Цветок зверобоя

Шорох. Василиса шла по завороженно-молчаливому лесу, на небе стояла огромная, безжизненно-белая полная луна. Девочка ужасно хотела есть, живот скрутила мутная боль. Но Василиса не останавливалась дольше, чем на пару минут. За каждым деревом ей чудились люди. Девочка не боялась зверей, хотя порой и слышала мягкие шаги, вой и уханье - ни один зверь не мог быть так же жесток, как человек. И девочка прекрасно это понимала. Шепот. Наконец боль в животе стала настолько невыносимой и режущей, а ноги настолько были истёрты лесной травой, что девочка, обессилев, легла прямо на землю, покрытую кукушкиным льном и кислой заячьей капустой, а после того, как съела пару ягодок, найденных по дороге в бесплодном иссохшем лесу, провалилась в тяжёлую и вязкую дрёму. Шелест. Прошло около тринадцати часов прежде чем Василиса открыла глаза. На небе уже вовсю светило умытое солнце. Пожевав заячьей капусты и съев пару ягодок черники, умывшись и напившись в найденном вчера роднике, девочка продолжила свой путь. Лес ожил и заговорил разными голосами. Чивикала иволга, трещала варакушка, щёлкал в вышине беркут, сопели лоси. Шипение. Василиса решила идти наугад. Через какое-то время лес начал светлеть и девочка кралась уже очень осторожно: ей показалось, что она вернулась обратно к стенам Москвы. Однако за редкими деревьями показалась лишь небольшая опушка, залитая солнечным светом. Василиса со страхом обнаружила на опушке избу, наполовину врытую в землю, покосившуюся и тёмную. Шебуршание. Девочка долго стояла позади избы, раздумывая над тем, стучать ли в дверь. Хотелось есть, но она не могла доверять незнакомым людям - хозяевам избушки. В конце концов чувство зверского голода и банального детского любопытства заставили Василису обойти избёнку и несмело постучать в дверь. Шаги. Холодный страх сжал всё Василисино нутро. Она боролась с жутким желанием убежать. Вдруг дверь заскрипела. Девочка сжала руки в кулаки и зажмурила глаза. Дверь открылась, на пороге стояла старуха. Один глаз у неё был полностью белый и, судя по всему, ничего не видел. Костлявые руки, обтянутые дряблой кожей, мелко дрожали. Старуха была одета в какую-то непонятно-грязную рубаху и красную выцветшую юбку. Однако, несмотря на непривлекательность, старуха смотрела с неожиданной добродушной улыбкой, а пахло от неё какими-то пряно-сладкими запахами трав, ягод и цветов. - Какого бездельника занесло в нашу глушь в самый разгар сенокоса?.. - с лёгким укором спросила бабуська. - В Москве полно шведов, я убежала оттуда, два дня не ела, накормите меня, пожалуйста, я могу вам чем-нибудь помочь, если нужно. - С чего же я должна тебе верить, милое дитя? - Пожалуйста, помогите мне! Что плохого я могу вам сделать? - Резонное замечание. Пожалуй, я дам тебе пару ржаных лепёшек, но что ты будешь делать после? - Не знаю. - со вздохом пробормотала девочка. - Ладно, проходи, накормлю тебя, почивать уложу, утро вечера мудренее - завтра встанем, да, умывшись, подумаем. - Спасибо, бабушка. Девочка прошмыгнула за бабкой в тёплую избу. Прошла к дубовому, крепко сколоченному столу. Села за него. Минут через пять старуха положила на стол ржаной хлеб, горшочек с печёной репой, три яйца. - Чем богаты, тем и рады. - Спасибо! Василиса накинулась на еду. Через пару минут на столе не осталось ни крошки. Только теперь она смогла спокойно рассмотреть избу изнутри. На стенах, между брёвнами, был аккуратно и плотно уложен тёмно-коричневый мох, посередине стояла белая прямоугольная печь с лежанкой, накрытой серым тряпьём, в углу стояла широкая лавка. На улице девочка также заметила маленькую баню по-чёрному, без трубы. Но главным было не это. По всей избе под низким потолком были развешены травы: календула, малина, ромашка, тысячелистник и многие другие, названия которых она не знала. - Как тебя величают-то, девица? - Я Василиса, а вас как зовут? Чем вы занимаетесь, у вас так вкусно пахнет? - Знахарка я, Аграфеной меня кличут. Хотя никто уже ко мне не захаживает, некому помогать стало... А ты ложись-ка спать, утром поговорим. Залезай на лежанку. - А вы где спать будете? - А я на лавке лягу. - Доброй ночи, бабушка Аграфена. - Доброй ночи, дитятко. Василиса скоро забралась на тёплую печку и заснула почти сразу, провалившись после тяжёлых и волнительных событий в тягучий, сладкий и на удивление спокойный сон.

***

Аграфена вставала до солнца, умывшись в роднике, кормила скот: пять коз и несколько куриц, затем готовила скудный завтрак и сушила собранные с вечера травы. Уставшая Василиса встала поздно, открыв глаза, сначала не понимала, где она находится, а потом слезла с печи и, подойдя к Аграфене, спросила, сколько девочка может оставаться у старухи. - Мне давно было не с кем поговорить, да и глаза иногда уже подводят, когда отвары готовлю, нужно передавать кому-то свои умения. Детей у меня нет, а тебе некуда идти, оставайся у меня, но знай, что работать придётся усердно, коли отлынивать будешь - буду пороть али кормить не буду. По душе тебе такое дело? - Хорошо, бабушка, благодарю тебя. - Ты не словом благодари, а делом. Садись за стол, а после пойдём, я тебя травам учить буду...