Вечный свет свечи

Просвечивающий сквозь шторы лучик солнца упал на лицо Мариано. Тёплое пятнышко медленно проползло по щеке юноши, поднялось к глазам и разбудило его. Мариано чуть приподнялся на подушке, протёр глаза тыльной стороной правой ладони. Повертел головой, пытаясь стряхнуть с себя остатки сна. Затем бросил взгляд на будильник, стоящий на комоде рядом с кроватью. Восемь утра. Они же так опоздают к завтраку! Долорес мирно посапывала рядом, её каштановые кудри раскинулись по груди мужа. Мариано не хотелось её будить, но выбора у него не было. Он легонько поцеловал её и прошептал: — Pacita mía, нам пора вставать. Долорес пошевелилась и что-то пробормотала во сне, но не ответила. — Если мы не успеем на завтрак, нам достанется от твоей бабушки, — шутливо пригрозил Мариано. Хотя в каждой шутке есть доля правды, а уж в этой особенно. — Ещё рано, — наконец откликнулась та. — Сейчас внизу только тётя Джульетта. — Так давай ей поможем, — предложил Мариано. Долорес часто заморгала, потянулась, затем попыталась встать, но тут же со стоном опустилась обратно. — Ох, я, наверное, спущусь позже, — пробормотала она. — Что-то голова кружится, да ещё и болит… Сердце Мариано беспокойно сжалось, однако он пересилил себя и улыбнулся: — Юбилей сеньора Альвареса не задался, да? Надо было остаться дома, я же тебе говорил. Ты и отсюда бы всё услышала. — Но тут я была бы одна, — возразила Долорес и закрыла глаза. Мариано даже не попытался сдержать расцветшую на его губах улыбку умиления. За два месяца, прошедшие с их свадьбы, не было ни дня, чтобы он чувствовал себя своим среди Мадригалей. Всегда находилось что-то — или кто-то, — готовое напомнить, что он ещё не заслужил это право. Поэтому юноша с радостью брался за любую работу, которую ему поручали каждый день, как новому члену семьи. И Долорес всегда была рядом: подсказывала, советовала, помогала… Вот и вчера, на празднике в честь Энрике Альвареса, городского кондитера, она наотрез отказалась остаться дома. Ну и к чему это привело? — Оставайся здесь, а если через десять минут не встанешь, я приду за тобой, — пообещал Мариано, проведя пальцем по её щеке. Долорес кивнула, повернулась на другой бок и снова задремала. Мариано осторожно выбрался из постели, оделся и, стараясь ступать как можно более бесшумно, вышел за порог. Проходя по галерее, он удивился царящей вокруг тишине. Возможно, хозяева других комнат тоже проснулись, однако оттуда до него не доносилось ни звука. Мариано уловил тягучий сладкий аромат шоколадных космей, которые сегодня украшали дверь Изабеллы. По словам Долорес, её кузина повадилась менять там цветы с самого дня возрождения Каситы. Как только Мариано добрался до лестницы, ступеньки под его ногами превратились в гладкую дорожку. С трудом удержав равновесие, он скатился вниз и очутился на первом этаже. И тут же невольно облизнулся, глядя на раскинувшийся перед ним банкетный стол. Здесь, на кухне, уже было множество самой разной еды, на любой вкус, только выбирай. От предвкушения у него потекли слюнки. Вспомнив, что пришёл сюда не за этим, Мариано откашлялся и произнёс: — Buenos días, сеньора Джульетта. — Buenos días, — радушно откликнулась целительница. — Что ты так рано сегодня? — Да вот, решил вам помочь. А то что вы всё одна да одна… Сказав это, он испугался, что задел Джульетту, но та ничуть не обиделась. — Так уж повелось. Когда я получила свой дар, мне же надо было его развивать, вот я и стала готовить на всех. Мне иногда Агустин помогает, но сам знаешь, от него порой больше хлопот, чем пользы, — она ласково усмехнулась, блеснув глазами. — Так что я совсем не против, чтобы сегодня его заменил ты. Мариано тут же схватил блюда с bandeja paisa и cazuela и понёс к столу, вдыхая смешивающиеся между собой запахи. Не успел он пойти за следующими, как Джульетта вдруг позвала: — Касита, помоги-ка! Посудный шкаф у окна наклонился, тарелки покатились вниз, словно горошины, и тут же попали в её ловкие руки. Мариано так и замер. Среди этих тарелок, которые мастерски расставила по местам Джульетта, была и его собственная, с узорами в виде двух лир в обрамлении сердец. Это был подарок сеньоры Альмы на их с Долорес свадьбу. Видеть её каждый день даже по прошествии двух месяцев казалось ему чем-то невероятным. — Вот и молодец, — похвалила его Джульетта, когда он поставил на стол ceviche, ajiaco и целую горку её фирменных ареп. — Скоро остальные подтянутся, а у нас уже всё готово. Кстати, а Долорес почему с тобой не пришла? Мариано ощутил угрызения совести и чуть не ударил себя ладонью по лбу. — Она плохо себя чувствует, — признался он. — Я только хотел вам помочь, а потом принести ей арепу, если она сама не спустится. Я должен вернуться к ней! Не медля ни секунды, он схватил арепу, ещё даже не успевшую остыть, и бегом бросился к лестнице. Едва он очутился рядом, как кто-то съехавший по сгладившимся ступенькам едва не сбил его с ног. Мариано охнул от неожиданности, встретившись взглядом с женой. — Ну, как ты? — с тревогой спросил он. — Прости, я не должен был задерживаться… — Ничего, мне уже лучше, — успокоила его Долорес. — Тебе не о чем волноваться. А за арепу спасибо. Мариано поднёс лепёшку к её рту и дал ей откусить. Бледные щёки девушки тут же порозовели, взгляд прояснился, да и головную боль как рукой сняло. Мариано почему-то показалось, что вид у неё так и остался не совсем здоровый, но разве есть что-нибудь, чего не может исцелить еда Джульетты? Думать ему об этом было некогда: кухню начали мало-помалу заполнять остальные члены семьи. Второй после Долорес примчалась Мирабель. — Привет всем! — радостно поздоровалась она, подбегая к матери и целуя её в щёку. — Привет, привет, — ответила Джульетта. — Садись за стол, скоро другие подойдут. Мирабель тут же плюхнулась на своё место, которое по счастливой случайности оказалось по соседству с Мариано. Она встряхнула головой и подмигнула ему. Тот настороженно покосился на Долорес, но всё же подмигнул в ответ. Следом за Мирабель явилась Луиза, смахивая с лица капли пота: должно быть, опять бегала на месте с гантелями. Парой минут позже по лестнице грациозно спустилась Изабелла, оставляя за собой дорожку из лепестков георгин. За ней буквально по пятам следовал Агустин, прямо на ходу протиравший очки. Из-за этого он едва не врезался в стул, но Касита предусмотрительно отодвинула его в сторону, и мужчина влетел в объятия супруги. — Смотри, куда идёшь, mi amor, — нежно пожурила она. Агустин громко и облегчённо вздохнул. — Ох, спасибо, Джульетта, — сказал он и поцеловал её, а затем уже без помех уселся за стол, потянув её за собой. Деревья за окном вдруг зашелестели листвой, закачались, затрещали. В небе раздался раскатистый грохот. Мариано поднял голову и увидел, как по земле заколотили крупные капли дождя — казалось, вот-вот разразится нешуточная гроза. И почти сразу все поняли её причину — она оказалась держащейся за виски, едва переставляющей ноги Пеппой. Не помогал даже Феликс, который суетился вокруг и тщетно пытался развеять огромную тучу над её головой. — Чтоб я ещё раз… да никогда!.. — простонала Пеппа на всю кухню. — Энрике, asqueroso! В жизни больше к тебе не пойду! — Мама, что с тобой? — испугалась Долорес. Вместо самой матери или отца ей ответил Камило, скатившийся по лестнице вслед за ними: — Да маму вчера сеньор Альварес угостил своим фирменным aguardiente, а она ведь крепче вина ничего не пьёт. Вот ей и понравилось! А дальше она уже остановиться не могла. — Держи, любовь моя, — Феликс протянул жене взятую со стола эмпанаду. — Нам сегодня дожди не нужны! Пеппа съела её в мгновение ока, и туча, уже заполнившая кухню, рассеялась без следа. То же самое постигло и тучи на улице. Гром утих, дождь иссяк, и на небо снова вышло солнце. — Так-то лучше, — заметил Камило и, похлопав себя по животу, уселся рядом с Изабеллой. Вскоре появился и Антонио — он был в компании тапира, носух и неизменного Пико, восседающего на его плече. Последней спустилась Абуэла, а за ней неловко переминался с ноги на ногу Бруно. Из карманов и капюшона его пончо высовывались несколько крыс. Он робко помахал всем присутствующим. — Иди к нам, дядя Бруно! — непринуждённо позвала его Мирабель. Провидец занял стул справа от неё, по левую руку от собственной матери. Та крыса, что сидела у него в капюшоне, шустро поползла к тарелке с cabaños, стоящей перед ним. — Потерпи, Приска, — прошептал ей хозяин, но уже было поздно. Крыса уже впилась зубами в ближайшую к ней колбаску, и её товарки тоже заинтересовались этим аппетитным лакомством. Что и говорить, Бруно с его жизнью в стенах оказал сильное влияние на своих питомцев. — Да ладно, не стесняйся, — похлопала его по плечу Мирабель. Для неё совместная трапеза дяди с крысами была привычной, а вот Мариано поёжился, когда одна из них стащила у него из тарелки кусочек рыбы. Интересно, почему даже Антонио не уговаривает их уйти? Впрочем, он, кажется, понимал, почему. Завтрак проходил в молчании — единственными звуками были писк крыс и постукивание ложек и вилок. Мариано краем глаза поглядывал на жену. Свой ajiaco она ела с аппетитом, а вот от запаха huevos pericos из тарелки Камило её чуть не вырвало. Пришлось срочно спасаться ещё одной тётиной арепой. — Что это с тобой? — удивился Мариано. — Да ничего, — ответила Долорес, отдышавшись. — Просто лук как-то остро пахнет. Наверное, свежий. Мариано хотел сказать, что он всё равно обжарен, но его прервал лёгкий удар ложки о стакан. Все подняли головы и уставились на Абуэлу. — Милые мои, — произнесла она, утерев губы салфеткой, — сегодня нам всем предстоит хорошо потрудиться. В городе много дел, которые не требуют отлагательств. Пеппа, ты пойдёшь в кукурузное поле и как следует там посветишь. — Ну, хорошо хоть плакать не придётся, — обрадовалась Пеппа. — Джульетта, ты, как обычно, дежуришь на площади, — невозмутимо продолжила Абуэла. — На обед приходи домой. Луиза, тебя это тоже касается. — А мне-то что поручено? — недоумённо прогудела та. — Для начала поможешь семье Гарридо построить новый сарай, а дальше сама разберёшься. — Я в деле, — хмыкнула Луиза и стукнула кулаком по столу. Стукнула несильно, но посуда всё равно опасно задребезжала. По губам Абуэлы скользнула довольная улыбка. Затем она посмотрела на её сестёр и кузенов. — Камило, ты присмотришь за младшим сыном сеньоры Мендес. У него режутся зубки, и бедняжка совсем измучилась. Потом развлечёшь детвору на площади, заодно и Джульетте поможешь. — Не вопрос, — усмехнулся Камило. — А ты, Изабелла, — голос Альмы потеплел, как высокогорный снег под лучами солнца, — пойдёшь на участок к сеньору Рикельме и приведёшь в порядок его сад. Ох уж этот Серхио, — она покачала головой. — Варит лучший в городе кофе, но садовод из него никудышный. Хорошо, что у нас есть ты, моя милая. Изабелла засияла, но не удержалась и лёгким мановением пальцев вырастила маленький кактус прямо возле бабушкиной тарелки. К чести Альмы, она не подала виду и обратилась к оставшимся внукам: — Долорес, Антонио, вы сегодня работаете вместе. Пропал любимый оцелот сеньоры Ортис, его надо найти. Мирабель… — Да, бабушка? — тут же оживилась названная. — А ты приберёшься в Касите. Твои дяди и отец с радостью помогут тебе, верно? — Абуэла вперила взгляд в сына и обоих зятьёв. Те энергично закивали. — Конечно, конечно! — согласилась Мирабель. — Любой вклад в семью ценен! Только я начну со своей комнаты, ладно? — Я тоже… хотел бы помочь с уборкой, — вставил Мариано, надеясь на то, что его не пошлют в город. И он оказался прав. Абуэла, видимо, прикинула и не нашла ни единой причины отклонить его предложение. Она благосклонно кивнула и хлопнула в ладоши, показывая, что завтрак окончен. — Мы больше не должны быть идеальными, и всё же мы — La Familia Madrigal! — торжественно воскликнула она, и все хором повторили: — La Familia Madrigal! Откуда у неё взялась привычка так часто требовать этот возглас, Мариано не мог понять и, как ему казалось, вряд ли сможет, однако эти слова помогали ему чувствовать себя частью семьи, в которую ему так нестерпимо хотелось влиться. Все поднялись и начали расходиться по своим делам. Только Джульетта задержалась, чтобы вымыть посуду, и Агустин присоединился к ней. Тем временем Феликс подошёл к «напарникам» и сходу предложил: — Как насчёт того, чтобы поделить территорию? Каждому по две комнаты, а? Только, чур, я убираюсь у нас с Пеппой и у Камило! — А я — у нас с Джульеттой и у Изабеллы, — подхватил Агустин, чем заслужил улыбку от жены, и поцеловал её в висок. — Я уберусь у себя, а также, пожалуй, у Антонио, — поразмыслив, сказал Бруно. Мирабель схватила Мариано за руку и побежала к лестнице, крикнув на ходу: — Тогда я уберусь у себя и у бабушки, а Мариано — у Луизы! Ну и в комнате, где живут они с Долорес, тоже. Феликс недоумённо вздёрнул бровь, а Бруно почесал в затылке и пожал плечами. Оба могли лишь смотреть вслед энергичной племяннице, во всю прыть несущуюся к галерее.

***

Мариано не мог дождаться, когда сможет наконец покинуть комнату Луизы. Убираться в царстве гирь, гантелей, штанг и тому подобных предметов было нелегко. Гранатовая гуаябера юноши взмокла от пота, волосы липли ко лбу, все мускулы ныли. Он старался изо всех сил, передвигал всё, что мог, тщательно избавлялся от любой грязи. Здесь не было привычной тишины и уюта, к которым он так привык, живя с Долорес. Это место принадлежало великанше, спортсменке, даже на отдыхе находившей время, чтобы поддерживать свою и без того невообразимую силу. Оно не было пугающим, и всё же Мариано чувствовал себя здесь неуверенно, словно человек, пытающийся расколоть орех, который ему не по зубам. Из раздумья его вывел бодрый стук в дверь, а следом раздался знакомый голос: — Эй, Мариано! Ну, как ты там? В комнату, пританцовывая, вошла Мирабель. Она выглядела ничуть не уставшей, и Мариано догадался, что у себя она ещё явно не убиралась. Комната Абуэлы не требовала столько усилий, как у него. — Да всё отлично, — ответил он, обмахиваясь краями гуаяберы. Она была мокрая, хоть выжимай. — У нас с Долорес я уже убрался, а комнату Луизы оставил напоследок, так сказать. — А я убралась у бабушки и даже успела перекусить, — похвасталась Мирабель. — Теперь тебя жду. Ты не забыл, что сегодня за день? С неожиданной даже для себя быстротой Мариано кинулся к ней, схватил за плечо и зажал ей рот свободной ладонью. — Тс-с! — громко прошипел он. — Долорес услышит! Мирабель всё поняла и несколько раз кивнула. — Тогда… э-э… пойдём ко мне в комнату? Я тебе покажу… новую юбку! — выпалила она, тщательно подбирая слова и сочиняя на ходу. — Я её сшила… для Луизы! Да, для Луизы! Ужасно интересно, как ты её оценишь! «Хорошо придумала, однако», — подумал Мариано. Теперь Долорес, даже если они с Антонио уже нашли оцелота, будет думать совсем не о том, о чём стоило бы. Осталось сделать так, чтобы никто из напарников не наткнулся на них и не раскрыл их секрет. — Ну, оценить я могу, — сказал он, подыгрывая ей. — Но я думаю, у тебя и так всё прекрасно получилось. Сгорая от нетерпения и восторга, Мирабель галопом припустила к комнате, в которой жила после перестройки Каситы. Раньше это была детская, но сейчас об этом не напоминало почти ничего, кроме её размеров. Над кроватью висел купол из переплетённых лиан, на подушке лежала плюшевая капибара — подарок Антонио. Книжные полки ломились от книг, а на стенах не было ни детских рисунков, ни азбуки. У стены стояли комод и письменный стол, на столе — швейная машинка. Мирабель по-прежнему занималась шитьём и очень гордилась своей работой. В этой не очень большой, но уютной комнате Мариано чувствовал себя гораздо лучше, чем в обители Луизы. Так спокойно ему пока не было нигде, разве что у Долорес. Вспомнив о ней, он подошёл к столу, взял лист из лежащей в углу бумажной стопки и написал: «О чём ты хотела сказать на самом деле?» «Конечно, не о юбке. Я закончила наш подарок!» — не осталась в долгу Мирабель. «Ты уверена, что теперь они не пропускают не звука?» Мирабель фыркнула и принялась писать ещё энергичнее: «Ну, мне пришлось кое-что подправить, но теперь всё точно готово». «А ты их уже испытала?» — спросил Мариано. «Пока ещё нет. Сейчас достану и попробую». Закончив писать, Мирабель отложила ручку и дважды постучала по комоду. Первый ящик отодвинулся с лёгким скрипом, и оттуда ей прямо в руки выпрыгнул небольшой свёрток. Она развернула его, стараясь почти не шуршать, и вытащила шерстяные наушники. Не теряя времени даром, она тотчас надела их себе на голову и как можно плотнее прижала к ушам. — Ну что, как тебе эта… «юбка»? — поинтересовался Мариано. — Что ты говоришь? — не поняла Мирабель. — Как тебе «юбка»? — уже громче повторил он. — Не слышу, — пожала плечами та, не снимая наушники. — Совсем ничего не слышу. — Как тебе «юбка»?! — во весь голос заорал Мариано. Видимо, его крик разнёсся далеко за пределы комнаты, поскольку Касита замахала ставнями, словно о чём-то предупреждая. В коридоре послышались чьи-то быстрые лёгкие шаги. Мирабель блаженно улыбалась и не торопилась снимать наушники, наслаждаясь их качеством. Мариано же отнёсся к знаку Каситы более внимательно. Он замер, напрягся, прислушался. Что-то было не так. Что-то не так. Скрипнула дверь, и на пороге вырос хорошо узнаваемый силуэт. Выше него среди всех Мадригалей была только Луиза. Он был в тёмно-синем костюме с галстуком, с розовым цветком на лацкане. Агустин. — Мирабель, ты сшила для Луизы юбку? — радостно воскликнул он. Его дочь совершенно не обратила внимания даже на эти слова. Зато она увидела выражение лица, с которым Мариано уставился на дверь, и наконец-то сняла наушники. — Папа? — в панике ахнула она. — Что ты здесь делаешь? Вместо ответа Агустин прищурился и указал пальцем на её изделие: — Постой, да ведь это не юбка! Зачем же тогда… Мариано понял, что надо спасать положение, иначе все их труды пропадут зря. Он метнулся к столу, схватил лист и написал так быстро, как только мог: «Молчите, чтобы вас не услышала Долорес!» Как только Агустин увидел эту надпись, он тут же замолчал. «Папа, это я придумала про юбку, — пришла на помощь Мирабель. — Мы три недели готовили для Долорес эти наушники. Нельзя, чтобы она узнала о них раньше времени!» Агустин забрал у неё ручку и принялся выводить каллиграфическим почерком ответ: «Обещаю, что не скажу ни слова. Даже твоей маме! Но ты уверена, что Долорес не слышит, как мы всё это пишем?» Законность этого вопроса поставила обоих заговорщиков в тупик. Некоторое время Мирабель обдумывала его, а затем нашлась: «Даже если слышит, откуда ей знать, о чём это? Она так и будет думать, что подарок предназначен Луизе, а не ей». «Хорошо, — приписал внизу её отец. — Когда вручать будете?» Тут уже дело в свои руки взял Мариано. «Сегодня», — решил он. «А Луизе я всё-таки сошью юбку, но позже, — добавила Мирабель. — Так будет честно».

***

Впервые в жизни Мариано не находил слов. После сытного ужина, особенно запомнившегося ему наваристым sancocho, он вывел Долорес из кухни на галерею. Шли они, правда, не к себе в комнату — у него был план. Мирабель ещё днём поделилась с ним сведениями о своём любимом месте на крыше Каситы, и он загорелся желанием попасть туда. Мариано понимал, насколько непросто то, что он задумал. Подняться на козырёк над патио вряд ли удастся сразу, а ведь потом ещё нужно будет помочь Долорес. Не забудем и о том, что у Абуэлы есть противная привычка гонять всех тех, кто лезет на крышу. Трудно сказать, понимала ли всё это Долорес, но назвать её встревоженной точно было нельзя. Она тихонько смеялась, глядя на крадущегося мужа, и с интересом спрашивала: — Куда ты меня ведёшь? Хочешь в гости к Изе заглянуть? — Нет, к ней мы в любое время успеем, — возразил Мариано. — Я хочу показать тебе кое-что другое. Ты ведь никогда не была на крыше? — Никогда, — подтвердила Долорес. — Бабушка этого не любит. Там только Мирабель бывает, но на неё она раньше и внимания-то особо не обращала, сам знаешь… — Знаю, конечно, — кивнул Мариано. — Но она мне рассказала, как туда пробраться. Сейчас увидишь. Наконец они дошли до того места, о котором и говорила Мирабель. Мариано перекинул ногу через перила, ухватился за водосточную трубу, подтянулся и очутился на козырьке. Как оказалось, ничего сложного в этом нет. Дождавшись, когда через перила перелезет Долорес, он взял её за руки и помог встать рядом с ним. С трудом оторвав взгляд от её лица, Мариано повернулся и ахнул, увидев открывшуюся перед ним картину — бескрайний пейзаж города на фоне оранжевого заката. Он даже не представлял, насколько велик и прекрасен Энканто. — Dios mío, — прошептал Мариано. Такой красоты он не видел за всю свою жизнь. — Нравится? — жена поняла его с полуслова. — Мне тоже. Жаль, что я не была здесь раньше. Мариано уселся на ещё тёплую от дневного солнца черепицу, вытянул и слегка расставил ноги — так, чтобы Долорес устроилась в его объятиях. Он даже не боялся, что она ощутит спиной небольшую коробку у него за пазухой. — Как прошёл твой день, pacita mía? — едва слышно спросил он, целуя её в затылок. — Как сказала бы Мирабель, я не могу говорить только о себе, — усмехнулась Долорес. — Но начать могу с себя, не спорю. Мы с Антонио полдня искали этого оцелота. Я услышала его ещё в первые полчаса, вот только он успел уйти очень далеко в джунгли. Пришлось добираться туда верхом на Парсе, и то потом Антонио ещё уговаривал Алонсо спуститься. Мариано не выдержал и рассмеялся: — Алонсо? — Это его кличка, — спокойно пояснила Долорес. — А пока мы за ним ездили, я слушала, что происходит у остальных. — И что же? Она прикрыла глаза, откинула голову ему на плечо и начала перечислять: — Луиза всё-таки помогла Гарридо построить сарай. В процессе сеньор Фелипе дважды попал себе молотком по пальцу, и его дочке пришлось сбегать на площадь к тёте Джульетте. У неё сегодня самый сложный пациент был с переломом трёх рёбер — подрался с другом после пяти рюмок aguardiente, — тут и у неё вырвался смешок. — Камило сидел с малышом Хуаном не меньше пяти часов и успел перевоплотиться в нас всех по очереди. Мама танцевала в поле, чтобы стать ещё более радостной, и так устала, что потом едва не вызвала дождь. Мариано слушал и кивал, внимая всему, что рассказывала ему жена. Честно говоря, так тихо он вёл себя лишь потому, что знал: пока она заливается соловьём, описывая все события дня, она не спросит его о том, что за «сюрприз для Луизы» он приготовил. Тем временем Долорес чуть перевела дух и продолжила всё таким же полушёпотом: — Изабелла долго восстанавливала сад сеньора Серхио. Она справилась бы и раньше, если бы он не говорил ей под руку, что и как следует делать. Поэтому она под конец что-то вырастила — судя по его воплю, кактус — и ушла. Это было так не похоже на сложившийся в его голове образ бывшей невесты, что Мариано хмыкнул: — Разве она не боится, что он может нажаловаться сеньоре Альме? — Даже если и нажалуется, ей всё равно, — беззаботно откликнулась Долорес. — Иза сама так сказала, когда кое-кого встретила на площади. — Кого же? — полюбопытствовал он. — Эстебана. Мариано так и встрепенулся: — Разве он сегодня был в городе? — Он устроил настоящий концерт, — мечтательно сказала Долорес. — Пока я его слушала, чуть не упустила Алонсо. Если честно, Иза рассказала о своей выходке тёте Джульетте, а Эстебан просто подошёл за арепой и услышал. — Прямо как ты, — улыбнулся муж. — Похоже немного, — не стала спорить она. — Так или иначе, ему эта выходка пришлась по душе. А Иза добавила, что если сеньор Рикельме пожалуется бабушке, она вырастит возле Каситы несколько кофейных деревьев и отобьёт у него клиентов. Тут уж Мариано расхохотался во весь голос, но прежде успел закрыть ей уши руками. Как только он совладал с собой, жена пошевелилась и повернула к нему голову. — Ну а ты, Мариано? У тебя есть что мне рассказать? Какое-то время юноша молчал. Он совершенно не представлял, как ему теперь продолжать разговор, особенно если вспомнить о том, что случилось в комнате Мирабель. — Я… это… в общем, да, у меня есть что сказать, — покорно выдохнул он, проявляя совсем не свойственное ему косноязычие. — Это как-то связано с дядей Агустином и его словами про юбку, которую Мирабель сшила для Луизы? — в упор спросила Долорес. — Да, про юбку. То есть не совсем про юбку, и совсем не для Луизы… Это Мирабель придумала, чтобы ты не поняла, что на самом деле происходит. — В самом деле? Не врёшь? — быстро уточнила она и пристально заглянула в карие глаза мужа, желая удостовериться, что тот говорит правду. — Не вру, Долорес. Вот, смотри — это убедит тебя лучше всяких слов. Мариано, словно фокусник, выудил из-за пазухи коробку и протянул её жене. — Это был подарок для тебя, — сказал он. — Открой его. Долорес последовала его совету и вытащила на свет те самые наушники. Пушистые, ярко-жёлтые, словно платье её матери, они были мягкими и приятно щекотали ладони. Мариано с улыбкой наблюдал, как меняется её лицо, каким восторгом загорается взгляд. Такой счастливой он не видел её, наверное, с самой свадьбы. — Так вот над чем вы трудились… — растроганно прошептала Долорес. — Это лучший подарок в моей жизни… — Ты их надень сначала, — попросил Мариано. Осторожно, чтобы не испортить причёску, Долорес закрепила наушники на голове и по привычке приставила ладонь к правому уху. Какое-то время она напряжённо вслушивалась в окружающие звуки. — Я слышу… — наконец выдала она. — Я слышу, как тётя Джульетта гремит посудой на кухне. Слышу, как дядя Агустин подметает. Слышу, как дядя Бруно кормит своих крыс, а Антонио беседует с ними. Слышу, как мама хвалит папу за прекрасную уборку. Слышу, как Луиза шелестит страницами книги. Слышу, как Камило играет в карты с Мирабель и Изабеллой. Слышу, как бабушка ворочается в кровати… Внезапно она затихла, а потом в её глазах появился влажный блеск. — Я слышу всё это… но я не слышу ничего, что происходит в городе. Точнее, слышу, но будто сквозь вату. Mi amorcillo, вы с Мирабель создали настоящее чудо для меня. Мариано нежно обхватил ладонями её лицо и горячо поцеловал. Никто из них не мог сказать, сколько прошло времени, когда они оторвались друг от друга. Из глаз Долорес уже вовсю катились слёзы, но она не торопилась смахивать их. — Правда, я не сказала тебе ещё кое-что, — вдруг добавила она. — Здесь и сейчас я слышу стук трёх сердец. Мариано тоже никогда не жаловался на слух, но теперь он решил, что ему послышалось. Стук трёх сердец… неужели это то, о чём он думает? — Трёх… — благоговейно повторил он, стерев мокрые дорожки с её щёк. — Долорес, ты… Жена не дала ему договорить, положив палец ему на губы. — Да, — кивнула она. — Но об этом секрете не должен пока знать никто. Вместо ответа Мариано поднялся на ноги, потянув её за собой, и поцеловал снова, ещё более страстно. Если Долорес не хочет огласки — что ж, он промолчит.