Свет моих звезд

      В Большом зале стояла почти полная тишина несмотря на то, что все студенты находились внутри — они забылись некрепким сном или, во всяком случае, хотели, чтобы профессора так думали.       В ушах обессилевшей Меллы, которая облокотилась спиной на холодную стену, неустанно звенел высокий, испуганный голос Полной дамы, не сдерживавшей ужаса и возвещавшей о пришествии преступника из Азкабана в Хогвартс. С той минуты, как студенты и профессора увидели изрезанное полотно, — этакий предупреждающий об опасности знак — Мелла, скрывшись от всего мира, принялась с новой силой изводить и так вымотавшуюся за долгое время душу.       Было страшно. В воздухе витали испуг детей и волнение взрослых. Даже люди на картинах не проявили безразличие к произошедшему.       Мелла перевела дух, вспоминая обрывки уже вчерашнего беспокойного вечера:       «Она была уверена, что пузырёк, наполненный лунным светом, Снейп так ей и оставит. Но Северус забрал скромный «подарок», когда собрался окончательно покинуть башню.       Мелла старалась забыть о своём новом предложении Северусу — навестить с ней Клювокрыла. Она не знала, что на неё нашло, но внутри вдруг загорелось желание показать Снейпу это волшебное существо, да так, чтобы эта демонстрация походила на знакомство.       «Знакомство, осуществлённое заново», — Мелла, находящая эту формулировку нелепой и одновременно с этим лирично-горькой, шла с Римусом вслед за кучкой студентов. Некоторые из них позвали двух профессоров за собой, будучи взбудораженными и встревоженными. Меллу настроение учеников ещё сильнее угнетало.       Римус выглядел не настолько болезненно, как обычно. Отвар Меллы действовал на него положительно, пусть и вряд ли вылечил бы насовсем. Но для Римуса, казалось, его исцеление перестало иметь первостепенную важность. Ему льстило то, что Мелла настолько заботилась о его самочувствии, и потому он никак не показывал разочарования, которое, вероятно, имелось.       Они шли до поры до времени не говоря, только вслушиваясь в голоса детей, чья речь казалась сумбурной. Римус даже не воспользовался выдавшимся временем и не поделился с Меллой очередной историей об одном из прошедших уроков, хотя обычно не забывал об этом. Люпину всегда было, что рассказать, так как студенты на уроках ЗОТИ успевали проявить себя очень хорошо.       — Они сегодня шумные, — заметил Римус негромко, тут же принявшись искать подтверждение своих слов на лице Меллы, сосредоточенной и лишившейся покоя. Она отстранённо кивнула.       — Не удивлюсь, если без конца обсуждают Сириуса Блэка, — Мелла уже давно не называла бывшего узника Азкабана лишь по имени. Слишком мягко звучало это «Сириус», учитывая обстоятельства, связанные с ним. — Он останется главной темой для разговоров до тех пор, пока его не возвратят в тюрьму.       Вряд ли Римус желал слушать про давнего друга в таком ключе, пусть и знал, чем тот заслужил к себе презрение. Мелла не сомневалась, что в Римусе всё ещё жило упрямое убеждение в невиновности Сириуса и что он продолжал мысленно обзывать написанное в газетах пустой чушью.       Но Мелла никак не могла избавиться от мыслей о Блэке, хваталась за каждый свежий выпуск газеты, чтобы найти новые причины для волнений и опасений. Она невольно начала связывать с Сириусом Блэком любую мелочь.       — Надеюсь, что так не будет, — пробормотал Римус. Он смерил Меллу внимательным взглядом. — Ведь тебя, как я догадываюсь, Сириус немало беспокоит.       Мелла была уверена, что Римуса Сириус беспокоит куда сильнее. Она ускорила шаг, подавая пример и Люпину, и совсем скоро оба преподавателя выяснили, куда так торопились их студенты. А спешили они взглянуть на нечто, убедившее Меллу в своём слабом здоровье и предрасположенности к обморокам.       Казалось, весь Хогвартс собрался вокруг испорченной картины и замер в ожидании чего-то ужасного».       Разрушение целостности картины Полной дамы повлекло за собой панику, которую ощущал каждый, разве что кроме Северуса, сохраняющего ледяное спокойствие. Мелла, наблюдая обычно такое его состояние, гадала, какие же жизненные обстоятельства привели Северуса к «впечатляющей сдержанности».       Но сейчас все предположения и домыслы стёрлись из головы. Мелла только хотела встретиться с Сириусом лицом к лицу, чтобы наконец покончить с ним и обеспечить студентам безопасность в стенах школы. Как оказалось, и здесь, в Хогвартсе, нет преграды для мерзкого убийцы.       Римус, находящийся рядом, был бледнее мела. Он зачарованно смотрел на луну в окне, его глаза искрились, будто увлажнённые слезами. Мелла догадывалась, почему Римусу хотелось заплакать, и потому не удивлялась. Да и, по правде говоря, у неё иссякли почти все силы.       — Всё хорошо, Римус? — шёпотом задала Мелла глупый вопрос. Римус вздрогнул и поглядел в её сторону, постепенно приходя в себя. Он кивнул и чуть трясущейся рукой протянул Мелле несколько кусочков шоколада, что были в обёртке, желая даровать вместе с шоколадом утешение. В обмен на своё великодушие Люпин получил тихий отказ и доброжелательный совет: — Съешь лучше сам.       Возможно, Римусу и нужно было то, что он попытался предложить Милэй. Он устроился на работу в Хогвартс словно для того, чтобы находить поменьше подтверждений гнусности давнего друга. Но и тут, казалось бы, «в самом безопасном месте Англии», Римуса настигало разочарование, осознание того, что Сириус действительно заслуженно обвинён во всех злостных деяниях.       Мелла обратила взор вперёд, на переговаривающихся Дамблдора и Северуса, которые размеренно шествовали между рядами спящих студентов. До неё доносился их тихий разговор, сопровождающийся серьёзным тоном и касающийся Сириуса Блэка.       Голос Северуса, как и всегда, своей звучностью разрезал воздух. В его говоре искусно смешивались множество интонаций, и Мелла иногда заслушивалась этой необыкновенной мелодией.       Когда в речь Северуса просочилось имя Люпина, последний стал чувствовать себя ещё хуже и явно захотел покинуть зал, чтобы уйти хотя бы от обвинений со стороны Северуса. Римус, как Мелла предполагала, уже был готов к ним, но надеялся хоть как-то избежать их.       У неё создавалось такое впечатление, что Северус специально убеждает Дамблдора в причастности к случившемуся профессора ЗОТИ. Мелла уже думала о том, чтобы снова поговорить с Северусом насчёт Люпина, но обещание всё-таки нарушать не стоило.       «К тому же эту ненависть мне никак не потушить», — Мелла оглядела Северуса, неизменно серьёзного, и вздохнула.       Дамблдор и Северус остановились около Гарри, который лежал к Мелле спиной и вряд ли спал. Мелла почему-то предполагала, что Гарри было не до сна. Всё же он имел тягу к попаданию в опасные приключения и не упустил бы шанса ввязаться в них лишний раз.       Мелла услышала глубокомысленную фразу, оброненную Дамблдором и обращённую, скорее, к смиренному, готовому к худшему Большому залу, чем к Северусу:       — Как прекрасен мир, являющийся во снах — от загадочных глубин океана до сверкающих звёзд Вселенной, — и Дамблдор многозначительно взглянул на Гарри. Глаза старика лучились и во мраке.       Мелла посчитала, что такие изречения всегда были присущи Дамблдору, а потому воспользовалась возможностью и задумалась, чтобы заглушить вздымающийся внутри страх. Мелла нуждалась в поводе сделать это, чтобы воцаряющаяся в сознании череда разрушений не овладела ни душой, ни телом полностью.       — Я пойду ещё проверю западное крыло замка, — прошептал Мелле Римус и неспешно направился к дверям, пару раз обернувшись в сторону Северуса, незамедлительно одарившего Люпина очередной порцией подозрения. Мелла тоже посмотрела на Северуса, находя маленькие подтверждения его мнительности, и заметила, что его чёрные глаза так же хорошо видно в темноте, как и глаза директора Хогвартса.       У Дамблдора вскоре завязался новый разговор с Макгонагалл, и Северус, словно этого и ждавший, резко последовал за Римусом. Мелла знала, что Северус собирается делать, и медленно пошла к нему, надеясь, что он передумает.       Северус даже предусмотрительно остановился у входа, когда заметил приближение Меллы. Ему уже было ясно по одной её походке, что примерно Мелла намеревается сказать, и профессор наверняка проверил бы свои предположения.       Она с каждым шагом навстречу Снейпу чувствовала провальность своей затеи. Мелла пыталась совместить обрывки мыслей, чтобы те превратились впоследствии во внятные изъяснения, но ей не удавалось. Лишь банальные слова приходили на ум.       — Профессор, — позвала Мелла, уже подойдя к Северусу. Она не желала, чтобы кто-то ещё услышал разговор, что вполне мог бы зародиться. Мелла несколько строго, но вместе с тем даже умоляюще заглянула ему в лицо. Она вдруг растерялась ещё больше, встречаясь с его внимательностью. — Оставьте… Люпина своими подозрениями, — Мелла подумала и добавила ещё тише: — Пожалуйста.       Северус, до сих пор не понимающий, почему Римус вызывает в Мелле столько «благих побуждений», привычно нахмурился, углубленно размышляя о том, чего Мелла не имела чести узнать.       — Люпин привёл в Хогвартс Блэка, — Северус, несколько сбитый с толку от этой её просьбы, тем не менее был всецело убеждён в собственных заявлениях. — Без содействия Блэк не пробрался бы сюда.       Мелла, негодуя от того, что «крайняя необходимость» заговорить о Римусе появилась так скоро, впервые за время пребывания в Большом зале подумала о том, что Римус подошёл бы на роль сообщника Сириуса ввиду давней дружбы. Но отказалась от столь категоричного предположения — всё же оно являлось в большинстве своём необоснованным. И Мелла поспешила донести это до Северуса.       — Но вы не можете просто так заявить об этом без должных доказательств, — возразила она, зная, что Северус всё равно сделал бы всё по-своему. — Это всё равно что обвинить в случившемся миссис Норрис.       Нельзя сказать, что на Северуса подействовало сказанное. Он одарил Меллу фирменным взглядом, который всегда старался будто бы говорить с окружающими вместо эмоций.       — По-моему, между Люпином и миссис Норрис есть весомая разница, — в тон ей сказал Северус, чуть приподняв подбородок в победном жесте.       — И в чём разница? — вопросила Мелла, скорее, из-за желания выведать некоторые подробности, чем из-за незнания. Северус недолго помолчал, видимо, как показалось Мелле, не ожидая такой дотошности с её стороны, а затем пояснил:       — Люпин вполне мог провести Блэка сюда. Они водили крепкую дружбу много лет назад, к вашему сведению. Вас устраивает такое доказательство?       Мелла покачала головой больше в снисхождении, тем временем чувствуя, что на душе почему-то стало чуть спокойнее, хоть и не существовало тому причин. Опасность, угрожающая студентам, никуда не делась.       «А может…» — Меллу навестил слабый прилив энергии, который, правда, был тут же пресечён на корню. Мелла облачилась в суровость, ведь та хорошо маскировала её размышления, что рисковали отобразиться на лице. Но невольно продолжила думать о том, что недавней осенней ночью по Астрономической башне витал уют. Мелла даже мысленно улыбнулась, тут же изумившись.       Северус, не получив от Меллы ответа, кивнул самому себе и приготовил палочку, сжав её в пальцах. В глазах Снейпа переливалось хорошо заметное желание поймать преступника самостоятельно, чуть ли не любой ценой.       — Хуже не будет, если я прогуляюсь по замку с профессором ЗОТИ, — заявил Северус, не обделив последнюю пару слов язвительными нотками. Когда он посмотрел на скептически настроенную Меллу, его взгляд чуть смягчился. Северус, вероятнее всего, заключил, что она себе не изменит в этот раз.       Мелла до сих пор не понимала, почему Северус предположил, что она это сделала, позвав его на чай. Некоторых его выводов Мелла не понимала и попросила бы объяснить их, да не предпринимала ничего, чтобы не нарываться на упрямое молчание.       Когда Северус решительно шагнул вперёд, Мелла, погрузившаяся в анализ, которым, признаться, и так занималась чуть ли не постоянно, тоже направилась за ним, почему-то не желая, чтобы Северус шёл один, раз уж он собрался проверить школу.       Мелла хотела расспросить его о многом не потому, что жаждала получить больше информации, а потому, что она надеялась увериться в наличии жизни под маской отчуждённости и холода. Мелла уже начала считать, будто всего лишь придумала, что Северус когда-то смеялся, посвящал время «незначительным вещам» и даже от души веселился.       «Вместе со мной», — Мелла не поверила собственным же мыслям, былой способности зажечь огонь в потухающем фонаре.       Способность эта, должно быть, утеряна навсегда.       Мелла, когда приблизилась к Снейпу, осторожно дотронулась до его локтя, заставив тем самым обернуться. Глаза Северуса округлились в неожиданности, а Мелла быстро опустила руку, по привычке пережав запястье и взволновавшись из-за того, позволительны ли в её случае эти действия. Из головы не выходили минуты на Астрономической башне — уже долго они возвращались к Милэй, даже явились во сне недавно, но она всё равно боялась нарушить данные себе клятвы.       Последний сон и впрямь вышел совершенно не таким, какие обычно изводили Меллу. Он не содержал криков, крови, пыток, мертвецов… Только высокая-высокая башня, приятный ветер, безграничное небо и обжигающий горло горячий шоколад, а также некогда родные руки, бережливо обволакивающие и норовящие не отпускать.       Конечно, сон, как явление «абстрактное», имеет особенность приукрашивать действительность. Именно поэтому Мелла не спешила идти у него на поводу, но нечто, прятавшееся глубоко внутри, иногда не было с нею согласно.       — Профессор Милэй, — Мелла не могла утверждать, но ей показалось, что Северус затаил дыхание. Он помедлил в изумлении, а в его взор заронилось больше проницательности: Северус легко разгадал чужие мотивы. — Побудьте здесь, рядом с профессором Дамблдором, — Северус усмехнулся с иронией, встречаясь с протестом Меллы, и добавил в своей манере: — Блэк чересчур обезумел в Азкабане, чтобы меня одолеть, а Люпин слишком для этого болен. Если он, разумеется, имеет к вторжению Блэка отношение, — в последнем умозаключении Северус, вероятно, нисколько не сомневался. Мелла, хранившая глубокомысленное молчание, вгляделась в его лицо, что так выделялось в темноте Большого зала, и успела найти кучу возражений, которых не хватило бы духу озвучить. Мелла боялась, что Северус озадачится больше допустимого, если услышит некоторые её мысли. Он, окончательно собравшись уйти, произнёс напоследок нравоучительно: — Не забывайте отвлекаться.       Северус, зрительно задержавшись на мгновение на её скрещённых руках, развернулся и вскоре покинул Большой зал. Мантия его эффектно развевалась, а походка оставалась твёрдой и размашистой.       Мелла наблюдала за Снейпом до тех пор, пока он не скрылся в потёмках длинного коридора за дверями. Она продолжила смотреть в сторону ушедшего Северуса и дальше, медленно обретая ясность в разуме.       «Вот же невыносимый», — Мелла поёжилась и слабо улыбнулась. Несмотря на доверие к Римусу, несмотря ни на что, она неожиданно взволновалась за мрачного зельевара Хогвартса.

***

      Школа долго успокаивалась после того ночного происшествия. Хогвартс пребывал в постоянном напряжении, и оно было хорошо ощутимо. Дементоры в округе будто питались всеобщим волнением и становились сильнее. У Меллы появились новые причины волноваться за учеников, и недавно она осмелилась снова высказать их Северусу. Мелла не знала, в тягость ли ему её слушать, но всё равно поведала часть своих переживаний.       «— Они же совсем беззащитные, — Мелла переняла от Северуса дремоносный боб и раздавила его лезвием ножа. Снейп тем временем занимался каким-то лечебным отваром для мадам Помфри. Он внимал Мелле, готовящей снадобье для профессора Люпина, вместе с тем следя за переливающейся в своём котле жидкостью. — Сириусу Блэку ничего не стоит пробраться в Хогвартс, его не останавливают даже дементоры. Что если Блэк проникнет в спальни и вознесёт нож, например, над Роном Уизли?       Северус, до сих пор несколько разочарованный от того, что Люпин, по его личным наблюдениям, пока не походил на предателя, дёрнул уголками губ, таким образом указав, что подобные опасения вряд ли сбудутся.       — У вас богатая фантазия, — оценил Северус, выбирая из имеющихся под рукой компонентов тот, что следовало добавить в зелье. — После первого вторжения Блэка будут приняты меры и дементоров в округе станет больше.       — Но ученики волнуются, а первокурсники особенно. С дементорами ситуация только усугубиться, — Мелла вдруг с эмоциональностью, в последние годы ей несвойственной, вплеснула руками, чуть не выронив боб, и впустила немного пыла в голос: — Как же неважно всё складывается!       Северус испытующе посмотрел на неё. Мелла почему-то ощутила себя глупой и окунулась взглядом в чугунную ёмкость, думая о том, что заставило её снова заговорить.       — И ничего нельзя изменить, — подытожил Северус немного пессимистично, но отрезвляюще. Мелла молча согласилась с ним, убеждаясь, что, как бы ни было тошно от размышлений о Сириусе Блэке, его злодействам не придёт конец лишь из-за её прихотей. Северус тщательно изучил лицо Меллы, будто подмечая ранее ему неведомые, интересные детали, и произнёс, как ей показалось, словно даже стараясь утешить. — Вы озабочены студентами так, как ни один преподаватель до вас, и всё равно рвётесь предпринимать больше, чем в ваших силах.       Мелла мотнула головой в отрицании.       — Что насчёт профессора Макгонагалл? Разве она не обеспокоена?       — От профессора Макгонагалл я не слышал столько взволнованных изречений, — возразил Северус. Он передал удивлённой Мелле корень валерианы, что лежал на передвижном столике, и поджал губы. — Но, признаться, вы были правы, говоря, что мне вас не понять, — Мелла поразилась такому признанию, познав неожиданную гордость. Нечасто Северус отмечал чужую правоту. Будь в подземелье Люпин, в его адрес летели бы только различные колкие намёки, содержащие недобрый подтекст. — В некоторых несносных лентяев заложена лишь ненависть к предмету, в котором они не смыслят ровным счётом ничего. Более того, они не пытаются и виду подать. И вы преспокойно забываете об этом, когда речь идёт о Сириусе Блэке.       Мелла ухмыльнулась, созерцая лёгкое недоумение Северуса. Она снова выявила разницу в восприятии студентов, которая, однако, не являлась сразу достижимой. Мелла продолжала думать, что Северус только примеряет на себя «определённый образ».       Мелла и Северус стали беседовать чаще. Снейп был, как всегда, в своём репертуаре, пренебрежительно отзывался о некоторых вещах, но почти не язвил, видя, что Мелле не до этого. Её озадачивало, что Северус не рвётся сказать что-то резкое, но она всё также была ему благодарна. И в глубине души боялась досаждать.       Северус оставался единственным, кто знал о состоянии Меллы больше остальных. С Римусом Мелла лишь изредка попивала чай и не обременяла его лишними переживаниями. Она предпочитала послушать его, узнать, как идут дела у Гарри и самого профессора.       От Энтони Мелла тоже многое утаивала, хоть он обязательно принялся бы дарить ей успокоение всеми возможными способами. Её условие хранить молчание подкрепило и последнее письмо друга. Мелла, читая его, порой думала, что автором выступает отнюдь не Энтони, но нашла-таки и нечто, доказывающее обратное.       «Терпеть не могу эти ненастья… Уже вторую осень подряд в Нью-Йорке льёт как из ведра, вот я и решил навестить Лондон перед тем, как улететь в Италию на свадьбу. Для меня такие мероприятия уже сродни походам в парк. Это прозвучит странно, но… Как я устал от подобных торжеств! Думаю, если бы случилось чудо и свадьба была у меня, я избавил бы гостей от ненужной мороки и настоял бы, чтобы все пришли в чём угодно, только не в этих парадных костюмах. Подбор таких занимает полжизни.       Мелла усмехнулась. Энтони наверняка писал совершенно искренне.       Вопреки моим слабым надеждам, Лондон ничем не лучше по части погоды. Все мои чертежи, вся многодневная работа промокли насквозь, хотя лежали в рюкзаке. Кажется, палочка нужна мне только для заботы о своих бумажках. К счастью, она с этим справляется.       Ладно. Конечно, не ради побега от дождя я трясся в самолёте восемь часов. Но продолжал надеяться на лучи солнца.       Я приехал за неделю до тридцать первого октября, чтобы поздравить папу с днём рождения. Я всегда удивлялся, что папа так мастерски примеряет улыбку и так много благодарит меня за внимание, в то время как уже давно не очень рад такому событию.       Он мне и говорил: «Не неси ответственности за чьи бы то ни было эмоции. Не улыбайся, когда тебе не хочется этого». Хотя сам никогда не следовал подобным установкам, во всяком случае, на моей памяти.       Знаешь, Мелла, принято считать, что нести ответственность — это тяжело. С годами я ощутил прилив мудрости, и мне стало ясно, что существуют случаи, когда не нести ответственность гораздо сложнее, нежели делать это.       Особенно если дело касается тех, кто тебе дорог.       Я очень стараюсь не показывать родителям, насколько мне больно являться на кладбище. Но не хочу оставлять их наедине с отчаянием, да и считаю, что навещать Маргарет, помимо всего прочего — мой долг. Вообще, мне следует побольше времени проводить здесь, в Британии. Тут я почти всё лето, приезжаю и на Рождество, но всё равно думаю так.       Меня никогда не заставляли носить маску непоколебимости, но я умудряюсь порой примерить её на себя сам. Понимаешь, давно-давно мой папа, потеряв одного из наиболее значимых для себя людей, остался для моей бабушки единственным самым родным человеком. И я остался таковым для своих родителей. Конечно, Эрнест всегда готов прийти к ним, да и другие друзья и знакомые у них обоих имеются, но… Думаю, понятно, что я имел в виду. Мои родители любят меня так же, как любили и любят Маргарет. Больше кого-либо другого.       В Хэллоуин мы вместе ходили к Мег. Осень и зима в Годриковой Впадине кажутся мне сейчас особенно унылыми, грустными. Когда-то эта деревушка была густо заселена, в каждом окне горел свет и звучали разные голоса, а в последние годы она словно опустела. Здесь остались одни старички. Ощущение трагедии навевает и тот полуразрушенный дом, возвышающийся над Впадиной вот уже тринадцать лет.       Чудесные деньки и благодать, которой она дышала, безвозвратно ушли. Когда я был ребёнком, мы вместе наблюдали за светлячками (я и Мег очень любили ловить их), без какой-либо тоски попивали чай в домике бабушки, прогуливались по улочкам… А нынче у меня болезненно щемит в груди, когда я прихожу сюда.       Над кладбищем иногда кричат вороны, оно пустынное и мрачное. Здесь ощущаешь себя не так, как в каком-либо другом месте на Земле.       Иногда с покойниками ведутся разговоры. Мама говорит, она боится, что, начав говорить с Маргарет, попросту сойдёт с ума. И лишь тихонько плачет. Всякий раз, стоит ей увидеть могилу.       Я же стою и не дышу, просто потому, что не в состоянии. И сказать ничего не в силах, когда передо мной надгробные камни и угнетающие надписи на них. Видя надписи, всегда задумываюсь о том, кого кому довелось потерять.       Знаешь, мне не из-за чего жаловаться на жизнь, она наградила меня многим. Но и кое-кого отняла навсегда вместе с частью покоя.       Я на собственном опыте убедился много лет назад, как ужасно осознавать своё бессилие, когда хочешь во что бы то ни стало помочь другим. И вспоминаю об этом всякий раз в Годриковой Впадине.       Её продолжает губить время. Как и дом бабушки. Мой дом тоже «ослаб», но, к счастью, это не так бросается в глаза.       Мы заходили к бабушке. Я действительно волнуюсь за её здоровье. Вероятно, оно подорвалось сначала из-за смерти её мужа, а потом всё усугубилось после гибели внучки.       Бабушка часто говорит о Маргарет. И всегда плачет, но не тихонько, а навзрыд. Я даже не знаю, почему бабушка не обходит эту тему стороной, когда она так её ранит. Визит в Хэллоуин не составил исключение.       Этот дом… В нём мне как-то не по себе. Ничего в нём существенно не изменилось, но ощущение сохраняющегося траура меня не покидает. Вроде до боли родное место, но оно медленно погибает.       Встретила нас бабушка, как и обычно, очень тепло, чуть не задушила в объятиях. От неё веяло немалым одиночеством, несмотря на то что мои родители навещают её. Да и я навещаю.       Мы очень долго говорили с бабушкой. Она рассказывала нам о немногочисленных соседях, о том, насколько неумело или, наоборот, искусно они облагораживают сад, о каких-то совершенно незнакомых людях и событиях, что происходили в их жизнях… Обо всём на свете.       Недавно ей снился собственный дом в руинах, снилась змея, ползущая навстречу и демонстрирующая острые ядовитые зубы. Бабушка, делясь с нами своим кошмаром, дрожала как осиновый лист. Её рассказ произвел на меня впечатление, такое, что мне стало тяжело на душе. Я постарался успокоить её, сказал, что сновидения далеки от реальности, но у меня самого остался неприятный осадок от данного.       Я предложил бабушке свою помощь в уборке на чердаке, пока она беседует с моими родителями, чтобы малость развеяться. Мне тогда понадобилось единение с не слишком лёгкими мыслями, от предложений содействия я тактично отказался. И пошёл один. Поднялся по злосчастной лестнице, ведущей с первого этажа на второй, уловил тихое дыхание былого вместе с поскрипыванием… Помню, как в те далёкие-далёкие времена, когда мы гостили в Годриковой Впадине (по случаю праздников или же без повода), я, подсвечивая тёмную комнату фонариком (палочкой я не пользовался не только из-за слишком юного возраста, но и из-за непереносимости, а в доме бабушки всегда хранились магловские вещи), рассказывал Маргарет перед сном, что по ночам призрак дедушки бродит по ступеням, и потому слышится скрип. Маргарет очень пугали мои рассказы, она боялась, что призрак зайдёт в спальню. Я и сам боялся, что мои выдумки недалеки от реальности, мне нечего скрывать. Но сочинял немало историй, связанных с призраком, чтобы понаблюдать за реакцией сестры. Дети — странные создания: их порой влечёт то, от чего они прячутся. Во всяком случае, рвутся проявить храбрость перед теми, кто пытается её оспорить. Когда я разбудил Мег и сообщил, как мне страшно от собственных же фантазий, она начала подтрунивать надо мной. Вот мы и бросили друг другу вызов — побыли вне комнаты в ночное время. А потом, только услышав скрип, забежали обратно, претерпевая мурашки, и залезли под кровать. Больше я Мег не ужасал.       Позже мы, конечно, повзрослели, детское воображение умерилось. Но лестница действительно изредка скрипит. Скрип мне не кажется зловещим, скорее… Он какой-то чересчур грустный, «плачущий», вместе с тем и «ласковый». Очень необычный, не такой, какой описывается в книгах.       Жаль, что мы с Маргарет уже не строим всяких догадок… Может, мы и смогли бы, да вот моя душа уже не наполняется её заливистым смехом. Столько всего искушает меня в огромном мире своими чудесами, столько личных открытий я совершил, но порой, наслаждаясь кофе утром и смотря на высоченные небоскрёбы за окном, мне хочется вернуться назад. Как бы ни старался прогнать горечь — не удаётся сделать этого до конца. Думаю, если бы дела обстояли иначе, родной мне маленький домик сумел бы «излечиться».       Прибираясь на чердаке, я заново рассмотрел многочисленные фотографии — некоторые из них «живые», а некоторые обыкновенные. Бабушка больше всего любила возвращаться к тем, где изображены все мы, где её внучка широко улыбается. Сейчас бабушка очень редко поднимается на чердак, потому что, по её словам, её ноги уже не приспособлены для частых передвижений по дому снизу-вверх, хотя фотографии дарят ей некую отраду.       Так же и с фотографиями, что были сделаны во времена, не знающие меня, Энтони Тетчетта. Разглядывая некоторые из них, мне кажется, будто это я изображён там, что, конечно, неправда. Эти снимки ощутимо старше.       Я протёр старые настольные часы дедушки, которыми безумно заинтересовался когда-то, лет в шесть. Они функционировали и как будильник. До сих пор ходят. А ведь в детстве я разбирал и собирал их полностью не менее семи раз, считая это занятие лучшей головоломкой. Скоро, естественно, я отыскал для себя и другие, более заковыристые, но часы были мне дороги.       Очистил от пыли ещё более старую расстроенную скрипку, что стоит на специальной подставке вместе со смычком. Раньше бабушка сама вычищала инструмент чуть ли не до блеска, но нынче признаётся, что иногда даже забывает о его существовании. Бабушку в последнее время подводит память. Надеюсь, старость не заберёт её основательно.       Когда-то по дому бабушки разносилась музыка, не звучащая более нигде в мире, потому что была написана дедушкой для одной цели — скрасить семейный вечер.       Сохранились и непосредственно записи этой музыки на бумаге. Папа как-то обмолвился, что наиболее прекрасными для него были «Симфония светлячков» и «Тишина ночей». Бабушка предпочитала таинственный «Лунный шёпот».       Мне кажется, все они особенные по-своему, и содержание их было отнюдь ни при чём тогда. Есть и «Трели лета», и «Яркие вспышки», и «Оркестр перемен». Друзей вот у меня столько, что я ни разу не пытался считать, и, может, кто-то из них и смог бы возродить мелодии. Но я, пусть мне и любопытно, не хочу выносить их из родного пристанища. Произведениям уже лет по пятьдесят, бумага окрасилась золотистым цветом и стала очень хрупкой. В музыке заключены черты жизни в Годриковой Впадине и трепет, что дарили близкие люди.       На чердаке есть и картины. Дело в том, что дедушка мечтал научиться рисовать, изучил технику и стили, но отчего-то ему это не давалось. Увидев, что его сын пылает к рисованию безусловной любовью, дедушка стал учить его азам этой деятельности и заметил что-то, чего не заметил у себя. Их «совместные труды» я получаю в подарок каждый раз на холсте и на бумаге, когда возвращаюсь из своих странствий.       Хранятся и несколько несуразные, но тем забавные детские рисунки, яро стремящиеся вырасти с годами в искусство (думаю, им это удалось). Мои детские каракули бабушка хранит в том числе, но в них такого стремления не прослеживается. Я, возможно, просто забавлялся… М-да, этим я частенько грешил в свои детские годы.       Также на чердаке полно писем, их я не трогал, но знаю, среди них есть и мои, и Маргарет. И даже, вероятно, Геллерта Гриндевальда — далёкого родственника бабушки, с которым сражался Дамблдор. Она на самом деле очень скучает по этому Гриндевальду, но он ещё задолго до моего рождения почти перестал с ней общаться, только редко писал ей. Видите ли, его не устраивали «грязная кровь» и непереносимость волшебства, с которыми его родственница «связалась». Как и не устраивали половину тех, кто жил в Годриковой Впадине. Тут ведь годами обитали знаменитые маги, негоже им, могущественным и чистокровным, терпеливо относиться к тем, кто и палочкой колдовать попросту не в состоянии до определённого возраста. Хорошо хоть эти уважаемые персоны не бросались с кулаками. В отличие от их детей. Те, что были постарше, и вовсе могли ещё и специально применять заклинания: знали, что не последует защиты с помощью магии. Я и сам до сих пор помню эти невыносимые боли, если ей случалось «вернуться» обратно. Немеет всё тело, кружится голова, подступает тошнота, становится то жарко, то холодно, а главное — сердце словно разрывает. Если промедлить, довести до этакого «приступа», там и до смерти недалеко.       Лично мне в совсем юном возрасте в плане «связей с общественностью» везло чуть больше, чем отцу: я рос в другом месте, моим родителям не приходилось выяснять отношения с чужими так же часто. Знаешь, поведение некоторых людей, живших тогда в Годриковой Впадине, вполне могло взрастить во мне предубеждения. Как я рад, что на свете есть столько совершенно разных маглов и волшебников — и отличаются они друг от друга отнюдь не только статусом крови. Занятно, что для кого-то я до сих пор, вопреки логическим заключениям, возможно, остаюсь «больным сквибом», а для кого-то всего-навсего… непревзойдённый Энтони Астер Тетчетт. Кстати, прозвищем «больной сквиб» наделила меня в детстве одна соседская девчонка, чем всякий раз вызывала мои горькие слёзы. Но жизнь переменчива — теперь мы даже неплохо ладим.       Короче говоря, у меня иногда такое ощущение, что бабушка, если бы ей позволяло здоровье, устроила бы на чердаке музей: настолько огромное здесь количество раритета и воспоминаний. Я не консервативен, насколько могу судить, но, думаю, есть вещи, заслуживающие быть увековеченными в первую очередь в сердце.       Твои вот письма, Мелла, я не выбрасываю и не выброшу. Считаю, у них нет срока давности. Колкости имеют отдельную ценность, а письмам, в которых они содержатся, отведён отдельный ящик у меня в столе.       Мне кажется, срока давности нет и противоречиям. Я мечусь между тягой проводить время в родной стране и между желанием быть от неё дальше. Мои печали (а таковые, как бы ни было сложно поверить, имеются), усиливаются посредством печалей других. Но, по моему мнению, я не имею права просто отдалиться лишь поэтому. Мне хочется помочь, рассеять беспросветность, что тщательно скрывается членами моей семьи, но иногда я не знаю, что делать. Чувствую вину, чувствую, что делаю недостаточно. В юности меня гнали в путешествия азарт, интерес, мечты… Сейчас и скорбь. Я привык к убеждению, что мой дом — это целый мир, но Англия, как и Америка, — особенный в нём уголок. Англия похожа на этот самый чердак: место, значимое для меня, но хранящее чересчур много прошлого.       У меня в приоритете всегда стоит улыбка — моя и улыбка того, кто в ней нуждается. В некоторых случаях тяжело поспособствовать её появлению и, главное, удержать.       Прости меня за мои исповеди. Я ненавижу предаваться меланхолии, смех оснащает меня энергией, но бывают моменты, когда я не в силах ничего поделать.       И такие настигают меня осенью, в Хэллоуин, и длятся весь ноябрь в том числе. В остальное время мне гораздо проще совладать с тяжёлыми мыслями. Мои родные и вовсе в глубине души перестали любить Хэллоуин: ассоциации. Папа обожал этот праздник, будучи ещё мальчиком, но скрывает к нему подсознательную ненависть ныне. И всё равно каждый год вырезает тыкву и подыгрывает соседским детям, когда те ходят по домам и вымогают сладости. Маму никогда не баловали чудесами праздника в её детстве, но она полюбила Хэллоуин, когда обрела по-настоящему родных людей и несла эту любовь, пока не умерла её дочь. Уже долгие годы празднование Хэллоуина — средство для предотвращения отчаяния. Некоторые вещи я понимаю и не понимаю одновременно. У меня просто гудит голова.       Я не помню, чтобы писал тебе подобные «лиричные» письма. Постарался всё осуществить красиво. Серьёзно, у меня лежал под рукой словарь.       Мелла сквозь задумчивость слабо улыбнулась. Энтони явно пытался как-то разбавить ранее написанное толикой задора, который источала вся его сущность.       Я прислал тебе ещё фото из Колорадо. Полюбуйся видами, скалами, ну и мной, разумеется. Должно быть в буднях и что-то радостное, правда же?       Письмо лучше поскорее выброси, оно мне жутко не нравится, но я подумал, может, стоит доверить тебе некоторые сокрушения, прояснить, какое влияние имеют события. Конечно, это глупость… Остальные письма будут о хорошем, предполагаю, тебе его недостаёт. Такие новости точно прибудут — мне ни дня не жилось скучно.       Напиши мне, пожалуйста, как твои дела. Ты просишь меня делиться с тобой, а сама молчишь. Дай мне знать, омрачил ли я твоё настроение.       Энтони Астер Тетчетт, бездельник, не придумавший оригинальной подписи в этот раз».       Мелле действительно предстали колдографии, всколыхнувшие смешанные эмоции. Фото показывали естественно улыбающегося Энтони во всей красе. Он махал подруге рукой, а ногами упирался в выступы на скале. Энтони придерживала специальная страховка, хотя вряд ли он боялся бы упасть и без неё.       На других снимках были изображены виды совершенно неизвестной Мелле местности. На одном из них весело улыбались несколько мужчин и женщин, в окружении которых и находился Энтони — вероятно, он встретил друзей во время поездки. У всех у них висели на спине рюкзаки с экипировкой. Позади компании высились величественные горы, касающиеся верхушками самых облаков, склоны украшали деревья, чья крона была густой и позолоченной осенью, а у горных подножий расстилалось поле. Солнце заливало его светом, отчего трава тоже казалась золотистой. Вдоль дорожки, на которой стоял Энтони с друзьями, были вбиты деревянные колышки.       Мелла вгляделась в фотографию. Он находился в центре, а рядом, непринуждённо держа руку на его плече, пристроилась женщина, которую Мелла не видела раньше. Незнакомка, вероятно, была несколько моложе Энтони. Её волосы были завязаны в хвост, а на руки надеты плотные чёрные перчатки для альпинизма, не прятавшие кончики пальцев.       Мелла медленно отложила всё то, что получила от друга, и нахмурилась, прожигая преподавательский стол взглядом. Её охватило множество раздумий относительно письма. И относительно фотографии.       Мелле стало жаль Энтони из-за того, что он извиняется перед ней за имеющиеся противоречия, в то время как она нередко просила его о поддержке, пусть и, может, нестандартными способами. Энтони привык служить для всех верной опорой, мало того, ему хватало на это энергии и ему нравилось ободрять, но сам он почти не делился своими тревогами. Мелла, в свою очередь, запечатав все собственные страхи за студентов и гиппогрифа внутри, написала Энтони, что нет причин извиняться, что её настроение несильно пошатнётся от надобности написать обнадёживающие строки.       Что касается фотографии, Мелла решила не воспринимать всё однозначно и расспросить его потом лично. Она убеждала себя в том, что Энтони чаще всего не изменяет принципам и заранее строить догадки попросту опрометчиво.       И продолжила размышлять, пока дожидалась старшекурсников на ночную пару.

***

      День для матча по квиддичу выбрали неудачно — именно сегодня погода совсем не располагала к игре. Даже Оливер Вуд, заядлый любитель этого магического вида спорта, не поспорил бы.       Дождь колотил по окнам Хогвартса так, что Мелла боялась, как бы не вылетело стекло. Она даже поостереглась выходить на Астрономическую башню — столь мощную бурю затеяла природа.       Гром сотрясал каменные стены, молнии пронзали небо, а гриффиндорцы и пуффендуйцы, настроенные на борьбу, словно этого не замечали. Желание выиграть, забрать у соперников победу, являлось довольно ярым.       Мелла укуталась в плащ. Она перед каждым матчем надеялась, что студенты останутся целы, настолько ожесточённо порой шла игра.       Дементоров слетелось просто несчётное количество. Ко всему прочему они ещё и занимали почти всё пространство за пределами замка, что только хуже отражалось и на студентах, и на преподавателях.       Мелла широким шагом шла за торопившимися на матч учениками по мосту из Хогвартса. В сердце больно кололо плохое предчувствие, которое только яснее давало понять, что такое мероприятие стоило перенести на более подходящий день.       Мелла поёжилась, с опаской поглядев на тёмное небо. Ей очень хотелось, чтобы игра в квиддич отменилась сегодня.       Погода ухудшилась: дождь полил сильнее, ветер подул порывистее, настолько, что вполне мог вывести из строя мётлы.       — И ради чего всё это? — спросила саму себя Мелла шёпотом.       — Не жалуете школьные матчи? — раздался голос Северуса, очевидно, услышавшего её недоумение. Мелла вздрогнула, как и тогда, на Астрономической башне, с укором устремившись в чёрные глаза, источающие привычную лёгкую насмешку вперемешку с холодком.       — Не жалую, когда подходят без предупреждения, — парировала Мелла. Её слова были плохо слышны из-за набирающей мощь грозы. Мелла негодующе вздохнула, медленно и неловко поправила волосы, что перебирали упрямые порывы воздуха. Северус, так или иначе, дожидался её объяснений. Мелла вздохнула во второй раз. — Сейчас не лучшее время для полётов на мётлах.       — Вы так трепещите перед грозой? — Северус, кажется, был скрытно рад случаю позлорадствовать. Мелла промолчала, чуть нахмурившись. Северус, принимая её молчание за согласие, вдруг усмехнулся. Мелла чуть не попросила Снейпа усмехнуться так же ещё раз: по ней опять побежали приятные мурашки.       — Мне кажется, есть, чего опасаться, — пробормотала она. Попытки взять себя в руки не увенчались успехом, да и Северус своим воздействием этому мешал. Мелла спохватилась: — Матч начинается, надо поторопиться.       И она побежала навстречу стене дождя, предварительно накинув капюшон. Северус неспешно направился за Меллой, не разделяя этой суеты, которую, по правде говоря, сам и спровоцировал.       Мелла спиной ощущала на себе его не слишком пристальный и настойчивый, но внимательный взгляд, наличие которого не докучало, но вызывало вопросы. О многом ей хотелось бы спросить профессора Снейпа.       Дождь стучал по капюшону, мочил волосы, выбивающиеся из-под него, и Мелла, чувствуя теперь уже противный холод, бегущий по коже, ускорилась, лишь бы Северус не заметил на её лице отражение мыслей на определённую тему. Мелла действительно очень переживала за то, что Северус обретёт желание узнать что-то… А если у него появится такое, он, несомненно, ему последует.       Мелла быстро достигла трибун, на которых сидели профессора, защищающиеся от грозы по-разному. Студенты же преимущественно держали над головами зонтики с эмблемами факультетов Хогвартса. В подростках Мелла замечала энтузиазм несмотря на всё то, что было готово его уничтожить.       Мелла, садясь на деревянную скамью, предусмотрительно оставила Северусу место с краю — и на трибуне профессоров было довольно тесно.       Снейп, подойдя ближе, сначала окинул её строго-оценивающим взглядом. В руках у Северуса был тёмно-зелёный зонт — видимо, Снейп заведомо держал при себе маленький лоскут ткани, наделённый нужными волшебными свойствами. Снейп вскоре заметил свободное пространство рядом с профессором Милэй. Он сначала помедлил, но затем, выпрямляясь, прошёл к ней и скованно опустился на скамью. Мелла, заметив это, грустно улыбнулась про себя. Она удивилась тому, что замечает такие неуловимые тонкости, как смятение самого холода.       Мелла хотела бы подсесть ближе, спрятаться с Северусом под одним зонтиком от всей беспощадной погоды, но, напомнив себе о том, что пора бы прекратить совершать глупости, смиренно отпустила эту затею и уставилась в середину поля, на две собравшиеся команды.       Игра началась. Никакие ненастья не препятствовали активному соперничеству гриффиндорцев и пуффендуйцев, и Мелла, наблюдающая за ними, не переставала волноваться. Видимость оставалась ужасной — студенты казались цветными вспышками в непроглядном тумане за счёт ярких мантий. На любителях квиддича также были защитные очки.       Мелла, боявшаяся, что сегодня эта борьба может окончиться плачевно, зябко передернула плечами. Капюшон плохо защищал её от ледяных капель, к тому же Мелла не собиралась отвлекаться от происходящего на поле.       — Профессор Милэй, — Мелла резко взглянула на Северуса в полном непонимании, не ожидая, что тот её позовёт. Он спросил с неким нажимом: — Вы забыли зонт?       — Я посчитала, что капюшон неплохо справится, — произнесла Мелла даже виновато.       — Вам кажется так до сих пор? — Мелла и Северус разом пригнулись, когда над ними с бешеной скоростью пролетел ловец Пуффендуя. Снейп недовольно нахмурился, но продолжал испытующе глядеть на Милэй, а она, совершенно не взволновавшись оттого, что пуффендуец рисковал задеть её, уставилась на Снейпа в ответ. Она непомерно занервничала и схватилась за воротник плаща, будто тот мог чем-то помочь.       Северус понял всё без слов. Он покачал головой с долей характерной суровости, а затем протянул в сторону Меллы зонт, закрывший её от грозы.       Мелла затаила дыхание, оказавшись под столь надёжным щитом, и чуть расслабилась, немало смутившись. На губы напрашивалась благодарная улыбка, которую Мелла постаралась сдержать, но напрасно: улыбка всё равно открылась Северусу, который тоже малость растерял собранность.       Мелла, отвлекшись от игры (а в ней имелось то, на что стоило обратить внимание), расположила ладонь на скамье и осторожно подвинулась к Северусу, почти касаясь его плеча своим. Ведь, вытянув руку, Северус и сам очутился под дождём, лишился спасительного купола над собой. И Мелла решила, что им действительно стоит оказаться под одним зонтом, несмотря на все предрассудки.       Северус согнул руку в локте, поспособствовав осуществлению её планов. И она, и Снейп, будто бы в поражении замолчали, просто потому, что потеряли дар речи от того положения, в которое попали.       Первой очнулась Мелла. Она, упрямо засмотревшись на Гарри, приложила ко лбу пальцы, стремясь прийти в себя. Мелла потянула капюшон назад, в полной мере ощутив витавшую вокруг влажную свежесть.       — Вы забыли кое-что, — негромко произнесла Мелла то же, что и недавно. Северус, к её удивлению, выгнул бровь в явной интриге. — Ну, — протянула Мелла, на секунду забыв, о чём намеревалась сказать, но вовремя ухватила суть. — Пережать пальцами переносицу, как вы это обычно делаете.       Северус посмотрел на Меллу без мрачности и без язвительности, только с несерьёзным укором, мало-помалу согревшим её изнутри. Мелле это и нужно было, когда холод, походивший на зимний, мучил её.       — Приберегу для лучших времён, — пообещал Северус, стиснув рукоять зонта посильнее. Мелла очень медленно воспроизвела упомянутый жест, что вызвало у Северуса ту самую необъяснимую усмешку. Он снова покачал головой в своей манере. — Не сочтите за критику, но морщитесь вы весьма деланно.       Мелла тоже усмехнулась, посчитав, что ей мастерства точно не хватает.       Дождь не прекращался и теплее не становилось, но Мелла перестала чувствовать себя слишком уж неуютно. До неё доносились восторженные возгласы сидящих на трибуне, короткие переговоры игроков, звуки рассеченного воздуха, но всё это было будто глухим и отдалённым. Мелла признала, что ей нравится сидеть рядом с Северусом. Он не отпускал зонт, держался прямо и бесстрастно наблюдал за всеобщим ажиотажем, погрузившись в никому не ведомые раздумья. Мелла до этого замечала его спокойствие лишь в Запретном лесу, а сейчас к ней вновь вернулось осознание того, что Северус не скован обязательством произвести особое впечатление, уже давно слившиеся с ним в единое целое.       Мелла долго и незаметно разглядывала Снейпа, делая определённые открытия. Он действительно о чём-то думал, только из надобности направляя взгляд то на одного, то на другого студента. Хотя Северус не оставлял привычной сосредоточенности.       Мелла переместила руку, лежащую на скамье, к нему. Она надеялась, что, дотронувшись до его пальцев своими, тем самым напомнит о себе, а затем прошепчет очередное «спасибо» за проявленное неравнодушие. Почему-то это казалось правильным решением.       Она уже почти осуществила желаемое: её мизинец едва коснулся мизинца профессора Снейпа. Но Мелла не сделала того, чего хотела, а вернее, не успела, нежданно-негаданно пожалев об этом: Гарри взмыл вверх, к густым тёмным тучам, чем заставил её подскочить, и она чуть не поскользнулась из-за имеющейся сырости на деревянной перекладине под ногами. Мелла вздохнула, радуясь, что устояла и что не упала прямо на Северуса. Такого он бы точно не стерпел.       Северус поднялся следом, уже невзирая на буйствовавший ураган, и также стал выискивать Гарри, затерявшегося в высоте. Многие проявили к поискам Гарри интерес, лихорадочно обсуждая то, что он оказался вне поля для квиддича.       Мелла забеспокоилась за мальчика, обсыпала мысленными проклятиями снитч и всё, что норовило нарушить безопасность учеников. Ей сделалось особенно холодно, по коже побежал мороз, изо рта вырвался пар. Мелла обхватила руками локти и задрала голову кверху. В зловещей грозовой дымке, как ей на миг почудилось, мелькнули чёрные плащи.       — Неужели дементоры… — осевшим голосом произнесла Мелла. Она уже всерьёз начала подумывать о том, чтобы взлететь, используя развитые когда-то навыки, и спасти Гарри. — Они же… Они…       — Профессор Милэй, — обратился к ней Северус, непоколебимый и в данный момент. Он не терял строгости, но и не обделил просьбу некой вежливостью: — Присядьте.       Мелла испытала тихий подозрительный трепет. Она нехотя подавила его, взглянув с несогласием на Северуса, смело борющегося со всеми обстоятельствами этого дня.       — Ему нужна помощь, — заявила Мелла. — Я приехала сюда на работу не для того, чтобы…       Мелла не договорила, потому что её пронзил чей-то женский крик. Он был не извне, а звучал откуда-то прямо из мозга, будоража воспоминания.       Мелла, сбитая с толку, возродила в памяти ночь в Хэллоуин, когда Лили Поттер, до смерти напуганную, прошибло заклинание Волан-де-Морта. Именно этот крик она и издала перед тем, как затихнуть навсегда.       Он затерзал Меллу, ослепил на какое-то время — почему-то настал миг, когда она вырвалась из реального мира под воздействием давно прошедших событий. Но не всегда это было так болезненно.       Мелла, упорно сопротивляясь крику, возвратилась к выискиванию Гарри. Она, претерпевая сильную мигрень, трясущейся рукой достала из кармана палочку и еле вознесла её над собой. Произнести «Экспекто патронум» Мелле не удалось — крик превратился в невыносимый, оглушил, даже не будучи настоящим. Потому она действовала без слов.       В небо взмыл серебристый луч, который, даже являясь телесным патронусом, сумел удивить Северуса. Должно быть, потому, что существовала возможность лицезреть форму этого заклинания, применённого профессором Милэй.       Снейп даже не сразу заметил, что самочувствие Меллы далеко от лучшего. Она слышала зов Лили и сходила под его влиянием с ума, ясность стремительно покидала разум.       — Может, вы всё же последуете моему совету? — сказал Северус. Удивление в его голосе превосходило недовольство, и его Мелла почти не расслышала. Она, желая скрыть то, что ей досаждает и воздействует на неё крайне плохо, жестом выразила протест. — Падать вниз с трибуны вам вряд ли доводилось, — добавил Северус, будто впервые усомнившись в уместности собственных высказываний.       — Я опоздала… — сокрушенно прошептала Мелла, с ужасом смотря на то, как безвольное тело Гарри и его метла летят вниз. Северус, оправившийся от поражения, устремил взор туда же.       Впрочем, не только Северус и Мелла озаботились состоянием Гарри, точнее его скорой встречей с покрытием поля. Мелла от перенапряжения выронила палочку, тысячу раз обругав себя за это, и та глухо упала куда-то под трибуну. Крик Лили зазвенел в ушах.       Ужаснувшиеся студенты и преподаватели пребывали в полнейшем шоке, многие уставились на Гарри, находящегося в обмороке, с сочувствием. Дамблдор первым опомнился и громогласно произнёс заклинание, поймавшее Гарри прямо над землёй, таким образом предотвращая очевидный исход.       Крики утихли, размышления мало-помалу ожили, и Мелла, встревоженная просто донельзя, изредка спотыкаясь, понеслась к Гарри, которого Дамблдор с помощью палочки опустил на землю.       Меллу не занимало ничего, кроме Поттера. Она даже забоялась, что он упал уже мёртвым, и припустила ещё быстрее, наплевав на палочку. Рон и Гермиона побежали к другу тоже, а после присоединились и добрая половина тех, кто созерцал матч.       И Северус подоспел в том числе. Он не проявлял настолько же бурной реакции, как Милэй, но резкость его движений говорила о многом. Мелла, задумавшаяся об этом потом, озадачилась на долгие часы.       Она в панике коснулась руки Гарри, чтобы удостовериться, жив ли он. Его рука, к неизмеримому счастью Меллы, оставалась тёплой. И это уже значительно облегчило её путь до больничного крыла вместе со всеми, кто озаботился произошедшим.

***

      Мелла исправно навещала Гарри после его опасного падения. Он довольно скоро пришёл в себя и отделался, как заверяла мадам Помфри, легко — в качестве неприятных последствий выступили несколько небольших ран на лице.       Гарри при Мелле был достаточно молчалив, но когда считал нужным говорить, говорил по существу. Он рассказал ей о том, как его со всех сторон атаковали дементоры, и Мелла, задумчиво слушая эмоциональные речи, и сама прониклась опасениями Гарри относительно тёмных существ.       «— Я увидел свет. Он разогнал дементоров, но я тогда уже сорвался с метлы. Неужели вы их заметили снизу?»       Мелла кивнула в ответ на его вопрос, хотя, по правде говоря, не заметила, а ощутила: тот самый холод, что точно не был прихотью осени, пускай она уже и становилась поздней. Ледяные руки, охватившие Меллу, завладели и её душой.       Мелла поделилась с Дамблдором всем, что ей пришлось испытать при нашествии дементоров, но не рассказала про донимавший крик Лили. Почему-то Милэй посчитала, что та ночь в доме Поттеров — её «личное» страдание. А Дамблдор без труда догадался бы о том, кому принадлежали предсмертные звуки. Он умудрился неплохо изучить Меллу вместе с основными причинами её угрызений совести.       И всё-таки Дамблдор знал не всё. Мелла привыкла доверять что-то кому-либо лишь частично. И порой размышляла, только ли обстоятельства виноваты в этом. Их вину Мелла опровергала обычно в считанные секунды.       Северус, когда Мелла убедилась, что с Гарри всё хорошо, продемонстрировал ей потерянную палочку. Мелла тогда настолько обомлела, что сперва ничего и не сказала Снейпу. Она ни разу за долгие годы не забывала про палочку и, стоило той вернуться, опешила.       » — Вы полезли под трибуну, чтобы её достать? — с нотками осуждения вопросила Мелла, наконец найдя слова. Северус, разглядывающий её в объятиях сумерек, опустил подбородок. Он оказался ближе.       — Совсем необязательно лезть под трибуну, профессор Милэй, чтобы воспользоваться «Акцио». Вам ведь это известно, — его баритон потерял жёсткость, Мелла заметила, как заблестели в полумраке его глаза, показывая привычную лёгкую насмешку. Их было хорошо видно в тот поздний ночной час, когда Мелла и Северус выдвинулись на новое внеплановое дежурство. Мелла помнила, что чувства молодого Северуса выдавали чаще всего его глаза, и она обращалась к ним и сейчас, в ту пору, когда Снейп уже давно пережил перевоплощение. — Уверяю вас, это было нетрудно, — добавил он с сарказмом, будто бы предугадывая её предположения.       — Я… Я могла бы сделать это сама, — не слишком убедительно сказала она после паузы, уставившись на Снейпа так, словно раньше его не видела. Он продолжал терпеливо стоять с палочкой в руке, немного нахмурив брови в задумчивости. Мелла не понимала, как Северусу удаётся глядеть на неё так ненавязчиво, но прямо, и оттого загадочно. Она переняла палочку рукой, дрожащей в волнении, специально схватившись за то место на деревянном корпусе, в котором располагались пальцы Снейпа. Мелла вдруг улыбнулась, когда на её коже осталась прохлада и даже, возможно, то изящество, что сопровождало Северуса при случае. Оно проявлялось главным образом в приготовлении зелий, к которым Снейп относился бережливо, с особенной любовью. Мелла отметила, что и её палочку Северус держал подобно компонентам, коими дорожил, как и собственным ремеслом.       — Вы казались мне ярым противником этой замечательной фразы, — напомнил Северус Мелле её изречения, направленные в его сторону раньше. Мелла неосознанно поправила волосы, не припоминая, как давно она чувствовала себя нелепой. Может быть, лет двадцать назад… Мелла в любом случае разозлилась: нелепыми себя нарекают только несмышлёные подростки. Но ей точно стало неловко. — …Хотя я начал в этом сомневаться уже тогда, когда обнаружил вырезанный вами символ на палочке. Восхищаетесь Бардом Бидлем?       Теперь ею овладело смущение, послав кровь в кончики ушей. Мелла впоследствии ощутила прилив тепла. Её улыбка возродилась, превратившись в более естественную, такую, какой привыкли улыбаться бледные губы.       — Одной его сказкой, я бы сказала, — Мелла сжала покрепче палочку, радуясь возвращению немаловажной вещи. — А вы — поклонник литературы, профессор Снейп?       Северус помолчал, думая, так ли это на самом деле. Он возобновил неторопливое шествие вперёд.       — Я читаю книги искуснейших зельеваров, изучаю сборники заклинаний, изредка углубляюсь в заметки об истории магии. В основном же я увлечён многочисленными эссе о зельях, груда которых растёт на моём столе каждый день, — Северус добавил не без язвительности: — Были бы эти эссе чуть менее бездарными, вы получили бы утвердительный ответ на ваш вопрос.       Мелла вздохнула. Опять Снейп завёл излюбленную шарманку. Всё же Милэй предполагала, что ненависть к работе у него зародилась из разочарования. Зельеварение всегда давалось студентам сложно, и без должного интереса и упорства постигнуть данную науку по-настоящему тяжело. Мелла не знала, как обстояли дела тогда, когда Снейп только устроился профессором в Хогвартс, но предполагала, что Северус имел так и не оправдавшиеся ожидания.       Мелла, вопреки раздумьям на весьма печальные темы, ухмыльнулась. Ей почему-то казалось, что Северус обязательно упомянет и детективные повести, которые читал с ней давно-давно в доме Снейпов, но не дождалась от него этого, из-за чего немного расстроилась. И всё же ей польстило, что Северус не утаил некоторых подробностей».       Меллу услаждала такого рода лесть и тогда, когда он слушал о её переживаниях, когда выходил с ней на ночной обход Хогвартса, говоря, что после вторжения Блэка в замок следует быть начеку.       » — Вы ни при чём, профессор Милэй, — «успокаивал» её Северус всякий раз. — Это просто мой долг».       Как поняла Мелла, «долг» заключался в том, чтобы, в конце концов, застать Сириуса в коридоре школы, поймать преступника и передать его в руки правосудия. И всё же внутри Меллы теплилась слабая надежда на то, что Северус иногда просто хотел побыть рядом.       У них наконец возник шанс выйти в Запретный лес. Мелла проявила долю настойчивости, когда позвала Северуса пойти с ней, и потому испытывала маленькую гордость, когда ей удалось добиться своего.       Опала почти вся листва, при соприкосновении подошвы с землёй раздавалось шуршание. Мелла на этот раз шла впереди, надеясь, что до Северуса не доносится биение её сердца. Вокруг было тихо, а сердце Меллы колотилось слишком громко.       Северус же следовал за ней почти бесшумно, иногда пригибаясь, чтобы защититься от голых ветвей. Мелла опять ощущала его взгляд, который, как она думала, вполне мог быть плодом её фантазии, и гадала, как относиться к нему. Мелла настраивала себя на покой, но внутри воцарилось лишь смятение, возмутительное и волнующее.       — Вы не ищете лёгких путей, — констатировал Северус, осматривая землю на наличие ям и переступая через одну из них, а затем пробормотал с долей пессимизма: — Гиппогриф достаточно ценен для вас.       Мелла, пребывающая в состоянии нервозности, тем не менее улыбнулась и коротко оглянулась назад.       — Почти дошли, — отозвалась Мелла, а в голове появилась зелёная поляна, где двое семикурсников проводили время, общаясь друг с другом и заодно с Клювокрылом. Запретный лес наполнялся звонким смехом, а день, пусть даже и зимний, делали летним искренние улыбки.       Мелла пошла медленнее, возрождая в памяти все нежные слова и речи, что ей доводилось слышать от Северуса. В горле возник ком, отдающий горечью. Эта горечь особенно прицепилась к Милэй за последний год, но с недавних пор она усилилась. Потому что её ещё больше угнетала невозвратимость былого счастья рядом с немаловажным тогда человеком.       Сквозь печаль прорезался интерес, который был Мелле уже знаком: она предугадывала, как Северус поведёт себя, когда встретится с Клювокрылом, ощутит ли, что даже летал на нём, и как в свою очередь Клювокрыл отнесётся к Северусу. Мелла не знала, помнит ли гиппогриф слизеринца, потревожившего его много лет назад, и ожидала прояснения ситуации.       Мелла остановилась, глубоко вдохнув. Она посмотрела на Северуса как-то заговорщически, и он приподнял бровь, вопрошая, действительно ли зрелище стоит того, чтобы оставить свои дела.       Поляна пока пустовала. Мелла совместила вместе пальцы: в её планы не входило доставлять неудобства Северусу, тем более без причины. Она забоялась, что Клювокрыл так и не явится, и возможность показать Снейпу что-то удивительное испарится сама собой.       — Он… Сейчас будет, — пообещала Мелла. Северус приподнял бровь выше.       — Я уже третий год жду, когда мисс Грейнджер оставит манеры заносчивой выскочки. Подожду и теперь, профессор Милэй, — прозвучало это обнадеживающе. Мелла ощутила, как расслабляются вечно напряжённые мышцы лица, хоть ей и не понравились новые замечания насчёт Гермионы. Ей даже стало тепло где-то в области сердца, несмотря на то что холод уже вжился в окрестности Хогвартса.       Мелле нравилось не только говорить, но и молчать рядом с Северусом. Она знала, что он наверняка слышит ароматы огромного количества компонентов, что его мысли с быстротой сменяют друг друга, а эмоции неустанно придумывают способы, как бы закрыться от всего мира. Впрочем, недавно они стали терпеть поражение. Потому что Мелла заново училась их распознавать.       Она ощутила движение позади: Северус сделал шаг вперёд, оказавшись по правую сторону от неё. Мелла, только озадачившись, что же заставило его это сделать, с не меньшим ошеломлением, чем Северус, засмотрелась на Клювокрыла, показавшегося из ветвистых зарослей.       Мелла часто приходила к нему на поляну, ведь боялась, что настанет день, когда с ним, другом своих подростковых лет, придётся распрощаться. Мелле снились сны о том, что может случиться с Клювокрылом, и она посвящала ему минуты, подобно тому, кто, сострадая, пытается скрасить оставшиеся месяцы жизни больному.       А он будто бы не понимал, что за участь ему угрожает. И оттого становилось ещё грустнее.       Клювокрыл внимательно осмотрел гостей поляны. Меллу он узнал сразу, а Северуса, по-видимому, всё вспоминал, размышляя, встречал ли его раньше.       Меллой целиком и полностью овладели воспоминания.       — Вот и Клювик, — полушёпотом сказала она и медленно подошла к гиппогрифу. Тот явно обрадовался её приходу и позволил ей коснуться жёсткой шёрстки, распушив широкие крылья.       Мелла обернулась, со странной смешинкой во взгляде созерцая то, что Северус с любопытством, но с опаской разглядывает гордое, столь необычное животное. Она не заметила того же год назад, когда встретила Снейпа в лесу. Вероятно, к профессору ни разу не подходило это магическое создание, и его любопытство так и не переросло в исследования.       — Вы боитесь его? — Мелла вспомнила, что тоже слышала от Северуса в её адрес насчёт дементоров. Она опять улыбнулась, допустив в данный жест мягкость. Мелла осознала, что это было необходимо и что здесь играло большую роль её личное желание.       Северус хмыкнул. Его брови сдвинулись, складочка между ними углубилась, проливая свет на всколыхнувшуюся вовлечённость.       — Спешите с выводами, — сказал Северус, однако, не лишив движения осторожности. — Было бы неразумно вести себя с этим существом так, как повёл себя мистер Малфой.       Мелла снисходительно покачала головой, отмечая присутствие сомнений у Северуса.       — Конечно, всё, что написано в книгах о гиппогрифах, правда, — Мелла пожала плечами и снова протянула к Клювокрылу руку. — Дело в том, что некоторые тонкости упущены. Гиппогрифы вполне дружелюбны, но немногие в этом убеждены. И вы тоже не убедитесь, если не подойдёте.       Мелла не настаивала на том, чтобы Северус непременно последовал её наставлениям. Она лишь предложила ему предпринять попытку, надеясь, что так он и сделает.       Северус последовал вперёд. Мелла заметила, как глаза его округлились, как всё больше его занимал гиппогриф, стоящий перед ним. Так же, как и тогда, когда Северусу было семнадцать лет.       Он вытянул руку, выжидательно поглядев на Милэй. Она одобрительно кивнула, ожидая дальнейшего развития событий.       Клювокрыл напрягся, наблюдая за действиями «знакомого незнакомца», которого уже тогда недолюбливал, но разрешал пользоваться своими крыльями. Клювокрыл фыркнул несколько свирепо, и Северус еле заметно согнул пальцы, немного уклонившись назад.       Меллу опять посетило чувство, согревшее изнутри. Оно будто указывало на что-то, чего Мелла сторонилась, чего не должна была делать. Но её поборола тяга оказать Северусу помощь, чтобы изумить его ещё раз.       Она очень аккуратно и без какой-либо уверенности в том, что поступает правильно, накрыла пальцами его пальцы и чуть надавила на них, поспособствовав тому, что Северус коснулся острого клюва, в некоторых местах покрытого мелкими царапинами.       Северус, возможно, и сам не понял окончательно, чему конкретно изумился: то ли тому, что сделала профессор Милэй, то ли тому, что он дотронулся до избирательного и недоверчивого представителя волшебного мира.       Северус оторопело посмотрел на неё, потом на гиппогрифа, затем снова на неё. А Мелла, пусть и изрядно заставляя себя, не убирала руки. Краска снова тронула кончики её ушей, а смятение заколыхалось в глубине души, отправляя Меллу туда, где могли странствовать лишь её мысли: её прошлое.       Но в этот раз не только оно занимало голову. Её заполонило и настоящее.       — Невероятно, — донеслось от Северуса приглушенно и с примесью позабытого восхищения. Мелла задержала дыхание. Её пальцы невесомо надавили на его, и Мелла потерялась в дымке необъяснимых чувств, в которую замешались и воспоминания.       «То же самое он сказал и в тот день, когда я показала ему Клювокрыла впервые», — Мелла ощущала шершавость его бледной кожи, выступающие костяшки пальцев, полюбившийся холодок — всё то, к чему она устремилась на матче, к чему уклонилась на Астрономической башне, в конце концов, было достигнуто. Мелла улыбнулась Северусу, преодолев очередной внутренний барьер, и заметила, что пара его морщинок разгладилась. Северус пребывал в покое, который, неожиданно для Меллы, растопил её и попросил улыбаться дальше. А аромат полыни пришёлся как нельзя кстати.       Но она отдёрнула руку через несколько секунд и стыдливо опустила глаза, не желая видеть реакцию Северуса на свои выходки. Он выражал лишь лёгкое недоумение, а главное, тихое, едва доступное к пониманию любование гиппогрифом.       — Он очень добрый, — произнесла Мелла и успокаивающе погладила Клювокрыла по пёрышкам на голове, чтобы убавить его насторожённость. — Но своенравный. И… Свободолюбивый, — в её голосе поселилась горькая тоска. — Я не могу себе представить, чтобы он не летал под облаками и не бродил по лесным опушкам.       Северус тоже убрал руку, как подумала Мелла, нехотя. Он посмотрел на неё так, будто видел насквозь — этот взор всегда чересчур воздействовал на Меллу.       Северус наклонил голову набок, как и всегда, когда углублённо размышлял о чём-то. Мелла уже и не знала, какие слова заставят её придумывать ещё одну красивую историю.       — И всё-таки вы солгали, — этого Мелла не ожидала, а шершавость баритона и вовсе вызвала дрожь. Мелла вся сжалась и забоялась, что в отчаянии может и заплакать. Ведь Северусу ничто не мешает делать выводы, и если он захочет…       «Он всё узнает», — решила она, испытывая страх раскрытия и невыносимый стыд за то, как тогда обошлась со Снейпом.       — Насчёт того, что не учились здесь, — закончил Северус, убедившись, что его слова возымели эффект. Он спросил тихо, таким тоном, который Мелла успела полюбить и который немало пугал её пронзительностью и проницательностью.       Сердце готово было выпрыгнуть из груди, у Меллы даже подкосились ноги. Её вдруг начало душить, и в её поведение замешалась беспомощность, которую Северус, вероятнее всего, заметил. Во всяком случае, так Мелла предполагала.       — С чего вы… Это взяли? — она замечательно знала, что Северус не верит её жалким возражениям. Но не оставляла напрасных попыток. Между тем её задушило ещё сильнее.       — Профессор Милэй, — Северус поглядел на неё так, словно изобличил. Он говорил ровно, без осуждения, Мелле даже показалось, что Северус утешает её своим тоном. — За год или два невозможно установить такой контакт с гиппогрифом. По моему мнению, даже если бы вы добивались его расположения лет десять, и то, вероятно, были бы обречены на провал. Гиппогриф уважает того, кто с уважением относится к нему, но вряд ли завяжет с кем-либо крепкую дружбу. Только если с рождения не получал заботы определённого человека. И в данном случае этот человек и есть вы. Вы знали гиппогрифа всю его жизнь.       У Меллы онемели ноги и руки, она поджала губы, лишь бы не испустить разочарованный вздох. Она неосознанно затеребила край мантии, не став тянуться к ушам, как хотела бы сделать. Мелла всё ещё не отвыкла от того, что когда-то в них красовались серьги — особый подарок Снейпа.       — Какая чушь, — только и сказала Мелла сдавленно, признавая себя побеждённой. Она отступила от Северуса, оказываясь почти у спины Клювокрыла.       — Справедливо с моей стороны сказать, что всё написано у вас на лице, — Северус медленно шагнул к Мелле, непрестанно рассматривая Клювокрыла. Тот не был слишком этим доволен и зорко следил за тем, кто почтил его своим присутствием вместе с ней. Клювокрыл всегда был готов защитить свою подругу. — И вы имеете право считать мои заключения чушью, — Северус встретился с Меллой глазами. Она завороженно загляделась на него, не находя признаков язвительности и колкости. Полынь стала ощущаться лучше, и Мелла захотела ещё приблизиться к Северусу, чтобы насытиться ею и наполнить лёгкие чудесным, еле уловимым запахом. Северус добил Меллу своей последней фразой, сказанной уверенно, но не слишком твёрдо: — Я же их таковыми не нахожу.       Мелла знала, что, если промолчит, Северус точно утвердится в своей правоте. Но доводов, доказывающих обратное, не было.       Мелла нервно усмехнулась. Внутри всё перевернулось от волнения. К ней вновь подобралась сильная усталость.       — Умно, профессор Снейп, — Мелла хмыкнула, очень надеясь, что не заливается предательской краской. Северус в непонимании немного сощурился. — Вы успели возвести в абсурд всё, что я когда-либо говорила, а сами держите рот на замке, лишь бы я не проделала того же. Но я, в отличие от вас, не строю безумных теорий, — по правде говоря, Мелла не строила, потому что ей и не приходилось: она и так знала о Северусе почти всё. Но, так или иначе, ей хотелось послушать его самого.       — Если бы они были такими уж безумными, — Северус осторожно провёл ладонью по короткой серой шерсти, до сих пор не веря, что в самом деле стоит перед таким величественным гордым животным, как гиппогриф. — Вы не реагировали бы на них так остро, — Мелла с прискорбием признала, что так всё и есть, и по её спине пробежалась холодная капелька пота. — К тому же я не знал, что вы мечтали, чтобы я непременно что-то говорил.       Мелла, пытающаяся вспомнить, предлагала ли она Северусу рассказать нечто о себе, совсем поникла под гнётом неоспоримой истины. И главное, Северус придерживался высказанной точки зрения. А Мелла жила с мыслями о том, чтобы Северус ни о чём так и не догадался.       «Я должна была понимать, что ничто не вечно», — упрекнула себя Мелла, вновь взвалив на плечи камень в виде вины и раскаяния.       — Не делайте вид, что проронили бы хоть слово, — Мелла допустила толику хитрецы в свои изречения. Похоже, пояснять то, на что Северус обратил внимание, было необязательно, и тревога немного угасла, хотя её отголоски продолжили донимать. Мелла, видя, что он принимает в этом вопросе нейтральную позицию, широко раскрыла глаза в недоверии.       — Профессор Милэй, разве я похож на того, кто привык «делать вид»? — Северус немного приподнял уголок губ, а Мелла только продлила своё молчание, залюбовавшись. Она хотела выпалить что-то наподобие: «Ну же, улыбнитесь, наконец!», но вовремя сдержала язык за зубами. Мелла очень стосковалась по его улыбке, пусть даже самой незаметной, и надеялась узреть её ещё когда-нибудь.       — В таком случае, — Мелла, не веря, что ей дано добро на какой-либо вопрос, спросила тут же, чтобы Северус не успел передумать: — Почему вы ненавидите профессора Люпина?       Мелла знала, почему, но поинтересовалась с целью поговорить… Насладиться необыкновенным, многообразным баритоном, в который часто затесывались глубокие нотки. К тому же Милэй внутренне грезила о доверии Северуса.       «Не слишком ли много у меня пустых надежд?» — Мелла в волнении прикусила губу. Стыд за них возникал немедленно, терзающий, вполне обоснованный стыд: Мелла сомневалась, что достойна доверия, учитывая миллионы придуманных ею оправданий… Ей становилось тошно от того, что никто не знал её настоящую: ещё более скверную и нечестную, чем любой другой человек. Мелла обрекла себя на мнение, что за всё, ею совершённое, она заслужила бы ненависти и добрейшей души.       Северус помолчал, очевидно, попав в ловушку. Он не рассчитывал, что Мелла затронет именно Люпина, так как она старалась избегать разговоров о нём. Однако крайняя необходимость родилась сама собой.       — Потому что замечательно его знаю. Это вас устроит? — его голос стал монотоннее, Северуса не прельщала обсуждаемая тема. Мелла мотнула головой, глядя прямо в чёрные, немного поблёскивающие глаза.       Северус вздохнул будто бы изнеможённо, решив, что Мелла всё равно будет об этом размышлять. Он стал раздумывать о том, что она предпочла бы услышать, так долго, как не раздумывал ещё никогда.       — Вы несильно удивитесь, если я скажу, что мы с Люпином знакомы много лет, — заявил он. У Меллы в неком предвкушении замерло в груди сердце, и она закивала, призывая продолжать. — Болезнь вынуждала его отдавать своё расположение всем, кому не лень, и мириться с выходками тех, кого Люпин считал друзьями. Его бесхарактерность только укреплялась с годами и мешала ему противостоять некоторым «невинным шалостям», что свершались у него под носом по милости приятелей, — Северус умолк. Мелла сочувственно поджала губы, практически читая его мысли: Северус до сих пор переживает события того несчастного летнего дня, когда его и без того неидеальная репутация была испорчена чуть ли не вконец. Конечно, сейчас Северус ни за что не признался бы Мелле в том, что случилось на самом деле, не признался бы, что был жертвой издевательств. Причём, как Мелла поняла за семь лет бок о бок с Мародёрами, самой главной.       — Одним из приятелей был Сириус Блэк, — подытожила Мелла, как бы возвращаясь к началу. Северус кивнул глубокомысленно, и ей вполне понравился этот жест.       — Учитывая это, я не доверял бы Люпину так беззаветно, как вы, — укорил её Снейп. — Разве можно доверять тому, кто всюду ходил за жестоким убийцей?       Меллу надолго заняло данное замечание. Она даже замерла, признав, что Северус в некотором роде прав. Но не разделяла с ним его подозрения полностью.       — Можно ли вообще кому-то доверять? — парировала Мелла, не сдержав усмешки, намекая на позицию самого Северуса. Его это не слишком порадовало: Северус скрестил на груди руки, обдавая её слабым осуждением. Или же…       Мелла сглотнула, когда ей на ум пришло словосочетание «затаённая грусть», и чуть не спросила о том, что способно было завершить беседу, обретающую философские темы. Но отказалась от столь безрассудной затеи. Порой уместно помолчать, особенно, когда Северус решается сказать больше.       — Вы смеётесь над довольно сложным вопросом, профессор Милэй, — с холодком, обхватившим Меллу со всех сторон, заметил Северус. Лицо Меллы немного вытянулось в изумлении и напускном возмущении.       — Я не смеялась, — возразила она серьёзно, а сама вдруг почувствовала, что рискует расхохотаться. Она не знала почему. То ли на зло собственным же утверждениям, то ли из-за возвращения в закрома души какой-то свободы.       — Но вы усмехнулись, — не унимался Северус. — Не значит ли это, что вы всего лишь предотвратили своё веселье?       — Нет, — Мелла улыбнулась. — Однако вы столь категоричны, профессор Снейп, что это не может не вызвать такую реакцию.       Северус, вероятно, не совсем понимал, что Мелла имеет в виду и что конкретно её забавляет. Он ещё усиленнее задумался.       Мелла вгляделась в большие глаза Клювокрыла, в которых преобладал необычный оранжевый цвет. Даже гиппогриф, казалось, был немало озабочен никому не ведомыми размышлениями.       — Мне вы тоже не доверяете? — спросила Мелла тихо. Она нахмурилась. В её планы не входило этим интересоваться. Но любопытство вдруг пробудилось, невероятно обескуражив.       Северус напрягся. Он не ожидал такой прямоты. Мелла допустила, что Северус волнуется. А после и вовсе ощутила кожей его волнение. Сначала Мелла предположила, что ошибается, но затянувшаяся пауза понемногу стала убеждать её в обратном.       — Вполне может быть, — ответил Северус туманно. Он всмотрелся в местечко между светлых бровей, и Мелла незаметно поёжилась. — Люпина вы, например, защищаете, что весьма подозрительно, — пробормотал Снейп, чем вызвал мимолётное, в шутку раздражённое закатывание зелёных глаз. — Мои убеждения разнятся с вашими словами о том, что вы не учились в Хогвартсе. Вряд ли есть смысл лгать в таких вещах, но мне всё равно кажется, что вы солгали. В том году, признаться, я считал, что вы причастны к плачевному состоянию студентов, и тогда моё недоверие особенно обострилось. Нынче же я не могу ответить однозначно.       Мелла, в целом, этого и ожидала. Что-то больно затерзало её изнутри. Ей стало стыдно не столько за враньё, сколько за то, что она запрещала себе говорить честно.       — Я не ожидала, что вы вообще мне ответите, — призналась Мелла. Её одолело сожаление из-за услышанного, из-за того, что она по праву заслуживает такое отношение. Мелла желала тут же всё рассказать Снейпу, но напомнила себе о том, почему этому не бывать. И поникла ещё больше.       — Не думаю, что в ином случае вы закончили бы спрашивать, — Северус протянул руку к мощным крыльям, но Мелла легонько накрыла её ладонью снова, таким образом останавливая. Мелла могла бы выразиться посредством слов, но не променяла на это возможность повторить касание. Пускай оно длилось несколько секунд.       — Крылья — зона для доверенных лиц, — пояснила Мелла тихо, с примесью добродушной шутки. Только удивлённый, долгий взгляд Северуса заставил Меллу отпустить его руку, прохлада которой успела полюбиться.       — Для вас, — уточнил Северус, впервые за год сжав теперь уже своё запястье. Мелла только понадеялась на то, что Снейп не испытывает сильного отвращения.       «Знать бы, что Северус чувствует, когда ему случается претерпеть какой-либо тактильный контакт», — Мелла не поощряла наличия таких дум, так как они нередко вели её дальше и дальше по дороге умозаключений. Но приостановить их поток и не пыталась.       — Да, — ответила Мелла, смирившись с тем, что и Северус посвящает много времени наблюдению за поведением других. — Для меня.       — Значит, вы так и не расскажете?       — Мне… Нечего рассказывать, профессор Снейп, — Мелле показалось, что в её голосе зазвенела горечь. Мелла вздохнула, прикрыла веки и заранее стала сокрушаться от того, что так и не научилась скрывать. И убеждать Северуса надлежащим образом.       В её волосы закралась первая капля дождя. Вскоре за ней поспешили новые, отмечаясь на одежде. Накрапывающий дождик пока не обещал перерасти в ливень или вовсе в грозу. Мелла прислушалась к тому, как редкие капли тихо ударялись об оставшиеся листья, ещё цепляющиеся за ветви деревьев. Даже такие умиротворяющие мелодии природы не принесли Мелле успокоения.       — Теперь и вы не взяли зонт? — произнесла Мелла также негромко. Она собиралась улыбнуться, но в этот раз сил у неё не хватило. Их забрало беспокойство за то, что Северусу небезразличны некоторые факты. — Можем скрыться под деревом, грозы вроде не предвидится. Или вернёмся в Хогвартс.       «Может, вернёмся», — эхом отозвалось в мыслях. Мелла затеребила браслет, с ужасом повторяя про себя то, что сама сказала. Она всё чаще предлагала Северусу совместное времяпрепровождение, а главное, всё меньше останавливала себя на пути к тому, чтобы побыть рядом. Мелла, сколько бы возмущений у неё не скопилось, успешно их перебарывала, что совсем не доставляло ей радости. Потому что Мелла рассчитывала и дальше быть лишь загадкой для профессора Зельеварения.       — Гиппогриф — это существо, достойное того, чтобы уделить ему лишние полчаса, — ответил Северус. Он задумчиво разглядывал лицо Меллы, наверняка омрачившееся, а она предположила, что у него имеется интерес, и это невольно ей польстило. — По Хогвартсу есть возможность побродить всегда.       — Сколь же вы расчётливы, — Мелла усмехнулась, превозмогая опустошение. — И свободные минуты пытаетесь распределять донельзя чётко. Почему бы не последовать своему желанию и перестать искать выгоду?       Северус помолчал в ошеломлении. Он указал кивком в сторону золотистого раскидистого клёна, половина листьев которого уже покоилась внизу, прямо под ним. Наверное, это было единственное дерево в округе, способное сойти за небольшой шатер.       Под ним Мелла и Северус и нашли укрытие.       Они поначалу безмолвно глядели на Клювокрыла, пожелавшего остаться на месте. Он склонился к земле, по всей видимости выискивая что-то, чем мог полакомиться. Дождь и впрямь выдался приятным, не омрачал настроение, а только скрашивал понурый день.       — К вашему сведению, я не искал никакой выгоды, — подал голос Северус. Он был полностью уверен в том, что говорит, и Мелла насторожилась. — Я и отправился с вами, потому что меня занимал гиппогриф. А ещё некоторые вопросы, на которые, как я думал, вы ответите… — Он выдержал паузу. — В соотвествии с моими ожиданиями.       Мелла с укором уставилась на Северуса, находя его загадочным. Его взор обрёл большую ясность, бледность сгладилась, почти как на портрете. Северус чего-то ждал.       — На подобное надеяться никогда не стоит, разве нет? — Мелла облокотилась на ствол клёна, прислонившись макушкой к древесной коре. Милэй уже не тянуло сбежать или спрятаться. Её захватил в плен сам факт того, что Северус стоит здесь. И она от этого не страдала. Скорее, наоборот…       Ей приглянулась тишина леса, шёпот дождя и Северус среди всего этого неуловимого очарования. Он и сам избавился от образа Грозы подземелий, в какой его нарядила судьба.       «Видеть бы его таким почаще», — подумала Мелла, сдержав порыв заключить его в объятия, чтобы ещё раз вдохнуть полынь, почувствовать у себя на плечах или же спине эти изящные, вероятно, сильные руки.       Мелла знала, что поступает плохо. Знала, что бесцеремонно врёт ему, что и по сей день обходится с Северусом жестоко. Мелла была осквернена бесчестьем, которое приносило ей в нынешнюю минуту несчастье высшей степени.       Клювокрыл вскоре, предварительно оглянувшись, словно предупреждая Меллу, покинул поляну. Северус, не успевший как следует на него наглядеться, должно быть, несколько разочаровался. Мелла, учтя, что такая вероятность имеется, пообещала с завидной уверенностью:       — Он вернётся. Скорее всего, отправился ловить какую-нибудь живность. Самое безобидное, что Клювик может принести, насколько я могу судить — полевая мышь.       — Вы намекаете на то, что это способно поселить во мне отвращение? — Северус едва прислонился к клёну тоже, воспользовавшись тем, что древесный ствол был достаточно широк. Мелла, заметив, что Северус теперь так же близко, как на матче, вдруг захотела поспособствовать тому, чтобы расстояние сократилось совсем. Впервые. Мелла впервые отмела запрещающие установки, пошла наперекор здравому смыслу именно мысленно.       — Не видела ни одной мыши у вас в котле. Только пауков, — объяснила она. — Вот и предупреждаю.       Мелла чуть придвинулась к Северусу, совсем незаметно, ведь боялась, что иначе он уйдёт. Она отмечала каждую деталь на его лице, знала, какая морщинка присутствовала ещё тогда, в его семнадцать лет, а какая появилась позднее, и восхитилась опять появившейся возможности увидеть все его внешние достоинства и, может быть, недостатки, которые тоже почему-то притягивали.       — Благородно, — оценил Снейп. — Хотя мне не приходилось размышлять, кто наиболее противен.       Северус вдруг повернулся к Мелле, смотря на неё испытующе. Она же недоуменно приподняла брови, неосознанно взявшись за браслет, и отплатила Снейпу тем же.       — Почему вы выбрали эту работу? — спросил Северус. Мелла чуть не подавилась воздухом, только сейчас пожелав исчезнуть. Северус источал непоколебимость, свысока обдавая Меллу серьёзностью, той самой проницательностью, которая наверняка сослужила бы ему неплохую службу, если бы его любопытство относительно Меллы было сильнее.       — Что? — переспросила она, хотя прекрасно расслышала сказанное. В горле пересохло.       — Кажется, вам нечего рассказывать, — напомнил Северус, тоже видя, что повторять нет необходимости. Мелла не выносила, когда он вот так заставлял её проваливаться сквозь землю. Более того, чтобы с Меллой такое случилось, Северусу и не надо было толком ничего делать.       — Я вас не понимаю, — без утайки высказалась Мелла. Её воротило от того, что ложь заняла так много места в её жизни. Мелла врала всем подряд: людям, ставшим ей семьёй, Северусу, даже Малфоям…. Даже Дамблдору, не знающему всего.       Только вот Северусу лгать было бесполезно, и Мелла уже начинала в этом убеждаться.       — Чужие вопросы неплохо создают рассказ, — пояснил Северус весьма терпеливо. Меллу сперва посетил порыв воспроизвести фразу Северуса, несколько её изменив: «…я не знала, что вы мечтали, чтобы я непременно что-то говорила», но Мелла к этому так и не прибегнула.       Телом завладела нерешительность. Мелла обвила себя руками, точно на улице похолодало. На самом же деле похолодало внутри. И вместе с тем холод успешно смешался с теплом, как и тогда, под Рождество.       — Ну… — Милэй радовало, что сейчас она раскроет вполне правдивую причину, почему в её повседневность вклинилось понятие «профессор». Пускай самую главную причину Мелла намеревалась скрыть. — Не то чтобы я сильно любила детей. Жизнь преподносит иногда неоднозначные сюрпризы. Всё в сущности просто — я нуждалась в деньгах.       Северус наморщил лоб в сомнении, граничащим с откровенным неверием.       — Вы? Не любили детей? — Мелле показалось, что это вырвалось у Северуса случайно, оттого и несколько резко. Поразить его ей снова удалось.       — К ним… Привязываешься, — Буквально год назад она имела прямо противоположное мнение об учениках, и утверждать, что всё изменилось, а тем более при Северусе, было очень непривычно. — Во всяком случае, привязалась я. Интересно наблюдать за тем, как студенты меняются, интересно искать порой индивидуальный подход… Но нет — к детям в общем я не питала и, признаться, не питаю симпатии.       — Тогда вас выручала искусная актёрская игра? — полюбопытствовал Северус, до сих пор не оправившийся от таких неожиданных заявлений. Мелла пожала плечами, любуясь признаками того, что Северус требует некоторые подробности.       — Не было никакой игры, профессор Снейп. Только принципы, — Мелла снисходительно улыбнулась. — Прямо как в вашем случае, когда вы снимаете с Гриффиндора сотни очков. Вот и я просто не могу поступать вразрез с тем, как считаю нужным, — Мелла, прежде чем Северус успел сказать что-то против приведенного примера, спросила поспешно: — А вы почему подались в профессора?       Северус, может, ждал встречных расспросов, но они его явно затруднили. Мелла в очередной раз сделала вывод о том, что Северуса в стезю преподавания привело отнюдь не «призвание».       — Жизнь, как вы выразились, преподносит сюрпризы. Если у вас они переросли в нечто большее, чем неприятная неожиданность, вам посчастливилось.       Мелла сочувственно опустила брови, понимая, что если бы она не преследовала целей чуть облегчить пребывание в школе студентов, нуждающихся в помощи, то немногим отличалась бы от Северуса. Всё же он порой заметно ненавидел студентов, а гриффиндорцев в особенности.       — Сколько же лет вы здесь работаете? — осведомилась Мелла, рассчитывая получить представление о том, сколь долгосрочны страдания Снейпа.       — Тринадцать, — сказал он. — По правде говоря, поначалу у меня имелись надежды отыскать подлинный талант, взрастить умения и поддержать истинную тягу к изготовлению зелий, но, как выяснилось, такие чаяния подобны выискиванию на ночном небе солнца.       Северус не пронзал и не тревожил. Он вдруг показался изнурённым обязанностями, но притом словно выражал какую-то мягкость: Северус нашёл в собеседнице настоящее отношение к работе, и частичка образа обычно скрытной коллеги в его воображении вспыхнула и тут же рассыпалась на хрупкие осколки. Северус, как Мелла подумала, даже этому рад. Вряд ли остальные профессора разделяли с ним его разочарования и недовольства относительно учеников и профессии в целом. Мелла в данный момент не разделяла этого в полной мере тоже. Но ей доводилось делать это раньше. Да и без некоторых обстоятельств Мелла точно так же возненавидела бы день, когда впервые уселась за учительский стол.       — Печально, — пониженным голосом заключила Мелла. Она уже чуть уверенне облокотилась на дерево позади. Северус переспросил с тихим недоумением:       — Печально?       — Я имею в виду то, что вам не посчастливилось так, как мне.       Мелла догадывалась, каково приходилось Северусу. Конечно, она не одобряла некоторых его убеждений, но вполне понимала, что иногда ему приходится претерпевать.       И Мелла начала сопереживать Снейпу. Она расспросила бы его в деталях, возвратилась бы с Северусом на тринадцать лет назад посредством долгой беседы, чтобы увидеть весь его путь, но Северус вряд ли допустил бы этого сейчас.       Мелла не совладала с собой снова: аккуратно коснулась его пальцев вот уже в третий раз за день. Она намеревалась ободрить и даже, возможно, поблагодарить Северуса за всё сказанное. За всё, что могло быть утаено.       Не одна, а обе его брови поползли вверх, взгляд обрёл ту самую завораживающую колкую проницательность, а дыхание, обычно глубокое и неслышное, и вовсе будто перерастало существовать. Но руку Северус не отдёрнул, и в Меллу заронилась частичка счастья: неужели ему всё же не противно?       — Знаете, — Мелла, помимо волнения, ощутила теперь и некое облегчение. — С вашей стороны было великодушно предоставить мне место под зонтом. Я ещё на поле собиралась это сказать.       — Каждое моё действие воспринимается вами за подвиг, профессор Милэй? — снова этот несерьёзный укор. Мелла вдруг подумала, что в него вложена невидимая улыбка, и её сердце замерло в предвкушении.       — Я… Не была слишком любезна с вами, — несколько виновато ответила ему Мелла. Она собиралась подтвердить сказанное Северусом, но, очевидно, озадачивать его ещё больше не стоило.       — При этом вы завели со мной долгий разговор, — Северус помолчал. Он всмотрелся вдаль, и Мелла, сделав то же самое, мигом очертила взглядом фигурку вернувшегося на поляну Клювокрыла, что двигался навстречу. — Стоит признать, что мы не были слишком любезны друг с другом.       Голос Северуса также содержал приятные низкие нотки, слегка морозил и одновременно ласкал звучным бархатом. Мелла замечала, что всё чаще наслаждается им, что слушать Северуса ей уже не в тягость, а даже в удовольствие. Вряд ли кто-либо производил на Меллу такое впечатление по части красоты говора. Молодой Северус и то не обладал такой выразительностью.       Гиппогриф и в этот раз преподнёс Мелле мышь. Сейчас Милэй уже не приходилось его кормить, но, как она предполагала, душой Клювокрыл по-прежнему был привязан к ней. Мелла, протянув к Клювокрылу руку, тут же затосковала по ненавязчивому холодку, к которому осмелилась притронуться на несколько минут.       — Глупое животное, — полушёпотом усмехнулась Мелла и потрепала Клювокрыла по пёрышкам, после того как он опустил скромную добычу на землю. Частенько Мелла, конечно, не всерьёз, называла своего подопечного так в прошлом.       Северус же незамедлительно прокомментировал предостерегающе всё то, что донеслось до него:       — Профессор Милэй, я не успел бы защитить вас от разъярённого гиппогрифа.       Мелла поглядела на Северуса, чуть напрягшегося и всем своим видом намекая на последствия, что принесла глупость Драко Малфоя. Северус не сказал что-то наподобие: «В больничном крыле все койки заняты безрассудными гриффиндорцами, профессор Милэй», а подал надежду на то, что, если понадобилось бы, он перешёл бы к определённым действиям.       Почему-то осознание этого поспособствовало улучшению настроения. Мелла давно свыклась с мыслью о том, что защитить её попросту некому, и любые, пусть даже косвенные этому опровержения, выбивали из колеи.       — Он различает в основном тональности и отдельные слова. Распознавать человеческую речь Клювокрыл пока не научился. Так что не беспокойтесь, — Мелла с лёгкой издёвкой глянула на Северуса, почему-то не торопившегося оспаривать последнее утверждение. Однако он явно не был удовлетворён увещеваниями, и это заставило Меллу заволноваться. Но не так, как обычно. Волнение показалось каким-то воздушным, а не отягощающим и давящим. — Можете называть его по имени, так он скорее привыкнет.       — Звучит оно по меньшей мере странно. Да и от моих обращений ему не заблагорассудится притащить сюда ещё одну мышь, — заметил Северус. Мелла неожиданно усмехнулась, посчитав, что Снейп не уклоняется от собственного репертуара. Её усмешка быстро переросла в странный смех, длящийся очень недолго, и, пусть и не растопивший, но тронувший лёд внутри. Мелла вот уже много лет не смеялась, попросту потому, что разучилась. Даже то, что захватило её сейчас, было лишь подобием искреннего хохота, но в остальном Мелла не довольствовалась и им. Она лишь ощутила себя свободно, приятная дрожь пробежалась по телу, а веки смежились в безмятежности.       Мелла не знала, обидела ли Северуса эта её «невежливость», но было очень маловероятно, что до этого он вызывал у кого-то такую реакцию. Младшие студенты боялись Снейпа, а старшие скрытно ненавидели и проклинали всеми возможными способами за непосильные домашние задания и несносный характер. Потому Северус оторопел, видя, что Мелла выказывает нечто, настолько противоположное отвращению.       — А вам не терпится, чтобы Клювокрыл и вам оказал такую честь? — Мелла приказала себе наконец угомониться, но упрямый, непозволительный смех вырвался из неё с ещё большей несдержанностью. Северус, недоуменный, попытался строго нахмуриться и вопросить: «Что же вас так рассмешило?», но будто проглотил язык. Мелла старалась отдышаться, да тщетно: её голосом продолжала повелевать смешинка. — Вот уж не думала… — резкий вдох, перервавший начавшееся предложение. — Что вам так много нужно для счастья! — Мелла догадывалась, что выглядит так глупо, как ещё ни разу за этот год. Но не смогла ничего с собой поделать.       Северус проницательно взирал на неё сверху-вниз, позволяя выместить в одночасье скопившиеся эмоции. Снейп сейчас не сводил Меллу с ума одним своим присутствием. Глаза его продолжали поблёскивать, бледность по-особенному украшала, а рот неопределённо изогнулся, что и поселило в Мелле смятение.       Она прислонила к губам ладонь, усмиряя взбунтовавшуюся улыбку. Нежданно-негаданно накатил стыд, а дыхание нещадно перехватило.       — Простите, — Мелла в последний раз усмехнулась, а Северус тем временем продолжал изучающе её рассматривать. Такое пристальное внимание надолго заполонило мысли и равнодушной профессора Астрономии не оставило.       — Не знал, что я кажусь вам забавным настолько, — тон Северуса имел непонятный окрас: он был таким же проникновенным и загадочным, как летний свет, прорывающийся сквозь многочисленные зелёные листья к земле. Мелла мысленно пожалела, что не имеет возможности насытиться этим светом сполна.       Дождь начал набирать обороты. Северус в его окружении показался Мелле ещё более задумчивым и таинственным, а необъяснимый покой, что его окутывал вот уже какое-то время, нёс определённую ценность и придавал осеннему пейзажу некую одинокую заманчивость.       — Вам стоит попрощаться с вашим другом. Дождь усиливается, — произнёс Снейп коротко и негромко, не сводя глаз с коллеги. Мелла укуталась в мантию, опять ощутив лёгкость внутри, и кивнула в готовности пойти к Хогвартсу.       К школе двое профессоров следовали быстро, чтобы не попасть под дождевую облаву с концами. Довольно мрачная погода нагоняла их, но Мелла перестала её замечать. В груди затеплился маленький, запретный огонёк — слабая надежда на то, что и после совершённой прогулки особенное молчание продлится. А, может статься, перерастёт в ещё один разговор, уже не такой обременительный для той, которая всеми силами гнала от себя былое.