Игра вслепую

        Мандрейку понадобилось немало времени, чтобы восстановить дыхание. Сапоги у лифменов мягкие, но Ронин знал, куда бить, и доспех не сильно помог. Снаружи, где-то вне поля зрения, тихо прошуршали шаги и остановились: надо полагать, к «камере» приставили часового. Логично.         — Надо же, генерал опустился до того, чтобы бить связанного пленника ногами, — никому не адресованная насмешка, еле слышно выдавленная сквозь зубы просто для того, чтобы доказать: он оставил последнее слово за собой. Провокация удалась на ура. Даже немного чересчур. Как он мог предположить, что Ронин — всегда такой уравновешенный — сорвётся?         А боль задержалась слишком надолго, чтобы не начать вызывать беспокойство. Только внутренних повреждений ему не хватало. И удар был не настолько сильным. Хотя, если вспомнить, как ему досталось за последние несколько часов — нечему удивляться. Болотный князь — создание очень живучее, но и у него есть предел прочности. А когда ушибы ложатся поверх ушибов, неудивительно, что больно. Заживёт. Всё заживёт, и тогда он попробует на прочность верёвки и охрану. Но пока был только один вариант — спать. Попытаться улечься так, чтобы поменьше тревожить раны, и уснуть. Не важно, что уже день, земля предсказуемо жёсткая, а он связан по рукам и ногам. Мелкие неудобства.         Утро — если считать утром время, когда просыпаешься — началось с заката. Точнее, с сумерек, потому что никакого садящегося солнца в закутке между корнями, конечно, видно не было. Только постепенно угасающий свет.         В жизни Мандрейка понятие режима дня просто отсутствовало. Он бодрствовал тогда, когда требовалось, и отсыпался, когда была возможность. Но смутно подозревал, что изначально был всё-таки ночным существом. По крайней мере, ночью он чувствовал себя комфортнее. И вот в кои-то веки его «режим» стал именно ночным и имел некоторые шансы остаться таковым на ближайшее время. Если, конечно, лифмены не будут мешать ему спать. Чего ожидать с их стороны, было не ясно.         Часовой на этот раз обнаружился в поле зрения: молодой парень с чёрной косичкой сидел на земле и чинил сапог. На пленника он, казалось бы, внимания не обращал, но Мандрейк не стал бы полагаться на его беспечность, если бы речь зашла о побеге. Но для побега было ещё рано. Не стоит даже пытаться, пока он не будет уверен в том, что в состоянии бежать быстро и долго.         — Эй, зелёный, — после краткого размышления окликнул Мандрейк часового. Тот, мгновенно отвлекшись от сапога, повернулся в его сторону и еле заметно сместил ладонь к рукояти метательного ножа. Мандрейк хмыкнул, оценив реакцию, и спросил: — Тут жрать дают?         — Нет, — лифмен отвернулся и продолжил ковырять голенище длинной иглой.         — Значит, генерал приказал морить меня голодом? — такого от Ронина он точно не ожидал. Настолько ошибся? Эта мысль оставляла странное ощущение.         — Значит, еды пока нет. Не приготовили ещё, — не поворачивая головы, пояснил лифмен.         То, что охранник не испытывает к нему явной неприязни, тоже казалось Мандрейку странным. Впрочем, некоторые просто хорошо умеют скрывать эмоции. Наверняка, если этого мальчика подоводить немного, прорвётся и ненависть, и презрение, и что там ещё положено. Но этого он делать пока не собирался. Сейчас стражник, обращающий на него внимание исключительно по делу, был удобнее. И пусть привыкает, что от пленника неожиданностей ждать не приходится… Пусть.         Для Мэри Кэтрин утро началось со смущения от того, что она лежит под плащом в обнимку с кем-то. Через пару секунд она осознала, что её прижимают спиной к достаточно мягкой и определённо девичьей груди, и более-менее успокоилась насчёт приличий. Тем более что вспомнила, как вчера шла речь о том, что плащ ей дают чей-то, и потом придёт законная владелица.         Несмотря на то, что она проспала несколько часов, Эм-Кей чувствовала себя усталой. Или не усталой, но какой-то… опустошённой. Ей даже сны не снились, хотя она ожидала как минимум кошмаров. Не то, чтобы она сожалела об их отсутствии, разумеется, но не привыкла засыпать, проваливаясь в черноту, где не было ничего. Ей всегда снились яркие сны — хорошее воображение? Сейчас, похоже, воображение отключилось, потому что реальные впечатления вышли далеко за его пределы. И хорошо, что отключилось.         От лежания на земле все мышцы ныли, и шевелиться не хотелось, но Эм-Кей понимала, что встать и размяться будет наилучшей идей. И надо бы посмотреть, с кем она делит плащ. Спасибо сказать, опять же. Она попыталась выбраться из-под обхватывающей её руки и обнаружила, что это не так-то просто: хватка у неизвестной (Нод вчера, кажется, назвал имя, но она не запомнила) была по-воински крепкая.         Тогда Мэри Кэтрин просто развернулась. Прямо перед носом обнаружилась пшеничного цвета макушка: лифменская воительница была невысокой, на полголовы ниже её самой. И на такие активные шевеления уже не могла не среагировать. Она отпустила Эм-Кей и приподнялась на локте. Наморщила нос:         — Чего ты ворочаешься? Я легла пару часов назад…         Она была, пожалуй, ровесницей Нода. Не красавица, с простоватым лицом и чуть курносым носом в россыпи очень бледных веснушек. Серо-зелёные глаза из сонных быстро становились пристальными и внимательными. Эм-Кей не могла сразу определиться с тем, какое впечатление на неё производит эта девушка: вроде бы близкая по возрасту, но совсем не похожая на её одноклассниц или даже их старших сестёр. Было смутное ощущение, что та может быть опасной, если захочет. Непонятно даже, что могло навести на такие мысли. Взгляд, сдержанные скупые движения?         — Извини, — Эм-Кей немного отодвинулась, не выбираясь, однако, из-под плаща. — Не получилось встать так, чтобы ты не проснулась. Ты меня слишком крепко держала, — чуть укоризненно добавила она.         — А… извини, — лифменка зевнула, аккуратно прикрыв рот ладонью. — Привычка. Иначе, когда под плащом двое, кто-нибудь обязательно выкатится наружу. И вообще так просто теплее. Слушай, как тебя зовут? Нод вчера сказал, но я была слишком сонной, чтобы запомнить.         — Эм-Кей.         — А я — Гельда, если этот раздолбай забыл тебе сказать, чей плащ стащил, — она широко улыбнулась и от этого мгновенно стала выглядеть гораздо более просто и понятно. Мэри Кэтрин не стала заострять внимание на том, что не Нод забыл, а она не запомнила.         — Ладно, я дальше спать, — Гельда опустила голову на согнутый локоть и закрыла глаза. — Приятно было познакомиться.         — Приятно было познакомиться, — эхом повторила Эм-Кей. Выбралась из-под плаща, подоткнула край и встала, оглядываясь. Что делать дальше, она представляла смутно. Она находилась посреди лагеря лесной гвардии, вокруг у костров спали лифмены (хотя спали не все, некоторые просто сидели, некоторые что-то делали с доспехами или оружием), и никто не обращал на неё внимания. Это, с одной стороны, было хорошо — так что куда-то идти, рискуя нарваться на вопросы, что она тут делает, было боязно, — с другой, как-то досадно. И есть хотелось: перед тем, как лечь, она сжевала напополам с Нодом пресную лепёшку, и это было единственная с прошлой ночи еда. Немного подумав, Эм-Кей решила, что как раз Нод ей и нужен. Оставалось его найти.         Увы, он не сказал, где ложится спать, и ложится ли вообще. Сперва Мэри Кэтрин немного опасалась бродить между спящих, высматривая каштановую макушку друга, но потом осмелела: утомлённые солдаты не реагировали на тихие шаги. Те, кто не спал, поднимали головы, когда она проходила мимо, но вопросов не задавали. Как будто уже знали, кто она. Или им просто было всё равно.         — Эм-Кей!         Нод снова нашёл её сам и снова позвал из-за спины. Она ещё успела удивиться, как он смог окликнуть её полушёпотом, а потом оглянулась — и ахнула от ужаса: лицо и доспехи Нода были заляпаны кровью. Свежей, яркой.         — Ты чего?.. — Нод недоумённо уставился на то, как она побледнела.         — Ты ранен?!         — А, — он пожал плечами, попытался стереть пятно со щеки, но только сильнее размазал. — Нет, я с охоты, испачкался случайно. Надо было помыться, но пока летели назад, забыл. Хотел успеть до того, как ты проснёшься.         — Понятно, — Эм-Кей вздохнула. — Но ты всё-таки умойся, ладно?         К ручью они пошли вместе, и, пока Нод ополаскивал лицо, руки и нагрудник, она отмыла от пятен его шлем. Подсохшая кровь на зелёном… металле? нет, не металле, и она представления не имела, что это за материал, — выглядела почти не страшно. Обыденно, как грязь на ботинках. Может быть, именно поэтому Эм-Кей оттирала её гораздо более тщательно, чем требовалось.         Нима Галу они искали долго. Лесные жители и рады были помочь гвардейцу, но никто не мог сказать наверняка, где сейчас хранитель свитков. В итоге Нод и Эм-Кей наткнулись на него почти случайно, и, надо сказать, весьма вовремя. Он как раз закончил разговаривать с пожилым лягухом, и больше желающих с ним пообщаться не было. Ним Галу устало обтёр лоб грязноватым лоскутом ткани. Обернулся к ним и всплеснул всеми руками сразу. Нод, может, и остался для него просто одним из молодых подчинённых Ронина, но девочку-из-другого-мира, временную хранительницу бутона, он запомнил.         — Здравствуйте, — вежливо сказала Эм-Кей.         — Здравствуй. Значит, ты всё ещё здесь, — Ним Галу еле заметно покачал головой, что при его сложении привело в движение всё тело. — Впрочем, чего ещё ожидать? То, что случилось… — он оборвал сам себя и спросил: — Я могу тебе чем-то помочь?         Мэри Кэтрин показалось, что вопрос был в большой степени формальным. Хранитель свитков не мог не понимать, что помочь с тем, что ей нужно больше всего, не в силах. Он вообще сейчас немногое мог. И устал, как и все.         — Чуть-чуть. Не могли бы вы подсказать, кто занимается кухней, и где его найти? Я хотела заняться чем-нибудь полезным, и Нод сказал, что кухня может подойти, — почему-то она чувствовала себя неловко, рассказывая это. Будто она была ребёнком, пытающимся доказать свою значимость. Но она ведь правда хотела помочь и не сидеть без дела!         При упоминании кухни Ним Галу неожиданно оживился.         — Может, и подойдёт. Давайте я провожу вас.         Идти пришлось далеко. Пожалуй, они с Нодом сами не нашли бы дорогу, учитывая, сколько хаоса принёс лагерь беженцев в окружающее пространство. Мэри Кэтрин так точно была уверена, что заблудилась бы.         Полевая кухня обнаружилась у ручья, выше по течению, чем всё остальное (как шёпотом подсказал Нод, чтобы брать чистую воду), и состояла из свежесооружённого навеса и нескольких кострищ. Среди дыма и пара царила толстая фиолетовая гусеница. Действительно толстая: по прикидкам Эм-Кей, она была раза в полтора объёмнее Нима Галу.         — Сколько вы ещё собираетесь нам мешать? — не оборачиваясь, гусеница взмахнула одновременно ножом и кривым деревянным половником. — Не готово пока, будет не раньше, чем через час. Я уже раз пять говорила.         — Болла, душа моя, я не собираюсь тебя торопить… — умиротворяющее пробормотал Ним Галу. — Я знаю, что тебе виднее.         — А, это ты, старый развратник, — повариха, наконец, оглянулась и объяснила: — Думала, опять голодающие лифмены бродят. Молодежь — никакого терпения.         Эм-Кей почему-то представился Ронин, пытающийся добыть у этой суровой дамы еду, и она тихо хихикнула. Этого оказалось достаточно, чтобы Болла обратила на неё внимание.         — Что за детишек ты привёл, Ним? — одним взмахом черпака она указала и на Эм-Кей, и на Нода. — Кормить пока нечем, я уже сказала.         Мэри Кэтрин решила, что может и должна ответить за себя сама.         — Я хочу помогать на кухне: я умею готовить, — правда, на костре она готовила только один раз в школьном походе, но, наверное, разница не такая уж большая? — А Нод просто меня провожает.         — Помогать? — гусеница окинула её оценивающим взглядом. — Кормить всю эту ораву — нелёгкая работа, детка. Придётся трудиться с утра до вечера. Сил-то хватит? Вон ты какая тоненькая…         Эм-Кей хотелось уверенно заявить «хватит», но вместо этого она сказала:         — Я постараюсь. И я не тоненькая, я нормальная, — так и тянуло оглянуться на Нода за поддержкой. Уж он-то должен понимать, что она не тощая! Разве только в сравнении с Боллой и её «талией» в три обхвата.         Гусеница посмотрела на неё с долей одобрения.         — Уж постарайся. Дело у нас важное, халтурить тут нельзя. Давай, бери нож и помоги Полуа резать белый корень. Уже добавлять скоро, а ничего не готово!         Это, похоже, значило, что она принята в кухонную команду. Только сейчас Эм-Кей обратила внимание, что кроме великолепной и всеобъемлющей Боллы под навесом было ещё несколько существ. Две гусеницы помельче и потоньше, какой-то цветок (она была не сильна в биологии), немолодая полноватая лифменка со следом старого ожога на щеке. Все они были заняты: что-то резали, мешали или варили.         Болла, распорядившись, тут же вернулась к котлу, но вскоре оглянулась на Нода и Нима Галу:         — А вы что здесь стоите? От стояния еда не появится. Либо помогите, дрова там принесите или что, либо не отвлекайте девочек!         — Болла, ты хоть минутку можешь… — начал Ним Галу, но повариха перебила его:         — Нет у меня минутки! От болтовни с тобой похлёбка не сварится.         — Душа моя, ты… — сделал ещё одну попытку Ним Галу.         Брошенной Боллой через плечо обрезок корешка ударил его ровно по кончику носа.         — На ужин приходи. А сейчас — не мешай, — она угрожающе качнула половником.         — Суровая женщина, — заметил Нод, который не решился даже попрощаться с Эм-Кей, чтобы Болла не сочла, что он её отвлекает.         Ним Галу печально вздохнул.         В гвардии утро началось для кого днём, а для кого и к вечеру. Все откуда-то знали, что генерал лёг спать около полудня, и старались проявлять максимальную самостоятельность. Приказы ведь уже имеются — вот и надо исполнять. А до кого не доходит, Шиан напомнит, что будить Ронина он позволит только через труп… вопрошающего.         Сеамни внимания генерала не жаждала совершенно, потому что достаточно хорошо запомнила промелькнувшее на его лице выражение «женщина, ты почему не в лазарете?». В лазарет она не хотела, потому что считала себя вполне дееспособной. Её отряд был отправлен на патрулирование границ мёртвой зоны, и она считала своим долгом тоже быть там. Как же эти разгильдяи без неё? Сейчас их было девять: двое отыскались, и только Ольгерд был в числе пропавших без вести. Балагура и весельчака, всегда поднимавшего товарищам боевой дух, очень не хватало. Не годится ещё и десятнику их оставить.         Летали по двое, не приближаясь к мёртвому лесу ближе, чем на расстояние выстрела. Указаний было немного. Наблюдать всё необычное, собирать информацию, отслеживать возможную опасность, останавливать тех, кто по глупости или незнанию решит сунуться в Лунную гавань…         Уже начало смеркаться, когда Сеамни заметила движение среди серых деревьев. Предупредив напарника не следовать за ней — не стоит обоим соваться к потенциальной опасности — направила птицу вниз.         Это оказалась лиса, только вот рыжей шерсти почти не осталось — тело животного было почти таким же серым, как деревья, от покрывающей его гнили. Местами шкура была проедена до мяса, а то и до костей. Один глаз полностью заплыл серой плёнкой, второй… разума, даже звериного, там не осталось. Сеамни натянула поводья, удерживая колибри на месте. Гниющее заживо животное искало спасения в живом лесу. Вот только очевидно было, что выжить лисица уже не может.         Она принесёт с собой гниль, и этого допустить было нельзя.         Убивать крупных животных трудно. У лифменов не было подходящего оружия для этого, потому что не было необходимости. Они жили в разных мирах. Мышь — мясо, а олень — что-то стихийное, вроде дождя или ветра. Но способы всё-таки были, потому что паранойя генерала Ронина, в общем-то, таковой не была по сравнению с паранойей некоторых его предшественников.         Сеамни, отпустив поводья, вытащила из колчана стрелу, а из поясной сумочки — маленький флакон. Осторожно, стараясь не вдыхать испарения, нанесла его содержимое на наконечник. Флакон уронила вниз — потом можно подобрать — и положила стрелу на тетиву. Глаз — достаточно крупная мишень, чтобы даже она, не самая лучшая лучница, не промахнулась.         Лисица издохла у самой кромки мёртвого леса, и только тогда Сеамни направила колибри назад, к напарнику. Обсуждать было нечего: они обменялись всего несколькими словами, и Йарвен отправился в штаб (который сейчас был там, где Шиан). Пожалуй, эта информация была достаточно важной.         Сеамни осталась ожидать либо его возвращения, либо нового напарника. Пусть она не всегда относилась к уставу с должным уважением, но геройствовать в одиночку никогда не стремилась. Указание патрулировать мёртвый лес парами было разумным.         Только вот следующее непредвиденное обстоятельство явилось раньше, чем напарник. И со стороны леса живого. С пыхтением, топотом и возгласами, смысла в которых Сеамни не разобрала.         Нет, это был не первый и даже не второй раз, когда она видела верзилу-человека. И обычной практикой было тихо исчезнуть, не оставив следа своего пребывания рядом. Но этот конкретный человек, укуси его таракан, ломился прямо в мёртвую зону!         Приказов насчёт взаимодействия с людьми у патрульных попросту не было. Никто не предполагал, что сюда явится кто-то из этих созданий. Сеамни вздохнула и пихнула колибри пяткой, заставляя птичку броситься прямо человеку в лицо.         Бедная птаха чуть не врезалась в странную конструкцию на его голове, но добросовестно трепыхалась, повинуясь команде всадницы, и даже, кажется, сумела клюнуть его в нос. По крайней мере, он остановился. Пару раз махнул рукой впустую, а потом всё-таки умудрился сгрести колибри ладонью. Сеамни, мысленно извинившись перед птичкой, соскочила с её спины мгновением раньше и повисла на плотной ткани рукава. А потом вскарабкалась на кисть руки и ткнула — не очень сильно — мечом в большой палец, чтобы человек разжал руку. И обратил на неё внимание.         Ну, внимание она точно получила, судя по тому, как ошарашено выпучились его глаза. Колибри, пользуясь шансом, выпорхнула из ослабевшей хватки.         — Ты… — человек начал говорить, но слишком медленно, так что Сеамни перебила его:         — Уходи отсюда немедленно! — она притопнула ногой и скрестила руки на груди. На отрядных разгильдяев обычно действовало. То, что он может просто не расслышать её, ей в голову не пришло.         — Что? — неспешно громыхнул голос. Человек начал что-то делать со странной конструкцией на голове. Сеамни несколько раз повторила «уходи отсюда», помахала руками, покричала… — Почему ты кричишь? — неожиданно вопросил человек.         — Потому что ты меня не слушаешь!         — Теперь слушаю. Перестань кричать.         — Слушаешь? Тогда уходи отсюда. И лучше вообще забудь, что что-то видел, — без особой надежды добавила Сеамни. Она, увы, с запозданием узнала того гиперлюбопытного типа, который уже долгие годы пытался найти доказательства существования лесного народа. Ну, вот она, доказательство, стоит у него на ладони. В чужом помятом шлеме, с торчащим из-под доспеха краем повязки, с ссадиной на скуле... Краса и гордость лифменской гвардии, называется.         Узнай она его сразу, в мёртвый лес всё равно не пропустила бы. Даже приказ такой есть: никого не пропускать. Никого — значит, совсем никого, кроме гвардейцев, действующих по указанию генерала. Но никак не гражданских лиц, и неважно, какого они размера. Правда, Сеамни не была уверена, что Шиан с ней согласится.         — Но… я…         Человек начал лепетать что-то про город в огнях, девочку и летучих мышей, ещё про что-то, что Сеамни вообще не разобрала. Наконец, она не выдержала:         — Нет больше никакого города! Ты что, ослеп? Посмотри вперёд! Там опасно, что для нас, что для вас, хоть вы и такие здоровенные. Нельзя туда идти, понял? Подумай уже своей дурной головой, или она тебе нужна только затем, чтобы таскать на ней эту хреновину?!         Похоже, короткая отповедь возымела эффект, потому что человек медленно вздохнул и сказал уже спокойнее:         — Я должен найти свою дочь. Её зовут Мэри Кэт… Эм-Кей, и я знаю, что она была здесь.         — Здесь не было никого большого, — качнула головой Сеамни. — Такое, — она интонацией выделила слово, намекая на шум, гам и общую неуклюжесть, — наши бы не пропустили.         — Она сейчас маленькая, как вы. Не знаю, почему.         Тут картинка в её голове сложилась окончательно. Слухи в гвардии распространялись быстро, и про девочку в странной одежде Сеамни уже слышала. Даже несколько разных версий. До того, что эта девочка — человек, впрочем, не додумался никто.         — Ладно, — она кивнула скорее своим мыслям, чем собеседнику. — С ней всё в порядке, идёт? И проваливай уже отсюда.         — Я должен её увидеть!         — Вот только в нашем лагере тебя не хватало! Ронин с меня шкуру спустит. Давай так, — своих детей у Сеамни не было, но она всё-таки могла понять беспокойство отца за ребёнка и немного смягчилась, — ты сейчас пойдёшь туда, откуда пришёл, а я, как сменюсь с патрулирования, найду её и передам, что ты её искал. В лагере она в безопасности. А ты, если будешь продолжать её искать, можешь повредить всем.         Человек молчал, и Сеамни задумалась, что делать, если он не прислушается к её словам. Только не хватало, чтобы это неуклюжее чучело шаталось по окрестностям. Это может быть опасно и для лесного народа, и для него самого. Но что ей тогда делать?         — Хорошо, — кивнул человек. Сеамни вздохнула с облегчением. — Передай ей, что…         — Стоп! Никаких душещипательных посланий, скажешь сам при личной встрече. И, кстати, как тебя зовут? Чтобы она поняла, что я правда тебя видела.         — Джонатан Бомба, профессор биол…         — Давай без подробностей, мне хватит имени, — снова не дала ему договорить Сеамни. С человеком трудно было общаться: фразы тянулись достаточно медленно, чтобы это раздражало, и у неё не хватало терпения.         — А ты?         — А что я?         — Тебя как зовут, маленькая воительница?         Сеамни возмущённо фыркнула:         — Это не я маленькая, это ты слишком большой, — она не считала, что человеку действительно надо знать её имя, но всё-таки решила соблюсти вежливость: — Сеамни, дочь Луга. Всё, иди уже давай!         Она свистом подозвала колибри, которая хоть и подлетела сразу, но всем своим видом выражала нежелание приближаться к этому типу, помявшему ей перья. Сеамни легко перескочила с ладони Джонатана на спину птички и махнула рукой:         — Ну, развернулся и пошёл, "профессор". Не втравливай меня в неприятности, раз уж я согласилась тебе помочь.         Она, определённо, очень хотела отправить его подальше прежде, чем вернётся Йарвен или кто-то вместо него. Тогда можно будет вообще не акцентировать внимание на этом эпизоде. То есть, конечно, рассказать генералу придётся. Но лучше это делать без посредничества разгильдяев и нач.штаба: меньше шансов схлопотать по шее за излишнюю инициативу.         К большому её облегчению, Джонатан тоже помахал рукой и отвернулся, направляясь назад, туда, откуда пришёл. Шумел он, кстати, уже меньше. Вот что значит не спешить и смотреть под ноги.