Не место для бабочек III: Клинок доблести

Когда Голфри сказала, что нашла Мерисиэль советников, она поначалу даже обрадовалась. Все-таки командорство и жречество — две совершенно разные вещи, ровным счетом друг с другом ничем не похожие. Правда, увидев своих советников, Ри снова расстроилась: ни один из них не оказался ни воином, ни стратегом. Смешливая, пылающая энтузиазмом Нура и спокойный и стопроцентно мирный жрец Шелин даже близко не походили на тех, кого она ожидала увидеть. Ирабет и Аневия, правда, все еще оставались рядом — и только на них у Ри оставалась хоть какая-то надежда. Потому что сама королева — вот так поворот! — собиралась раздать указания и вернуться в столицу. Оставив крестовый поход на фактически чужого человека, который и сам-то не знает, на что способен. И даже имя собственное прочитал на наручах, не в силах вспомнить даже, имеет ли на него право. С возрастом выходило совсем уж сложно; с одной стороны, Мерисиэль догадывалась, что перешагнула порог совершеннолетия. Иначе кто бы ее отпустил так далеко от Кьонина? С другой стороны, она могла не спрашивать разрешения, а уйти, например, тайком. Или вовсе родиться и вырасти где-то в окрестностях Кенабреса, и быть вовсе не чистокровной эльфийкой, а полукровкой, в которой серьезно проявилась старшая кровь. Эти мысли порождали только больше вопросов, путали, отбирали уверенность в последних крупицах мутной биографии. В конце концов, Ри решила, что думать об этом будет, когда ее благополучно сместят с высокого поста — не может же Голфри относиться к этому назначению серьезно? Это точно какая-то непонятная затянувшаяся шутка. Да и не могла же она на самом деле уехать?.. После возвращения с вылазки, целью которой был поиск кольца, Мерисиэль сразу же отдала приказ отправить повозку за телами рыцарей, павших в бывшем лагере Песьих сердец. Их необходимо предать земле, как и тела демонов — огню; не хватало еще в двух шагах от лагеря иметь целую кучу мертвецов! Они, как известно, привлекают зверье, а еще всяческие неприятные сущности, вроде тех же некромантов. Толпа зомби-демонов — совсем не то развлечение, которое требуется едва начавшемуся крестовому походу. Потом необходимо было навестить Камелию и попытаться с ней помириться, но в шатре подруги не оказалось. Встреченные рыцари утверждали, что только что ее видели, но не могли указать, куда конкретно отправилась вспыльчивая девушка. Перед ней Ри было немного стыдно; в конце концов, до этого она не возражала против белых мантий, которые Камелия ей предлагала с завидной регулярностью. Может, она и права, но лиловая бабочка на груди — то немногое, в чем Ри уверена относительно себя. Она дезнитка, и ей лучше с символом своей богини, а надежду, вдохновение и прочие атрибуты командорства все равно не уместишь в кусок выбеленной шерсти. Это должно исходить от чего-то более серьезного, чем одежда. Отчаявшись, она навестила Уголька, и хотя бы ее застала на месте. Девочка, солнечно улыбаясь, обрабатывала рану пожилого крестоносца, который неожиданно расслабленно рассказывал ей о своей внучке — «вот такая же, как ты, маленькая и добрая». Удивительная эльфийка будто бы очаровывала воинов, превратившись за пару дней в своеобразную «всеобщую дочку и внучку», помогая воякам меньше скучать по дому и не забывать, за что они сражаются. Поговорить им с Угольком не удалось, но сам вид сестры-эльфийки за работой немного успокоил сердце. Вздохнув, Ри вернулась в командорский шатер — почти спокойно и без прежнего трепета перед новыми обязанностями. Внутри Ланн нервно помешивает что-то в небольшом котелке, не оборачивается к вошедшей Ри и позволяет ей занять осточертевший деревянный трон перед столом с картой. И только тогда спрашивает: — Где пропадала? — его тон должен бы быть веселым, но отчего-то Ри слышится обида. — Ходили с Сиилой и ее друзьями по важному делу. Что готовишь? — Возможно, это должно быть похлебкой, — Ланн вздыхает, откладывает ложку и наконец-то смотрит на Ри. — Почему не взяла меня с собой? — Ты был в дозоре, — Ри жмет плечами. — Хотя тебя туда никто не направлял. Список дозорных они с Ирабет прорабатывали добрых пару часов, и Ри точно помнила, что Ланна там не было. Как и кого-то еще из их группы — планировалось, что они займутся другими делами. Например, тем, что случилось сегодня. — Не сидеть же мне вечно в лагере, — Ланн устало трет виски и обходит стол, опускается на корточки перед троном и берет Ри за руки. — Но ты — другое дело. — Я командор, у меня есть обязанности. И я лекарь. — Лекарям место в тылу, командорам — тем более. — Командор не обязан целыми днями рассматривать карту. — Ты командор. Представляешь, что было бы, — Ланн снова хмурится, поднимается на ноги и тянет Ри за собой, вынуждая подняться с кресла. — Если бы с тобой что-то случилось? — Со мной были друзья, Ланн. Вместе мы… — Вместе вы попали в засаду! — неожиданно прерывает он. Медленно вдыхает и выдыхает, прикрыв глаза. — Прости… не уходи больше без меня, хорошо? — Если бы ты ночевал в моем шатре, был бы в курсе моих планов, — парировала Ри. — И я была бы в курсе твоих. — Кровать слишком тесная, — Ланн покосился на узкую койку. — Боюсь, мы не можем спать на ней вместе. Это… в общем, невозможно. — А по-моему мы замечательно уместимся. Ты просто больше не хочешь со мной спать, да? Она отворачивается, подходит к кровати; крепкое дерево, устойчивые толстые ножки из мореного дуба. Чистое белье, под ним — достаточно объемная, хоть и жестковатая перина. Подушка, правда, всего одна, но ее хватает на всю ширину кровати. А она немногим уже той, что была в «Сердце защитника», и тогда Ланна все почему-то устраивало. Так что изменилось? В носу начинает щипать. Ри медленно вдыхает, так же медленно выдыхает, прикрыв глаза. Командоры не думают о том, что их не любят мальчики. Командоры думают о своих людях, им вообще не положена личная жизнь. В уставе такое не прописано, а все, что не прописано в уставе, нельзя. — Ри, я рядом с тобой просто не высыпаюсь, — он замолкает. Подходит ближе, осторожно берет ее за руку. — По многим причинам. Когда люди проводят много времени вместе, они… — Я храплю, да? Ри садится на самый край кровати, хлопает ладонью рядом с собой, приглашая Ланна присоединиться. Совершенная обыденность, казалось бы — просто сесть рядом. Но он почему-то медлит несколько секунд, прежде чем принять приглашение. — Нет, не храпишь. С тобой все в порядке, и я… дело в кровати. Она очень узкая. — Думаешь, мы не поместимся? — Ри склоняет голову набок. — Давай попробуем, у нас получится! Она сбрасывает свои ботинки и тянет сапог с Ланна. Он перехватывает ее руки, сжимает пальцы чуть крепче, привлекая внимание. — Ри, послушай… — Послушать? Нет, Ланн, это ты послушай. Я понятия не имею, что я сделала не так, и почему ты на меня злишься. Лучше говори как есть, не сваливай на кровать! Освобождает руки и снова хватается за сапог, успешно стягивает один, тянется за вторым и неожиданно падает на кровать, откидывается назад, прижатая к перине за запястья. Ланн нависает сверху, смотрит ей в глаза и Ри кажется, что в этот раз его взгляд абсолютно однозначен, оба глаза глядят остро и внимательно. Ей хочется смеяться от его серьезности — а может, неожиданно подкралась истерика. Зачем она просит его о том, чего не желает? Разве плохо — тешить себя приятной иллюзией, когда мир вокруг рушится и уходит из-под ног день за днем? Она собирается сказать, что все в порядке, что она все понимает и на все согласна, но вместо этого с губ срывается невеселый смешок. — Дело в кровати, Ри. И во мне. И в том, что кровать узкая, и ты будешь ближе, и мне даже некуда будет отвернуться, чтобы не касаться тебя буквально везде. Знаешь, что чувствует здоровый влюбленный мужчина, когда его женщина лежит так близко? — его голос опускается до шепота, во взгляде мелькает что-то странное, почти безумное, но раньше, чем Ри успевает испугаться, Ланн негромко смеется и отпускает ее запястья. Ри сглатывает: наверное, получилось слишком громко. Она медленно садится на кровати и пытается убедить себя, что не понимает, о чем идет речь. Чтобы неожиданно не осознать, что она полная дура, и за ворохом других вещей не разглядела банальное желание близости. Включающей что-то более интимное, нежели просто совместный сон. — Вот оно что, — она ошалело смотрит на Ланна. Ловит его взгляд и начинает рассматривать носки собственных шерстяных чулок. — Именно, — пожимает он плечами. — Никаких обид и страшных тайн. Поэтому лучше все-таки спать отдельно. В конце концов, даже мне требуется сон. — И без этого совсем никак? В смысле без… без… мы не можем просто так друг друга любить? Ланн вздыхает, обнимает ее, тянет ближе к себе. Она несмело смыкает руки у него на шее, утыкается в мягкий ворот шерстяной туники. Лоб касается неровного «шва» между кожей и чешуей чуть-чуть ниже оголенной шеи. Наверное, стоит сообразить ему какой-нибудь шарф — в конце концов, скоро зима. — Можем, Ри. И… ты права, я просто перетащу к тебе свой спальник, идет? Положу его вот сюда, рядышком. Но на кровати мне пока делать нечего. Она, кажется, кивает. Или мотает головой. Что-то среднее, какое-то рваное движение между «да» и «нет» — зато совершенно честное. Перетащит спальник — это значит будет рядом, но на расстоянии, превышающем вытянутую руку. И нельзя будет поцеловать его, когда захочется, нельзя обнять, коснуться блестящих чешуек, когда там, за тяжелым пологом шатра, займется очередной рассвет, предвещающий полный бездна знает чего крестносный день. Ей останется ждать вылазок — ведь в соседнем спальнике ему спать ничего не мешает? И раздеваться до исподнего в походе не нужно. Почему-то слух царапает его «пока» — значит, однажды все равно придется перейти эту черту, шагнуть в неизвестность? А может, он хочет просто деть куда-нибудь эту дурацкую узкую кровать? Разложить эти самые спальники прямо здесь, в этом крошечном закутке, отделенном от стола с картой ненадежной темной ширмой, и наслаждаться неблизкой близостью с объятиями, но без неприятных последствий вроде отсутствия сна у одного из них? Этого будет достаточно?.. Мысли перекрывают друг друга, абсолютно глупенькие, лишенные всякой логики и значения. Он целует ее первым — за секунду до того, как она сделала бы то же самое. Ри отвечает впервые так жадно, приникает так близко, неуверенно забирается пальцами под его тунику, чтобы коснуться кожи, как и раньше. Чтобы понять, как скучала по его теплу, и насколько ей требуется как можно больше этих прикосновений. На этот раз они ощущаются будто бы горячее; губы обжигают шею незнакомо и ново, заставляют громко выдохнуть и закрыть глаза. Ощутить, что и этого уже мало — потянуть тунику вверх, избавиться от нее, как от чего-то ненужного, следом шагнуть в полную неизвестность, развязав шнуровку собственной мантии в том месте, где к ней крепится тяжелый теплый плащ. В ласке нет ничего ужасного, и Ри почти не пугается новых незнакомых ощущений, только наслаждается тем, что Ланн так близко — она слышит его дыхание, чувствует биение сердца. Может, стоило пойти дальше, а не просто валяться в одном исподнем, прижимаясь телами друг к другу? Но… какое оно, это дальше? Он осторожно, будто ожидая ее протеста, тянет вверх нижнюю сорочку; мягкая ткань щекотно скользит по животу, открывая его для Ланна. Она закрывает глаза и чувствует, как горячее дыхание обжигает кожу чуть ниже груди, ждет следующей секунды с нетерпением… — Командо-ор! Вы тут? — голос принадлежит Нуре, приставленной Голфри советнице. Ри чувствует себя так, будто ее застали на месте преступления. Она дергается в сторону, резко садится, и они сталкиваются лбами так, что из глаз летят искры. Ланн отзывается испуганным, смазанным поцелуем в висок, набрасывает на нее одеяло и быстро ныряет обратно в тунику. Склоняется к ней, протягивая мантию. — Скажи, что сейчас подойдешь, — шепчет на ухо, горячее дыхание обжигает шею, разбегается мурашками по стынущей, замерзающей без его прикосновений коже. — Я сейчас приду, подожди у входа! — Выкрикивает Ри. Голос чуть дрожит, она, едва приходя в себя, порывисто целует губы Ланна, оставляя ему немного своей жадности. Обещая обязательно вернуться в этот момент позже — и больше себе, чем ему. Приближающие шаги все-таки заставляют их чуть отпрянуть друг от друга, Ри поспешно натягивает мантию, ловко затягивает шнурок и вскакивает с кровати, оправляя подол. От волнения стучит в висках; Ри набрасывает плащ, и Ланн наклоняется к ее лицу, прислоняется лбом. — Перестань так краснеть, — его дыхание сбито ничуть не меньше, кончики чешуйчатых пальцев щекотно пробегают по щеке. Она вспоминает, как остро они ощущались на обнаженной спине. — Мы не занимались ничем ужасным. — И ничем таким, чем нам заниматься нельзя, — она улыбается в ответ. — Командор, с вами там все в порядке? Если вас держат в заложниках, посвистите три раза. Если вы ковыряетесь в носу, так и скажите, не буду мешать. Тут просто такое дело… Ланн! Привет! — Нура появляется из-за ширмы, полностью проигнорировав просьбу подождать у стола. К счастью, за момент до этого Ри успевает подняться с койки и даже вернуть себе выражение величественного спокойствия, подсмотренное у королевы. — Так вот, с вашими приятелями нелады какие-то творятся. Как с ума посходили. Паладинка подралась с приятелем-рыцарем, а ее подружка дезертировала. А еще Камелия очень хочет вас видеть, срочно, всех на уши подняла. Но не говорит, зачем, вообще никому. Странная какая-то. А еще мы должны записать вашу биографию, мне для работы надо. Так что как закончите, возвращайтесь сюда, я тут подожду. А еще… Она тараторит так вдохновенно, что Ри приходится сосредоточиться, чтобы понять хотя бы половину сказанного. В голове по-прежнему полный сумбур, и близость Ланна, невинно стоящего за спиной, заставляет возвращаться в упущенный из-за Нуры момент, и хорошая-жрица-Мерисиэль почти ненавидит свою советницу. Тем более, что никаких полезных советов она от нее так и не добилась, все больше дурацкие просьбы о биографии, которую Ри физически не может ей надиктовать. Ибо врать не любит, а правды попросту не помнит. Может, и в этот раз удастся улизнуть от неприятных обязанностей? — …королевский совет. Королева прислала депешу, согласно которой биография должна быть готова к первому продвижению по старому тракту, а оно по плану назначено уже на завтра. А еще там сказано, что предварительно вам с передовым отрядом — ну, который ваш — надо разведать территорию и обезопасить проход. А еще разведчики докладывают, что впереди наблюдается небольшая активность противника, и надо бы с этим тоже разобраться, а еще… Ри уже не думает ни о произошедшем между ней и Ланном, ни о смысле речи Нуры. В ее голове две маленькие желтые канарейки со звоном бьются пернатыми лбами, периодически выкрикивая слова, которые хорошей жрице знать не положено. Но она упорно молчит, держит умное лицо и даже вежливо улыбается. Нура же, кажется, только начала. — …и послы из Чилекса. Их нужно перенаправить к королеве, в столицу, но это не точно. Потому что королева в столицу еще не добралась, и я не знаю, как она послала депешу. А еще вам позже доставят приказы, которые нужно выполнить. Их составили все в том же королевском совете. А еще… — Что там было про Сиилу и Камелию? — прерывает ее Ри. Воображаемые канарейки перестали материться и исступленно завопили «Хватит, хватит!». — Где они сейчас? — Сиила у себя, а Камелия, не поверите, тоже у себя, — Нура широко улыбается. — А я буду тут, так что как только с ними разберетесь — возвращайтесь. Переберем приказы, биографию наконец напишем. А еще… — Спасибо, Нура. Ланн, пойдем, — она берет Ланна за руку и тянет прочь и от сбитой кровати, и от надоедливой Нуры, которая будто специально выставляет их прочь. К счастью, бардесса хотя бы не пытается идти следом. — Я буду вас ждать! — кричит она вслед. — Ну и нудная же, — выдыхает Ланн, едва оказавшись снаружи. — Надеюсь, ты успела расслышать то, что она говорила. — Лучше переспрошу потом Ирабет. — Она по крайней мере говорит в четыре раза медленнее, — соглашается Ланн. — И в десять раз понятнее. Странная советница, пожалованная ее величеством, вызывает у Ри все больше вопросов. Она может быть сколько угодно раз ученой и летописцем, но советничество включает диалог. А как можно вести диалог с хафлингом, заинтересованным только в монологе? Кажется, если Ри и попробует все-таки сочинить себе героическую биографию, Нура захватит из ее рассказа буквально пару слов. Остальные два тома займут ее собственные рассуждения и вездесущие «а еще». А казалось бы, летописцы должны выражаться куда как лаконичнее!