недолго. Приложив палец к подбородку, она моргнула и произнесла:
— Я могу приходить сюда по вечерам три раза в неделю. По понедельникам, четвергам и воскресеньям, например.
— Хорошо, — согласился за всех Эстебан. — А все деньги мы с тобой будем делить. Пропорционально нашему вкладу, разумеется…
— Знаешь, на самом деле деньги мне не так уж и важны, — призналась та. — Главное, чтобы ты видел, как я танцую.
Эстебан обернулся и обвёл взглядом столпившихся невдалеке друзей. Все они пристально следили за ним, перемигивались в ожидании ответа. Наконец он решился.
— Ясное дело, буду, — закивал он. — Как пожелаешь. Нет проблем. Только я не здесь живу, а в лесу, ты же знаешь. Так что если дождь будет или снег, я лучше дома посижу.
— К счастью, они редко бывают, — заметила Бонита.
— Но ведь бывают же, согласись, — усмехнулся Эстебан.
— Всегда можно подождать, — пожала плечами Бонита, незаметно делая возле него полукруг. Он невольно повторил её движение, продолжая смотреть ей в лицо, не желая упускать её из виду. Каштановые волосы танцовщицы колыхались на лёгком ветру, карие глаза сияли.
— Как тебе мои розы? — спросила она.
— Какие розы? — не понял Эстебан.
Бонита подняла руку и указала на алые цветы в своих волосах. Музыкант наклонился, принюхался и ощутил тягучий сладкий запах.
— Красивые, только пахнут сильно, — не стал врать он. — Наверное, Изабелла постаралась. Я ведь прав, верно?
Бонита нахмурилась, замотала головой и сердито возразила:
— Почему сразу Изабелла? Я сама их купила, в цветочном магазине. Сеньор Сальвадор сказал, это самые свежие. Уступил мне их за полцены, а ведь я даже не просила!
— Не удивляюсь, — сказал Эстебан, снова выпрямляясь. — Ты ведь у нас красавица, тебе и деньги не всегда нужны.
— Ты не хуже меня, — понизила голос Бонита и, чуть склонив голову, накрутила на палец гладкую прядь. — Я помню твою мать. Ты весь в неё, Тебан, ты это знаешь? Но мне уже пора. Если понадоблюсь, заходи в бакалею.
С этими словами она развернулась и на удивление быстро исчезла в ближайшем переулке. Эстебан удивлённо присвистнул, глядя ей вслед. Бонита и раньше оказывала ему немало внимания, но так откровенно они не говорили ещё ни разу. Ему впервые было неловко и в то же время лестно, что такая красавица проявляет интерес к кому-то вроде него.
Тут Эстебана с трёх сторон окружили друзья. Они довольно смеялись, похлопывали его по плечам, игриво толкали тяжёлыми натруженными руками.
— Ну что, galán, поздравляем! — крикнул Рамон в опасной близости от его уха.
— Что же ты её не позвал на свидание? — разочарованно протянула Марсела.
— Будь я моложе, нипочём бы её не упустил, — добавил Хулио, глядя вслед Боните.
Эстебан пожал плечами. Ничего особенного в только что случившейся беседе он не видел.
— Да она уже месяц так делает, — фыркнул он. — Смотрит на меня, как на меренгон. Это, конечно, приятно, но иногда мешает сосредоточиться.
— И что ты собираешься с этим делать? — поднял бровь Хулио.
— Не думал пока, — честно сказал Эстебан, почёсывая затылок. — У меня в последнее время мыслей много, как муравьёв в муравейнике. Не знаю, за какую хвататься.
— Я лично советую тебе хватать за хвост удачу, — подмигнул Рамон. — Твой отец покорил первую городскую красавицу, а ты чем хуже? Ничем! То-то и оно.
— Вообще-то сейчас первая красавица не Бонита, — напомнила Марсела.
— Какая разница? — вмешался Хулио, почёсывая вспотевшие от дневной жары руки. — Это даже к лучшему. Ведь если не Бонита, то кто? Изабелла Мадригаль — слишком лакомый кусок, его просто так не проглотишь. А об Луизу вообще все зубы можно обломать!
Он расхохотался, его громкий смех разлетелся на половину улицы. Рамон и Марсела тоже засмеялись, запрокинув головы и хлопая себя по бокам. Один Эстебан молчал, не понимая, почему они так веселятся.
— Не скажи, Хулио, не скажи, — наконец произнёс он, и его голос, как по волшебству, заставил друзей замолчать. — Простой игрой на типле Бониту не проймёшь. Честно говоря, я и сам не знаю, что она во мне такого нашла.
— Да ладно тебе, Тебан, не скромничай, — улыбнулась Марсела, легонько ткнув его локтем в бок. — Ты же у нас человек выдающийся… во многих смыслах. Наверняка ты её этим и зацепил.
— Не знаю, Марсела. Возможно. Меня трудно не заметить, даже если вокруг куча народу.
— Тогда что ты время теряешь? — подскочил к нему Рамон. — Беги за ней и сделай уже что-нибудь! Пригласи её на свидание, в конце концов!
От такого напора Эстебан растерялся и невольно уставился туда, где только что скрылась Бонита. Догнать её он уже не мог, но где находится бакалея Эдуардо Уртадо, он прекрасно знал.
Чувствуя на себе пристальные взгляды друзей, он пошёл по её следам, не спеша ускорять шаг. На самом деле ему не очень-то хотелось устраивать свидание с дочерью бакалейщика. Но день только начинался, а других планов у Эстебана не было, так что предложение Рамона показалось ему интересным. Действительно, что он потеряет, если пригласит куда-нибудь Бониту? Ничего.
— Да это же Эстебан! — воскликнул вдруг кто-то.
Голос принадлежал выросшему впереди Серхио Рикельме. Он был намного ниже, и музыкант опустил голову, с любопытством разглядывая его.
— Поосторожней, сеньор. Куда это вы так спешите?
Серхио поднял круглое, лоснящееся от пота лицо. На его ярко-синей, как ипомея, гуаябере были расстёгнуты две верхние пуговицы.
— Вас-то я и ищу, — выдохнул он, пыхтя и отдуваясь. — Точнее, тебя и твоих друзей. Ты их позови сюда, пожалуйста, а то мне идти далековато.
Эстебан обернулся и выразительно махнул рукой. Остальные музыканты тотчас двинулись к ним, переговариваясь на ходу. Как только они подошли, Рамон подкрутил ус и поздоровался:
— Buenos días, сеньор Серхио. Вы что-то хотели?
— Да-да, я потому и пришёл, собственно, — кивнул хозяин кофейни. — Я бы хотел, чтобы вы у меня поиграли: развлекли посетителей, привлекли новых… Ничего необычного, словом.
— Заманчивое предложение, — оживился Хулио, побренчав пальцами по животу. — А какова цена вопроса?
Серхио поднял взгляд к небу, пожевал губами и выдал, сощурившись:
— Двадцать два песо в час. Каждому. Идёт?
— Конечно, идёт, ещё как! — воскликнула Марсела. Денег у неё, как у остальных, и так уже хватало, но новые интересовали её всегда.
— Я в деле, — поддержал её Рамон.
Все трое разом повернули головы в сторону Эстебана. Он молчал, сурово сведя брови и скрестив руки на груди. Рамону даже показалось, что прямо у него на глазах он постарел лет на десять, не меньше. Словно тяжёлый груз опустился на плечи их товарища, придавил его к земле.
— Я, пожалуй, пас, — ответил он тихо, но твёрдо. — У меня свои дела есть.
— Эстебан, ты что! — Хулио даже глаза округлил от удивления. — Ну что может быть важнее возможности заработать?
— Для вас, может, и ничего, а для меня есть что, — продолжал стоять на своём Эстебан.
Марсела закатила глаза, тряхнула головой с двумя длинными косами и обратилась к сеньору Рикельме:
— Не обращайте внимания, у него такое иногда бывает. Сами до сих пор не знаем, почему. Вы не против, если нас будет только трое?
— Не против, — пожал плечами Серхио. — Даже лучше: платить придётся поменьше. Что ж, тогда жду вас через пятнадцать минут. Не опаздывайте!
Коротко кивнув музыкантам, он ловко развернулся и зашагал обратно. Те проводили его взглядами, а затем побрели к стене дома, возле которого остались их инструменты. Типле Эстебана висел у него за плечами, но тем не менее он присоединился к друзьям.
— Ты точно не идёшь с нами? — на всякий случай уточнил Хулио, наклоняясь и подхватывая с земли барабан Марселы. Он всегда носил его у себя под мышкой.
— Нет, — покачал головой Эстебан.
— А жаль, — вздохнул Рамон, надевая на шею свой аккордеон. — Ты ведь даже получше меня играешь. Тебе обычно много дают.
При этих словах у Эстебана жадно заблестели глаза. Он действительно получал немало денег, друг ему не льстил. Но сейчас даже жажда наживы померкла, растворилась в поглотившей его печали.
— Говоришь так, будто я не знаю, — хмыкнул он. — Но сегодня я и так хорошо поработал, до сих пор пальцы болят. Если я с вами пойду, не буду в ноты попадать. А кому это нужно? Никому. То-то и оно.
— Ну, раз ты не хочешь… — развела руками Марсела, взявшая гитару Хулио. — Ладно, иди, Jayán, и тоже повеселись как следует.
— Всенепременно! — пропел Эстебан и, помахав всем рукой на прощанье, направился прочь.
Яркий солнечный свет бил в глаза музыканту, мешал ему разглядеть дорогу, по которой он шёл. Он надвинул на лицо sombrero vueltiao — бело-синее, с чёрными узорами, — создавая спасительную тень. Эту шляпу он заказал и не так давно забрал у Паоло Мартинеса. Шляпа получилась красивая, Эстебану она пришлась по душе.
Он дошёл до перекрёстка и, поразмыслив, свернул налево, в соседний переулок. Оттуда доносились звуки, похожие на взрывы хлопушек или выстрелы из ружья. Впрочем, времени размышлять над тем, что это за звуки, у Эстебана не было, потому что он поднял голову и увидел Камило и его лучшего друга Эмилио Кастаньо. Они стояли на другой стороне улицы, бросали железные шайбы, стараясь попасть в цель, которой служили две canchas.
Когда Эстебан подошёл ближе, нижний треугольник взорвался. Камило издал радостный крик, вскинул руку в победном жесте.
— Mecha! — воскликнул он.
— Это нечестно, — возразил Эмилио. Это был худощавый паренёк одного роста с Камило, с кудрями цвета жареного каштана и кожей, заставившей Эстебана вспомнить о кофе. Нет, не стоит жалеть, что он отказал просьбе Серхио. Во всяком случае, не сейчас.
Он проглотил слюну, приподнял шляпу и обратился к мальчишкам:
— Привет, ребята. О чём шумите?
Камило обернулся, задрал голову, чтобы смотреть музыканту в лицо, и ответил:
— Привет. Эмилио думает, что я жульничаю!
— Ты жульничаешь? Быть того не может, — ухмыльнулся Эстебан.
— Что ты врёшь! — напустился на друга Эмилио. — Я же видел, как ты за черту заступил!
Он указал носком правой ноги вниз, на линию, отделявшую друг от друга камни брусчатки, словно длинная белая змея.
— Чем докажешь? — спросил Камило. Он ехидно улыбался, заранее уверенный в своей победе.
— Попробуй ещё раз попасть! А я с тебя глаз не спущу.
Эмилио отступил назад и прислонился к стене дома. Мимо прошла супружеская пара с ребёнком, и Эстебан тоже посторонился, пропустил их вперёд.
Камило взял новую шайбу, замахнулся, примеряясь. Со стороны было видно, как напряглись его ноги, как сощурились, глядя на cancha, зелёные глаза. Он вскинул правую руку ладонью вверх и нагнулся. И вот — Эстебан это заметил — его левая подошва скользнула вперёд, всем носком заступая за линию.
— Я же говорил! — крикнул Эмилио где-то у его груди.
— Я думал, прокатит, — фыркнул Камило, но ногу отвёл и метнул шайбу. Мелькнув в воздухе, она шлёпнулась на глину, в двух дюймах от верхнего треугольника.
Эстебан скрестил руки на груди и покачал головой.
— Mano, приятель. Сколько же ты очков набрал?
— Десять, — признался Камило, пожав плечами.
— Причём второй раунд начался только сейчас! — добавил Эмилио. — До этого ты всё время в глину попадал.
Эстебан понял, что лицедею просто надоело ждать, пока он попадёт в треугольник. Ему захотелось подбодрить его, показать пример, а заодно и самому покрасоваться.
— Дайте-ка и мне попробовать, — сказал он. — Посмотрим, на что я ещё гожусь.
Камило хмыкнул и передал ему новую шайбу. Эстебан медленно занёс руку, отступил назад, сильно согнулся и сделал бросок, метя в bosín. Ему это удалось — шайба попала в кольцо, но и левый треугольник задела. Раздался взрыв, и спорщики взвыли от восторга и досады.
— Moñona! — торжествующе провозгласил Эстебан. — Гляди-ка, сразу попал! Везение так везение, всем на зависть! Хотелось бы чаще, конечно…
Он замолчал, потому что из переулка неподалёку от них выплыла фигура в бордовом платье, с чёрной шалью на плечах. Часы и ключи на её поясе громко звякали при каждом неторопливом шаге. Седая голова гордо вскинута, густые брови слегка нахмурены. Альма Мадригаль.
Эстебан перевёл взгляд с неё на Камило и с трудом сдержал возглас удивления. Рядом с Эмилио стоял человек лет сорока, с окладистой бородой и густыми усами. У него была такая же кожа, как у Эмилио, такие же волосы и глаза. Музыкант узнал его — это был Тадео Кастаньо, городской мясник. «На что надеется этот парень?» — подумал он.
— Buenos días, сеньора Альма, — поздоровался Эмилио. Вид у него был уверенный, но Эстебан уловил, как нервно дёрнулся его кадык.
— Здравствуй, Эмилио, — прозвучал её хрипловатый голос.
Альма приблизилась ещё больше, коротко кивнула, приветствуя Тадео — не Тадео, конечно, а Камило, зарывшегося пальцами в бороду.
— Не ожидала вас встретить, сеньор Тадео, — проговорила она, пристально глядя на него. — Разве у вас сейчас нет дел в лавке?
— Нет, сеньора, — машинально ответил Камило. Затем, видимо, подумал и добавил: — То есть дел у меня, конечно, куча, но что я, с сыном побыть не могу? Еле выкроил полчаса, чтобы поиграть. Как говорится, todas las cosas a su tiempo!
Трудно было сказать, поверила в это Альма или нет, но складки на её лбу разгладились, а во взгляде засквозило тепло.
— Похвально, весьма похвально, — благосклонно сказала она. — Тебе повезло с отцом, Эмилио.
Эстебан представил, каково сейчас Камило, и не выдержал — рассмеялся. Альма медленно подняла голову ещё выше, чем до этого, и заглянула ему в лицо.
— А вот
тебя я встретить не ожидала. Что ты тут делаешь?
Музыкант выдержал её взгляд, который больше не был ни тёплым, ни благосклонным, но холодным и твёрдым. Тем не менее он растерялся и выдал первое, что в голову пришло:
— Я? Да так, ничего… А вы случайно не знаете, где Луиза?
Альма напряглась и жёстким, твёрдым тоном ответила:
— Луиза сейчас в лесу, помогает дровосекам. Но я…
Она не договорила, подошла к нему почти вплотную и втянула ноздрями воздух. Камило и Эмилио затаили дыхание.
— Но я предупреждаю: если ты найдёшь её и снова будешь отвлекать своей пустой болтовнёй или морочить ей голову, больше ты к ней не подойдёшь. Ясно?
Эстебан просто кивнул. Слова были не нужны — всё и так было яснее некуда.
С этими словами Альма обошла его и проследовала дальше так же изящно, как и появилась. Все трое молча глядели ей вслед. Едва она скрылась, Камило принял свой облик, схватился за живот и расхохотался.
— Ха-ха-ха! Ловко я её!.. Она так и не поняла, что я — это я!
Эмилио заулыбался до ушей, подхватил его звонкий, заливистый смех. Эстебан стоял в замешательстве, и у него было тяжело и неспокойно на сердце.
— Да, ты молодец, — похвалил он лицедея, наконец повернувшись к нему. — А я вот никак не в толк возьму, с чего она на меня взъелась. Будто я у неё арепу из-под носа выхватил. Нет, это я, конечно, могу, но не всегда же…
— Да что тут думать! — махнул тот рукой. — Ты ведь у нас запал на Луизу, я прав?
— Я? — удивился Эстебан. — С чего это ты взял?
Камило сделал оборот вокруг своей оси, и Эстебан едва не поперхнулся. Его тонкие ноги сильно увеличились, тело стало больше и крупнее, на гибких руках налились огромные мускулы. Теперь он был почти одного роста с музыкантом.
Эстебан сглотнул, когда Камило — нет, Луиза! — подошёл к нему, моргая каждым глазом по очереди и скалясь во весь рот. Наверное, это должно было быть игриво, но у него мурашки по коже пробежали от такого представления.
— Ах, Тебан, я и не знала, что так тебе нравлюсь!.. — смущённо прогудела фальшивая Луиза. — Хотя что это я… Мы же так часто видимся, ты учишь меня отдыхать… Это же не просто так, да? Н-наверное…
Эстебан был сбит с толку. Альма недаром не узнала внука — сейчас он был до того похож на свою кузину, что дух захватывало.
«Луиза» была уже совсем рядом, от «её» дыхания слегка зашевелилась упавшая на лоб Эстебана прядь волос.
— Ты такой смелый… — пробормотала «она». — Даже бабушки не боишься, хотя её раньше и я иногда боялась…
— Правда? — вырвалось у Эстебана. Удивительно, но на минуту он даже поверил, что перед ним настоящая Луиза.
Внезапно он почувствовал тычок в бок и поморщился от вспышки боли. Музыкант посмотрел вниз и увидел, как ему хитро улыбается Эмилио.
— Ну и чего ты ждёшь, а? — спросил он, покачивая плечами, будто собрался танцевать кумбию. — Это же всё правда — скажешь, нет? Может, хватит дурачком прикидываться?
— Ну, ты, парень, веди себя повежливей. Грубиян, — фыркнул Эстебан.
— А я что, вру? Такой шанс выпадает раз в жизни! Хватай его в охапку и беги! Если, конечно, сможешь схватить… — захихикал Эмилио.
Эстебан снова уставился на Камило, прищурился, почесал подбородок. Он уже очнулся от наваждения и не видел в нём Луизу, чему, надо сказать, был очень рад. Однако слова его друга подали ему неплохую мысль.
— Послушай, Камило, раз уж ты пока Луиза, на площадь меня отнесёшь? — ухмыльнулся он, обнажив ряд белоснежных зубов. — К своей матери, точнее.
— М-матери? — запнулся лицедей.
— Да, к сеньоре Джульетте. Ты что, забыл?
Камило явно запутался, принялся судорожно соображать, кто он — Камило или всё-таки Луиза. Его огромное тело задрожало, пошло рябью, как лесное озеро, в которое бросили камень. Первыми исчезли мощные руки, затем сжались ноги, на лице появились веснушки, а само оно приобрело мужские черты. Лопнула красная лента, и стянутые ею волосы превратились в буйные кудри. Наконец лицедей стал самим собой, и Эстебан облегчённо вздохнул.
— О, Камило! ¡Qué agradable inesperado! — послышался сзади приятный женский голос. — Ты-то мне и нужен!
К ним незаметно подошла Лусия Мендес, жена одного из городских ювелиров. Камило закатил глаза и грациозно развернулся к ней.
— Чем могу быть полезен? — лучезарно улыбнулся он.
— Да я собралась к подруге в гости, а Висенте в лавке, Хуана не с кем оставить, — пояснила та. — Посидишь с ним пару часов, пока я не вернусь?
Вряд ли Камило хотел так быстро уйти, но возражать он не стал. В конце концов, разве не в этом его главная обязанность?
— О… да, конечно, — согласился он, почесав в затылке.
Лусия просияла, схватила одной рукой его ладонь, а другой — ладонь Эмилио, и потащила их прочь. Зачем ей понадобился ещё и он, Эстебан не знал. Скорее всего, она решила, что вдвоём им будет веселее, да и справиться с малышом проще.
Он помахал им на прощание шляпой, свернул на новую улицу и пошёл напрямик, к городской площади, до которой в обычное время всегда норовил добраться. Обилие расположенных там заведений и торговых палаток было известно всем, и мало кто за весь день ни разу не забредал туда по своей воле.
Несмотря на голод, Эстебан шёл медленно, то и дело лавируя, чтобы не наткнуться ни на кого из идущих навстречу прохожих. Голову музыканта переполняли непривычные мысли.
Бонита! Он совсем забыл о своём намерении, болтая с Эмилио и Камило и глядя на их игру. Однако сейчас ему почему-то расхотелось идти в лавку сеньора Уртадо. Он вспомнил Бониту, её блестящие карие глаза, алые розы в её волосах. Она казалась Эстебану слишком легкомысленной, чтобы по-настоящему влюбиться в него. Да и одобрили бы его её родители — тоже вопрос. Возможно, шутка Камило не такая уж дурацкая, но в памяти всплыли слова Хулио и заставили его засомневаться в её правоте. Ну и что теперь делать? Кого слушать? Кто из них прав — Хулио, Камило? А может, вовсе Рамон? Эстебан помотал головой, будто осёл, отгоняющий надоедливых мух.
В какой-то миг улица оборвалась под его ногами, растворилась в самом начале площади. Эстебан приподнял шляпу, оглянулся по сторонам и начал пробираться к виднеющемуся в середине прилавку. Вокруг раздавался гомон, а из палаток доносились заманчивые выкрики. Тут и там виднелось множество самой разной еды, хоть отбавляй. У него потекли слюнки.
Музыкант нарочно отвёл взгляд и прибавил шагу. Прилавок, за которым виднелась кудрявая фигура в бирюзовом платье, становился всё ближе, всё виднее.
— Смотри, куда идёшь, — проскрипел чей-то голос внизу.
И впрямь, зазевавшись, Эстебан едва не сбил с ног сеньору Палому Ривас. Крохотная старушка, едва достающая ему до пояса, надула губы и погрозила ему палкой.
— Ой, простите, — сказал он. — Сам виноват, надо чаще под ноги смотреть, а то мало ли кто там пробегает…
— Я тебе покажу «пробегает»! — завизжала сеньора Ривас и всё-таки огрела его по ноге.
— Ничего себе, — пробурчал Эстебан, потирая место ушиба. — Маленькая, старая уже, а дерётся…
К счастью, вздорная старушка уже пошла своей дорогой и не слышала этих слов.
Музыканту понадобилось меньше минуты, чтобы добраться до человека в конце очереди к прилавку Джульетты. Он стонал и покачивался на месте, его указательный палец был вывернут вбок.
Очередь была небольшая, не больше десяти человек — их Эстебан подсчитал очень быстро. Он поправил гриф типле за спиной и стал ждать, постукивая по рёбрам пальцами левой руки. От скуки он принялся насвистывать песенку, мелодия которой крутилась у него в голове.
Прилавок с разложенными на нём горами еды возник впереди даже раньше, чем ожидал Эстебан. Он оборвал свой свист и улыбнулся Джульетте, пошевелил пальцами в знак приветствия.
— Эстебан? — удивилась она, окинув его взглядом с ног до головы. — Рада тебя видеть, но что тебя ко мне привело? Ты заболел?
Эстебан на секунду задумался, затем скорбно нахмурился и кивнул.
— Что у тебя болит? Горло, голова, ноги? — навскидку перечислила Джульетта. — Может, новая мозоль появилась?
— Ох, мне плохо… — негромко простонал Эстебан, прижимая ладонь к животу. — Если я не съем хотя бы одну арепу, всего одну арепу, то тут же умру… от голода.
Джульетта расширила глаза, запрокинула голову и громко рассмеялась.
— Да ты, оказывается, не только музыкант, ты и актёр прекрасный! — выговорила она сквозь смех. — Всегда знала, что вы с Камило похожи, один в один…
Она взяла с одной из ближайших тарелок сразу две арепы и передала их Эстебану. Тот немедленно засунул одну из них в рот и принялся жевать. Дождавшись, пока целительница отвлечётся, он стащил и припрятал ещё парочку, на всякий случай.
— А я его видел недавно, — невнятно пробормотал он. — Камило, в смысле. И сеньору Альму тоже. Она куда-то шла, а куда — не сказала. Вот вы не знаете?
— Знаю, — ответила Джульетта, вручая bunuelo женщине, чьи руки и лицо покрывала красная сыпь. — Мама сегодня в гостях у сеньоры Гузман. А Камило что делал?
— Камило? За ребёнком теперь присматривает, — сказал Эстебан.
Первая арепа была просто замечательной на вкус, и он решил съесть и вторую. Отойдя в сторону, он достал её и откусил кусок.
***
Над головой Изабеллы порхали крошечные колибри, то и дело касаясь её волос.
Она неспешно шагала к площади, отвечая на кивки попадающихся ей по пути горожан. Настроение у неё было великолепное, чувствовала она себя превосходно. Совсем недавно Изабелла закончила обрезать засохшие ветви бугенвиллеи под своей комнатой и теперь была очень горда собой.
Из задумчивости её вывел знакомый голос, который она уловила краем уха. Голос доносился с соседней улицы. Остановившись и повернув голову, Изабелла увидела Мирабель. Вокруг неё собралось небольшое кольцо из детей — её частых спутников, любителей сплетен. Они стояли и о чём-то её расспрашивали, преданно заглядывая в лицо.
— А когда выйдет Антонио? — услышала Изабелла слова Алехандры.
— Ну-у, не сегодня, — уклончиво отозвалась Мирабель, поправляя свою мочилу.
— А почему? — спросил Хуанчо. — Чем он занят?
— О, у него жутко важное дело! Они с дядей Бруно придумывают новую теленовеллу!
Едва Мирабель сказала про теленовеллу, все дети дружно ахнули и выпучили глаза. Изабелла приблизилась к этой компании, стараясь не создавать лепестков, чтобы оставаться незамеченной.
— Правда? А её можно будет посмотреть? — воскликнула Сесилия.
Изабелла выжидательно посмотрела на сестру. Та пожала плечами и наклонилась к девчушке.
— Поверь, я бы о-очень хотела вам её показать! — призналась она. — Но дядя Бруно до сих пор всех стесняется. Так что все представления только в кругу семьи.
Ребята громко, разочарованно вздохнули. Изабелла подкралась ещё ближе, встала за спиной у сестры.
— Кажется, кто-то заблудился, — произнесла она нараспев.
Мирабель вскрикнула, подскочила и обернулась, едва не упав на нагретую солнцем брусчатку.
— Иза? Я тут как раз про Антонио рассказывала…
— Я всё слышала, — кивнула Изабелла. — Долорес, наверное, тоже. Ты случайно не забыла её просьбу?
— Какую просьбу? — бойко влез Рауль.
Мирабель засмущалась, хотела что-то сказать, но ей заткнул рот цветок на длинном кручёном стебле, выросшем из-под земли. Пока она отплёвывалась и трясла руками, Изабелла ответила вместо неё:
— Она должна купить ткани для пелёнок Амадео.
— Фу! — в один голос закричали ребята.
Сёстры и опомниться не успели, как они разбежались в разные стороны. Мирабель заметалась взад-вперёд, попыталась их остановить, вернуть обратно, да куда там! Дети ускользнули у неё из-под носа, словно вылетевшие из рук бусины. Последним скрылся Диего.
Мирабель всплеснула скрюченными руками, закатила глаза и прорычала, обращаясь к Изабелле:
— Ненавижу тебя! Зачем ты это сказала? Ты куда шла — на площадь? Шла бы и дальше, зачем было ко мне лезть…
— Ах, прости… не смогла удержаться, — усмехнулась та. Кое-что в их отношениях осталось прежним и, наверное, останется надолго.
— Какая же ты… уф… вредина! — возмутилась Мирабель.
Изабелла приложила все усилия, чтобы не засмеяться. Очень уж потешно выглядела её сестра в своих очках, с растрёпанными волосами и сжатыми в гневе кулаками.
— Будь проще, сестричка, — призвала она, поведя в воздухе пальцами.
На шее Мирабель возникло ожерелье из голубых страстоцветов. Она нагнула голову, глубоко вдохнула их восхитительный аромат и перестала злиться, даже задышала спокойнее.
— Спасибо и за венок, и за подсказку, но дальше я уж как-нибудь сама. ¡Hasta pronto!
И Мирабель помчалась по улице не менее резво, чем недавно убежавшие дети. Изабелла поглядела ей вслед и задумалась.
Отсюда до площади расстояние было не таким уж и длинным, но больше ей почему-то не хотелось идти просто так. Она приложила пальцы к подбородку и принялась размышлять. Здесь могла бы помочь какая-нибудь «причуда» — одна из тех, которые она придумывала каждый день.
Изабелла сосредоточилась, прикрыла глаза и почувствовала, что поднимается в воздух. Из-под земли вырос подсолнух — такой же, как в одном из полей за Энканто, но при этом высотой с ближайший дом. Изабелла издала победный крик, вытянула руки, пробуя вырастить ещё один подсолнух, затем ещё и ещё. Они возникали один за другим, как ступени на изредка появляющейся лестнице Каситы.
Вскоре идущие по своим делам горожане увидели странное зрелище.
По улицам быстро двигалась разноцветная фигура. Она прыгала с подсолнухов на крыши и снова на подсолнухи, скользила по листьям, легко перескакивала через препятствия.
Отталкиваясь от черепицы, ловко приземляясь в корзинки исполинских цветов, Изабелла всё ускоряла и ускоряла свой бег.
Время от времени снизу раздавались крики тех, кто не мог сдержать любопытства.
— Изабелла, что это? — ахнула, кажется, сеньора Руис.
— Смотри не разбейся! — предупредил её Освальдо.
— Кто-нибудь, остановите её! — в ужасе вскричала сеньора Уриарте.
А Изабелла уже соскочила с новой корзинки, ступила на пружинящий под ногой лист очередного подсолнуха. Когда лист распрямился и подбросил её вверх, она перелетела на следующую крышу, смеясь от радости.
На площади она спрыгнула на землю, прямо возле прилавка, за которым стояла мать, и вскинула руки, слушая аплодисменты. Последний подсолнух уменьшился, медленно растворился, как и все предыдущие.
— Привет, мама, — как можно непринуждённее поздоровалась Изабелла. — Как дела?
— Всё прекрасно, — улыбнулась Джульетта. — А что это ты устроила?
— Придумала новый способ быстрого передвижения, — похвасталась она, откидывая волосы назад. От этого на дорогу посыпались лепестки орхидей. — Тебе понравилось?
Джульетта ласково сощурилась, вытянула руку, потрепала дочь по гладкой смуглой щеке.
— Ну конечно, милая. Только не увлекайся, а то придётся тебя лечить, как папу.
— Скажешь тоже, — хихикнула Изабелла.
Внезапно она ощутила, как сзади кто-то подошёл, и над ней нависла длинная широкая тень. Изабелла подняла голову и обнаружила, что это Эстебан. Он громко жевал арепу, и девушку передёрнуло от звуков, которые он издавал.
— Привет, — с набитым ртом сказал Эстебан. — Есть хочешь?
— Пока нет, — изящно отмахнулась Изабелла.
— Не хочешь — не надо, — спокойно ответил Эстебан и снова принялся жевать.
Еда интересовала его явно больше, чем повелительница растений. Засунув в рот последний кусок арепы, он сыто икнул, почесал живот и обратился к Джульетте:
— Спасибо за обед, сеньора. Чудесные арепы, превосходные! Буду вечерком свободен — обязательно к вам загляну.
К прилавку подбежал мальчик с большой ссадиной на левой ладони. Джульетта вложила ему в рот эмпанаду, подождала, пока тот проглотит, и отозвалась:
— Вечером уже всё разберут, Эстебан.
— Что ж, хорошенького понемножку, — рассудил музыкант. — А ты, Изабелла, куда путь держишь?
Изабелла не ожидала, что он вообще заинтересуется её делами, но скрывать от него правду не стала.
— Бабушка попросила меня украсить все дома в восточной части города, — сказала она, выращивая венок на голове у исцелённого мальчишки.
— Хочешь, вместе пойдём? Вдвоём веселее, — предложил Эстебан.
— А правда, идите вдвоём, — вдруг добавила Джульетта.
На самом деле Изабелле не хотелось отказываться от его компании. С этим пройдохой действительно могло быть весело — это она помнила по собственному опыту. Поэтому она пожала плечами и кивнула.
Эстебан отряхнул руки друг о друга и направился дальше по площади. Изабелла едва успела проститься с матерью и двинулась следом за ним.
Она зорко смотрела по сторонам, подмечала, где требуются украшения, какими им лучше быть. Засохшие цветы сменялись новыми, в пустых горшках вырастали кактусы, один чуднее другого. Вокруг слышался гомон, люди провожали её то восторженными, то удивлёнными взглядами. Над головой у неё то и дело раздавались вздохи Эстебана, который и моргнуть не успевал, как на очередном доме появлялись цветочные гирлянды.
Как показалось обоим спутникам, прошло совсем немного времени, прежде чем улицы, по которым они брели, вывели их почти на окраину города. Справа от них находился огромный дом, состоящий из нескольких расположенных по периметру зданий. Это сооружение занимало большое пространство, огороженное широким забором из белого камня, крытым красной черепицей. Слева и внутри, на территории дома, виднелись кроны множества растущих там деревьев.
Изабелла остановилась напротив ворот, задумалась, что будет лучше над ними смотреться. Может быть, розы? Или орхидеи? Это был очень важный дом, ей всегда приходилось ломать над ним голову.
— Н-да, — пробормотал Эстебан. Он стоял рядом и задумчиво смотрел на забор, почёсывая свою щетину.
— Что? — не поняла Изабелла.
— Чей это дом, ты знаешь?
— Знаю, — кивнула она. Непонятно, к чему клонит Эстебан?
— Роберто Вальдеса, да, — озвучил тот её мысли. — Хозяина сахарной плантации…
Что-то в его интонации показалось Изабелле подозрительным. Она лихорадочно пыталась понять: что хочет сказать Эстебан взглядом своих умных зелёных глаз?
— Ты с ним знаком? — предположила она.
— Я-то да, но вот тётя Грисельда поближе будет, — загадочно произнёс Эстебан.
— Тётя Грисельда? — поразилась Изабелла.
Эстебан поправил бабочку у себя на плече, откинул со лба прядь и спросил:
— Ты мне вот что скажи: ты знаешь, кто раньше его плантацией заправлял?
Этого повелительница растений уже не знала, а если и знала, то забыла. Она покачала головой, и забор дома оплели стройные ряды росянок, хищно сжимающих свои оранжевые лепестки.
— Ласаро Лосано, — ответил музыкант. — Ты что, о нём не слышала?
— Давно, — уклончиво сказала Изабелла, не желая признавать, что не помнит это имя. Хотя его фамилия показалась ей знакомой, даже чересчур. Неужели покойный Анхель приходился родственником этому человеку?
Она поняла, что не ошиблась, когда Эстебан воскликнул:
— Как? Ты не слышала о моём дедушке?
Изабелла едва не задохнулась от удивления. Ласаро Лосано — дедушка Эстебана? Она не ослышалась?
— Получается, что нет, — пожала плечами она.
— Правда? Какое досадное упущение, — негромко хмыкнул Эстебан. — Ну да что попусту старое вспоминать. Пойдём, тем более этот дом ты уже украсила.
Он бросил последний долгий взгляд на цветочную гирлянду, затем повернулся и пошёл направо, в сторону деревьев с густыми, пышными кронами. Изабелла присоединилась к нему, не переставая размышлять о том, что только что услышала. Теперь, когда она узнала, что Эстебан — внук сеньора Ласаро, голова у неё гудела так, словно рядом вдруг оказался улей, полный пчёл.
Изабелла понимала, что Эстебан что-то недоговаривает, но не понимала, почему. Анхель Лосано погиб в тот день, когда на свет появился Антонио, — это она помнила очень хорошо. Его племяннику тогда было семнадцать лет. Что же заставило Грисельду продать сахарную плантацию, доставшуюся ей от мужа, чужому человеку? Почему сам Эстебан не заявил о своих правах, не напомнил ей о себе? Ей ужасно хотелось спросить об этом своего спутника, но она удержалась.
Они продолжали идти вперёд, приближаясь к лесу на самой окраине города. Внезапно подул резкий ветер, ясное небо нахмурилось, потемнело. Откуда-то издалека поползли кучевые облака — они громоздились друг на друга, как части большого многослойного торта. Их цвет навёл Изабеллу на мысли о пепле, который утром выметал отец из кухонного очага. Очень тревожный цвет.
Затрещал гром, в небе промелькнула молния, и Изабелла зажмурилась, ожидая, когда на них упадут первые капли дождя. Вместо этого её голову, руки и ноги принялся жалить рой разъярённых пчёл. Она в ужасе вскрикнула, распахнула глаза и увидела, как из тучи сыпятся твёрдые белые горошины, отскакивая от земли, катясь по ней. Град!
— О нет, — прошептала Изабелла. — Тётя Пеппа…
— Бежим! — прокричал Эстебан, тщетно пытаясь закрыть от градин струны своего типле.
Они дружно повернули головы, чтобы посмотреть налево, на вьющуюся голубую ленту реки, и так же дружно, не говоря ни слова, бросились бежать.
***
Пеппа пребывала в раздражении.
Блузка Луизы была самой большой из всей одежды, принесённой ими с Феликсом на стирку. Пеппа с трудом удерживала её одной рукой, разложив на камне, мимо которого с шумом текла река. В другой руке она сжимала мыло, тёрла им эту мокрую блузку, стараясь ничего не пропускать.
Рядом пыхтел Феликс — он стирал на соседнем камне брюки Камило, глубоко залезая мылом в штанины. Уже выстиранная одежда обсыхала на солнце, пёстрыми рядами лежала на берегу.
Поток воды хлестал по камням, заливал край огромной блузки, гулко ревел в ушах. У Пеппы болела спина, замёрзшие пальцы сводило судорогой. Она свела брови и принялась тереть ещё энергичнее, ещё лучше. Над её головой появилась туча, в ней ударила первая крошечная молния.
— Mi amor, ты устала? — послышался обеспокоенный голос Феликса.
— Ты ещё и спрашиваешь! — проворчала Пеппа. — Да я тут скоро с ума сойду!
Она знала, что муж хотел её подбодрить, успокоить, но послушать его уже не могла. Солнечный свет померк, и на небе начали сгущаться огромные кучевые облака. Загремел гром, блеснула ещё одна молния, из облаков посыпался град, точно горох из сотен раскрытых стручков.
— Отлично, — выдохнула Пеппа сквозь зубы, чувствуя, как град колко бьёт её по голове и рукам.
Феликс быстро прополоскал в воде брюки сына и положил их на берег, тяжело переставляя ноги в резиновых сапогах. Затем бросился к жене, накрыл её макушку широкими ладонями и ласково заговорил:
— Ну же, Пеппита, возьми себя в руки. Пойдём присядем, отдохнём… Бельё от нас никуда не денется. А то твой град, того и гляди, весь урожай побьёт!
Слова о вреде урожаю заставили Пеппу замереть на месте с вытянутыми руками. Прежде чем она успела что-либо толком понять, бурлящий речной поток подхватил блузку и понёс за собой, то и дело швыряя на камни и сломанные ветки. Пеппа попыталась было кинуться за ней, но куда там! Вода пригвождала её ноги ко дну сильнее гирь из комнаты Луизы.
— Феликс, блузка уплывает! — в панике завопила она.
— Держи её! — крикнул Феликс, сам не зная, к кому обращается.
Скрыться из виду блузка не успела, потому что её, словно крюком, внезапно подцепила лоза. Эту лозу создала Изабелла, прибежавшая издалека в сопровождении Эстебана.
Увидев этих двоих, Пеппа так удивилась, что град моментально ослабел, а вскоре и вовсе прекратился. Тучи в небе ещё оставались, но та, что разрослась над её головой, растаяла, подгоняемая рукой Феликса.
— Ой, Иза, большое тебе спасибо!.. — громко выдохнула Пеппа, прижав руку к сердцу. — Ты просто наша спасительница!
Тут она осознала, что происходит, и быстро потрясла головой. Её длинная коса случайно хлестнула мужа по носу, словно лиана.
— Подожди, а что ты тут делаешь? Да ещё и с ним! — подозрительно спросила она, указав всё ещё согнутым от холода пальцем на музыканта.
— Привет, Эстебан! — воскликнул Феликс.
— Здравствуйте, сеньор Феликс, — приветственно поднял руку Эстебан. — Нас с Изабеллой тут чуть градом не побило.
Тем временем Изабелла тщательно выжала воду из блузки сестры и положила её на траву рядом с её юбкой. Пеппа медленно, тяжело побрела на берег, каждый шаг давался ей с огромным трудом. Она устроилась возле чистой одежды, согнув в коленях дрожащие тощие ноги. Феликс молча подошёл, сел рядом с ней, обхватил рукой её узкие, скрытые под жёлтой тканью платья плечи.
— Пеппа очень устала, — обратился он к племяннице и её спутнику. — Мы на стирке с самого утра, осталось уже немного, а с ней вот что приключилось… Мне-то ничего, я привыкший, а вот в городе что?
— Мы не знаем, но будем надеяться, что никто не пострадал, — искренне пожелала Изабелла.
Она присела рядом с тётей, прикоснулась ладонью к её холодному предплечью. От этого прикосновения Пеппа почувствовала себя так, будто рядом была Джульетта. Она повернула голову и улыбнулась.
Феликс упёрся руками в землю позади себя, поднялся на ноги и подошёл к Эстебану, наблюдавшему за этой картиной.
— Они пусть сидят, а я пока достираю, — сказал он.
— Вы что, один будете? Так я помогу! — предложил Эстебан. — Одежды вроде немного, и река не так чтобы глубока…
Прежде чем приступить к делу, он снял со спины типле и осторожно разместил рядом его с Пеппой.
— Пусть пока тут полежит, — предупредил он.
Присмотревшись к лежащей неподалёку кучке грязного белья, он взял ночную рубашку Джульетты и направился к реке.
— Ты куда? Надень сапоги, а то ноги промочишь! — всполошилась Пеппа.
Она поспешно стащила оба своих сапога и подтолкнула их ногой к музыканту. Тот наклонился, надел сначала левый, потом правый, затем сделал на пробу шаг, проверяя, не малы ли. Сапоги были рассчитаны на любого члена семейства Мадригаль, и он, поняв это, показал Пеппе большой палец.
— Вот это другое дело! — одобрил Феликс. Он уже вернулся в реку и теперь намачивал в воде панталоны Мирабель. — Вдвоём мы, Тебан, живо справимся! Ты, главное, три тщательнее, мыла не жалей.
Эстебан проследовал к тому месту, где недавно стирала Пеппа, опустил сорочку в воду, подождал, пока она не намокнет как следует. Потом разложил её на камне и принялся намыливать.
— Между прочим, — пробормотал он, занимаясь рукавами, — вы первый, кому я согласился со стиркой помочь. Делать лишнюю работу — да нет, любую работу — вовсе не в моих правилах. Терпеть её не могу.
Хоть Эстебан и ворчал по поводу «лишней работы», он всё же не останавливался и продолжал стирать.
Тем временем облака побледнели, начали расходиться в разные стороны, и вскоре на берег упали первые лучи солнца. Даже не глядя на небо, Пеппа знала, что это связано с ней. К ней стремительно возвращалось хорошее настроение, и причиной тому была Изабелла — единственная, кто мог её успокоить одним своим присутствием.
— Ты никого из наших в городе не видела? — поинтересовалась она, расслабленно вытянув начавшие согреваться ноги.
— Сначала Мирабель, потом маму, — сообщила племянница. — У мамы всё как обычно, а Мирабель со своими друзьями беседовала, пока я её не нашла.
— Ты имеешь в виду, с друзьями Антонио? — уточнила Пеппа.
— Да, с ними, — поправилась Изабелла. — Но они ведь и её друзья, верно? Я ей напомнила, чтобы она не забыла сходить к сеньору Хосе, а она так вспылила… Да ладно, тётя, не бери в голову.
— А Камило ты не видела? — прокряхтел Феликс. Он уже закончил мылить панталоны и теперь полоскал их, тщательно погружая в бурлящую воду.
Изабелла хотела ответить, но ей не дал это сделать Эстебан, который уже мыл сорочку её матери.
— Его я видел, сеньор, — заявил он. — Его и этого его дружка, Эмилио. Они играли в тэхо, когда я на них наткнулся. Потом пришла сеньора Мендес и забрала их с собой.
— Что, опять за Хуаном смотреть? — крикнула с берега Пеппа.
— Да, часа на два, пока она из гостей не вернётся.
Пеппа опустилась на траву и легла на спину, глядя вверх, на остатки кучевых облаков у себя над головой и просвечивающее сквозь них небо.
Неожиданно рядом послышался шорох. Пеппа лениво повернула голову и увидела, что рядом вытягивается во весь рост Изабелла. Она счастливо вздохнула, и вокруг её головы, как и на ней самой, выросли ромашки.
Феликс и Эстебан о чём-то тихо переговаривались, их басовитые голоса убаюкивали Пеппу, действуя на неё сродни колыбельной. Эта мысль напомнила ей о Долорес. Интересно, где она сейчас? Наверняка занята с Амадео, а Мариано ей помогает. Амадео… Вскоре Пеппа уснула, согретая лучами солнца, и джунгли тихо шумели невдалеке своими пышными ветвями.
Проснулась она от навязчивой щекотки под носом, на губах, на правой щеке. Не открывая глаз, Пеппа лениво замотала головой, поморщилась и громко чихнула.
— Просыпайся, тётушка! — засмеялась Изабелла, отбрасывая в сторону лепесток орхидеи, которым и щекотала её лицо.
Рядом стоял Феликс — он подал руку жене, когда та завозилась, чтобы встать на ноги. Эстебан складывал всю одежду в телегу, на которой они и привезли её из Каситы. Типле снова был у него за спиной, сапоги он уже снял и убрал.
— Ну что, стирка окончена, пора и домой ехать, — усмехнулся Феликс. — Запрыгивай, Изабелла, мы тебя подвезём!
— Тут места на двоих хватит, — добавила Пеппа. Она быстро забралась в телегу и подождала, пока племянница не займёт свободное место рядом с ней.
Эстебан вымыл руки в реке, достал из кармана припрятанную арепу, отгрыз кусок и, жуя, спросил:
— А можно и мне с вами, сеньора? Я хоть на вашего внука посмотрю. Заодно узнаю, на кого он похож.
— Только если поможешь Феликсу нас довезти, — не растерялась Пеппа.
— Ладно, ладно, — не стал спорить музыкант, становясь бок о бок с её мужем, который уже взялся за одну оглоблю.
Оба упёрлись ногами в землю, напряглись и одновременно потянули, сдвигая телегу с места. Путь отсюда до Каситы занимал около часа, так что женщины весело болтали и с интересом смотрели по сторонам. Но вскоре Пеппа поняла, что сегодня они доберутся домой гораздо быстрее обычного. Эстебан был очень силён, хотя и не сильнее Луизы, и прекрасно справлялся со своей задачей.
Через полчаса они уже ехали по главной улице, здороваясь со всеми, кто попадался им по пути. Впереди показалась Касита, такая высокая, что закрывала собой льющийся с неба свет вечернего солнца. Увидев её, Феликс вдруг предложил напарнику:
— Хочешь ноги размять? Давай пробежимся!
— Что, прямо до Каситы? — усомнился Эстебан.
— Только не сбейте никого! — сочла нужным вмешаться Пеппа. — Нам не нужны проблемы.
— Давай, дядя Феликс! — обрадовалась Изабелла, заранее вцепившись руками в бортик телеги.
С громким восторженным воплем Эстебан и Феликс понеслись к Касите — гружёная телега и две пары сильных ног загромыхали по брусчатке, оканчивающейся поблизости. Бег был таким быстрым, что никто и затормозить не успел. Это сделали плитки, вздыбившись прямо возле входной двери.
Феликс отдышался, опустил оглоблю и протянул руку жене. То же самое проделал и Эстебан с Изабеллой. Они общими усилиями помогли им обеим спрыгнуть из телеги на землю.
Каждый взял себе по кучке одежды, разделив её на четыре части, и все пошли в патио. Касита приветливо помахала им ставнями, распахнула дверь, пропуская их внутрь.
Пеппа сразу направилась к двум гамакам, расположившимся слева. В одном из них сидел Мариано, держа на руках укутанного в пелёнки Амадео. В соседнем лежала Долорес — она читала книгу, которую тут же отложила, заслышав шаги матери.
— Привет, мама, — тихо сказала она. — Рада, что стирка удалась, Изабелла молодец.
Она помахала кузине, идущей мимо со своим ворохом одежды. Та подмигнула ей в ответ, но задерживаться не стала.
— Бог ты мой! — расплылся в улыбке подошедший Эстебан. — Мариано! Рад тебя видеть, дружище.
— Взаимно, Тебан, — ответил Мариано, поднимаясь, чтобы поприветствовать товарища.
— И тебе привет, Долорес, — музыкант опустил взгляд на его жену. — Вот, я твоим родителям помог. Хочу теперь на Амадео взглянуть. Ты как, не против?
— Нет.
Он передал ей свою нехитрую ношу и приглашающе вытянул руки.
— Ах ты ж мой хороший!.. — умилилась Пеппа, глядя, как её внук оказывается в объятиях гостя. Над её головой появилась тучка и началась лёгкая морось, на которую она не обращала внимания.
Амадео захлопал ресницами и уставился в зелёные глаза музыканта своими маленькими карими глазками. Он словно понимал, что с ним безопасно, не хуже, чем с отцом.
— Привет, Амадео, — негромко произнёс Эстебан. — Я… а кто же я… Дядя Эстебан, вот. Точно! Так меня и зови, когда подрастёшь.
Слова были безобидными, Долорес от них хихикнула, а вот Пеппе было не до смеха. Её морось усилилась, переходя в грибной дождь. «Дядя? А кто тогда будет тётей?» — подумала она.
— Солнечно, солнечно… — забормотала она, ёжась от капель, падающих на платье и стекающих ей за шиворот.
Туча рассеялась, однако Пеппа прикрыла глаза и вернулась мыслями к племянницам. Она искренне радовалась, что их не оказалось здесь, когда прозвучали эти слова, и всей душой надеялась, что подобное не доведётся услышать её матери.
