Сила притяжения

      Он вообще бывает когда-нибудь трезвым? Такой, если честно, мудак. Улыбается, своими пьяными поросячьими глазками морг-морг. Наверное, ждет очередную юбку, за которой можно увязаться.       — Кристиночка, — сипит он.       А нечего было вчера бухать, как не в себя!       — Кристиночка, девочка моя…       Если я его не придушу сейчас подушкой, то я — самый терпеливый человек на свете.       — Дай воды, умоляю, и Аспирин… Или только воды. У меня сейчас голова лопнет.       — А что это изменит, Антон? Мозга-то там все равно нет.       Встаю и шлепаю босыми ногами на кухню. Хотя то, во что превратилась эта комната, кухней назвать сложно. Сейчас это месиво из спящих человеческих тел, разбросанных пустых бутылок, одноразовой посуды и дурацких блестящих конфетти. Хорошо, что часть гостей была адекватная, и после ресторана отправилась по домам. Другая часть, более молодая и менее разумная, решила, что проводить молодоженов в первую брачную ночь должны собственноручно. От лепестков роз их удалось отговорить: никто из девочек не позволил портить подаренные им букеты, спрятав их в ванне. Поэтому срочно покупали конфетти и забросали ими всю общагу. Вот коменда орать будет… Но это потом. Сейчас и она спит. Кажется, за диваном.       Одна я была вероломно разбужена. Беру стакан и наполняю его водой. Потом, на цыпочках, крадусь в комнату Семакиной. Если уж и где в этом бедламе есть Аспирин, то у нее в косметичке. Связались, называется, с алкашами…        — Кристина! — орет ненормальный.       — Заткнись, Мартынов!       — Сама заткнись! — нет, этому человеку абсолютно все равно на полную комнату спящих гостей, на то, что сейчас шесть утра, и спящими они должны оставаться еще долго. — Мартынова… — тише добавляет он.       Я замираю. Он что, спятил?       Мартынова…       Звучит так странно, что я невольно теряюсь. Он шутит? Кадры вчерашнего дня встают перед глазами, и все происходящее перестает казаться сном. Чем сегодняшнее утро отличается от обычной общажной попойки? А тем, что он, на этот раз, не ошибся и не сошел с ума. Я теперь действительно — Мартынова.       Я разделяла понятие «свадьба» и наша с ним свадьба. Все решилось поспешно, бурно и незапланированно. Впрочем, как и все в наших отношениях.       Он помалкивает, больше ничего не кричит. Наверное, тоже думает.       Будь проклят тот день, когда он переехал в нашу общагу. Моя жизнь была размеренной и спокойной, нормальной. А сейчас в косметичке Яны бардак, заветных таблеток не находится, а его голова с каждой секундой болит все сильнее. Уж я-то знаю. В спешке вытряхиваю всю косметику на кровать. Мелькает заветная блестящая упаковка и я, держа в одной руке стакан, а в другой обезболивающее, иду обратно.       Антон валяется на кровати в той же позе, в которой я его оставила, но сейчас на его лице выражение вселенской тоски. Я сую ему в руку воду и в ожидании поднимаю бровь.        — Кристина… — говорит он уже потухшим голосом. — Мне все приснилось, да?       Я хмыкаю и плюхаюсь на кровать. Ах, если бы! Я так глубоко увязла в болоте, что на то, что это окажется сном, уже и не рассчитываю. А он, наверное, сейчас собирается подавать заявление о разводе: вон какой огорченный.        — Смотря что ты имеешь в виду. Если то, что ты идиот — то это не сон.       И кто его тянул за язык?       Я настолько привыкла к боли, что уже ее и не чувствую совсем. Тогда, вначале, когда он пытался вывести меня на эмоции, довести до слез, я реагировала. Но теперь, после всего, я стала каменной, и он придумал новый способ меня задеть: жениться, а потом пожалеть об этом.        — Я о том, — он сглатывает и пытается говорить осторожно. Если Мартынов вообще умеет говорить осторожно, — что ты согласилась стать моей женой и действительно, — он делает акцент на слове «действительно» и впивается пальцами в волосы. Я достаю таблетку из упаковки, — вышла за меня замуж.       Я подношу Аспирин к его рту и повелительно говорю:       — Пей.       Он непонимающе смотрит на меня, но таблетку все-таки проглатывает, щедро запивая ее водой. И ждет моего ответа.        — Да.       — Точно?       — Нет, блин, шучу. Только шуточка затянулась.       В моем голосе звучит сарказм, но Антона это не огорчает, наоборот. Он поднимается с кровати как ужаленный (вряд ли обезболивающее действует так быстро) и сжимает меня в объятиях.       — Эй, ты чего? Не собираешься требовать развод?       Его руки такие теплые и родные. Он немного остраняется, разглядывая мое лицо.        — Развод… — непонимающе.       — Ну, ты так расстроился, что я думала, а… Неважно, — я тянусь к нему, пытаясь поцеловать. Какая же я дура, что успела себя накрутить!        — Нет, нет, важно! — он отворачивается на последнем вздохе, и мне хочется ему врезать. — Понимаешь, ведь мы же никогда и не говорили толком, и… И я думаю, что пора это исправить.       — Мартынов, ты…       — Да, твой муж.       Против такого аргумента мне нечем крыть.       Он устраивается поудобнее, складывает ноги по турецки: наверное, планируется долгий разговор и, взлохматив кудряшки на голове, впивается в меня глазами. Его голос звучит серьезно:       — Нам обоим нужны эмоции. Пора это признать, Кристина. Нам нужно ссориться, а потом мириться. Нам нужно орать друг на друга и потом примирительно трахаться. Нам нужно это: ненавидеть и притягиваться. Снова и снова. Снова и снова. Нас обоих другие отношения уже не вставляют. Именно поэтому все происходит так. Мы причиняем друг другу боль, и, не извиняясь и не раскаиваясь, прем дальше и оказываемся друг с другом. Именно поэтому мы сейчас вместе, и именно поэтому это утро — самое счастливое в моей жизни. И я не хочу развод. Сейчас — точно нет.       — Рада это слышать.       — Вот поэтому я на тебе и женился. Я хочу быть рядом с тобой. Но мы оба понимаем, что на будущее у нас — никаких гарантий.       Он замолкает, ждет, наверное, моей реакции. Я чую, как по щекам начинают течь слезы.       Сейчас проснутся гости и будут уходить, оставляя за собой грязь, сор и кучу уборки. Нет никаких гарантий, что наша семейная жизнь сложится, и нам обоим не станет скучно. Нет никаких гарантий, что он не поведется на очередную юбку и, со слюнями наперевес, не побежит за ней. Нет никаких гарантий, что я не буду ему изменять. Нет никаких гарантий, но сейчас я прижимаюсь губами к его губам и чувствую привычный запах алкоголя. Густой, он сопровождает его постоянно, и эти его поцелуи получаются действительно пьянящими, и поэтому я отвечаю на них, как самый искусный ценитель виски. Или какое еще дерьмо он пьет?       Я сцеловываю с него этот спирт, его дурость, его вредные привычки и всю остальную грязь. Я наслаждаюсь этим. Потому что я люблю его. А он любит меня. И мы — притягиваемся.