***
Это случилось одной весной, насколько он помнил. Точнее, в самом конце марта. Сакура в поместье господина Убуяшики тогда только-только расцветала, и погода стояла непривычно тёплая. За несколько дней до очередного собрания Столпов Санеми вернулся с миссии, после которой довольно тяжело восстанавливался в «Поместье Бабочки». Но там он никогда не задерживался надолго. Слишком уж много было народу вокруг — то раненые мечники, раздражающие, ноющие и хныкающие, то девчонки Кочо, которые лезли со своими советами каждые полчаса. Если с Шинобу он хотя бы договориться мог, поскольку частенько с ней общался, то с её помощницами такое не прокатывало. Так что на очередном собрании он сидел перед главой перебинтованный, ещё и с головной болью. На миссии Санеми тогда сильно досталось, у него было сотрясение. Ояката-сама был на редкость недоволен. Когда он при всех, пусть и ласково, велел Санеми впредь завершать лечение как подобает, Шинадзугава хотел просто провалиться под землю. «Пожалуйста, береги себя и не пренебрегай должным лечением, — высказался господин Убуяшики. — Иначе через полгода мы не позволим тебе присутствовать здесь». Хоть он и улыбался, как прежде, в тоне его голоса ощущались беспрекословность и отцовская строгость. Санеми тогда чуть ли не лбом о землю ударился, так страстно поклонился в ответ. Но хуже всего было, что этот разговор случился в присутствии остальных. Кочо глядела на него так, будто намеревалась придушить. Ренгоку покачал головой и громко высказался о том, что безответственное отношение к собственному здоровью может закончиться плачевно, бла-бла-бла, и так далее. Химеджима беспрестанно бормотал молитву и недовольно ворчал. А вот Узуй толкнул Санеми локтём в бок и, едва сдерживая смех, с издёвкой прошептал: «Береги себя, мой малыш! Хочешь, я подоткну тебе одеялко сегодня ночью?» Шинадзугава едва сдержался, чтобы не наброситься на него. Один только Игуро молчал, изредка на него поглядывая. Позже, после собрания, Санеми сидел под навесом в саду и снимал бинты с рук. Благо, раны уже зажили. На коже до сих пор ощущался резкий запах лекарственной мази. Ругаясь себе под нос и обещая скоро надавать пинков Тенгену, он почти со злостью срывал с себя бинты. Когда возле его ног послышалось какое-то копошение, он замер, затем увидел белую змейку, заползшую по краю каменной скамейки к нему. — Кабурамару! Привет, дружок! Санеми почти невесомо погладил змею по чешуйчатому хвосту, на что она ласково потёрлась о его ладонь. Затем появился Игуро Обанай. Без лишних приветствий он уселся на скамейку рядом с товарищем, и Кабурамару живо заполз ему на плечи. — Болван! — сказал Обанай, глядя на приятеля. Санеми ухмыльнулся. — Избавь меня от этого. Хватило и собрания. — Я думал, Ренгоку увяжется за тобой и будет читать лекции. Пришёл тебя спасать. — Тц, мне достаточно того, что сказал Ояката-сама. Сто раз повторять не нужно. — Угу… Игуро Обанай был немногословен. И довольно-таки нелюдим. Но Санеми сблизился с ним не только из-за этих качеств. Они не только являлись одногодками и хорошо друг друга понимали, Игуро был упрямым, прямолинейным и также сильно ненавидел демонов, как и Санеми. И он был одним из немногих, кто знал и понимал его ситуацию с Геньей. Шинадзугава тем временем знал о его прошлом, о том, что было после того, как бывший Столп Пламени спас его и направил в Истребители. Обанай только со стороны казался отстранённым и диковатым, на самом деле он был довольно образованным, много читал и грамотно выражал свою речь. А ещё у него не гулял ветер в голове, как у остальных. Он не болтал о глупостях и всегда был сосредоточен. Несколько раз они вместе бывали на миссиях, и теперь отлично ладили. Чаще всего именно с ним Санеми разговаривал вне работы. Приятно было признавать, что после потери Масачики ему удалось отыскать такого товарища. — Ты должен беречь себя и не проливать свою редкую кровь, где попало, Шинадзугава, — сказал Игуро, и даже змейка на его плечах словно утвердительно шикнула. — От этого никому пользы не будет. — Я о себе прекрасно позабочусь! — Если мы потеряем такого сильного Столпа, как ты, это будет проблемой. На самом деле он был прав. Как и всегда Игуро рассуждал логически, во благо организации. Санеми трудно было не согласиться. — Кстати говоря, у меня к тебе есть просьба, — сказал Обанай. — Я должен отлучиться на четыре дня. — Приглядеть за твоей территорией? — Да, верно. Санеми выпрямился и скрестил руки. — И куда это ты намылился на четыре дня? — поинтересовался он. — Я хочу пригласить Канроджи на ханами, в столицу. Не волнуйся, я не задержусь. Он сказал это привычным обыденным тоном, без всякого смущения. Санеми и не нашёл, что ответить. В организации давно уже ходили слухи, и даже последний какуши догадывался о том, что Игуро питал нежные чувства к Канроджи Мицури. С Санеми они никогда на эту тему не говорили, видимо, прямолинейный Обанай понимал, что товарищ его не поддержит. Санеми не слишком любил Канроджи. По его мнению она была шумной, часто хихикала без причины и вела себя, как дурочка. Ему казалось, она несерьёзно относилась к работе, и вообще удивлялся, как она умудрилась стать Столпом, пусть и будучи довольно сильной. Но, разумеется, при Игуро он о ней ни слова не говорил. Санеми был далеко не полный болван, чтобы злить его. А злился Обанай по-страшному, стоило кому-то задеть Мицури. И всё-таки Санеми не понимал, как такому серьёзному и строгому парню могла понравится эта крикливая кукла. Вряд ли он повёлся на её внешность и формы. — Только ничего не говори, — пробормотал Игуро наконец. — Я молчу. Хочешь, иди и пялься на свои цветочки сколько влезет. — Шинадзугава… — Чего? — Не стоит так категорично реагировать. Почему тебе не нравится Канроджи? — Тц! Да я её знать не знаю! Мне нет до неё дела. Игуро молча покачал головой. Было заметно, что слова товарища его задели, но, в отличие от любого другого, он остался хладнокровен и серьёзен. — Знаешь, когда-нибудь ты обязательно меня поймёшь, — сказал Игуро и поднялся со скамейки. — Пойду, отыщу Мицури. Спасибо, что согласился прикрыть. — Так ты ей уже сказал? Признался? — ляпнул Санеми, не подумав. Парень посмотрел ему в глаза привычным строгим взглядом. Кабурамару, обернувшись вокруг его шеи, склонил свою змеиную голову, выражая недоумение. — Нет, я ей не признавался. И не сделаю этого, пока мы не покончим с Кибутсуджи. — А чего так? После недолгой паузы Обанай ответил лишь: — Потому что я проклят. А она заслуживает лучшего. Возможно, когда-нибудь я стану таким, чтобы быть достойным её. Тогда Санеми не понравились его слова. Он не мог понять, как такой парень, как Игуро, способен настолько себя принижать, тем более перед девчонкой, которую встретил полгода назад. Разумеется, его детство и причины, по которым он оказался здесь, имели вес и казались кошмарными. Но это было низко и так по-детски — считать себя недостойным отребьем из-за какого-то эмоционального увлечения. Тогда Санеми многого не понимал… Тогда он был слишком зол и глуп, чтобы понять… Ему просто хотелось убивать демонов и держать Генью на расстоянии. Все иные надежды и мечты казались для него пустыми и бессмысленными. «Прости меня, Игуро. Прости меня. Я был полным придурком! Я не видел того, что видел ты своим удивительным зрением. Ты выбрался из темноты на свет, который сиял ярче любого другого, и ты потянулся к нему изо всех сил… и победил… Когда я открыл глаза и увидел, как ты обнимал её, склоняясь всё ниже к земле и теряя последние силы, я вдруг всё понял… Ты видел в ней нечто, чего сам оказался лишён. Нечто, чего тебе так не хватало. Она заразила тебя своим светом, и ты уже больше не мог оставаться во тьме. Вы умерли друг у друга в объятьях, у меня на глазах… Тебя любили, Игуро. И меня одолела зависть. Я знаю, несмотря ни на что, ты бы не захотел ничего менять. Я понял, что ты оказался сильнее многих, кого я знал. Ты был во многом сильнее меня самого…»Глава шестая, в которой принятие чувств становится особенно важным
17 декабря 2021 г. в 15:07
Поначалу складывалось впечатление, будто старик ожидал от него провала. Мидзута-сан то и дело сверлил Санеми хитрющим острым взглядом, хихикал и разве что ладони не потирал от предвкушения чего-то особенного. Но вот, в конце восьмого дня кропотливой, почти непрекращающейся работы, Мидзута-сан держал в руках длинный нож магура-ботё.
Он и Санеми находились во внутреннем дворике, пока было ещё довольно светло. Кузнец очень тщательно измерил инструмент, затем досконально стал его разглядывать со всех сторон. Он долго ощупывал рукоять, потом сделал пару взмахов ножом в воздухе. Шинадзугава преспокойно стоял напротив и наблюдал.
— Хм-м-м, вот, что я скажу тебе, парень, — произнёс Мидзута-сан непривычно серьёзным тоном. — В целом клинок выглядит хорошо. Он лёгкий и ровный. Но рукоять отшлифована не до конца. Видно, что деликатная работа — это не для твоих рук.
Не то, чтобы это было обидно услышать спустя целую неделю упорного труда, но старик мог бы не улыбаться при том так гаденько. Санеми упрямо сжал губы.
— Принеси-ка мне пару яблок, парень, — попросил кузнец.
Санеми сделал, как было велено.
— Теперь брось поочерёдно каждое в мою сторону.
Шинадзугава отошёл подальше, замахнулся и почти яростно швырнул сначала одно яблоко, затем второе. К его удивлению, старик ловко отразил эту атаку: он сделал первый замах, и лезвие ножа разрубило плод ровно пополам. Затем сделал второй замах и кончиком клинка разрезал яблоко над своей головой.
— Он острый! Весьма острый! — заключил кузнец. — Ох и швыряешься же ты, парень! У меня от этих замахов спину чуть не заклинило, хе-хе!
Видимо, Санеми шутку не оценил, поскольку продолжил смотреть на него безразличным взглядом.
— Ладно-ладно! Ты справился. Хотя я вижу, что ты делал заплатку, умэганэ. Вот здесь. Она слишком заметна. А ещё вижу синаэ — в этом месте сталь не до конца закалена. Но всё это лишь незначительные дефекты. Ты молодец.
Санеми выдохнул. Эта неделя показалась ему такой долгой и утомительной, от непривычки и резко начатой физической работы он необычайно быстро уставал.
— Это… было интересно… — признался он честно. — Но непросто.
— Хм, непросто? Да ты самый способный из всех, кто мне попадался, парень! Удивительно, как тебе хватило одной недели на эту работу. А учитывая твою правую руку, это просто чудо, как ты приноровился к инструментам! Мастера с пятилетним опытом не всегда способны справиться с таким инструментом с первого раза. Если продолжишь в том же духе, станешь отличным кузнецом. Не зря ты был Столпом, не зря!
А вот это уже больше походило на искреннюю похвалу. Санеми улыбнулся и с почтением поклонился.
— А теперь самое время отпраздновать! — сказал старик, его узкие глазки так и засверкали. — А заодно я отнесу этот нож Кавамуре-сану! В идзакае и проверим, как с рыбой справится. Эй, чего застыл? Идём отмечать!
— В идзакаю, чтобы напиться? — Санеми скривился. — Нет уж, спасибо. Без меня.
— Я и не говорил, что ты будешь пить! Пить буду я! Ты можешь посидеть рядышком, хе-хе.
— Не пойду…
— Ну как знаешь, святоша! Не гаси фонарь! Я не знаю, когда вернусь…
И тогда до него дошло, что если он отпустит старика одного, тот снова напьётся, только на этот раз вне дома, и вот тогда стыдно может стать уже ему. Делать было нечего. Скрипя зубами и не прекращая ворчать, Санеми потащился на ночь глядя с Мидзутой-саном в идзакаю.
В это время в заведении было довольно оживлённо, столики почти все оказались заняты. Но Мидзуте и его новому помощнику нашлись места у самого бара. Хозяин, Кавамура-сан, был высоким худым и очень проворным малым, всего на несколько лет младше Мидзуты. Видимо, эти двое давно ладили, поскольку душевный разговор завели едва ли не с порога, и продолжали болтать ещё долго.
Кузнец похвастался новеньким магуро-ботё, расписав все его достоинства и не забыв при том похвалить Санеми, на что Кавамура-сан предложил им обоим любую выпивку за счёт заведения.
Часа через три большинство посетителей уже покинули идзакаю. Стало куда тише и спокойнее. Разве что Мидзута-сан пьянел всё сильнее, то и дело наворачивая чашки с сётю, и галдел под ухо Санеми, который сидел рядом. Оперевшись на руку и изредка хлебая пиво, он снова и снова слушал бессмысленную болтовню стариков, уговаривая себя продержаться ещё немного.
— Какой-то он у тебя молчун, Мидзута-сан, — прошептал хозяин, наклонившись к дорогому гостю.
— Он о-о-очень серьёзный парень, у-фу-фу! — ответил тот с пьяной ухмылкой.
— Я слышал, про него уже и в большом городе говорят. Отличный мечник.
— Ну конечно! Этот парень демонов голыми руками рвал. Неудивительно, что он такой свирепый.
Санеми тем временем стиснул зубы и закатил глаза.
— Ох, как вспомню нашего господина Сотодзаки, сердце щемит, — с грустью сказал Кавамура-сан. — Ему не так сильно повезло, бедняге.
— Да-а-а, отличный был парень…
— Дело вовсе не в везении, — пробормотал Санеми, допив пиво. — Повезло, если твою семью не сожрал демон. Но если ты Истребитель — ты либо задницу надрываешь, чтобы бороться, либо…
Оба старика взглянули на него с удивлением, затем вдруг рассмеялись.
— Гляди-ка! Заговорил!
— А ты не такой уж и зажатый, да, парень? — Мидзута-сан потянулся, чтобы похлопать его по плечу, на что Шинадзугава едва не зарычал. — У-у-ух, ну и нелюдимый же! У вас там в организации что, все такие были? Видимо, чтобы побороть самых сильных демонов, нужно быть таким же бешеным, как ты…
— Слушай, приятель, а девушек-Истребителей у вас было много?
— Достаточно…
— Налей-ка ему ещё, Кавамура! Может, так он быстрее вспомнит пару интересных историй.
— Да не собираюсь я с вами нажираться! — рявкнул Санеми. — Ты хоть помнишь, сколько у тебя заказов накопилось, дед? Завтра надо начинать работать!
— Погляди, не успел настоящим кузнецом стать, а уже вон как рвётся!
— Забавный он парень!
— Вы уже закончили?! — рявкнул Шинадзугава на них.
— А что? Ты торопишься?
— Да… кажется, мне уже пора впадать в кому.
Старики громко засмеялись, чуть не ложась на стол. Они всё хихикали да обсуждали его «грозную натуру», совершенно не стесняясь. Санеми так и порывался наорать на обоих, но в глубине души, конечно, знал, что они просто развеселились и были пьяны. Так или иначе, ему снова долили пива, и парень понял, что вечер ещё далёк от завершения.
— Но знал бы ты, Кавамура-сан, как он ведёт себя при девушках! — хохотал кузнец, держа в руке очередную порцию рисового вина. — Я в жизни таких святош не видел! Взгляд потупит, язык еле ворочает, а уж покраснеет, как рак варёный! А ведь не мальчик уже…
— Да куда уж мне до тебя, — зарычал на него Шинадзугава.
— Так у тебя что же, и невесты нет? — искренне удивился хозяин.
— Тьфу ты, какая ему невеста? Пока этот парень не научится разговаривать с женщинами, ничего у него не получится.
— Я умею разговаривать с женщинами!!!
— Что-то по тебе не заметно.
Мидзута-сан явно его дразнил, но Санеми уже разошёлся. То ли пиво всё же в голову ударило, то ли хитрющие лица этих стариков так его взбесили — больше он отмалчиваться не собирался. Благо, к этому времени идзакая опустела, и кроме них троих в помещении никого не осталось.
— А я по твоему примеру должен на девчонок бросаться, старый ты извращенец?!
— Кого это ты тут старым назвал, сопляк?! Не думай, раз ты искусный мечник, то можешь кидаться такими словами!
— Да мне стыдно за тебя каждый раз, когда в лавку приходят клиенты!
— Тебе что, десять лет?! Ты должен вести себя понаглее!
Они ещё долго пререкались, перебрасываясь громкими саркастичными фразами, пока захмелевший Кавамура-сан сидел за барной стойкой напротив и по-философски (как это всегда бывает во время весёлой попойки) размышлял.
— А может, его в столицу отправить? У меня там, в Ёшиваре, племянник частенько бывает, — предложил хозяин совершенно бесхитростно. — Погуляет денёк, освоится, и никаких бед! Там работают прекрасные девушки!..
В помещении тут же повисла давящая тишина. Санеми обомлел, едва до него дошёл смысл этих слов. Икнув пару раз, он уставился на мужчину, как на сумасшедшего:
— Ты чего, старик? Ты чего мне сейчас предлагаешь?! Я на кого, по-твоему, похож, а?!
А затем короткую неловкую тишину внезапно прервал тихий хрипловатый голос Мидзуты-сана:
— А ведь здесь всё, оказывается, проще простого, — он взглянул на Санеми и хитро прищурился, подперев рукой подбородок. — Не нужны ему эти девушки, Кавамура. У него в голове уже одна есть…
— Да ты что? Ах, вот, в чём дело!
— Ты чего мелешь, старый хрыч?! — Шинадзугава тут же развернулся к нему, едва не соскочив с высокого стула.
— Ой, не горбись, здоровяк! Держи голову выше! — кузнец весело погрозил ему пальцем. — Надо было мне сразу понять…
Мидзута-сан уже было потянулся к очередной чашке, когда неожиданно Санеми схватил его за шиворот, встряхнул и под громкие пьяные ругательства выволок из заведения. Кавамура-сан лишь засмеялся и помахал им вслед.
— Чокнутый старый пень! Да чтоб я ещё хоть раз потащился с тобой выпивать! Чёрта с два! Язык без костей! Я вам не какой-то там зелёный мальчик, чтобы учить меня, как жить!
Санеми выглядел очень озлобленным. А ещё он раскраснелся и слегка захмелел. Но по большей части он был просто очень смущён. Когда он в последний раз отдыхал в компании? Кажется, с Томиокой, когда они, наконец, после церемонии похорон вместе пошли поужинать. Они не пили, даже толком не разговаривали, им просто было неловко из-за всего, что произошло. Каждый из них считал, что второй до сих пор держит обиду за прошлые недомолвки, как позже осознал Санеми, но в тот день они хотя бы расстались на положительной ноте.
— Т-ты о-о-очень нервный, парень! Ик! — лепетал Мидзута-сан, едва поспевая за Санеми; он то и дело спотыкался. — Тебе надо научиться расслабляться… Ох и завидую я тебе! Ты молодой и си-ильный! Захотел бы — все красавицы были бы твои! Но у тебя в голове какой-то бардак, и-ик!
— Просто отстань от меня, чтобы я занимался своим делом…
Вскоре они благополучно добрались до мастерской, на этот раз без лишних пререканий. Старик уже засыпал на ходу и, в конце концов, почти рухнул на пороге. Глядя на него и бормоча ругательства, Санеми удивлялся, как этот человек вообще дожил до преклонных лет с подобными привычками. С другой стороны был в нём какой-то особый стержень, сила и строгость по отношению к себе и окружающим, возможно, поэтому он многим нравился. И даже Ёшикаве.
Санеми дотащил его до постели в смежной комнате и даже укрыл одеялом. Он погасил лампу, и уже собирался развернуться и уйти, когда полусонный старик неожиданно схватил его за рукав хаори и пробормотал, не открывая глаза:
— Парень… Парень… Не обижай мою девочку. Она ведь… всё, что осталось…
И, разжав пальцы, почти сразу захрапел. Санеми постоял над ним пару минут, обдумав услышанное, затем очень тихо вышел из комнаты и поднялся к себе. Говорил ли старикан о Соре? Тогда что же означало «всё, что осталось»? После чего или кого? Какие вообще их связывали отношения? Санеми лежал в темноте, подложив руки под голову и глядя в потолок, и думал, что за всем этим скрывалось и не были ли те слова лишь пьяным бредом.
Но спросить об этом у него возможности так и не появилось. Дни потекли размеренно, но стремительно. Работы оказалось предостаточно, и Санеми приноровился распределять силы и на кузницу, и на мелкие поручения, когда старик посылал его в Тагадзё. Наконец он привык к физическим нагрузкам, как и прежде, словно и вовсе не прошло несколько месяцев с того дня, как организации не стало. Он привык даже к общению с чужаками и раздражался куда меньше, чем прежде, потому что перестал принимать вежливость и доброту других людей как нечто сверхъестественное.
Работать со стариком Мидзутой вошло у него в привычку, и, пусть кузнец как и прежде прикладывался втихаря к выпивке, он стал делать это реже, и даже покорно помалкивал, если Санеми кричал на него и отбирал алкоголь.
Сора стала приходить в лавку почти каждый день. Она всегда мило улыбалась и интересовалась, как старик ладил со своим новым подмастерье. Но если с чужаками Санеми привык общаться кратко и исключительно по делу, прямо и без особого интереса, то с ней он никак не мог заставить себя собраться. Какая-то сумасбродная неловкость будто била его молотом по голове, стоило девушке присесть рядом и начать разговор. Конечно, он уже не был зажатым и молчаливым, однако постепенно пришло горькое осознание, что они так и не смогут подружиться.
Она слишком сильно начинала ему нравиться.