Игра вслепую

      В его долгой жизни бывало всякое: случалось сталкиваться с непонятной дрянью, и в плену сидеть — тоже, хоть и нечасто.       Всякое — но не такое.       Никогда ещё болотный князь не чувствовал себя беспомощным. В ловушке. (Даже в плену, даже под пытками — давно, очень давно, но было, — он видел пути сопротивления или знал, что за ним придут.) Сейчас, не в силах ответить на атаку, он мог только считать оставшиеся ему секунды.       И осталось, видимо, немного. Юный гвардеец прикончил двух странных тварей, но появилась третья, и тела на земле её ничуть не заинтересовали, в отличие от живого — пока — болотника.       Что ж, теперь он хорошо рассмотрел это… нечто. С расстояния удара.       Мандрейк разглядывал приближающегося мертвеца с болезненным интересом; брезгливости он не испытывал никогда, а страх… он ещё мог притвориться, что страха тоже не чувствует. Существо походило на лифмена; кажется, раньше было женщиной; все черты сглаженные, оплывшие, кожа — сероватая неровная поверхность, казалось, он уже видел нечто подобное. (В умирающей Лунной Гавани? Да, похоже.) Одежда — лохмотья, доспехов нет, в руке не копьё даже, заточенный кол…       Существо замерло под его пристальным взглядом.       …в мёртвом лесу он не мог управлять этой «плесенью», но, может быть, получится сейчас?       Мандрейк хрипло выдохнул сквозь стиснутые зубы, на короткое мгновение вновь поверив: он — болотный князь, а значит, гниль должна подчиниться ему. Гниль пропитала всё это мёртвое тело, значит…       Мертвец покачнулся и, неловко замахнувшись, нанёс удар своим «копьём». Мандрейк дёрнулся в сторону, насколько мог, — не почувствовал боли, не понял даже, задело его или нет. Тварь потянула застрявший в корнях дрын, и от рывка тот вдруг переломился. Тогда она ткнула его обломком; он, кое-как подтянув связанные ноги, толкнул её от себя — слишком слабо, она только чуть отшатнулась.       Прямо под удар.       На землю рухнули две половинки.       В паре шагов от него, у входа в камеру, стояла девушка в доспехе, но без шлема — встрёпанная и грязная коса цвета соломы болталась по плечам. В руках — длинное копьё с листовидным наконечником, которым можно и колоть, и рубить. Так, как она рассекла беспокойного мертвеца.       На мгновение Мандрейку показалось, что его ждёт та же участь. Но лифменка смотрела на него только доли секунды.       — Тиль! — воскликнула она и упала на колени рядом с телом мальчишки. Бросив копьё, прижала пальцы к шее над краем доспеха, наклонилась, пытаясь различить дыхание. — Тиль‼!       «Он мёртв», — мог бы сказать Мандрейк, но не видел смысла. Не хотел проверять, не подведёт ли его голос: кровь дико стучала в ушах, и сердце никак не желало успокаиваться, а во рту был мерзкий горько-солёный привкус.       Девушка и без него быстро убедилась, что её товарищу уже не помочь. Села ровнее, сделала несколько глубоких вдохов и закрыла ему глаза. Застыла почти неподвижно, сжимая ладонь мальчишки обеими руками; только плечи под пластинами лёгкого доспеха вздрагивали.       …слишком поглощена горем о смерти товарища, чтобы что-то замечать. Дура. Как все они…       Мандрейк сплюнул сквозь зубы кровь; голос вырвался из глотки вороньим карканьем:       — Сзади.       Она не услышала, и он повторил громче и резче:       — Сзади, зелёная! — хотя видел, что уже поздно. Даже если услышит, то не избежит атаки. Да у неё даже оружия в руках нет! А очередная тварь уже близко, и эта — тихая, движется куда более ловко, чем предыдущая.       Мандрейк бессильно выругался — но копьё вдруг ударило быстрее атакующей гадюки. Он не заметил даже, как пальцы воительницы сомкнулись на древке. Вот она сидит, склонившись над телом мальчишки — и вот уже бьёт снизу вверх, нанизывая тварь на остриё.       Девушка, признал он, в скорости не уступает Шонелли. А остро наточенные грани хитинового лезвия хорошо рассекают мёртвую плоть (плоть ли?).       Лифменка вскочила на ноги, одним взглядом окинув всё пространство перед камерой, сейчас пустое. Таким же коротким, ёмким движением оглянулась на пленника.       — Развяжи меня, — потребовал он. Благоразумно ли в его положении требовать? Ему было плевать. — Чтобы я мог сражаться.       — Нет, — она еле заметно качнула головой. — Я не нарушу приказ.       — Вот и он тоже… — Мандрейк сплюнул, — не нарушил.       — Помолчи.       — Все вы одинаковы.       — По-мол-чи.       Мгновение казалось, что девушка ударит его, но она стиснула древко копья, отвернулась и отошла на несколько шагов. Встала, держа оружие наперевес, так, чтобы видеть все подходы.       Минута, другая, третья… время наконец возвращалось к привычному бегу, так что Мандрейк мог считать его минутами, а не мгновениями       (до смерти)       Шум в стороне, в лагере, затихал.       Лифменка снова обернулась — бледное спокойное лицо с россыпью веснушек.       — Ранен?       — Нет, — соврал он.       Он проиграл и был теперь слишком близок к тому, чтобы сдаться.       Теперь он действительно почувствовал себя беспомощным.       

***

             Пока его не было, лагерь подвергся нападению — Ронин был так ошеломлён этим, что ему понадобилось полминуты, чтобы хоть как-то собраться с мыслями. Нод, впрочем, не заметил его смятения. Лейст — скорее всего, сделал вид, что не заметил.       Но кто? Как? По тому, как перемещались гвардейцы, он видел, что нападение отбито. Какой ценой?..       Он не хотел привлекать лишнего внимания, не хотел, чтобы к нему обращались с вопросами прямо сейчас — видно было, что пока гвардия справляется и без него, — так что снова накинул капюшон и жестом показал Ноду сделать то же. Тот, к счастью, не стал спрашивать, зачем.       Несколько вопросов спешащему куда-то десятнику Сету — ситуация немного прояснилось. Не считая того, что в лагере тоже плохо понимали, что вообще это было.       Одно могли сказать точно, и от того Ронин испытывал безумное облегчение: напали не болотники.       Если бы болотники, он не знал бы, что делать. С Лейстом, который вот он, в паре шагов позади, с перемирием, со всем этим. А такое нельзя было исключить. Не потому даже, что Шонелли могла обмануть — из-за третьего генерала. Хэмлок, который не признавал Шонелли и тем более Лейста равными и действовал сам по себе.       Теперь же стоило найти Шиана и разобраться, что именно произошло. А не беседовать с каждым встречным.       Ронин уверенно шагал через похожий на разворошенный муравейник лагерь к штабному тенту; Лейста он, недолго думая, ухватил за запястье, и тот даже объяснений не потребовал. Понятно, что в незнакомом месте трудно успеть за быстрым шагом, да ещё и ни с кем не столкнуться (особенно когда все перемещаются довольно-таки хаотично). Нода явно подмывало поболтать с кем-нибудь, или, может, убежать проверить, как там его подруга на кухне, но пока он сдерживался.       Однако Ронин растерял всю целеустремлённость и чуть не запнулся на ходу, когда разглядел впереди пышную гриву рыжих волос, кое-как перехваченных кожаным ремешком, — его упёртая сестра никогда не прятала их под шлем (тот, кто хватал её в бою за волосы, лишался пальцев, а то и всей кисти). Тем более что Арайя — в первую очередь лучница, а не мечница.       Лук сейчас болтался у неё на плече рядом с почти пустым колчаном, лёгкий кожаный доспех — полевая форма разведчика, — был забрызган грязью и чуть-чуть кровью.       Вернулась всё-таки. Невероятно вовремя, как обычно.       — Арайя! — окликнул Ронин сестру, оставив планы сперва разыскать Шиана и обсудить ситуацию с ним.       Она резко обернулась, на жёстком лице мелькнуло удивление.       — Вот где тебя носило, а?! — в её голосе в равной мере смешались возмущение и облегчение.       Арайя шагнула навстречу, чтобы обнять его — но замерла на середине шага, уставившись ему за спину. Выражение лица изменилось мгновенно: радость встречи сменилась злостью.       — Болотник? Здесь?!       Разглядела-таки, несмотря на плащ. Разведчица, которая всегда замечает больше, чем прочие.       Выхватить кинжал она не успела. Ронин слишком хорошо знал характер сестры, так что вовремя перехватил занесённую руку и заломил за спину, удерживая Арайю в надёжном захвате.       — Я привёл его. Успокойся.       — Успокойся?! — Арайя попыталась вырваться, но Ронин был и сильнее, и опытнее. — Ты привёл эту мерзость в наш лагерь! Не это я ожидала увидеть, вернувшись.       — А я, знаешь ли, не ожидал, что после двухлетней разлуки мне придётся выкручивать тебе руки вместо того, чтобы обнять. Но ты должна понять: многое изменилось. Думаю, ты и сама это видишь.       — Да уж, — всё ещё сердито буркнула Арайя. — Я так и не поняла, с кем — с чем — мы сражались.       — Разберёмся, — пообещал Ронин. — У меня есть предположение. Нод, выгуляй пока Лейста куда-нибудь… Только не к Мандрейку, — добавил он, и Лейст из-под капюшона еле заметно кивнул, улыбнувшись краем губ: мол, поймал, молодец. — На кухню, например: время к ужину, и заодно проведаешь свою подругу. А я поговорю с Арайей.       

***

             Он поговорил с Арайей. И с Шианом. И со всеми десятниками. Обсуждение ситуации плавно перетекло в военный совет, который изрядно затянулся. Ничего удивительного, учитывая, что они мало понимали в том, что происходит.       Да, они уже знали, что в мёртвом лесу тела погибших обретают извращённое подобие жизни. Но что движет ими? Почему они вышли за его пределы и добрались до лагеря, который стоял вовсе не вплотную к границе? (Хорошо, что гвардейский лагерь оказался ближе, и до мирных жителей твари не добрались.)       Ронин, определённо, собирался навестить пленника. Но после долгих обсуждений был уже не в состоянии: усталость брала своё, — потому эту встречу, которая вряд ли окажется приятной, отложил до утра. Лейст не возражал; больше всего задержкой был недоволен Нод, с которого Ронин, поразмыслив, не стал снимать обязанность приглядывать за гостем. У юноши явно были проблемы с тем, чтобы считать болотника «гостем» — куда больше, чем у самого генерала. Но просвещать кого-то ещё, кроме Шиана и Арайи, насчёт болотника в лагере посреди ночи совершенно не хотелось. И, конечно, эта тема была слишком непростой, чтобы без подготовки рассказывать на общем совете.       Потому Лейст оставался под присмотром Нода и самого Ронина в «генеральской палатке», которая скромно приткнулась за штабным тентом и в которую, можно надеяться, без спроса никто не вломится. Разве что Арайя, по-родственному. Но это он как-нибудь переживёт. Да и места для неё уже не найдётся, по-хорошему палатка была двухместной.       Лейст, определённо, понимал, что его собираются караулить. Ни возмущения, ни удивления он не высказал.       Ронин не смог понять, спал ли тот вообще. Дышал ровно и спокойно, но он знал немало существ, которые хорошо умели притворяться спящими. Даже Арайя, при всей её вспыльчивости и неусидчивости, могла при необходимости…       Утро началось хорошо: с тёплых лепёшек с сыром и травяного чая. Оказалось, что Нод вчера успел, пока бегал умываться перед сном, по дороге отловить Мэри-Кэтрин и договориться с ней насчёт завтрака для генерала. А заодно для себя и для гостя. Причём про гостя, судя по всему, ничего не разболтал: девушка выглядела заинтригованной, хоть вопросов и не задавала.       После вкусного завтрака мысль, что нужно идти общаться с Мандрейком, воспринималась легче. Шиан тем временем успел доложить, что в лагере и вокруг всё в порядке, дозорные бдят, последствия нападения почти устранены, так что Ронин мог со спокойным сердцем заняться другими делами.       Решётка у камеры стояла криво; напротив на своём обычном месте, скрестив ноги, сидел хмурый и молчаливый Кратос, которого, вообще-то, ещё не должны были выпустить из лазарета — но там появилось слишком много новых пациентов. Судя по тому, как он держался — под доспехами грудь ещё перетягивала тугая повязка.       — Не вставай, — махнул рукой Ронин, прежде чем молодой гвардеец успел вскочить, чтобы поприветствовать по форме. Тот коротко кивнул, а Ронин задумался, не лучше ли отослать его, потому что представления не имел, как пойдёт разговор с болотным князем. — Впрочем… можешь быть свободен. На час. Мне нужно побеседовать с пленником без лишних свидетелей.       Если Кратос и удивился, что присутствующий здесь же Нод «лишним свидетелем» не считается, то ничем не выдал удивления. У генерала могут быть дела, не касающиеся рядовых. И ему даже нет необходимости говорить, что болтать о том не стоит.       — Если закончу раньше, Нод дождётся тебя на посту, — добавил Ронин. Хотя это было не единственной причиной присутствия юноши. Он решил, что раз уж его воспитанник оказался замешан в эту историю — то лучше держать его при себе и в курсе. Может быть, что-нибудь поймёт. Чему-нибудь научится.       — Я понял, генерал, — ответил Кратос, осторожно вставая с места (определённо, его рёбра ещё не были в порядке). Добавил: — Я сменил Гельду три часа назад — отправил её спать. Она сидела здесь всю ночь. Если что-то не так, то это я настоял, что ей необходимо отдохнуть. Не уверен, что наш десятник знает — я его не нашёл.       — Всё в порядке.       Что ещё Ронин мог тут сказать?       Мандрейк неприязненно наблюдал за ними с тех пор, как они подошли к охраннику, а когда приблизились — оскалился, но как-то вяло.       — Ну, что теперь?       — Я разыскал Шонелли.       — Что-то не похоже. Ты слишком живой для того, кто встретился с Бархатным Чудовищем!       Он, похоже, и не собирался скрывать, что отправил заклятого врага в ловушку. Наверное, даже гордился этим.       Ронин устало вздохнул. Сейчас ненависть болотного князя казалась настолько неважной…       — Потому что я разыскал не только её. А она, — он усмехнулся с долей иронии, — в своём роде… очаровательна, если найти к ней подход.       Мандрейк, кажется, понял, что он издевается, но не ответил.       — Ситуация достаточно сильно изменилась, — сказал Ронин взвешенно и спокойно, хотя подозревал, что как бы он ни говорил, болотника это всё равно разозлит. — Мне удалось найти с Шонелли общий язык, — (Мандрейк недоверчиво скривился) — и она отправила… посланца. К тебе.       — Да неужели?       Ронин не стал отвечать, просто молча кивнул Лейсту, давая тому разрешение поговорить наконец со своим князем.       И он, конечно, ожидал от Мандрейка злости, но не того, что услышал. Крайне грубое ругательство, потом:       — А ты откуда тут взялся, отродье?!       — Я здесь по просьбе Шоны и с разрешения генерала Ронина, — объяснил-напомнил Лейст, как будто не слыша оскорблений. — Ситуация действительно сильно изменилась: заключено перемирие.       — Что? — глаза Мандрейка вспыхнули злостью. — Ты не имеешь права заключать какие-либо договоры.       — Я генерал разведки, милорд. Вы ведь так и не дали мне отставку.       Почему-то он не стал напоминать о Шонелли и о том, что договорённость достигнута в первую очередь с ней.       — Ты дезертировал!       — Нет. Все эти три года разведка функционировала, пусть вы и не желали слушать мои доклады.       — Жалкий предатель. Грязное трусливое отродье. Только поэтому ты не в цепях, стоишь рядом с этим… зелёным ублюдком. Перемирие? Не может быть никакого перемирия. Убирайся! Может быть, они прикончат тебя, поняв, что ты бесполезен.       Лейст покачал головой и тихо отступил назад; только то, как крепко он сжимал пальцы на своём посохе, позволяло предположить, что ему не совсем безразлично услышанное. Он помедлил пару мгновений и тронул Ронина за локоть:       — Пойдёмте, генерал. Пока тут больше не о чем говорить.       Ронин кивнул ему, не зная, что сказать. Вспомнились слова Шонелли «он разозлится» — наверное, она именно это имела в виду. Она знала, что Мандрейк скажет Лейсту. И сам Лейст тоже знал, однако всё равно решил отправиться к своему князю. На что он рассчитывал?       Разведчик не двигался с места. Ронин сообразил, что в незнакомом месте тому удобнее идти за кем-то, чем пытаться сориентироваться самому. Так и не решив, что сказать — что Лейсту, что Мандрейку, — он просто направился к выходу из камеры. Болотный князь бросил им в спины ещё пару ругательств, но никто не обратил на него внимания.       Закрыв решётку, Ронин сказал Ноду:       — Подождёшь Кратоса здесь, а потом приходи в штаб. Я предупрежу Сета, что пока ты выполняешь моё поручение.       — Сколько ещё?.. — возмущённо вскинулся молодой гвардеец, но всё-таки сумел вовремя прикусить язык. Да, Ронин вполне понимал, что тот не в восторге от необходимости присматривать за болотником. Но всё так же не хотел раскрывать его присутствие ещё кому-то. Нод коротко и недовольно бросил: — Ладно, — и умолк.       Он остался сидеть там же, где до него Кратос, а Ронин повёл Лейста назад в лагерь.       — И что теперь? — прервав тяжёлое молчание, спросил он, когда они добрались до пустующего сейчас штабного тента. Арайя наверняка была со своим отрядом, Шиан, насколько он помнил, собирался с утра поговорить с Нимом Галу, что, по-хорошему, стоило сделать и самому генералу. Он сделает. Но позже.       Лейст нашарил край стола и прислонился к нему бедром. Ответил:       — Ничего нового. Я буду действовать так же, как раньше. Не вижу другого способа помочь своему народу… так что если князь хочет называть меня за это предателем — пусть. И, может быть, он ещё изменит своё мнение.       — Мандрейк упрям.       — Я знаю. Кстати, он ранен. Может кто-нибудь его перевязать?       — Вот уж об этом мог бы сказать раньше.       — Извините, генерал. Я задумался.       Можно только гадать, о чём. Могли ли Лейста задеть резкие слова Мандрейка? Ронин плохо понимал, каковы отношения между болотным князем и его генералами. Явно не такие, какие приняты в гвардии.       Он не стал откладывать, написал записку и, подозвав болтающего неподалёку Ларгу (было нехорошее подозрение, что тот вознамерился выяснить, что за загадочная личность в плаще общается с генералом), отправил к Морайну. Можно надеяться, что у того найдётся время заняться ранами пленника.       — Что вы планируете делать дальше? — спросил разведчик, постукивая пальцами по дереву посоха. — Нападение на ваш лагерь, полагаю, не может не иметь последствий.       Оно уже имело последствия, которые Ронин обсудил со штабом и командирами отрядов. Главная проблема — гвардия лишилась почти трети личного состава, хорошо ещё, что в основном ранеными, а не убитыми. Морайн обещал, что в течение двух-трёх недель большая часть его пациентов вернётся в строй. Но нужно продержаться этот срок, а им и так не хватает бойцов.       Стоит ли Лейсту знать об этом? Не хотелось бы провоцировать болотников — а если они посчитают, что лифмены слишком ослабли…       Он, пожалуй, верил, что Лейст и в таком случае поддержит сотрудничество. Но Шонелли? Которая уважает только силу? А болотный князь даже слышать ничего не хотел о договоре.       — Будем эвакуировать мирное население, — сказал он взвешенно. — Это ещё не окончательно решение, но… весьма вероятное.       Может быть, это стоило сделать раньше, но казалось, что будет безопаснее, если они останутся рядом с гвардией, под присмотром. Однако близость мёртвого леса теперь стала куда более опасной, чем они думали.       Могли ли они просто уйти? Ронин рассматривал и этот вариант. Просто собрать всех выживших, всех лесных жителей до последнего, и уйти. На юг, к реке и дальше. Это будет тяжёлым путешествием, кто-то не выдержит, но…       Не в этом дело. Лифмены не могли уйти, оставив за спиной это пятно проказы в живом лесу. Что, если оно так и будет дальше распространяться, не останавливаясь? Оно грозит гибелью всему живому. (Даже болотники — ну, некоторые из них, — признали, сколь велика опасность.)       К тому же без Королевы они слабы. Королева была тем, что объединяет лесной народ, и без неё, на чужой земле, они просто умрут. Чужая земля, чужой лес не примёт их. И когда придёт зима — многие ли смогут пережить её?       Но мирных жителей всё-таки требовалось увести подальше. Он подумал, что можно отправить с ними новобранцев и ветеранов, чтобы не оставлять без защиты, но и не ослаблять гвардию чрезмерно.       Лейст молчал, очевидно, обдумывая его слова. По лицу было не понять, какие мысли бродят в его голове.       — От нас требуется какая-нибудь помощь?       Неожиданный вопрос, потому что помощи договор не предполагал. Только нейтралитет, приостановку военных действий. Это ведь перемирие, а не союз.       Союз леса с болотом… невозможно ни в каких условиях, не так ли? Означает ли вопрос, что Лейст считает иначе?       Не важно, что он считает. Что бы ни подразумевал под «помощью», но Ронин ни за что не позволит болотникам приблизиться к мирным жителям. Да и к гвардии, ещё больше ослабевшей — тоже.       — Ничего кроме того, о чём мы говорили с Шонелли, — покачал он головой и не стал благодарить за предложение. — Держите своих соплеменников в узде.       Сейчас, когда мёртвый лес проявляет агрессию вовне, это особенно важно.       — Шоне беспрекословно подчиняется от силы треть, — с явным сожалением в голосе отозвался Лейст. — Вы же помните, генерал.       «Вы это знали, когда соглашались на договор», — прозвучало за сказанным.       — Но многие, — вспомнил Ронин и другие её слова, — как минимум задумаются, а стоит ли переходить ей дорогу. Кроме того — напомните остальным, что от их благоразумия зависит жизнь или, по меньшей мере, целостность организма их князя.       Лейст коротко кивнул и так и не спросил: «Вы действительно это сделаете, если что-то пойдёт не так?».       Наверное, он и так знал ответ. Или считал, что знает.