Время для четверых

– Вы знаете, кто это? – спрашивает Гермиона и поворачивается.       Она смотрит в глаза Блейзу, будто просит его рассказать ей. Она всегда ждет от него участия, но он закрыт. Он отрицательно качает головой, поджимая губы и опуская взгляд. Потом она смотрит на Нотта, его челюсть сжимается под напором ее теплого взгляда. Он видит в этом взгляде беспокойство, столько переживаний и тревоги. – А ты, конечно же, не скажешь, – произносит гриффиндорка, снова глядя на Малфоя. Она поняла, что он никому не сказал или убедил их не говорить ей. – Не скажу, – хладнокровно отвечает Драко. – План плохой, вы не вернетесь... Блейз, – она снова смотрит на него, моля быть на ее стороне. Умоляя сдаться. – Вы не вернетесь в этот раз. – Гермиона, – он выдыхает, – тебе не надо так беспокоиться, ведь мы просто... – он собирается с мыслями. – Мы не родственники, не друзья и... – он замечает перемену в ее взгляде, видит, как на него смотрит Нотт, и замолкает. В комнате повисает мертвая тишина. – Он не это имел в виду, – быстро говорит Тео, качая головой, и делает шаг к ней. Он хочет все исправить, но уже поздно. Она уже услышала все, что должна была. – Да? – неуверенно спрашивает Гермиона, не ожидая ответа.       Она вдыхает, чуть приоткрыв рот. Смотрит на Тео, потом на Блейза и слышит тихое дыхание Малфоя рядом с собой. Она внимательно всматривается в их лица, сдерживаясь, чтобы не зажмуриться от покалываний в носу. Она всегда чувствует это перед тем, как заплакать. О, это чувство ей слишком хорошо знакомо в последнее время. Она замечает в себе некое опустошение, ощущение, будто нырнула в ледяную воду. – А я думаю, что он сказал именно то, что думал... что должен был, – голос Малфоя жесткий, он смотрит на нее сверху вниз, его лицо словно стальная маска. – Мы не друзья, Грейнджер. Прекрати так беспокоиться о нас. – Но вы спасли мне жизнь... – она хватается за последнюю соломинку. Не может быть, чтобы она просто выдумала себе все.       Столько времени они провели в одном доме, столько часов разговоров, смеха, воспоминаний. Каждый день на протяжении двух месяцев они сидели за одним столом по вечерам и долго разговаривали. Они помогали ей вспомнить то, что забылось из-за проклятия, поддерживали в моменты, когда она утопала в рыданиях и думала, что больше никогда не сможет увидеть Гарри и Рона. Как бы они терпеть не могли эту пару гриффиндорцев, все равно убеждали ее в обратном. Они обещали ей, что она увидится с ними.       Она стала считать их друзьями. – Из-за Ордена, – говорит Драко. Он делает несколько шагов, а потом и вовсе выходит из комнаты. – Гермиона... – Нотт делает к ней шаг, теперь он стоит очень близко, и поэтому она практически отскакивает от него. – Нет. Не стоит, ты и так слишком много для меня делал, – переводит взгляд на Забини. – Знаешь, даже не надейся, что я буду сидеть тут и гадать, что там с вами происходит.       Блейз, который все это время разглядывал столешницу, поднял на нее слегка удивленный взгляд. – Я даю вам сутки, – она тычет пальцем сначала в Нотта, а затем в Забини. – Если вы не вернетесь, я сделаю что угодно, но найду способ, чтобы выбраться отсюда и найти ваши слизеринские задницы, а потом я оглушу тебя, – она показывает на Тео, – и этого мерзкого хорька! И после этого я использую Империус, чтобы заставить тебя, – показывает на Блейза, – перенести нас обратно в этот чертов дом!       Не произнося больше ни слова, она быстрым шагом выходит из кухни, и в момент, когда пересекает порог входной двери, понимает, что может покидать дом.       Она всегда могла выходить? Она хоть раз пробовала? Почему она не решалась выйти? Или она может покинуть дом, потому что они здесь?       Заставив себя перестать об этом думать, она срывается на бег, желая приблизиться к полосе леса.       Все быстрее и быстрее она несется по мягкой траве, летнее солнце печет голову, а теплый ветер развевает пышные кудри. Она не замечает, что ее босые ступни уже исцарапаны о сухие ветки, а по лицу текут слезы горькой обиды. Гермиона слышит позади себя голос, кто-то упорно бежит за ней. На секунду остановившись, она видит Теодора. Его темно-каштановые волосы отливают на солнце золотом, прямо как у нее, он щурится и бежит к ней. – Ты не должна... – он пытается отдышаться. – Ты не должна идти туда, – на выдохе произносит он, когда подбегает ближе.       Его глаза магнитом приковываются к ее заплаканному лицу. – Почему? – ее голос звучит громче обычного, и в нем слышится нотка обиды. – Ты... – Почему я не должна, Нотт? – она делает шаг назад, когда замечает, что он все еще движется на нее. – Знаешь, о чем я думала сейчас? Я два месяца даже не пыталась покинуть дом. Я ни разу не думала о том, чтобы найти способ покинуть этот чертов дом! – теперь она кричит. – Объясни мне, как это возможно?! – Пожалуйста... – он пытается взять ее за руку, но она дергает ей и отходит еще на шаг назад. – На входную дверь было наложено заклинание для отвода глаз... и на дом в целом, тебя всегда должно было что-то отвлекать... – Что?! Но... но зачем?! – она двумя руками обхватывает голову и убирает волосы с лица, вцепляясь в пряди с силой. Паника нарастает, сердце бьется в бешеном темпе, и ее глаза застилают слезы. – Гермиона... Ты должна была быть здесь, мы не хотели, чтобы с тобой что-то случилось... – Потому что Орден вас не примет?! На кой черт он вам сдался? Вы и тут прекрасно бы жили! Зачем я вам? Почему я здесь? – кричит она. В горле уже першит, губы высохли, а жаркое солнце заставляет ее лоб покрыться испариной. – Все не так, как ты думаешь. Не подходи к барьеру, прошу, – он протягивает руку, и она оказывается в нескольких сантиметрах от ее плеча, но Гермиона делает еще шаг назад.       В воздухе будто колышется прозрачная материя, Теодор поднимает встревоженный взгляд и с ужасом осматривает пустоту. Секунда – и он быстро хватает ее за плечо, в следующий миг он тянет ее на себя, спасая от удара барьера. В одной точке скопился сгусток магии, который вот-вот должен был ударить сильнейшим разрядом тока. Прозрачная стена заискрила, а после все стихло, и барьер снова стал невидимым.       Они лежат в траве, солнце ослепляет их, заставляя закрыть глаза. Тяжелое дыхание сопровождается редкими всхлипами Гермионы. Она не верит Нотту, она не верит Забини и уж тем более Малфою. Она проклинает тот день, когда оказалась тут. Гермиона не понимает, что происходит, и не верит, что когда-то вернется к своим друзьям – к Гарри и Рону.       Может, никакой войны нет? Может, она просто заперта здесь? Наверное, это извращенная пытка Волдеморта, а она сама сейчас сидит в клетке и мучается от боли Круциатуса.       Ее размышления прерывает лицо Нотта, которое перекрывает солнце, нависая над ней. Он встревоженно вглядывается в ее лицо и кажется это первый раз, когда она видит его настолько серьезным. – Ты как? – спрашивает он тихим голосом. – Расскажи мне. Ты обязан рассказать мне все, Тео, – отвечает Гермиона, смотря на него стеклянными глазами. – Мы появились в Хогвартсе перед битвой, Малфой искал маховик, он долго думал над тем, как использовать его. Мы уже тогда решили, что хотим сражаться на стороне Ордена, но Грозный глаз не хотел и слушать нас, сказал нам, что не верит и мы должны доказать ему, что действительно хотим этого. Он сказал, что мы должны спасти кого-то из вас. В идеале, это конечно должен был быть Поттер, но вытащить его оттуда было просто нереально. Тогда мы решили спасти Уизли, придумывали план, как аппарируем с ним сюда, а затем приведем его к Грюму, и он примет нас. Битва утихла, и мы решили, что это идеальный момент, пока Хагрид не притащил тело Гарри. Но Поттер оказался жив, и битва продолжилась. Мы почти схватили Уизли за руку, но в этот момент Долохов пустил в тебя проклятие, и оно толкнуло тебя на Блейза. Мы поняли, что ты с нами, когда уже оказались здесь. На дом и небольшую часть земли вокруг него наложен защитный барьер. Мы втроем могли аппарировать сюда с кем-то, но этот человек не может уйти отсюда. Ни с нами, ни в одиночку. Так ты и стала той, кто поможет доказать нашу преданность Ордену. Ты наш шанс на принятие. Мы боялись, что ты будешь психовать и пробовать сбежать, поэтому наложили на дверь «отвод глаз».       Несколько минут Гермиона молча смотрела, как колышется трава, и слушала, как ветер шумит в поле. Она чувствовала себя опустошенной, обманутой и использованной. А еще она чувствовала себя виноватой. Ведь на ее месте мог быть Рон, он мог бы жить здесь и быть в порядке, потому что – она уверена – сейчас он не в порядке. Она поднимает взгляд на Нотта и долго смотрит в его ясные темно-зеленые глаза. Он в ответ смотрит с сожалением, и тогда она отворачивается. – Я... – она пытается подобрать слова, ведь ей ужасно хочется накричать на него, ей хочется высказать ему все что она думает о нем и об их поступке. Но она понимает, что они не планировали аппарировать сюда с ней. Гермиона вздыхает и снова смотрит на него. – Ты должен был рассказать мне все сразу, я ведь доверяла тебе. Я говорила с тобой о своих страхах, переживаниях, ты видел все мои истерики и... – она разочарована. Гермиона качает головой и снова смотрит на траву. – Прости меня, – он касается ее правого предплечья. – Нет, – Грейнджер дергает рукой и отодвигается. Ветка впивается в ее ногу, и она встает, чтобы прекратить боль. – Нотт, я... я же думала... – она наблюдает, как он встает перед ней и закусывает губу. – Неважно. Я не хочу больше говорить с тобой.       Она решает вернуться в этот проклятый дом и лежать в ванне два часа, пока кожа на теле не станет как сморщенная курага. – Гермиона! – он хватает ее за руку и легонько тянет на себя. – Прошу тебя, не злись, – она стоит на месте, и поэтому он снова делает шаг к ней. – Я не смогу жить тут и не говорить с тобой. Я в принципе не смогу жить, не имея возможности разговаривать с тобой, – она поднимает на него свой взгляд и ловит его.       Его губы чуть приоткрыты, он глубоко и тяжело дышит, словно перед прыжком со скалы прямо в бездну.       Гермиона замечает, как биение ее сердца ускоряется, она ощущает его тонкие пальцы на своем запястье, на предплечье, и вот они уже на плече. Внутри, где-то между ребер сжимается клубок из непонятных для нее ощущений, он будто притягивает к себе это его прикосновение и опускает ниже в живот, в самый низ, где все разрастается в сильное желание, которое сводит ее бедра и заставляет стаю мурашек бежать по телу, рукам и шее. Он касается пальцами ее ключицы, а потом проводит ими по шее, приближаясь к четкой линии челюсти. Ее дыхание учащается. – Нотт... – Гермиона, я уже давно тебя... – Нет! – она прижимает свою руку к его мягким губам, заставляя его замолчать. Испуганно распахнув глаза, смотрит на его лицо. – Нет! – он вопросительно смотрит на нее, и она решает ответить на его немой вопрос. – Скажи, когда вернешься, – произносит она и чувствует, как его руки с силой сжимают ее тонкую талию и тянут к себе.       Тео запускает правую руку в ее волосы и притягивает ее к себе, левой рукой сжимает тонкую ткань рубашки на ее талии. Он целует ее, сначала медленно и очень нежно. Но когда чувствует, как она неуверенно отвечает и отрывисто выдыхает ему в рот, то не сдерживается и впивается в нее жадным, страстным поцелуем. Он истязает ее губы, сжимает их, кусает. Он делает это так, будто никогда больше не повторит. Будто больше у него не будет возможности прикоснуться к ней.       Двумя руками он обхватывает ее талию и прижимает к себе, чувствуя жар ее тела. Тихий стон вырывается из нее, и он осыпает поцелуями линию челюсти, а затем переходит к шее, втягивая губами нежную кожу. Она податливо откидывает голову и не решается открыть глаза. Она кусает свою нижнюю губу, наслаждаясь ощущением его губ на своей шее. – Я ненавижу тебя, Нотт. – Я знаю, знаю, – шепчет он и кусает ее в место прямо под челюстью, а затем сразу ниже.       Она стонет и вжимается в него сильнее. А после этого будто приходит в себя и пытается отстраниться. Он с трудом выпускает ее и взглядом потемневших глаз рассматривает ее покрасневшие губы и взлохмаченные волосы. – Надо вернуться, – говорит она чуть охрипшим голосом. Гермиона поворачивается лицом к дому и замечает Малфоя, который заходит внутрь.