«Не было ничего тоскливее, чем каждое утро выслушивать доклады начальников штабов, называвших число заболевших и плакавшихся по поводу слабости своих дивизий»
Генерал Эрих Людендорф
Усталость отдаётся ломотой во всем теле, а глаза с трудом фокусируются на предметах вокруг.«Усталость…»
Подходит ли вообще сюда это слово? Способно ли одно единственное слово передать все то, что она чувствует? Нет, оно не может, но тут, кажется, и десяток слов не сможет передать весь спектр ощущений. Увы, но выходной после ночного дежурства не мог длится вечно и сегодня ей вновь предстоит гора работы. Не подумайте, эта девушка не из тех, кто жалуется, но от усталости и бесконечного ощущения стоящей за спиной смерти, что особенно сильно давило последние несколько дней, откровенно тошнило. И это не фигура речи. Мышцы ног нещадно ноют при попытке встать с постели, но она упорно игнорирует это чувство. Никто не сделает за неё её работу. Никто не принесёт больным воды и не поможет врачу за неё и всем глубоко плевать на то, что она устала, ведь ничто так не бодрит, как«Ты могла и на фронте оказаться, так что будь благодарна, Эренберг!»
Чёрт! После подобного начинало тошнить даже от собственной фамилии, что уж говорить о работе и усталости. Да и если уж совсем честно, то брюнетка даже немного жалела о том, что она не на фронте. Пусть это глупо, но она скучала, очень скучала. Писем уже давно не было и это беспокоило не меньше, чем превращающаяся в катастрофу эпидемия. А она, уж поверьте, превращалась именно в неё, потому что уже больше недели в городе попросту не было гробов. Да, представьте себе, речь уже даже не о больничных койках, а о чёртовых гробах и похоронных бюро, что так загружены, что не все могут позволить себе просто вынести уже гниющий труп из дома, не говоря уже о том, чтобы относительно нормально захоронить покойника. Сборы на работу практически окончены и вот, взгляд, перед самым выходом из дома брошенный в зеркало, натыкается на нечто с тенями под глазами и осунувшимся лицом.«Печальное зрелище»
От хлопка одной двери до хлопка другой проходит около двадцати минут пути по неприятно ветреной погоде и переступив порог она моментально проваливается в уже рутинное хождение от одного пациента к другому. Бесконечная беготня сводит с ума, сил смотреть на умирающих людей просто не остаётся, а усталость, что беспокоила ещё утром, теперь ощущается невыносимым грузом. В какой-то момент брюнетка так забегалась, что ей стало жарко. И как бы тошно это ни звучало, но отчасти она испытывала радость от того, что сегодня вновь кто-то умер и того, что в этот раз именно она будет с пациентом до конца. Нет, не из-за того, что она желала этим людям смерти или наслаждалась всем этим, вовсе нет, просто ей так хотелось просто ненадолго посидеть и отдохнуть, что остальное как-то меркло. На постели лежал мальчишка лет четырнадцати. Синеющее лицо и тяжёлый, булькающий хрип, сопровождавший каждый вздох, явственно говорило им обоим о том, что это конец. Он ничего не говорил. Уже не мог. А ей не оставалось ничего, кроме как сидеть рядом и держа его за руку, говорить о том, что это всё скоро кончится. И девушка сама не понимала, кому эти слова в данный момент были нужны больше: мальчонке, что и жизни толком не жил и совсем скоро умрёт от болезни, что за сутки способна убить больше сотни или ей, наблюдающей смерть изо дня в день и видящей в кошмарах приходящее письмо, написанное лёгким женским почерком. Она не знала, правда не знала, но узнать ответ на вопрос было ещё страшнее. Рука, что до этого слабо, но ощутимо сжимала её пальцы, кажется и вовсе прекратила все попытки.«Вот и всё, мой маленький пациент. Теперь тебя ожидает покой»
Она аккуратно поправляет шарф, с которым он отказался расставаться даже на самом пике температуры, и с грустью вспоминает, что прибыл он всего трое суток назад и картина болезни тогда ещё давала шансы, а сейчас перед ней лежит не больше, чем новая цифра, о которой она обязана пойти и отчитаться. Стоило девушке встать и отойти от постели больного, как голова пошла кругом, а зрение дало сбой, лишь подтверждая мысль о том, что утренняя слабость — это больше, чем просто проявление переутомления. Вновь было жарко, но теперь жарко настолько, что казалось дышать становилось сложнее. В ушах стоял абсолютно отвратительный звон, от которого было только хуже. Где-то внутри тугим узлом сворачивалось чувство тревоги. С трудом дойдя до стены и оперевшись на неё, чтобы перевести дыхание, несчастная поняла, что сил идти дальше у неё просто нет: подкашивающиеся ноги просто не в состоянии были ещё хоть сколько-то держать вес тела, а пространство вокруг плыло всё сильнее.«Ну, давай же, давай! Возьми себя в руки и открой эту чёртову дверь!»
Ощущение влаги на лице становится отчётливее, когда опустив глаза вниз она натыкается взглядом на крупные, бордово-вишнёвые кляксы, которых становится всё больше и больше, тогда, как сил у бедной медсестры всё меньше и меньше. Она с трудом поворачивает дверную ручку, толкая дверь вперёд, а сама сразу после сползает по стене. Спустя несколько секунд всё вокруг накрывает тьма, а последним, что проносится в голове, становится страшная, но безумно простая и очевидная мысль о том, что это ни что иное, как болезнь, от которой она лечила несчастных сограждан всё это время. Ни что иное, как болезнь, от которой можно умереть всего за пару дней. Болезнь, что подобно бледному всаднику на белом коне идёт по миру, собирая свою кровавую жатву.Болезнь с говорящим названием «Испанский грипп»