***
Я раздраженно ударяю кулаком по двери, она неожиданно поддается. Чувствую удушливый запах лилий и хмурюсь: мы с братом терпеть не можем эти цветы – мерзкие и белые, как наша тетя, взявшая нас под свое крыло после смерти родителей. Коридор будто в тумане, я машу рукой, чтобы разогнать дым, тру глаза, но ничего не меняется. Голова слегка кружится – стоит меньше пить, чтобы всего это не было. Наклоняюсь, чтобы разуться, и вижу грязь на полу. Неужели этот чистюля кому-то позволил пройти дальше прихожей в уличной обуви? В лесу бигфута нашли, а нам сообщить забыли? Следы ведут в спальню. Мужские и, скорее всего, не брата. Неужели этот святоша обзавелся любовником? Вот интересно будет посмотреть на реакцию тети Лилечки, когда она узнает такой забавный факт о своем любимом племяннике. Стараюсь очень тихо ступать по полу, чтобы не шуметь: если голубки настолько устали, что не проснулись ни от звонка, ни от стука в дверь, то не стоит еще больше искушать Фортуну. Брат лежит один, спиной ко мне. Не заботясь о шуме, подхожу к нему, резко поворачиваю и проваливаюсь в пустые мутно-серые глаза. Знаешь, если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз.***
Резкий толчок в спину привел меня в чувства: задумавшись, я снова оказался в воспоминаниях М. --Кажется, сегодня в участке было что-то интересное,– мальчишеский голос звучал насмешливо. – Не расскажешь? -- Зачем? Ты же и так все видел, -- я повернулся лицом к гостю и посмотрел на серебристые волосы. -- Но мне интересно узнать, к каким выводам ты пришел, что отправил в Ассоциацию, что собираешься делать с Олежей, -- мальчик чуть выпятил и поджал нижнюю губу, нахмурился. -- То есть мне надо с кем-то обсудить это, поэтому я снова галлюцинирую мальчишкой? -- И очень интенсивно, к слову: раньше я не мог тебя толкать. Стоит рассказать об этом кому-нибудь, не думаешь? – я собирался начать долгую речь о том, что свихнувшихся телепатов никто никогда не видел, а узнавать причины на собственном опыте желания пока что нет, но не смог открыть рот. – Чайник вскипел. Выпей ромашковый отвар, а мне горячего шоколаду налей. -- Если ты мое подсознание, то почему такой неграмотный, а? – руки сами выполняли приказ галлюцинации, мне оставалось только подчиниться. Как всегда. -- Потому что тебе хочется быть выше меня хотя бы в чем-то. Помимо возраста и роста. Маленький закомплексованный телепатик. -- Видимо, мне еще и оскорбления в свой адрес хочется слушать, раз ты все это говоришь. -- А вот тут желание не важно. Тебе надо это слушать, надо говорить хотя бы с кем-то. Всем нужны друзья, Саша. Особенно тем, кто смотрит на грязь этого мира. --Алекс, с кем и о чем мне говорить, если детали дела можно разглашать только вовлеченным, члены Ассоциации должны быть изолированы от влияния друг друга, а нормальные люди просто не могут понять наши проблемы? -- Никто не может до конца понять проблемы другого человека, но это не мешает людям делиться ими друг с другом. Так они снимают груз с плеч. И не обязательно говорить о деле. Когда ты последний раз с кем-то в кино ходил? В кафе? -- Чтобы читать мысли других людей? -- В гости? -- А там что, людей нет? -- Так не обязательно читать чертовы мысли! Ты меня вообще не слышишь! -- К несчастью, слышу, поэтому и начинает голова болеть. Пей свой шоколад и вали, -- я поставил перед ним кружку и сел напротив. Признавать вслух, конечно, не стал, но ромашковый отвар всегда помогал мне расслабиться, что было очень кстати. -- Пей давай и говори: зачем полез в воспоминания того мужика сейчас? -- Я не понимаю, зачем меня позвали его допрашивать: дискредитировать работу телепата можно только во время официального расследования, но самоубийство расследовать не будут. -- Но это же не самоубийство. -- Так считает М. Вернее, он не подумал о том, что его брат мог покончить с собой. К тому же, если это самоубийство, то я не понимаю, как именно он умер: от снотворного? От яда? Может, из-за болезни? Почему сначала меня позвали допрашивать подозреваемого, а потом сказали, что жертва – самоубийца? -- Хочешь узнать? Уверен: хочешь – будет весело. Да и тому пухлику высокомерному насолить сможем. -- Хочу, конечно: подпорченная репутация мне не нужна в самом начале карьеры. А причем здесь этот Игоревич? -- Бесячий больно и высокомерный. До девчонки домогался, но она его отшила. -- С чего ты взял? -- Он подумал, что она – ничего не стоящая молоденькая девчонка, получившая свои хорошие оценки через постель или еще как. Подкатил к ней, она отшила, ясное дело, но не донесла куда следовало. Теперь… -- А факты будут или у нас тут собрание сказочников? -- А ты с ней кофе выпей и узнай. Заодно и про дело что-нибудь спроси. -- Я думал, что она не любит кофе... -- Не тем местом думал, видимо, -- мальчишка продолжал смотреть на меня чуть свысока, кривил губы в ехидной усмешке и причмокивал от удовольствия. Его черные глаза всегда пугали: они казались бездной, в которую я мог провалиться в любой момент. Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз. -- Если бы я мог, то умер бы за тебя еще сотню, тысячу раз, – я понял, что сказал, только когда Алекс закашлялся. -- Это ты так в любви признаешься? -- М. услышал эти слова, когда посмотрел в глаза брата, – под враз посерьезневшим взглядом пришлось пояснить.– М. посмотрел в открытые глаза своего мертвого брата и услышал эти слова. -- Как интересно, -- улыбка напротив будто разрезала лицо пополам. – А самое интересное здесь то, что я об этом не знал. -- Ч-ч-т-как? -- Вот и мне интересно.