Революционер

-О боже! Терминатор чуть не вывалился из вагона, я в последний момент смог ухватить его за воротник куртки и не дать ему выпасть на полной скорости. -А зачем мы сюда пришли? — задал вопрос пьяный шакал, покачиваясь неподалёку. Он пытался поймать равновесие, но поезд то и дело поворачивал и его носило из стороны в сторону -А мы зачем? — задал корректный вопрос Чак, поворачиваясь к генералу и отдавая ему честь. Это был шестнадцатый раз, когда лис видел нашего командира и отдавал ему честь. Бывший бандит, не знавший до этого никакой дисциплины, проникся по полной программе. -Остановите, я сойду! — кричал Терминатор, брыкаясь в моей лапе. -Слышь, на… народ, во! — выдавил из себя Добб, и стукнул своим кулаком в стену, — А мы походу стоим! -Походу… стоим… — задумчиво протянул генерал, сунув коготь в пасть. -Стоим? А чё мы кружимся тогда? -Мы никуда не кружимся… -А я говорю — может мы и стоим — но земля едет! — напомнил песец, — Не отпускай меня, мне страшно! -Понял, — кивнул я и разжал пальцы. Туша безмозглого полярного лиса вывалилась из вагона окончательно. Со спартанским спокойствием он упал мордой вниз и замер на перроне. -А кто такие спартанцы? — спросил я, оборачиваясь к шакалу. Тот сразу многозначительно вознёс палец к потолку, ткнул им в добермана и уверенно сказал: -Вот он. -Твою мать. -Б##дь, тут страшно что пи##ец! Мы сразу же сгрудились у двери, и посмотрели на лежащего на платформе песца. — Товарищ сервант, доложите обстановку! — крикнул генерал, опираясь на моё плечо. — Темно и мокро, пахнет асфальтом! -Холодно, — вдруг сказал Добб, — Пойду температуру погляжу, — решил он и уверенно ушёл в туалет. Как только он это сказал, мы все внезапно сообразили, что на улице далеко не май месяц, на тело павшего товарища уже приземляются крупные хлопья белого снега. Шакал недовольно поднял воротник, и пробухтел: -Надо разогнать тучи. Чё есть? -Если только жахнем по Владику из той пушки, что в конце состава… — предложил я на правах полковника. Шакал кивнул. -Давай. -Чуваки вы не поверите! — доберман вырвался из туалета и тут же обнял нас, — Загадка природы! Ем всё такое вкусное… Продолжить ему не дал Чак, робко перебив его: -А закусить не мешало бы. -И выпить! — рявкнул песец, тут же встав с асфальта. -И выпить, — генерал снова поднял палец и ткнул им в грудь Добба, — Ты. Раздевайся. -Чего? — мой друг, казалось, успел протрезветь от такого. -Жарко же. Температура под сорок. -Точняк, — кивнул Добб, — надо раздеваться. Все раздевайтесь! -Да без проблем… — мы все обернулись, и увидели песца, совсем без одежды. Как он успел так быстро, я так и не понял, может заранее начал. -Товарищ сервант, на улице вообще-то снег идёт, — попытался напомнить ему я, но полярный лис махнул лапой. -Ты забыл откуда я? -Ты из Уфы, — уверенно ответил я, и привёл песца в полный ступор. Встал как состав на стоп-кране. -Неее, ты мне мозги не вкручивай! -Серьёзно! — встрял Чак, — У тя там эта… баба есть! -Ну Чаааак! — протянул я, и попытался дать лису по ушам, чтобы не болтал больше о жене Терминатора. Но было поздно — на морде песца навернулись слёзы, он разрыдался, и ушёл куда-то, расталкивая плечами окруживших его солдат. Кстати откуда они тут взялись? Я выглянул из вагона и тихо обалдел — за нами наблюдало по меньшей мере три вагона зверей. Быстро всунувшись обратно, я взял нашего основного командира за плечи и повёл внутрь состава, чтобы тот не светился. Хотя… Был ли в этом смысл? Пока Терминатор носился вокруг состава без штанов, мы уселись в проводническом купе и ещё выпили. На нашу славную компанию мы выжрали уже девять бутылок белой и сейчас добивали первую бутылку самогона. Несмотря на то, что обычно с такого количества мы нажираемся как свиньи, сейчас даже спать не хотелось, несмотря на бессонную ночь. Судя по всему, кстати, мы приехали во Владивосток, но этот факт никого не волновал. Как впрочем и тот факт, что дверь в туалет была заперта, а Добб туда всё-таки сходил. Проснулись все вместе, в одном купе через пару часов. Обиженно пищала броня — на меня навалился Добб и Терминатор вместе с ним, так что экзоскелету предстояло выносить на себе два этих тела, защищая меня и мою грудную клетку в частности, от пары центнеров лишнего веса. Используя последний заряд, оставшийся в экзоскелете костюма, я столкнул двоих псовых в угол, и приоткрыл занавеску. Чёрт возьми, мы и вправду были во Владивостоке! И как мы в нём, чёрт возьми оказались?! После этого простого, но очень важного вопроса, сознание на миг отключилось от перегрузки — и я даже не успел понять вытаскивало оно из закромов памяти все те вещи, что с нами произошли, или просто изволило свалиться в синий экран смерти, как компьютер, наткнувшийся на нечитаемый кусок своего диска! Я проморгался и потряс головой — тут же пожалев об этом. Казалось что мозгу в черепной коробке стало то ли слишком узко, то ли наоборот я так убил его алкоголем, что тот скукожился до состояния грецкого ореха и болтался внутри как дробина. Однако кое-как сосредоточившись, я попытался вспомнить хоть что-нибудь… «Солнце взойдёт». И в голове будто полыхнул взрыв — оказалось что мы с Доббом нажрались так, что даже просто воспоминания об этом уже нагружали печень! Я будто побывал в алковальгалле — только не умер с бутылкой в лапе, а так был бы полный набор — мы с ним буквально ушли в запой! После того как наш полковник объявил новости о госперевороте официально и окончательно — мир в лице моего лучшего друга потух и потерял какие либо краски и цвета. Тогда, на следующий день, я понял наконец-то зачем нужно пить утром — чтобы они вернулись. Чтобы в жизни вновь появились цвета. Но помимо цветов в жизни появлялись и другие участвующие в наших манёврах северной алкодивизии, но все как-то приходили и уходили, а мы с Доббом оставались друг у друга, поддерживали и наливали, наливали, наливали, наливали без остановки. Рядом с нами оказывались все — от каких-то совершенно незнакомых рядовых, среди которых быстро распространился слух о том что наливают всем без разбору, причём всего чего найдут, до древних друзей Добба — киборгов нашей армии. Каждый уделил нам своё время, но всё равно не выдерживал на утро и уходил, а мы всё продолжали и продолжали. Заходили и мои друзья из остального состава — даже Шанни и Диверсантка приходили парой и даже не один раз, а целых три. Первые два они были сдержаны и строги сами с собой, пытались отговорить нас от таких возлияний, а на третий сами немного развязались и вечером сидели в нашем купе обнявшись, причём весьма тесно, если не сказать интимно. Дольше всех остальных продержался, как ни странно, Арни. Терминатор заходил к нам почти каждый день, выпивал все остатки, которые находил, следил чтобы у нас всё было хорошо и уходил. Но лучше всего было как в крайний раз, когда к нам, убитые каким-то непонятным горем, пришли почти все — и даже полковник. Но тогда всё и кончилось. И непонятно почему — ведь алкоголь у нас вроде как ещё оставался. По крайней мере лишь сейчас я смог проснуться трезвым и без дикого желания немедленно опохмелиться. Даже скорее наоборот — после всего того, что вывалила на меня моя память, я испытывал какое-то странное отвращение к алкоголю. Я быстро стянул броню и поставил её заряжаться. Нахлобучил на себя свою гражданку и выбежал на перрон, вдохнуть утреннего воздуха. Владивосток. Это было каждый раз иначе, каждый раз я чувствовал себя немножко по-другому, приезжая в этот город. На этот раз, я чувствовал себя немного странно, поскольку пока ни разу не был в этом городе в это время года. Дальневосточную столицу России называли одним из самых пострадавших городов России, но ни ядерная, ни бактериологическая ни напалмовая война до него так и не дошли. Здесь все воевали по старинке — пехота, артиллерия, городские бои, но именно этот город окончательно сравняли с землёй, когда люди в панике бежали не то что из страны — со своей родной планеты. Всё, ради чего здесь продолжали оставаться наши граждане и какие-никакие войска, это технологии, которые медленно текли к нам из Японии, Кореи и Китая, и небольшой надежды на то, что когда-нибудь кто-то найдёт коды доступа к древней военной базе, брошенной здесь людьми. Её называли М-900. Страшно не секретная, но оттого неприступная военная база была видна даже из вокзала. В народе её называли Алмазным Пиком. Я тоже не раз был рядом с ней, и честно говоря откровенно охреневал от этого милого презента, что оставили нам люди. База М-900 располагалась в искусственно созданной горе, которую насыпали, используя океанский ил и песок из степей России, а потом, для прочности, запекли при помощи своего же убер-напалма. Наверное, это был единственный образец того, как оружие можно было использовать в мирных, ну или хотя бы относительно созидательных целей. Гору эту не брало никакое оружие, или цивилизованные способы проникновения — ни бурение, ни лёгкие атомные бомбы, которыми пытались вскрыть базу сотню лет назад. Оружие людей, которым мы обладали, делало базу так ещё прочнее, и вскоре звери махнули на эту точку лапой, и стали искать цивилизованные способы войти туда. Проблема заключалась в отсутствии каких либо кодов доступа или ключей, а ошибки карались автоматическим расстрелом. Уже больше трёхсот лет Алмазный Пик остаётся неприступным, и некоторые из политиков стали полагать, что эта база — шкатулка Пандоры, которую никогда нельзя вскрывать. Однако некоторые были строго противоположного мнения. Сунув лапы в большой карман на животе, я побрёл подальше от поезда, в сторону города. Точнее его остатков. Население Владивостока составляло чуть больше пяти тысячи зверей, и все они ютились в совершенно убогих, хлипких лачугах, которые зачастую собирались из всевозможного мусора, причём так плохо, что в них с трудом можно было встать в полный рост. Были, конечно, и цивилизованные здания, которые звери собирали всем городом, например Мэрия, суд или городская баня. Стройматериалы были ужасающей редкостью, металла почти не оставалось и не было почти никакой инфраструктуры — всё разрушила война. Но на фоне всего этого каждый второй житель Владивостока ходил с мобильным телефоном, имел компьютер, а иногда и не один! Более того, помимо того, что находили наши звери в Японии, они сами начали создавать технику, обеспечивая связь и доступ в интернет. Двадцать лет назад они нашли и смогли восстановить высокоскоростную, бывшую когда-то подводной, информационную магистраль с Москвой, и подключиться к ней — то, чего не сделал ни один город в России. Что и говорить — много было несуразиц в этом городе. Пока я прошёл весь состав, не заметил ни одного нашего солдата и немало этому удивился. Оставив мысли о Владивостоке, я отправился к локомотиву, где видел какое-то движение. Похоже наш ядерный паровоз снова подключали к системе энергоснабжения. Первым, кого я увидел, был Динозаврик. Я его сначала даже не узнал — он был в проводах по самые уши, которые его и выдали. Вслед за ним выполз и наш машинист, тянущий толстый силовой кабель к какому-то колодцу. -Эй! — закричал я, но звери меня как будто и не видели, продолжали что-то делать. -Сержант! Эээ… Капитан! Не видят и не слышат, судя по всему. Я попытался побежать, но организм протестующей волной, которая подступила к моему горлу, не дал мне как следует разогнаться. Я пытался идти как можно быстрее, но ощущал, как мне хочется вывернуться наизнанку, и чем скорее, тем лучше. Внезапно я не смог удерживаться больше, резко свернул к составу и согнулся пополам, схватившись за колёсную тележку. -Эй ты! — тут же послышалось издалека, — Не смей блевать на мой поезд, урод! Оторваться было тяжело. Даже то, что из меня выходило отдавало алкоголем, причём весьма хорошо. Я нагнулся и меня пробрало ещё раз. -Я сказал не смей пачкать состав, засранец! — зарычал машинист и быстро направился ко мне. Динозаврик, побросав провода, поспешил ему на помощь. А я всё никак не мог оторваться от занимательного процесса. С каждым толчком становилось всё легче и легче, вскоре я осознал, что могу подняться, но сил на это не хватает, и надо слегка отдохнуть. Так я и стоял, пока до меня не добежал хозяин всея вагонов, и дёрнул за плечо, поворачивая меня к себе. Подняв палец для длинной и нудной тирады о том как блевотина плохо сказывается на колёсной тележке, он увидел мою морду и даже рта раскрыть не успел. Чёрный лис позади него уже вовсю отдавал честь. -Извините, товарищ капитан, я… — начал было пёс, но я махнул на него лапой, и тот тут же заткнулся. -Да ничего… я просто не удержался. -На самом деле никакого вреда этой тележке не будет, даже если туда мешок гвоздей насыпать, — попытался оправдаться Барсук, — Так что можете блевать сколько угодно. Динозаврик заржал. Машинист сконфузился, я, впрочем, тоже. Смущало меня кое-что другое, но спросить что именно я забыл. -А чего тогда придумываешь? — спросил я, распрямляясь. -Да что тогда каждый второй будет под поезд срать… -Точно… — согласился я, — Извините, товарищ капитан. -Ничего. Я посмотрел на лиса, который тут же сделал серьёзную морду и не отрывал лапу от лба уже минуту. Посмотрев на него ещё немного, я смилостивился над военным инженером. -Вольно. Динозаврик выдохнул. -Ладно, рассказывайте что задумали, куда кабели и всё прочее? — спросил я на правах старшего по званию и скрестил лапы на груди. Сержант и капитан переглянулись между собой, обменявшись весьма неоднозначными взглядами. Видимо их что-то смутило в моём внешнем виде — так подумалось мне поначалу, и поэтому приветливо им улыбнулся, таким образом допуская более неформальное общение, нежели отчёт по форме. Но оказалось, что смутил их далеко не мой внешний вид. — Товарищ капитан, — аккуратно начал динозаврик, приподнимая лапы, будто за любое его слово я мог броситься на него с кулаками, — А вы помните… Скажем так начало вашего запоя? «Солнце взойдёт» — пронеслось у меня в голове и тут же в голове с адским грохотом мелькнула молния из чистой боли — будто в теменную часть черепа вставили раскалённую докрасна спицу. Я постарался удержать самое нейтральное выражение на морде, однако проницательному сержанту хватило и того что мою улыбку как будто выключили. — С чего вы так начали пить? — Я другу помогал, — нейтрально ответил я, пожав плечами, — Добб что-то переживал насчёт этого и… Боль в голове стала такой, что зазвенело в ушах. Я отказывался это вспоминать, я не хотел это вспоминать, я старался это не запоминать. Но это был не Добб. Нет. Тогда, на берегу Байкала мы конечно неплохо выпили с ним, но было что-то потом, уже рядом с палаткой у вкусной еды. Все были веселы, сыты и откровенно говоря счастливы, но вся идиллия рухнула в один момент, но при попытке вспомнить что её разрушило — мысли заливал яркий солнечный свет. — Да, Добб воспринял это тяжелее остальных, — согласился Динозаврик, — Но всё-таки вы не поэтому пытались перепить киборга. — Ужасная затея, это точно, — согласился я с ним, всё-таки прикладывая лапу к голове и сжимая себе ухо, чтобы хоть как-то отвлечься от болезненных попыток моего подсознания вытащить хоть что-то из бесконечного света. — Ты знал что у него какой-то усовершенствованный фильтр есть, помимо печени? — как бы невзначай спросил Динозаврика Барсук. — Он ко мне его раз в полгода приходит компрессором продувать, — усмехнулся чёрнобурый лис, пожимая плечами, пока я, держась за собственную морду, пытался не умереть. — Так… в чём дело? — всё-таки выдавил я из себя заветный вопрос. — Когда Вам отвечали в прошлый раз, вы заходили на очередной виток, — строго, сурово и очень прямолинейно ответил мне машинист нашего состава. — У вас получалось как-то лучше всех, — тут же вставил Дино. — Остальные уже смирились или ушли. — Ушли? — зацепился я за это слово, — Куда ушли? — Скорее «откуда?» — поправил меня машинист, — Отсюда. Из Армии. У нас почти треть личного состава осталась в Иркутске. Согласились даже при условии что больше таких праздников им устраивать не будут, и акция была единоразовой — как раз для того чтобы заманить побольше наших! — Хитрые засранцы, — согласился я, — Я бы наверное тоже остался. — А чего молчал? — раздался у меня за спиной звучный бас моего старого друга. Я повернулся на месте и увидел Добба — в простой армейской полевой форме — немного расхлябанной, но всё-таки уставной. Он понуро пришёл к нам по платформе, сунув лапы в карманы невооружённый и грустный. Мне же пришлось несколько секунд думать куском расколотого чугунного колокола, что висел у меня вместо головы на шее, чтобы придумать ему более-менее достойный ответ. — Не припомню чтобы я вообще хоть на секунду затыкался, — признался я, — Мы всё время были вместе. И что? — И то, — хмуро ответил доберман, приближаясь к нам, — Это ты уговорил меня «попробовать». Последнее слово в его исполнении звучало не то что саркастично — нет, оно было оскорбительным! Простой глагол, произнесённый в таком тоне, ключе и месте стал вдруг похож на самый мерзкий мат, на который только был способен великий и могучий. — Что попробовать? — кое-как установив с ним зрительный контакт, спросил я. Добб не ответил и глаза отвёл. — Попробовать что? — на всякий случай переформулировал я, если мой вопрос вдруг до него не дошёл. — Ты каждый заход меня убеждал в одном и тоже, — хмыкнул мой друг, — Каждый чёртов раз. — Значит я был чертовски в этом уверен, если это так. — Только когда ты был пьян. — Это значит что я был просто ниие#@%ски уверен в этом! — Всё говорил… — Что? — перебил я его, и старый киборг вдруг очень странно взглянул на меня. — Что солнце взойдёт. На этот раз боль не была такой сокрушающей и всеобьемлющий, но ослабленный организм не выдержал — я стиснул зубы и закрыл глаза, но всё-таки упрямо рявкнул: — Да чёрт бы вас всех подрал, что случилось-то? Не мог я столько пить просто узнав о чём-то, что такого могло случиться-то?! Открыв глаза, я увидел как Добб, достав лапу из кармана, лениво приложил её к виску, но рядом со мной кто-то лениво махнул чёрной лапой, одновременно с этим зажигая старую спичку и прикуривая сигарету. Мой друг лапу опустил и рядом с ним встал наш командир — полковник. Шакал собственной персоной. — Чего шумим, военные? — лениво спросил он. — Да какие мы нахрен… — начал было Добб, но полковник, вскинув кулак, велел ему остановиться. — Не порти удовольствие, — усмехнулся он, потягивая сигарету, стоя на раздолбанной платформе вокзала Владивостока в обычной серой шинели и оглядывая меня, задрав нос. — И ради него ты решил остаться? — спокойно спросил Селкер. Я взглянул на него исподлобья. — Он всех убедил, — устало сообщил Добб, — Даже Булька. — Да не-е-е-е, — удивлённо протянул шакал. — Бульк, подойди, — сказал доберман куда-то в воздух, видимо по внутренней киборгской связи, — Ща он будет. — Да на кой он нам тут нужен? — лениво спросил шакал. — Ты должен это видеть, — неожиданно фамильярно ответил ему старый киборг. Что ж, я решил что раз пришло время неформального общения, то самое время переходить на личности — особенно учитывая тот факт, что боль в голове совсем не добавляла мне доброты. — Черти бешенные, — обратился я к ним, разгибаясь, и стараясь как бы не смотреть в сторону полковника, — За что вы так со мной-то? Что я натворил-то?! Я чуть махнул лапой в сторону шакала, но тот даже не шелохнулся. Зато за его спиной появился Бульк — в старой гражданской кожанке, так же как и Добб — безоружный и с лапами в карманах. Обычно статный боевой пёс сейчас же ссутулился и дискомфорт виделся во всей его позе. Шакал проследил за моим взглядом и повернулся посмотреть, после чего сразу же сказал мне: — Запомни эту мысль. — Запоминалка ща развалится, дайте мне уже помереть спокойно! — проблеял я. — Не в мою, сука, смену, — подбодрил меня Добб. Бульк спокойно подошёл и так же лениво, вяло отдал полковнику честь, на что он опять махнул лапой у своего виска. — Ну что скажешь? Попробуем? — таинственно спросил его Селкер. — А куда деваться? — пожал плечами бультерьер, — Твой друг, — кивнув на меня, пояснил он, — оказался убедительным. Я не сразу понял с чего бы это я стал друзьями со своим командиром, но запоздало сообразил что обращался он к Доббу. — Таких один на миллион, — поддакнул старый киборг. Шакал что-то тихонько обсудили с Бульком, после чего киборга отпустили восвояси, а шакал посмотрел на меня с высока и заключил: — Нет, таких уникумов больше эта земля не вынесет, — заключил он, и посмотрел на Добба, — И Диверсантку? — Подружка её всё ещё тут, — кивнул он. — Вот ты его и тащи до неё. Хватит, а то он так в плюс работать начнёт. Прокапайте и введите в курс дела… — Сделаем, — спокойно ответил ему мой друг, после чего товарищ полковник удалился в свой вагон, шурша шинелью как призрак. Обычно я даже не замечал этого звука, а тут это было как скрипящий пенопласт. — Давай, — сказал мне мой друг, аккуратно поднимая меня за плечо, — Не переживай, донесём тебя куда надо… — Отставить, — рявкнул я к своему же собственному неудовольствию, — Сам дойду… — Конечно, тут не далеко, — усмехнулся мой друг, всё-таки беря меня под локоток и провожая до нужного вагона и помогая в него забраться. Наша мини-санчасть пустовала и докторша нашлась в проводническом купе, укрытая парой электрических пледов — мне даже хотелось остановить Добба от того чтобы он её будил — так мило она улыбалась и куталась в кокон из одеял. Но боль в голове и ломота в теле всё-таки дали знать о себе в очередной раз, и мой друг её разбудил. Раскрыв глаза, она осмотрела меня с искренней жалостью и лишь самой малой толикой презрения, которым она обычно награждала любого другого пьяницу, но только, почему-то, не меня. — Ну что, герой, хватит геройствовать? — саркастически сказала она, вставая с кровати не переставая кутаться в одеяла. — Прошу, не надо сейчас сарказма, — вежливо попросил я, но в ответ на это змейка округлила глаза. — Сарказм? Ни о каком сарказме речи не идёт, — серьёзно сказала она, — После того что мне рассказала Кая, никак кроме геройства я это назвать не могу. — Главный герой тут это его печень, и она вот-вот падёт в неравном бою, — напомнил ей Добб. — Клади его на любую койку, — сказала Шанни, — Я буду через минуту. Последнее что я понял — это то что под одеялами у неё ничего не было, и как она их сбросила. Образ этот так надёжно отпечатался в сознании, что я даже не понял куда мы пришли и как мой друг заботливо уложил меня на белые простыни и поправил подушку под раскалывающимся затылком. — Ща поправим тебя, — заявил он, вытягивая левую лапу — как раз когда в своём обычном халате поверх белого свитера и синих джинс к нам пришла докторша, разглядывая старую папку, из которой как раз торчал какой-то новый листочек. — Ну что, товарищ капитан, приступим? — спросила она у меня, улыбаясь. Я поморщился — любая лишняя мысль вызывала боль, но нашёл в себе силы поворачивать головой, в поисках того, к кому обращалась. Однако, убедившись, что она смотрит на меня, я решился переспросить: — Капитан? — Так точно, — кивнула докторша, — Вас представили к званию три дня назад. Хорошо что у меня есть истории болезни… А ведь некоторым не надо было и напоминать! Барсук и Динозаврик! Когда я с ними только-только встретился — они обращались ко мне именно так! Этот вопрос я забыл, так и не задав его! Округлившимися от удивления глазами я поглядел на Добба. Тот кивнул, и тут же сказал: — Они тоже обмывали твоё новое звание. — Кто?! — Барсук и Дино. — Я тебе ещё не задавал этот вопрос! — Ты достаточно громко думал, — проницательно ответил доберман. Разобравшись с этой несурядицей, я позволил Шанни ставить мне капельницу, пока мою голову не посетил другой, неожиданно животрепещущий вопрос: кто я и как меня зовут? Тут Добб не успел. — А кто я? — выпалил я, — И как меня зовут? Добб уже набрал воздуха чтобы ответить, но его прервала змейка: — Стоп-стоп-стоп, я думала что всё не так серьёзно! Могут быть задеты важные когнитивные функции мозга и… — Да он просто прикалывается, — заверил доктора мой друг. — Не прикалываюсь! Как меня зовут? Я серьёзно! — Здравствуйте, с вами программа «Вы кто по жизни», — улыбнулся мой друг. — Подожди, — одёрнула его змея, — Нельзя просто так брать и говорить… — Отлично, — согласился с ней доберман, — Тогда его истинное имя откроется лишь под конец… — Я тебе ща устрою конец! — пригрозил я ему. — Спокойно, — сказала Шанни, — Вот! Она развернула ко мне мою же историю болезни и пощёлкала кончиком ручки по центральной надписи. — Похоже на твоё имя? — строго спросил она, пока я, прищурившись, вглядывался в фотографию. Переведя глаза на строчки, я пробежался по ним глазами и удовлетворённо кивнул: — Да, — согласился я, — Похоже. А вот фото… Шанни с готовностью извлекла из кармана халатика зеркальце и дала его мне. Я сравнил полученную в нём морду со сфотографированной и сделал неутешительный вывод: — А вот тому что в зеркале явно пора в отпуск… Шанни, всё ещё немного взволновано, посмотрела на моего друга, и тот спокойно кивнул: — Всё в порядке у него с когнитивными способностями, — заверил её доберман. — Его бы в Москву… — Не надо его в столицу, — всё так же спокойно заверил её киборг, — Туда сейчас никому не надо. И только в этот момент я понял, что волновалась она не об этом. Может быть остатки алкоголя сохранили во мне проницательность, может быть что-то ещё, но я, лёжа и впитывая собой раствор глюкозы и витаминчиков, максимально спокойно спросил у неё простой вопрос: — Волнуетесь за кого-то? — Да, — кивнула Шанни, — У меня там папа и он там как бы тоже… Я приподнял лапу в успокаивающем жесте. — Кем бы он ни был — уверен ему сейчас ничего не грозит. — Он вообще-то военный, — заявила она, — Или как вы думаете я сюда попала? — Вы — толковый полевой врач, — серьёзно заявил ей Добб, — Таких возьмут и без каких-то там связей у военных. Но так или иначе, если он хороший военный, то должен понимать что происходит и как. А значит он всё предусмотрел и либо ушёл куда надо, либо — остался при своей должности. Тут даже я уставился на Добба с нескрываемым любопытством. Доберман продолжил: — Силы, которые нужны для совершения госпереворота очень сильно отличаются от тех, которые нужны чтобы приобретённую власть удержать. И даже более того — как только переворот проворачивают — от тех, кто его делал скорее всего избавятся. Произнёс он это совершенно будничным тоном, будто рассказывал как прошёл день, или что-то в этом роде, но увидев немного приоткрывшиеся глаза нашей докторши, задал уточняющий вопрос: — Ваш отец же не из глупых ребят, я полагаю? В конце концов… Шанни положила папку с моей историей болезни на купейный столик и, не проронив ни слова, покинула медотсек. Я укоризненно посмотрел на Добба, а тот тяжело вздохнул и пощупал мою капельницу. — Ну… — начал было я. — Видимо теперь и за меня перед ней извиняться придётся тебе, да? — догадался он, — Давай, набирайся сил. Обычно ты настолько красноречивый только после первых поллитра. — Да что ты знаешь, — решил в шутку наехать я на него, — Мне пить только для запаху — дури своей хватает! Добб добро усмехнулся, и хоть разговор и казался завершённым, он не спешил уходить. Я воспользовался моментом, и задал главный вопрос сегодняшнего дня: — Что случилось? Почему я так запил? Добб помялся немного, ссутулился, после чего откровенно улыбнулся и всплеснул лапами. Казалось что у матёрого киборга впервые в жизни нет слов, однако поиграв в пантомиму ещё минуту, он наконец-то выдал поражающий своей простотой и лаконичностью ответ: — Это был приказ Полковника. Ну даже скорее просьба. Я медленно покивал, усваивая информацию. Наш командир хотел чтобы я пил — это было чем-то из ряда вон выходящим. Так что мой следующий вопрос я задал соответствующий. — И что этому предшествовало? — Наша с тобой попойка, — сообщил мне мой друг, — Обмывали моё увольнение. — А ты уволился из армии? — Пока нет. — Почему? — Почему что? — Почему хотел? Добб усмехнулся. — Не хотел, — признался он, пожав плечами, — не хотел всё заново. — Боялся что тебя уберут после переворота? Тут старый киборг откровенно рассмеялся, а я постарался сохранить самую серьёзную морду, на какую только был способен. — Ну да, ну да. Пускай попытаются. Нет — они даже не будут этого делать. Я как раз поэтому здесь с тобой тут, потому что мы с тобой — часть старой системы, нужной для поддержания власти… — Хотя и защитить её мы бы могли неплохо? — предположил я. — Да было бы что защищать, — махнул лапой Добб, а потом упёр локти в колени и резко помрачнел, — Нет, кто бы и что бы не провернул в Москве — они свои дело знают. Они знают кто и что им нужно — и именно поэтому они направились сюда — во Владивосток… Я понимающе кивнул, но кажется не дал Доббу договорить. Выдержав небольшую паузу, чтобы он собрался с мыслями, я почувствовал как затягивается неловкая пауза и продолжил сам. — Понятно теперь, куда делись те две сотни бойцов в Иркутске… — Если бы не ты — их было бы не две сотни, а все шесть. — И что же я такого натворил? — снова спросил я. Добб наконец-то снизошёл до ответа. — Уговорил меня остаться. После чего уже полковник, увидев это, попросил обработать весь наш костяк — от киборгов, до Молотова. — Я и его перепил?! — встрепенулся я. — В его собственном купе! Дело там доходило до такого, что ни дать ни взять! Полковнику пришлось провести водкопровод прямо к нему! Я взялся за голову — она уже не так сильно болела, но было стыдно. — Ну и ровно после этого — полковник повысил тебя до капитана и назначил своим заместителем по политической работе. Я нервно сглотнул. — Дай угадаю… Хотя нет, лучше спрошу — я надеюсь мы все мои восемь звёздочек обмыли? — Разумеется. Всё по правилам: первую в водке, вторую — в коньяке, третью — в самогоне… Я стиснул голову потому что от упоминаний такого количества алкоголя она снова заныла. Добб перечислил всё с фотографической точностью, от чего легче не стало, но хотя бы немного отпустило от осознания того что пить мне больше хотя бы не придётся. — Значит я теперь политрук, — заключил я, — И капитан… — Пока мы все тут — никто, — заключил мой друг, — Новое правительство объявило нас вне закона, и мы наконец-то откатились до того уровня, на котором были всё это время — вооружённая до зубов оголтелая банда отморозков. — Вот и хорошо, — тоже подвёл итоги я, — всё равно я не ощущаю себя на капитана. Лейтенант — да, это сколько угодно. А вот как дослужился до капитана — не помню, а значит — не считается. Добб с усмешкой согласился. Пролежав под капельницей несколько часов и мило болтая с моим лучшим другом на всякие отвлечённые темы и принимая у себя в палате сочувствующих и желающих скорейшего выздоровления, более-менее к вечеру я смог нормально встать на две, а не четыре лапы, чтобы под вечер вылезти из медицинского отсека и увидеть как остатки нашего личного состава постепенно собираются на перроне вокзала Владивостока. И пока во мне вместо крови бурлила смесь лекарств, глюкозы и витаминок, я было решил что этому месту не достаёт нашей былой организации — разбитого лагеря, полевой кухни, костра, да хотя бы моего любимого волка с гармошкой, но глядя на совершенно пустые и понурые глаза совсем ещё недавно бывших бойцов, солдат и просто тех, кто хотел хоть как-то сделать этот мир, ну или хотя бы страну лучше, я поумерил свой пыл. Этому быстро способствовали и полковник и Добб и Терминатор и вообще почти все — никто не хотел ничего делать. Местная администрация впала в откровенный маразм, заняв позицию нового президента и объявив нам что знать нас не знает, помогать ничем не будет, никаких ресурсов не выделит и конечно же всё на свете запретит. Пока в стране как таковой творилась неразбериха — не получалось даже купить хоть какой-нибудь провизии у местных — никто не был уверен что наши деньги будут в ходу уже на следующей неделе, из-за чего они полностью обесценились. Некоторые из наших, проявляя какую-никакую инициативу, помогали местным чем могли, зарабатывая бартерным трудом на какие-нибудь пожитки. Разумеется голодным мы никого не оставили — тем более что кормить приходилось сильно меньше народу — наши снабженки переделили суточный паёк, которого спокойно могло хватить на пару недель безбедного существования. Сказать что настроение было подавленным — ничего не сказать. Я даже предложил нашему гармонисту сыграть что-нибудь, но тот отказался, заявив что здесь и сейчас — не его место и не его время. Здесь должен был петь кто-то другой. И как назло я то и дело оказывался рядом с Терминатоором, который то и дело напевал себе под нос какой-то заунывный мотивчик, иногда разбавляя мычание парой строчек текста вроде: «Страну рвало — она, согнувшись пополам искала помощи, А помощь танком по ларькам давила овощи!» А будущее, что только родилось, беззвучно плакало А время тикало себе, а сердце такало… Жаль только, что я так и не услышал припева этой причудливой песни. Ночью мне не спалось — сказывался полноценный отдых, в том числе и от алкоголя — и я забрался на крышу своего вагона, где лёжа на тёплых радиаторах системы охлаждения атомного локомотива, но на пронизывающем ледяном ветре, смотрел в небо в полном одиночестве. И ни о чём не жалел. И в общем-то так продолжалось довольно долго — почти два дня. Этого времени мне хватило чтобы полностью прийти в себя, осознать последствия, прокапаться ещё несколько раз и даже пару раз торжественно пообещать больше так не пить. Меня обвинили в лукавстве, но я был намерен своё обещание держать и хотя бы не доводить себя до алкогольной амнезии. Это мне один раз повезло выбраться из этого запоя практически сухим, в следующий раз кто-нибудь — а может быть и что-нибудь в моём живом, нежном и очень хрупком организме, могли не выдержать такого напора алкоголя внутрь. Так продолжалось ровно до тех пор пока нам не объявили — заместитель нового президента, вице-президент, или премьер-министр — они ещё сами не решили кого к нам отправили, кем он стал по пути и кем к нам приземлится — вылетает. Без особого энтузиазма, остатками нашего былого боевого состава, мы отправились в аэропорт Владивостока — приводить его в порядок. Для наёмыша президента в Москве какими-то непонятными силами нашлись и самолёт довольно представительного класса, и топливо подходящего качества к нему, поэтому подготовить велели именно Аэропорт, и никто особо не задавался странным, но немаловажным вопросом как этот новый полетит обратно. Впрочем, может и не полетит. Никому не было дела до новой власти, и скорее даже наоборот — все воспринимали это как какую-то странную повинность — просто сделать то, что сказано как можно скорее и избавиться от ненужного внимания, вернуться к насущным делам. Всем хотелось делать то, что все умели делать лучше всего — строить, помогать мирному населению и воевать по необходимости. Поэтому в самом аэропорту поступили, как выразились местные, «Чисто по-русски» — два часа курили и обсуждали план действий, потом сделали всё буквально за пять минут: Динозаврик нашёл в ангаре ужасную машину, которую люди использовали в стародавние времена: на шасси грузовика был смонтирован огромный реактивный двигатель, направленный вниз. Коллективное бессознательное быстро пришло к выводу что раньше этот агрегат использовали для очистки взлётно-посадочной полосы от наледи и снега. После того как Дино её запустил и заправил — она прекрасно расчистила древний растрескавшийся асфальт от лишних кусков и от огромного количества растительности. Сделать лучше уже никто не мог — заделывать дырки никто попросту не хотел, да и нечем было. Даже наш физик-ядерщик подтвердил что лучше с ямами, чем с отлетающими кусками асфальта во все стороны. И сразу после всех наших работ мы расселись по обе стороны ВПП и стали ждать оставшиеся несколько часов до прилёта высоких гостей. И они заставили себя подождать, причём изрядно — даже по расчётам Добба, опоздал рейс по меньшей мере на четыре с половиной часа, и по первоначальным предположениям видимо заблудился и плутал где-то, в поисках Владивостока. Однако наши надежды не оправдались — серый двухмоторный самолёт вывалился в сторону Аэропорта Владивостока из густой пелены облаков и несмотря на все наши молитвы — вполне успешно приземлился и даже кое-как повернулся на полосе без единой капли помощи снизу. И даже с земли я прекрасно видел за штурвалом одного-единственного пилота-ящера, терпеливо уводящего машину с конца полосы, рядом с которой уже стояли и смотрели на это все, кто решил остаться в нашей Армии. На откидывающийся и медленно опускающийся трап-лесенку смотрели без особых воздыханий и прочего. Однако, когда дверь открылась полностью и в освещённом проёме появился силуэт прибывшего — многие удостоились чувствительного тычка в бок — посмотреть там было на что, учитывая то, что прибывший был не прибывшим, а прибывшей. По трапу медленно, но весьма солидно сошла грациозная и статная лисица, в весьма откровенном наряде — из основной одежды на ней был лишь литой чёрный купальник, судя по всему — кожаный. На довольно большой груди неплохо себя чувствовала портупея, из которой наспех попытались сшить что-то вроде разгрузки. И даже обувь — а любой военный знает, что это один из важнейших элементов экипировки, выдавал в этом чуде больше старшую по борделю, чем кого-то хоть на милю приближенную к политике, или, не дай кто, к военному делу. Платформа и каблуки. Два каких-то несуразных пистолета в набедренных кобурах, и пышная чёрная причёска, чуть ли не до основания хвоста. Мы с Доббом, смотря на прибывшую, переглянулись. Он лишь тяжело вздохнул, а я сделал заключение, которое он, видимо делал не один десяток раз: — Не знаю что конкретно — каблуки с платформой, корсет или что-нибудь ещё — её убьёт быстрее, но умрёт она сексуально. — Не она одна, — тихо сказал мне Добб, показывая куда-то пальцем. Вслед за одной лисой, на ВПП вышла ещё одна — точно такая же, только с незначительными отличиями в гардеробе, а именно в том что её купальник был раздельным и волосы были не чёрными, а огненно-рыжими. А сразу за ней — ещё одна, уже совсем непонятно во что одетая, и блондинка. Это был единственный цвет, который я мог назвать как-то иначе, чем тем чем он был. Секс-десант на этом видимо закончился — лисицы встали по три стороны от трапа и оттуда, даже не пригнувшись на входе, вывалился улыбчивый, коренастый, широкий в плечах ящер. Раскинув лапы в приветственном жесте, он улыбнулся чуть шире. — Владивосток! Посадка могла бы быть и помягче! Говорил он это то ли в шутку, то ли нам в пику, но какой бы реакции он не ожидал — он её не получил. Вместо этого к нему молча вышел наш полковник, но путь ему тут же преградила одна из лисиц. — Месс, всё в порядке, мы с ним знакомы! — тут же крикнул Ящер, сбегая по трапу вниз и оказываясь взглядом где-то на уровне плечей нашего полковника и своих же телохранителей. Лисица отступила в сторону, а шакал не двинулся с места. Заложив одну лапу за спину, он немного отвёл взгляд, пока ящер допрыгал до него и не приложил ладошку к непокрытой голове. — Товарищ полковник, очень приятно! — сказал зелёный нашему главному, — Всегда хотел познакомиться с вами поближе! — Не могу ответить взаимностью, — честно признался Селкер, продолжая держать военную выправку перед этим чудным карликом, — Мне вас не представили. Ни формально, ни неформально. — Ах, — картинно вздохнул ящер, — Прошу простить мне это недопонимание, я думал что всю необходимую информацию до вас довели. — Мискоммуникация, — спокойно ответил шакал. — В таком случае — позвольте представиться! Кирби Белый! Наш полковник в ответ представился ему и всё-таки пожал его ладонь. То ли мне показалось, то ли кто-то просто сделал это языком, но в момент рукопожатия раздался какой-то хлюпающий звук. — Белый? — тут же переспросил наш главный, не отпуская его ладони. — Ну на самом деле — Уайт, но для вас и ваших бойцов эта фамилия наверное будет более привычна. — Понятно, — без особого энтузиазма пробухтел наш полковник, — Что ж, особой развлекательной программы у нас не запланировано, так что надо двигаться во Владивосток… — Подождите-подождите, — поднял ладошки ящер, — А что насчёт присяги? — Присяга завтра, — спокойно ответил шакал. — Почему? — задал наводящий вопрос ящер, который поставил всех собравшихся в ступор. Добб толкнул меня в бок локтем и на пределе слышимости шепнул: — Твой выход. — Да ладно? — Ты замполит. А тут как раз политика. Никогда ещё мне не предоставлялось такой чести — говорить напрямую с представителями власти, пусть и только что перевернувшейся с ног на голову. Но, подумав немного над ответом, я встал со своего места и пошёл к трапу самолёта, пока ящер продолжал разглагольствовать: — Прекрасное место и время — на взлётно-посадочной полосе, на закате. Давайте покончим с формальностями сразу! — Товарищ заместитель верховного главнокомандующего, — подал голос я, выходя перед ним и отдавая честь, — Разрешите? — спросил я, показав на лисиц. Судя по дёрнувшемуся вверх краю губы, Селкер был совсем не против моего выступления. Более того он охотно представил меня, и скромно добавил в конце: — Мой заместитель по политической работе. — А, политика, — довольно протянул ящер, — Я слушаю. — Разрешите для краткости я буду просто называть вас по фамилии? — Для вас — как угодно, — кивнул ящер. — Товарищ Уайт, — обратился я к нему, — Я бы хотел сказать, что для абсолютно большей части оставшихся в нашей армии бойцов, присяга была и остаётся довольно важным, значимым и праздничным событием, а главное — бойцы до сих пор видят в ней сакральный смысл, — безбожно врал я, зная что основной костяк из моих друзей и знакомых мне охотно подыграет в случае чего, — Поэтому перед принятием этой самой присяги нам с вами, и основным боевым составом надо обсудить наши цели и политики. Мы все тут не просто так. Ящер внимательно меня выслушал с высокопарным видом. — Я даже не знаю какие такие цели и политики у нас с вами могут не совпадать, — ответил он мне, — Мы хотим ровно того же, что и вы. — Необходимо обсудить детали, — покрутил лапами я. — Какие могут быть детали? — уже немного вычурно спросил прибывший наместник президента, — Ваша задача ясна и понятна как никогда — защитить нашу страну! — От кого? — задал каверзный вопрос я. — От внешних врагов, что вы за политик такой? — Военный, — напомнил я ему, — Для меня Враг — это не обязательно тот, в которого надо стрелять. Можно сказать что враг для меня — это друг, которого я недопонял. От таких слов в осадок выпал даже Полковник, округлив глаза и подняв уши торчком. А я затылком чувствовал как Добб за моей спиной усмехнулся и сложил лапы на груди. Ящер же наконец-то снизошёл с трапа самолёта к нам на землю и подошёл ко мне ближе. — Вы что такое говорите, капитан? — Я говорю то, что сохранило вам вашу армию в этом составе, а не в половину, или даже треть от того что вы сейчас видите. Я говорю — мы тут не для этого. Мы собрались здесь не только убивать и захватывать — но строить, помогать и защищать нашу страну. Транссибирская магистраль, по которой мы ездим — будто шов, не дающий этой стране развалиться на огромное множество разрозненных стран, воюющих между собой, и каждый наш рейс из Владивостока в Москву стягивает всех нас ещё прочнее — как очередной стежок на шве. Вот почему в Армии я — и абсолютно большая часть остального личного состава. Я лично над этим работал. — А я думал что я приехал к великим воинам. А оказывается — вы просто очень большая рота стройбата? — съязвил ящер. — Когда надо — да, — не стал скрывать я, — А когда надо — мы можем и за себя постоять и за тех, кто сам не может. — Что-то не похоже, — ухмыльнулся ящер. — Кого вы пытаетесь спровоцировать? — спросил я. — Уж точно не вас, — ответил он, — А вон тот белый бультерьер кажется вот-вот сорвётся. — Бульк? — обернулся я, и убедился что это действительно был он, — Да, он у нас тот ещё сорви-голова. И очень не любит власть как таковую. Мама — анархия, всё такое. — О, так я с радостью стану для такого как он папой со стаканом портвейна, — заверил меня ящер. — Ваши речи призывают к насилию, — только прохрипел сквозь зубы пёс. — Бульк? — только и спросил я его. — Ваши средства призывают к насилию, — продолжил анархист. — Добб! — только и успел позвать я, но даже реакции киборга не хватило. — И уж лучше бы вы нас не бесили бы! Ящер только и успел приподнять брови — на перерез Бульку бросился Добб — он наверное был единственный, кто мог бы его остановить, но совершенно внезапно для меня и всех, кроме президента, его заслонила собой одна из лисиц — с чёрными волосами, если быть конкретнее. В голове промелькнула мысль что Бульк, может и не хотел бить сразу на поражение — может просто припугнуть, или может даже и не бить вовсе, а просто показать что такое воин нашей армии, а не какой-то там строитель, но телохранителям наместника всё было равно. Вот только они не знали с кем связались! Лисица же перехватила выпад Булька, схватила его за запястье и технично заломила его вверх. И в этот момент я понял что это мы не знали с кем связались. Чёрно-рыжая бестия оттолкнула киборга с такой силой, что тот упал на асфальт лишь через пару метров. — Не вставай, — только и сказал Бульку Добб, но разве тот слушал? Рывком поднявшись с взлётно-посадочной полосы, анархист закатал рукава. — Как размылись гендерные стереотипы, — посетовал он, — А бить девушку это прогрессивно или архаично? С этими словами он замахнулся, как он подумал «В полную силу», метя на этот раз в плоский и атлетичный животик телохранительницы. Та поймала кулак Булька двумя лапами ровно в тот момент, когда он должен был её коснуться, полностью его остановив — лишь проскользив подошвами по разбитому асфальту несколько заметных сантиметров. Оценив силу нашего бойца, лисица вывернула руку Булька, чуть не перевернув его самого целиком, но вовремя схватив его за плечо, не дала ему развернуться. Получился болевой залом — вот только киборгу больно не было! Не меняясь в морде, впрочем как и сама лиса, он нанёс сокрушительный удар свободным локтем, от которого лиса даже не уворачивалась — просто чуть выгнулась спиной, не давая локтю пса достать до тела. Следующий удар был за ней — точным движением сапога она выбила из-под Булька опору и схватила его за ремень, тут же поднимая его над головой как трофей. Я понимал что сейчас случится — будь у меня такая сила, я бы в падении уронил бы соперника спиной на подставленное колено. Добб был спокоен — видимо знал, что киборгу от такого приёма не будет ни тепло ни холодно, но тут же с обеих сторон конфликта прозвучало звучное «Отставить!». Рявкнули это одновременно Селкер и Кирби, отчего киборги замерли в очень эпичной позе, и только Бульк мог позволить себе бестактность: — Чо остановились-то? У меня всё под контролем! — Месс, поставь нашего друга на место! — приказал лисице ящер, и с довольной улыбкой наблюдал как лисица делает именно то, что ей сказано. — Новые киборги, — только и прошептал на пределе слышимости Добб, подпирая лапой морду, — Не думал что доживу до такого. — Уверен что новые, а не просто незнакомые? — предположил я. — Практически да, но точнее скажу после нормального знакомства. — Новые-новые, — заверил нас премьер, услышавший наш разговор, — Серия А4. — Серии А4 не существует, — тут же сказал Добб, — Всё кончилось на серии А3. — Хочешь проверить? — всё-таки подала голос та лисица, которая чуть было не преломила об колено нашего анархиста. — Проверять нечего, — ответил Добб, — Вы можете быть более совершенны технически, но без реального боевого опыта вы не сможете оказать достойное сопротивление. — Уверен? — Я видел как серия А1 под орех разделалась с парой из серии А3. Своими глазами. Могу показать. — Отставить прения! — повторил наш полковник. — Да, отставить вот это всё, — повторил лисице министр, — Теперь я вижу что и как нам предстоит обсудить. И я согласен с тем, что это действительно необходимо! И эти его слова я решил обыграть в свою сторону: — Сержант, можете быть свободны, — спокойно сказал я Бульку, и тот с готовностью подыграл: — Слушаюсь, товарищ капитан! И весело мне козырнув, он вернулся обратно в неровный строй бойцов, ожидавших от меня каких-то приказов. На зампрезидента это произвело внезапно неизгладимое впечатление: — Что?!.. Вы… Всё это время… — Мы не могли быть уверены что вы — это вы… — Однако доступ к новейшим разработкам многое обьясняет, — закончил за меня Добб, стоило мне запнутся. — Как видите — мы не просто армия, — ответил за всех нас наш Полковник, сложив лапы на груди. — Мы не просто сила, с которой надо считаться, — подтвердил Добб. — Не строители, — напомнил Бульк. — И не какой-то балаган на гастролях, — подытожил череду отрицаний Молотов, и все странным образом уставились на меня, видимо ожидая какого-то закономерного итога. С моим новым званием мне даже не пришлось долго размышлять над тем самым определением, которого всем нам так не хватало. — Мы — товарищи, — заключил я, и мы все дружно посмотрели на слегка растерявшегося заместителя главнокомандующего. Кажется, придётся мне растолковывать ему значение этого важного и нужного слова.