Несбыточная мечта

До самого нового года я ежедневно пускаюсь в одинокое путешествие к замёрзшему озеру. Даже не для того чтобы попрактиковаться в катании или научиться чему-нибудь большему, а просто так. Это, скорее, ритуал. Китнисс в лесу больше не появляется. По крайней мере, мне на глаза она не попадается. Ей это делать легко. Она быстрая, тихая и ловкая, не шумит, передвигаясь по звенящей тишине леса, как это обычно происходит у меня. В её хижину я не суюсь. Пусть она пустила меня в свой уголок, но злоупотреблять этим мне никак не хочется, и я не собираюсь. Сегодня последний день, который я проведу здесь. Завтра настанет новый день, новый год, и я оставлю это место позади. Нет, я не собираюсь забывать те дни, проведённые здесь с Китнисс, которых было не так уж много, или её саму. Это невозможно. За эти десять лет у меня было множество потерпевших крах попыток сделать это. Из моего разума её может вытравить разве что какой-нибудь яд, выведенный прямиком для этих целей в Капитолии. Я замечаю дым ещё издалека. Прекрасно понимаю что это значит. Сердце галопом пытается догнать мой шаг, когда я молнией пускаюсь в путь по глубоким сугробам. Сегодня я вышел из дома не с самого утра. Сначала меня одолевали мысли о желании оттянуть этот момент «прощания», а может, и вовсе пропустить его, будто бы ничего такого я не планировал и ничего себе нк обещал. Потом появились дела в пекарне, так же отвлёкшие меня на несколько часов. Идти не хотелось. Но непреодолимо тянуло. И теперь я понимаю почему. Время давно за полдень. Не за горами сумерки. Даже если я поверну домой прямо сейчас, дома я окажусь уже только когда тьма опустится на наш дистрикт. Добравшись до поляны передо мной предстаёт удивительная картина. Как я и ожидал, огонь в своей хижина развела Китнисс, и сейчас она катается по льду. Но в этот раз она не одна. Девушка смеётся и нежно улыбается, когда вместе со своей сестрой врезается и падает в сугроб. По неумелым движениям одиннадцатилетней Прим можно сказать, что уровень её владения коньками примерно такой, как был у меня в самом начале. И тут меня озаряет. Китнисс учит свою сестру. Теперь мне становится как-то неловко как то, что я застал их в такой интимный и семейный момент. Но в мыслях всё равно появляется мысль, что когда-то и мы с Китнисс со стороны выглядели так же. Только она улыбалась гораздо более задержано, но эти улыбки были. И они были обращены мне. И я до сих пор помню каждую из них. Теплота совсем ещё недавних воспоминаний греет меня, несмотря на то, что морозный воздух ударяет прямо в лицо, а начинающий буйствовать ветер поднимает и кружит острые снежинки, царапая ими все открытые участки тела. Назревает перемена погоды. Возможно, вьюга. Я хочу уйти таким же незамеченным, как и появился, чтобы не портить Китнисс этот день. Ведь сегодня Новый год, который она проведёт в окружении семьи. Людей, которые её любят и которых любит она. Я всегда был слишком шумным и довольно неуклюжим. Поэтому первым же делом, когда я решаю вести себя особенно тихо, своими широкими плечами я умудряюсь сломать засохшую ветку, непонятно откуда взявшуюся. Это привлекает внимание. Не успевает пройти и минуты, Китнисс появляется рядом. — Я сейчас уйду, — тут же начинаю я, поднимая руки в капитулирующем жесте. — Не знал, что ты тут с сестрой. — Не только с ней, — хмуро произносит девушка. Я опускаю руки, а брови сами собой сходятся в таком же хмуром, как у неё, взгляде. Ещё до того, как я успеваю это скрыть. Не только с сестрой. Значит, вероятно, где-то там, в той самой хижине, поддерживая огонь, или, может, где-то в лесу, добывая праздничный ужин, бродит охотник. Я не имею на это права, но ревность никогда не просит разрешения перед тем как навестить тебя. Она всегда делает это резко и неожиданно. — Понятно. Я не собираюсь вам мешать, не переживай. — Останься. Её ответ ошарашивает меня. Настолько, что не находится слов ответить. — Стол будет очень скромным, но в полночь здесь будет довольно красиво. — Стол? — Мы с мамой и Прим решили отпраздновать новый год здесь. Тихо и скромно, но ночью ты всё поймёшь. Если останешься. — Моя семья может потерять меня, — говорю я, даже не уверенный в том, что кто-то действительно заметит. — Твой брат им всё объяснит. Возможно, что-то я и пойму, но конкретно сейчас я не понимаю совсем ничего. Однако я соглашаюсь, в какой-то степени обрадованный тем, что в списке присутствующих не прозвучало имя Гейла, но всё равно решаю уточнить. — А как же твой друг? Он здесь? — Нет, у него есть своя семья и он будет праздновать с ней, — незатейливый и простой ответ, однако со скрытым смыслом. Китнисс ведёт меня в хижину, в которой наводит порядки её мать Сейдж. Удивительно, но миссис Эвердин смогла придать этой лачуге праздничный вид. На столешнице в красивых блюдечках стоят ещё незажжённые свечи, на стенах висят украшения из настоящих хвойных и не только ветвей, немного мишуры и гирлянд, работающих на батарейках. Её мать знает меня, так как я почти всегда был тем, кто продавал им хлеб, да и дистрикт у нас совсем небольшой, тут каждый друг друга знает. Поэтому встречает скромной улыбкой и мягким рукопожатием. Я переодеваю свою обувь на коньки и спешу вернуться к Китнисс на лёд, куда она только что ушла. — Прим, ты знаешь Пита, — говорит она сестрёнке, когда я подхожу к ним. — Конечно знаю, — отзывается хрупкая блондинка с добродушной улыбкой на губах. Они с Китнисс совсем не похожи. Прим больше похожа на мать, такая же светловолосая и голубоглазая, и даже со мной у неё больше схожестей, чем со старшей сестрой. — Спасибо за печенье. — Не за что, — улыбаюсь я. — В моём рюкзаке в хижине есть ещё. Прим заливается лёгким румянцем и переводит взгляд на Китнисс, которая заботливо поправляет той воротник. Воцаряется неловкое для всех молчание, которое первой решает прервать очевидно самая смелая из нас. — Я немного устала, пойду помогу маме с ужином. И Прим семенит маленькими шажками, прямо как я когда-то, к краю озера, чтобы спуститься на мягкое покрывало снега. Мы остаёмся с Китнисс одни. — Так… значит, ты решила научить кататься Прим? — Да, у Мадж сохранились коньки с её детства. Ей они не нужны, она хотела выкинуть, а покупать Прим новые, когда на следующий год они будут ей малы как-то нецелесообразно. А те, что купил отец, когда учил меня, ей уже малы, а она так и не научилась. Это логично. Уж у дочки мэра такие вещи, вероятно, не вызывают особых трат, но для семьи Китнисс это не маленькие деньги. Как-то она сказала, что коньки, на которых сейчас катается она достались ей от миссис Эвердин. И сейчас меня даже ещё больше умиляет эта ситуация. Вся женская часть их семьи покоряется этой маленькой негласной традиции. — И что будет ночью? — Ты увидишь, — заговорщически произносит Китнисс, и её взгляд загорается. Меня удивляет такое её непринуждённое поведение. Я думал, она будет обижаться и злиться на меня за тот поцелуй, но она ведёт себя так, будто бы ничего и не было. — Но ты бы знал, если бы не проспал в то утро. А вот и укол. Но по её тону понятно, что она сказала это не для того, чтобы как-то задеть, а просто чтобы ещё больше распалить мой интерес. Примерно полчаса мы проводим на льду, просто катаясь. Мои опасения насчёт того, что погода испортится не оправдались. Ветер наоборот улёгся и стало даже как будто тепло. Или это всё из-за Китнисс и её странного поведения. Она уходит в лес, обещая не уходить далеко и надолго, чтобы добыть мяса на ужин. Она и правда появляется на полянке с сумерками. В её охотничьей сумке оказывается два жирных кролика. В то время, что её не было, я помогал её семье с ужином, а также установить на улице перед хижиной стол, который до этого стоял в тепле очага. Оказывает, не такая уж это и развалюха, как казалось на вид. От Прим я узнал, что когда-то его сделал мистер Эвердин. Я развожу костёр там, где мне указывают. Совсем недалеко от стола, чтобы можно было всегда следить за мясом и греться. У меня на это уходит немало времени, как если бы это делала Китнисс, ведь у неё больше опыта. Но она в это время занята свежеванием и потому даёт мне лишь устные инструкции. Но с наступлением темноты огонь уже во всю горит, а мясо ожидает готовки. Мы все постоянно разговариваем о чём-то. Удивительно как мне легко нашлось место в этом странном для меня обществе. Семье Китнисс. Пока я помогаю нарезать салат, Прим рассказывает о школе, миссис Эвердин задаёт вопросы, даже решаясь спросить о здоровье моего отца. Время с ними проходит легко. На улице становится морознее, когда мы усаживаемся за стол на скамейки, которые тоже хранились в хижине под кроватью. Но огонь в близи разбавляет атмосферу и своим светом и жаром. Пока мы ужинаем, я несколько раз ловлю на себе взгляд Китнисс. Иногда мне даже кажется, что в нём плескается тепло, но это невозможно. Не после тех глупостей что я совершил. Так что стыд за это заставляет меня первым отводить глаза. Однако за столом всё равно царит приятная и весёлая атмосфера, так разительно отличающаяся от той, к которой я привык. Нас всего четверо человек и мы находимся в лесной глуши, посреди промёрзших деревьев и голодного зверья, а дома родители обычно собирают большую и шумную компанию плохо знакомых мне людей. Все постоянно говорят о чём-то своём, не слушая собеседников. Мне никогда не бывало по-настоящему комфортно там. Но здесь и сейчас всё по-другому. Да, на улице минусовая температура, но мне тепло. Мы сидим на жёстких деревянных скамьях посреди леса, но мне уютно. Я практически не знаю людей, с которыми сижу, но с ними приятно и… как-то даже по-домашнему. По-семейному. Горькая мысль, о том, что у нас дома никогда так не будет застревает в горле, но я быстро прогоняю это чувство, решая наслаждаться моментом. К полуночи Китнисс заставляет нас всех подняться. Она постоянно сверяется с часами на руке миссис Эвердин. В итоге я, Прим и миссис Эвердин оказываемся на льду, посреди замёрзшего озера, куда нас с скорпулёзной точностью поставила Китнисс. Сама она практически сразу же скрылась где-то за деревьями, что я даже начал переживать за неё. Я вглядываюсь в беспросветную тьму впереди меня, пытаясь разглядеть хоть какие-то движения, но ничего не могу увидеть. Меня пугает взрыв и резкая вспышка света. В небе нерасторопной чередой взрывается всё новый и новый огонь, рассыпаясь разноцветными лепестками. Дамы рядом со мной ахают в восхищении, а я просто взираю на всё с открытым ртом. Фейерверк. Вот, что устроила Китнисс. Каждая цветная вспышка над нашей головой ярче другой. Они отражаются в больших переполненных восторга глазах Прим, когда я смотрю на неё. Ещё пара разрывов в небе и красочный фонтан утихает, оставляя в небе дымку в некоторых местах. К нам возвращается Китнисс и Прим тут же бросается к ней с объятиями. — Китнисс, это было волшебно! Так красиво! — Надеюсь тебе понравилось, — скромно улыбается та, крепко прижимая сестру к себе. — Очень! Но это же так дорого! — Всего-лишь несколько дней охоты, — произносит Китнисс будничным тоном, словно говорит о пустяках. Но я-то точно сведущ в расценках, и могу с уверенностью сказать, что чтобы заплатить за такое удовольствие, понадобилось бы как минимум несколько недель охоты. Причём, очень удачной. Прим с миссис Эвердин довольно быстро сообщают о своём намерении погреться в тёплоте домика, а Китнисс остаётся, ссылаясь на то, что после всей этой беготни ей нужно перевести дух. Я тоже решаю остаться и ещё немного полюбоваться звёздами изредка проглядывающими из-за зимних туч. — Значит, с этим я должен был тебе помочь в то утро? — произношу я, глядя я небо и избегая взгляда Китнисс. — Именно. Прямо над нами проплывает большая и тёмная туча, когда на нас начинают сыпаться, медленно и ритмично кружась, снежинки размером с хлопья. С каждой секундой их становится всё больше и больше, уже через несколько минут наша одежда оказывается покрыта снегом. — Пит. У тебя есть мечта? Я перевожу удивлённый взгляд с неба на лицо Китнисс, светящееся в свете луны. Снежинки оседают на её коже и тут же тают. — Есть. — Как думаешь, она исполнится? — Я бы очень хотел на это надеяться. — Тогда, я надеюсь, ты успел загадать желание. Желание в новогоднюю ночь. Никогда этого не делал, но сейчас мне бы хотелось. Но салют, устроенный Китнисс сбил все мои мысли, и я совершенно забыл. Она тихо смеётся, догадавшись по выражению моего лица, о моём провале в этом деле. — Уже поздновато, — сконфуженно отвечаю я. — Никогда не поздно. Закрой глаза и загадай его прямо сейчас. Ну же. Давай. Я недоверчиво смотрю на неё, но её лицо абсолютно серьёзно. Я вздыхаю, выпускаю облачко пара, и поддаюсь её уговорам. Закрываю глаза и загадываю желание. Не знаю, должен ли я что-то почувствовать или нет, но ничего не происходит. Сначала я открываю один глаз, а затем второй, будто бы земля под ногами вдруг могла разверзнуться или что-нибудь вроде того. Довольная Китнисс стоит рядом и просто глядит на меня. — Ну, пошли? — говорю я, аккуратно подталкивая её рукой за поясницу, чтобы она шла вперёд. Однако я делаю шаг, как подошва ботинка неудачно скользит по скользкому льду, сбивает с ног Китнисс и валит нас обоих на землю. Весь удар приходится в основном на меня, потому что я падаю на спину, а Китнисс оказывается прямо на мне. Я зажмуриваюсь на какую-то долю секунды, ожидая криков и ругани, но ничего не слышу и поэтому открываю глаза. Китнисс, почти улыбаясь, вглядывается в моё лицо. — Знаешь, почему я назвала тебя идиотом, Пит Мелларк? Каждый раз слышать своё имя из её уст сродни чему-то невероятному. Каждый раз дыхание захватывает, как на спуске с самой крутой горки. Я утвердительно киваю головой, отвечая на её вопрос. Она кажется удивлённой. — И почему же? — Потому что я поцеловал тебя. Один уголок её губ ползёт наверх, изгибаясь, что вводит меня в ещё больший ступор. — Нет, не поэтому. — Тогда почему? — Потому что ты не видел большего. Не позволял себе увидеть. В отличие от твоего брата. Тело тут же напрягается. Не то чтобы до этого оно было расслаблено, но теперь я чувствую, как каждая мышца превращается в камень. — А что мой брат? Забавно, я только сейчас понимаю, что Китнисс уже не впервые говорит сегодня о нём. — Знаешь, а ведь вчера я приходила к вам. В пекарню, — рассказывает она. — Хотела поговорить с тобой. Но Бейгл сказал, что тебя не было дома с самого утра, и я сразу догадалась где ты. Не стала ждать или идти сюда, знала, что сегодня ты снова появишься здесь. Правда, ты заставил меня немного поволноваться своим поздним появлением. Я почти открываю рот от удивления, но Китнисс жестом приказывает молчать, продолжая говорить. — Наверняка, твой брат рассказал тебе про случай с Гейлом. — Он сказал, что его друг рассказал ему о том, что ты отвергла охотника, — нерешительно отвечаю, не переставая следить за каждым взмахом её ресниц. Я почти невнятно тараторю это, впервые позволяя поверить себе, что, возможно, слова брата оказались правдой. Китнисс задумчиво отводит взгляд и хмыкает. — Твой брат настоящий жук. Но нет, Пит. Никакой друг ничего не говорил ему. — Моё сердце проваливается под тот самый лёд, на котором я продолжаю лежать. — Он сам был свидетелем этой сцены. А потом он, скорее всего, сложил два и два и решил поиграть в купидона. Я же сказала, жук. — Что значит «сложил два и два»? Спину потихоньку начинает пробирать холод, но я совершенно не обращаю на это внимание, полностью увлечённый происходящими событиями. — Ты идиот, Пит Мелларк, — она смеётся, так что теперь это невозможно воспринимать как какое-то оскорбление. — Раньше я думала, что это я не вижу дальше своего носа, но оказалось, что из нас двоих это ты. — Что ты имеешь в виду? Китнисс вдруг наклоняется ко мне и наши губы соприкасаются. Я не соображаю ответить, полностью охваченный шоком, но она уже отстраняется, когда я оказываюсь способным это сделать. — Я не ждала от тебя поцелуев тогда, Пит, я ждала слов. Ещё немного ошарашенный, но вдруг такой воодушевлённый я решаю больше не молчать. — Я влюблён в тебя с пяти лет, Китнисс, никакие слова уже давно не имеют для меня значения. Её щеки краснеют, а на губах появляется робкая улыбка, когда я сам тянусь и целую её. Несмотря на неудобно моего положения, внутри кружат бабочки и словно заставляют парить над леденящей поверхностью. Не губы холодные, но слишком сладкие и желанные, чтобы обращать на это внимание. Наш поцелуй согревает нас обоих. Она встаёт и протягивает мне руку, помогая подняться. Если я правильно понимаю всю ситуацию, то прямо сейчас, прямо в эту минуту Китнисс отвечает мне полной взаимностью. Она не говорит больше ни слова и не ждёт поспешных слов и пылких признаний от меня. Она только мягко и нежно — как я никогда ещё не видел — улыбается мне и переплетает наши замёрзшие пальцы. Мы ещё немного говорим о событиях последней недели. Кажется, картинка окончательно складывается в моей голове. Мой брат, догадавшись о моём влечении к девушке из Шлака и ставший свидетелем отвержения той сердца другого, затеял свою опасную и необязательно удачную игру. Заключил со мной спор, который в любом случае бы привёл к тому последствию, на которое он рассчитывал. Привёл меня в лес, где наверняка знал, обитает Китнисс, затем оставил меня «одного», ссылаясь на занятость в пекарне, рассказал сочинённую историю, призванную вдохновить меня или вселить уверенности, тут он, однако, просчитался. Многое встало на свои места. Но меня всё ещё одолевал один вопрос. Откуда он всё это знал? Китнисс объяснила мне, что часто наблюдая за мной, она натыкалась на заинтересованный взгляд моего брата, вероятно, так ему пришла в голову абсурдная идея о небезответности моих чувств. Удивительно, что он оказался прав. Однако все остальные его знания остались для меня загадкой. Мы с Китнисс решаем вернуться в тёплую хижину, где собралась её семья. Мы будем разговаривать и играть в разные настольные игры, озаряемые светом свечей, пока Прим первая не задремает. Миссис Эвердин ляжет с ней на кровати, а мы с Китнисс будет шепотом говорить до самого рассвета, уютно примостившись к стенке у печи. Но сейчас я смотрю на сияющее в ночном свете лицо, сквозь шквал непрекращающихся снежинок. Самое красивое лицо, что я когда-либо видел. — Знаешь, кажется, моя мечта только что сбылась. Китнисс крепче сжимает мои пальцы своими, а её глаза блестят, затапливая моё сердце любовью.

спасибо за то, что потратили своё время и провели его частичку со мной ❤️ надеюсь, ещё встретимся)