Au Revoir

— Мико, не надо, ты себе что-нибудь сломаешь. Но гитаристка уже не слушала. Она понимала, что собственная гордость не позволит ей отступить. — Мико, я не хочу, чтобы меня посадили за совращение малолетних к опасным трюкам. — Карин дело говорит, Мико, — вмешался Джек. Он был не против, чтобы Мико получила свое за опасное поведение, но все же он волновался. Мико разбежалась, поставила правую руку на пол, но слишком рано подняла ноги, и шмякнулась носом об пол. — Ай-й, — протянула она и потерла нос. Она ударилась не сильно, но все равно было неприятно. — А я говорила, — Карин беззлобно рассмеялась и взяла еще один кусок пиццы. Она скрестила ноги и посмотрела на девочку. — Хочешь пластырь? — Как ты это делаешь? — возмущению Мико не было предела. — Мико, я все свои школьные годы провела, делая такие трюки. И то, я просто время убивала. Карин встала с дивана, вытерла жирную от пиццы руку тонкой салфеткой и завязала темно-рыжие волосы, которые доходили ей до лопаток, в неаккуратный хвост. Она отошла от дивана на пару метров и, по привычке представив себе прямую линию, выставила правую ногу вперед. И дальше сделала то, чем развлекала трех напарников Автоботов на протяжении получаса: оперлась сначала на правую руку, потом на левую, сделала изящное колесо и, слегка развернув центр тяжести, приземлилась на прямые ноги. — Хоба! — она шутливо расставила руки в стороны, и дети с улыбками ей захлопали: — Мико, нет, я запрещаю. По крайней мере сегодня. — Ну почему-у? — протянула Накадай, которая уже готовилась повторить колесо. — Тренироваться надо на мягкой поверхности, а не на бетонном полу. Я себе так один раз нос разбила, а это очень неприятно, скажу я тебе. Дальше дети уже общались между собой, и Карин вздохнула. Она оглянулась через плечо и лишь на какую-то миллисекунду поймала на себе взгляд Оптимуса Прайма. Если бы Карин не знала, как он к ней относится, то действительно подумала бы, что лидер Автоботов действительно смотрит куда-то в сторону. Темно-карие глаза девушки вновь обуяла грусть. Она с Автоботами уже месяц, первую неделю все шло просто замечательно: Оптимус отвозил ее с дома на базу и обратно, они могли поговорить о том, как Балкхед снова обо что-то споткнулся и тем самым испортил Рэтчету остаток дня, или о том, как идут дела с их запасами энергона. Все было хорошо, даже прекрасно. До одного дня. Карин даже не знает, что она сделала не так. Все было как обычно, они с Оптимусом ехали на базу, и тут она рассмеялась со своей же шутки. Нет, она прекрасно знает, почему лидер никогда не смеется с каких-либо шуток, но в этот раз между ними повисла такая тяжелая тишина, что Карин показалось, что Прайм сейчас силком вытолкнет ее из кабины прямо на жесткую землю Невады. — Все хорошо, Оптимус? — спросила она тогда у него. — Да, Карин, извини, я просто задумался. Карин не знала его так хорошо, как, например, Рэтчет, но она точно понимала, что он врал. Карин Эллис, девушка двадцати одного года от рождения, чем-то обидела Оптимуса Прайма и сама не знает, за что. Она пыталась поговорить, но ничем хорошим это не заканчивалось. Карин понимала, что это бред, но факты говорят сами за себя. Оптимус ее боится. *** — Боится? Что за ока… акале… — Околесица? — Да! Что за околесица? С чего бы Оптимусу тебе бояться? — Рэтчет фыркнул. Сейчас они с Карин были в медблоке одни. — Он меня избегает, — отозвалась девушка. — Сначала ведь было все хорошо! Мы нормально общались, он мне улыбался, когда я проходила мимо. А сейчас… сейчас он не хочет меня видеть. — А что ты такого сделала? — Да откуда ж я знаю?! Только помню, что я громко рассмеялась с шутки, а он так резко замолчал, будто я его обидела. — А что ты удивляешься? Ты же знаешь, что… — Да знаю я, что Праймы не смеются, не плачут и все такое, но… до этого с моих шуток-прибауток он просто молчал или делал какие-то вежливие комментарии в его духе, а сейчас он… — Карин прикрыла глаза рукой. — Я не знаю, что я сделала не так, Рэтчет. Почему он меня ненавидит? — Оптимус не ненавидит тебя! — воскликнул медик. Если бы Эллис не было сейчас так грустно, она бы рассмеялась с его эмоциональности. — Кхм, то есть, он не ненавидит тебя, Карин. Я уверен, что есть логичная причина, чтобы Оптимус так себя вел. Он ведь лидер и устает намного больше нас. — Да знаю я это. Просто это продолжается уже две недели. До встречи с Оптимусом я вообще не знала, что бывают такие спокойные и зрелые люд… Кхм, личности, я полагаю? — Карин опустила глаза, пытаясь скрыть набежавшие слезы. — Я очень хочу, чтобы мы общались, как раньше. — Только не смей тут омыватель пускать! — воскликнул Рэтчет и замахал свободным манипулятором. В другом он держал ржавый сварочный аппарат, который собирался подкрутить. Не сегодня, видимо. — Ладно, ладно, я с ним поговорю. Но точно не сегодня, потому что… — Карин завыла. — Хорошо, сегодня поговорю, только не рыдай! — Ты лучший, Рэтчет! — улыбнулась девушка и направилась вон из медотсека. — Вот же ш шлакоделка, — процедил сквозь денты медик. — Хм, но с Оптимусом поговорить действительно надо. *** — Пока-пока! Карин помахала Мико в ответ, и через минуту осталась одна из людей на целой базе. Она вздохнула и посмотрела на Оптимуса. Лидер алозначных очень удачно делал вид, что он ее не замечает. — Оптимус, мне надо домой. — Подожди немного, Карин, — Оптимус старался прозвучать как можно мягче, но вышло сухо, как скрип экзоскелета Рэтчета, когда он идет на перезарядку. — Х-хорошо, — кивнула девушку и вяло поднялась по лестнице по направлению дивана. Она прождала еще пятнадцать минут. Прайм не мог заставить себя сдвинуться с места. Он чувствовал себя невероятно виноватым, но корпус будто застыл. — Карин, — хрипло произнес он, — я почти… Он замолчал на полуслове, когда увидел, что Эллис уснула прямо на диване, укрывшись одеялом, которые дети использовали при просмотре фильмов. Оптимус облегченно провентилировал. — Какой же я дурак, — едва слышно произнес он и аккуратно взял кончиками пальцев одеяло и подоткнул им девушку. — Как же ты похожа на нее. — На кого похожа? — спросил Рэтчет, и Прайм чуть не упал. — Рэтчет, ты давно тут? — полушепотом спросил лидер. — Только пришел, — медик, увидев, что Карин спит, тоже перешел на более тихий тон. — Я думал, что ты уехал эту акробатку домой отвозить. — Мне надо было доделать… — Уже как час сделанный отчет? Оптимус, я хоть и старый, но далеко не дурак, — Рэтчет провентилировал и отключил терминал. Он потер большим и указательным пальцами окуляры и выдохнул. — Скажи, Оптимус, что случилось у тебя и Карин? И только попробуй мне сказать, что у вас ничего не случилось, у тебя все на фейсплейте написано. Оптимус не знал, что ответить. Он боялся — да, вы не ослышались, Оптимус Прайм боялся! — что Карин все услышит. Он не предполагал, что она лишь притворялась спящей, но такой щекотливой информацией он делиться с напарником не собирался. — Она… напоминает мне кое-кого, Рэтчет. — Что? Напоминает? Кого она может тебе напоминать? — Еще на Кибертроне. Помнишь… когда я еще был архивистом… — Прайм на долю секунды замялся. — Ну, не томи, Оптимус! — Рэтчету самому уже стало интересно. — Помнишь ту самую фемм, о которой я тебе рассказывал? Она еще победила Мегатронуса на арене. — Мега… О, Праймус. Как эта белковая может напоминать тебе К… — Рэтчет! — Оптимус повысил тон, и медик резко замолчал. — Прости меня, Рэтчет. — Не извиняйся, Оптимус, я сам виноват. Я же знаю, как ты ее любил, — он взглянул на сопящую Эллис. — А знаешь, сходства в характере все же есть. Но я советую тебе помириться с Карин. Не то, чтобы мне не все равно! Кхм, просто… она переживает, Оптимус. Если хочешь, я могу не говорить ей настоящую причину твоей… отторженности. — Спасибо, старый друг, но я сам сообщу ей. Но если вы будете это обсуждать, то прошу тебя, не произноси ее имя. — Понимаю, — кивнул медик. — А как ее называть? — Я ее до сих пор люблю, но не могу слышать ее позывной, когда понимаю, что она пропала. Называй ее теперь… Капэллой. — Понял, Оптимус, — медик положил манипулятор ему на плечо. — Оптимус, уже столько времени прошло. Ты уверен, что она… — Она актив, Рэтчет, — лидер алозначных сжал кулаки. — Я чувствую это. Она бродит по галактикам, и скоро я ее увижу. «И ты говоришь это всю войну», — пронеслось у Рэтчета. Он даже немного завидовал — столько ворнов не видеть любимую, не знать, где она, и вообще актив ли, Оптимус всегда любил ее и верил в ее возвращение. — Хорошо, Оптимус, я тебя понял. А теперь езжай, развейся. Как раз эту лисицу разбудишь — неквинт тут ей разлеживаться. — Меня поражает твоя любовь к людям, — Оптимус слабо улыбнулся и аккуратно взял просыпающуюся Карин себе на манипуляторы.