Принц под звездами

Принц шел по дорогам опалым. И все было таким малым. Стоном усталым он вдыхал кислород рьяно. Осыпавшийся пепел разрушений, что принимал пренебрежения. Экзальтация вечности пошла на снижение. Едва на миг почувствовал облегчение. И чье-то робкое утешение. Ритм сердца был неровным. И таким истомным. Он шел по полю боя. Множество воткнутых мечей. Искры крови над ехидным закатом. Не капли слез, чтобы скорбь не была бесполезной. Он чувствовал себя неизвестным. Сигнал из космоса пойман. На проводе линия боли. Так хотелось покоя! Ангелы аплодировали стоя. Принц шел и курил сигарету Captain Black c вишневым вкусом. Запястье так ныло. Судью мироздания на мыло. Небо было едва забито облаками, такими густыми, словно янтарный ром. Думал, сейчас бы Джонни Уокера. Грамм 100. Стройная черная рубашечка. Кудряшки вились так нежно. Черта и линия дороги были так скоротечны. Сколько лет прошло между встречей с тем самым, что он не смог принять? Принц вспоминал холодный взгляд Агентки Пустоты. Белоснежной волчицы. Сквозь опухшие глаза он рассматривал мир. И демоны души дружили с ним. Вспоминал катетер в вене, хлорид натрия и чувство измены. Реанимация, кома. Сон о Лунной Принцессе. Первая затяжка сигареты — похоронная процессия. А был так прекрасен тот миг, как вспышка новой звезды. Как удар о бетонную плиту в сердце тишины. Как стон во время первого поцелуя. Как жгучее чувство. Как забытая юность. Как совершенство, погрузившееся во мглу. Прими себя таким, как есть — ты почти Бог, пренебрегая призрачными невестами. Как согнулся в скорби весь. Как тот, кто ты на самом деле есть. Как агата потускневший сдвиг. Как звона блик. Как дружба между родственными душами. Как тот, кто остался без чувств. Как василька вздохи. Как одуванчик ветер сдул. И так трудно уловить суть о том, что уже потеряно. Пусть и времени было немерено. Останься со мной хоть на секунду и в объятие его так мило рухни. Как были мягки кошачьи лапки, как легко они царапают, но в душу не врывается мрак. И все было не так. Чтобы сделать еще один шаг на пути к добру, пусть ты и не дешевый брак. Принц всегда тебя искал среди страниц книг, в заголовках газет и обрывках дней. Как сладка к чаю конфета, как ни привета, ни ответа. Отринь свою суть — возьми и возлюби. Если бы Бог был, то он был так близок к твоим заветным словам. Новая атака — новая о смерти сага. Как палка в двух концах о том, что было неземным преображение. Леди-вечность застыла в танце. Соль с ресницы осыпалась так небрежно. Опустись же к нему хоть на миг! Среди моря крови и трупов стояла маленькая девочка, почему-то даже не плакала, едва улыбалась и обращала свой взгляд на небо. Хоть и с неба сыпался только белый пепел. Принц внимательно ее рассматривал, периодически обращая свой взгляд к закату. Вспоминал, как часто на землю падал, и как кровоточили его раны. Надо улыбаться — надо! Как враг заклятый. Больше ни шагу назад — и пусть повернется время вспять. Он стал так мало спать. Ни дать ни взять. Ему так хотелось прикоснуться к ее губам, едва ли не безбрежно обнять. Крепко в своих объятиях сжать. Нити кокона рвать. И никому больше не отдавать. — Девочка, кто ты? — он спросил растерянно, каждый миг казался временем немереным, и так хотелось сделать шаг назад, — Почему ты улыбаешься? — Я Ариэтта. Это единственное, что я помню о себе. Я не помню, как здесь очутилась. — на ней было кружевное белое платье, которое так ярко блестело на закате. — Кто я такая, чего я жду и почему так люблю полуночную мглу? — Я Принц. Когда-то у меня была роза, но все имеет свой срок. Когда-то я убирал свою планету впрок. Но и ей пришел конец. И я начал обращаться к звездам и чего-то у костра все ждать и ждать. И мне так хотелось нити души только лишь рвать. Я долго смотрел, как увядает мой цветок, как опадает последний шип. Как вены хотелось свои грызть. И хотелось сказать своим сожалениям брысь. Как часто я встречал закат. — Принц говорил почти без перерыва, затем закурил очередную сигарету, пуская дым в кольца. И был полон сожалений о розе. — Можно мне прикоснуться к тебе? — Спрашивала Ариэтта. И ее пронзительный молочный взгляд повсюду проникал. И пусть каждый стон в скорбь был так мал. Принц ослепительно на колени к ней припал. — Можно мне тебя с собой забрать? — спрашивал он, беспокоясь только о ней, ведь он был весь в огне. — Не хочу больше ждать! — Я посмотрела в глаза твои зелены — я пойду с тобой куда угодно! — кричала она своим нежным, словно лепесток вишни, голосом. И не желала быть вновь брошенной. — Не нужно ждать, пока время покинет тебя. Когда потухнет последняя путеводная звезда. Пока легкие разъест едкий смог. — Нужен ли я? Для чего я живу? Что мне даст покой? Во что я после смерти обращусь? В какое чудовище превращусь? На чей крик отзовусь? Ну и пусть. — Видно, что ты одинок. Что забыл, что такое тепло. И утонул в море под названием грусть. Вдыхал вместо кислорода тоску, — она поднесла свою ладонь к его лицу, из его глаз хлынули ручьями слезы искупления. В нем преобразились сомнения. Отныне и на веки в желание жить, в желание ртутного градусника оборвать нить. И смотреть сквозь печаль на тепло кончиков пальца. И секундную стрелку в вуаль безмятежности обернуть. — Прости, но я и буду дальше железа злость гнуть. Рвусь, как волчонок, навстречу новому. И чему-то благородному. И едва ли сонному. Бывшему таким просторным, — Принц говорил невпопад. И чуть ли не смеркается его взгляд. Ему не хотелось больше никому врать. Локоны волос образовали суть утраты. И чего ради? Ее фиолетовые волосы были прекрасны. — Я последую за тобой к Богу. И дам увернуться от всех пороков. Я не знаю, сколько я уже живу. И сколько лет уже следую в пустоту, — она говорила так спокойно. И продолжала улыбаться. Всегда была готова за новое браться. И навеки в этом призрачном облаке остаться. — На моих запястьях раны и сигаретные ожоги. Я словно весь из них соткан. Когда-то я был предан Богом. Все слова поделены на ноль, и все текста были сожжены сейчас. Пришло время улыбаться смерти сейчас. Сколько я могу выпить виски за раз? — он говорил и говорил, будто от этого зависела его жизнь. Будто готов был преобразиться сейчас. Будто был готов принять себя. — Однажды я посмотрела на звезды и увидела себя, они были так прекрасны. Да и прекрасны сейчас. Они так далеки от меня и холодны, а если бы я возвысилась к ним, то как Икар бы сожглась. — Я знаю. Я прикасался. И мои руки горели, словно звон трели. Дней оков страх. И я так устал. Словно в больничной клетке. Словно по пути домой. — Дойди до дома и забудь себя в тепле одеяла, сбрось свое шелковое платье. Ведь нагота прекрасна! Все мы в ней едины. Словно потонувшие в океане льдины. Хочется сказать всем — не ломай, а строй. Я уверена, ты бы построил свой дом. Смыл бы с ран всю соль. — О, как бы я хотел быть таким! А не иным. Ни сиплым голосом вдаль кричать. Никому больше не врать. Ни времени жизни кусок оторвать, — от Принца исходило тепло. И на миг стало хорошо ему. И так хотелось сказать Ариэтте, что в глазах ее тонул. Он взял ее за руки. Он чувствовал ее тепло. — Ну что, Принц, куда пойдем? — спросила она, заранее зная ответ. Она знала, что он пойдет искать ее, чье имя еще даже не назвал. Но все было понятно без слов. Ее сердце ослепило миллион дорог. — Ты знаешь, что я пару дней назад встречал девушку, что писала историю о волке, но так в себе разочаровалась, что перерезала сухожилия и навсегда перестала быть писателем? — И что, по-твоему, ее ждет? — Не смерть, а вечный покой. — А тебя ждет смерть? — Никогда! — и пошли они куда глаза глядят.