Spin

Голос Кэролайн гремит по всему дому, как церковные колокола, возвещающие о начале апокалипсиса. - Клаус! Клаус! Ты вероломный сукин сын! Клаус закрывает глаза, со страдальческим вздохом откладывает столовые приборы, мысленно готовясь к неизбежной конфронтации. Честно говоря, что, по его мнению, должно было произойти? - Мне очень жаль, мистер Клаус. Я пытался остановить ее, но... - заикается Мэддокс, следуя за Кэролайн, когда она входит в его столовую с глазами, горящими, как угли. Он машет рукой в воздухе своему бедному недовольному дворецкому. Он считает, что взвод кровожадных волков не смог бы остановить Кэролайн сегодня. - Все в порядке, Мэддокс. Я разберусь с этим. - Справишься с этим? - повторяет Кэролайн, положив руки по обе стороны от талии. - Ты едва можешь довести меня до оргазма, что заставляет тебя думать, что ты сможешь справиться со мной? Губы Мэддокса сжимаются, глаза комично выпучиваются. Здоровяк сжимается и пятится, пока не проскальзывает в дверь, достаточно внимательный, чтобы закрыть ее, прежде чем уйти. Клаус откидывается на спинку стула, сцепив руки на столе. Он смотрит на нее вызывающим взглядом, чтобы соответствовать ее собственному, губы кривятся в ухмылке, он знает, что это обязательно вызовет дальнейший гнев. Здесь он играет с огнем, но у Кэролайн есть способ задеть его самолюбие. - Я позволю себе не согласиться. - Я притворялась. Твоя голова так глубоко засунута в задницу, что ты даже не видишь разницы. Не то чтобы это кого-то удивляло, так как ты самовлюбленный избалованный маленький ребенок с комплексом короля. - Это довольно длинная череда оскорблений, боюсь, ты потеряла меня после того, как испортила. - Он указывает на роскошный стол, накрытый перед ним. - Я как раз собирался позавтракать. Почему бы тебе не присоединиться ко мне? Возможно, мы сможем продолжить этот явно глубокий анализ моей психики, который ты провела. Ты разговаривала с Камиллой? Ты говоришь в точности как она. Кэролайн скрещивает руки на груди, выпятив вперед подбородок. - Почему ты так со мной поступаешь? - Быть вежливым перед лицом беспричинных оскорблений? - Прекрати меня опекать! Почему ты решил баллотироваться? - Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве спор не открыт для каждого студента? - Ты очень хорошо знаешь, как много — это значит для меня. Я нахожусь на пути, Клаус, и это фундаментальная ступенька. Это мое будущее, о котором мы здесь говорим, - она тычет в воздух указательным пальцем. Клаус слышит раздражение в ее голосе, несмотря на ее явные усилия сохранить вежливый тон. - Ты никогда не упоминал о каких-либо стремлениях баллотироваться, совсем наоборот. Ты всегда смеялся и отпускал насмешливые комментарии, заставляя меня поверить, что тебя это нисколько не интересовало, в то время как я - по глупости - делилась с тобой всеми своими планами. А потом ты, блядь, предал меня! - Я вступил в гонку, которая была открыта для всех, честно и справедливо. Никогда не действовал за твоей спиной, не крал ни одного из твоих приспешников в кампании или твоих проектов. Я не понимаю, как это можно квалифицировать как предательство, ло... - Не надо, - обрывает она его, ее тон холодный и резкий, глаза сверлят его с чем-то сродни ненависти. У него неприятный привкус во рту. Она вне себя от гнева, да. В конце концов, это Кэролайн. Все, что ускользает от ее идеально вымощенного дизайна, обрабатывается так, как если бы это была инфекция, которую необходимо сдерживать и устранять любой ценой. Но за гневом и пламенем в ее кобальтовых глазах скрывается еще и боль. И Клаус... Что ж, если он скажет, что не ожидал этого, он соврет. На самом деле, эта вспышка разочарования в ее глазах и есть та самая причина, по которой он так долго колебался, прежде чем принять решение баллотироваться в президенты в школе. Она права. Это никогда не вызывало у него никакого интереса. Он не склонен к дипломатии, как его братья и сестры, у него нет терпения для вежливых решений. Его наклонности слишком авторитарны для нюансов политики. Но в его семье есть некоторые вещи, от которых невозможно ускользнуть, как бы ты ни старался. Даже если это означает, что он будет чувствовать укол в груди каждый раз, когда будет смотреть на Кэролайн. Однако вместо того, чтобы просто извиниться, то, что, как он знает, не окажет на нее никакого влияния, он решает пойти другим путем. - Почему ты так злишься? - спрашивает он. - Потому что это мои выборы. - Это все еще может быть. Если бы это был не я, это был бы кто-то другой. В чем разница? - В чем разница? - она усмехается. - Разница в том, титулованный придурок, что ты Майклсон. Твой отец был президентом студенческого совета. Твой старший брат был президентом. Другой твой старший брат был президентом. Ребекка - твой близнец, а Кол - чертова развалина человеческого существа. Ты, скорее всего, будешь последним Майклсоном своего поколения, который получит шанс баллотироваться на пост старшего президента, и это твое гребаное наследие голубой крови. Он уклончиво пожимает плечами, хотя все, что она сказала, - правда. - Это не обязательно означает, что я выиграю. - О, пожалуйста! Ты самый популярный парень в школе, Клаус. Ты практически владеешь этим дерьмом - не делай мне таких ямочек, я не делаю тебе комплиментов. - Он прикусывает губу от улыбки, стараясь придать своему лицу как можно более застенчивый вид. - Я подчеркиваю, насколько ты придурок, решивший сделать это просто ради удовольствия, когда ты очень хорошо знаешь, что твои шансы на победу экспоненциально выше моих просто потому, что у тебя есть член. Большое, блядь, дело. - Ну... - Клаус надувается от удовольствия. - Ох, заткнись! - Кэролайн стреляет, ее брови сходятся на переносице. - Я так готовилась к этому. Я организовывала благотворительные акции, митинги, сбор средств. Я проводила опросы, фокус-группы, дискуссионные сессии. Я выступала посредником во встречах между преподавателями и студентами, чтобы улучшить каждый аспект нашей жизни. Я наметила и определила все наши основные проблемы и предложила эффективные, реалистичные способы их решения. Я причина, по которой мы теперь подаем нарезанные киви в кафетерии - ты вообще знал, что в нем в четыре раза больше витамина С, чем в апельсинах? - Клаус изо всех сил пытается сдержаться, но фырканье вырывается у него изо рта. Кэролайн прищуривается, глядя на него, в ее глазах светится угроза. - О, ты думаешь, это смешно? Потому что это работа президента. Это то, ради чего ты баллотируешься. - Ну, очевидно, что ты идеально подходишь для этого. Похоже, тебе не о чем беспокоиться. - Я не должна, но я это делаю. Потому что ты высокомерен, неподготовлен и тебе на все наплевать, но я женщина. - Клаус склоняет голову набок, поджимая губы. Когда Кэролайн делает большой глоток воздуха, он понимает, что поступил неправильно. - 1998, - начинает она. - Это был первый раз, когда у Святого Себастьяна, школы столетней давности, была женщина в качестве президента школьного совета. Она продержалась два месяца, прежде чем ее свергли на том основании, что она была слишком трудной. Прошло семь лет, прежде чем была избрана другая женщина. И это случилось только дважды за последнее десятилетие. Итак, ты видишь, хотя это может показаться тебе неуместной, воинственной дискуссией, на самом деле это одна из тем, которая определит наше поколение, и я действительно хочу оставить след. Но, в то время как с тобой все, что они хотят знать, это насколько ты популярен, мне нужно в три раза больше твоего учебного плана, чтобы меня воспринимали всерьез. Ты расхаживаешь по школе, как будто ты король, и все вокруг поклоняются тебе. Ты даже не милый, ты просто ожидаешь, что все уберутся с твоего пути, и они это делают, потому что ты чувак, и ты горячий, и ты играешь в лакросс, и ты надираешь задницу на уроке рисования. Я? Они просто хотят увидеть меня в мокром бикини, рекламирующую благотворительные автомойки, и я давным-давно поклялась себе, что не разденусь до нижнего белья, чтобы выиграть выборы. Я отказываюсь. - Так что, хотя я, очевидно, лучший кандидат, у тебя больше шансов принять это, не потому, что ты заботишься или даже действительно хочешь этого, а просто потому, что тобой восхищаются, а твоя семья выпускает президентов старших классов и полностью монополизирует эту область с долбаных 1960-х годов! Каждое предложение обрушивается на Клауса, как удар по голове, заставляя его глубже вжиматься в кресло. Говоря это, Кэролайн обошла вокруг стола, а когда остановилась, то оказалась прямо рядом с ним. Клаус смотрит на нее, разинув рот, застыв в состоянии недоумения, а также, возможно, возбуждения. Но тогда Кэролайн даже не нужны эпические речи, чтобы вызвать вспышку желания выстрелить ему в пах. Ее уверенность... Ее огонь... Это заставляет каждый волосок на теле Клауса встать по стойке смирно, дрожь предвкушения пробегает по его спине. Кэролайн хлопает ладонями по столу, хрустальные бокалы дребезжат, а затем наклоняется вперед. - Я собираюсь стать президентом Соединенных Штатов, - медленно произносит она, без малейшего намека на колебание. - И я не позволю тебе стоять на моем пути. Ты понимаешь? - Это зашло немного далеко, тебе не кажется? - спрашивает он, пытаясь поднять настроение. - Я думал, мы говорили о школьных выборах. - И в этом разница, между нами. Дело не только в школе, Клаус. Речь идет о будущем, и не только моем. - Ты говоришь так, будто это война, милая. Лицо Кэролайн исказилось от этого ласкового обращения. Он знает, что ей это нравится, но в то же время она ненавидит это. Снисходительными, унизительными и откровенно шовинистическими были его слова. Однако, когда он называет ее Любимой, когда он входит в нее, это заставляет ее выгибать спину и кричать громче. - Это война, - говорит она, сверкая глазами. - И ты должен знать, что я играю не для того, чтобы проиграть. Я сделаю все, что потребуется. Я надеюсь, ты знаешь, во что ввязываешься. С этими словами она неторопливо выходит из его столовой, сердитые шаги эхом отдаются, когда она уходит. Клаус вздыхает, глядя на нетронутый омлет перед собой. Он вдруг даже больше не голоден.

________________________________________

Кэролайн рычит, как лев, когда сметает стопки книг со стола в библиотеке, не обращая внимания на ш-ш-ш-ш библиотекаря. Эта школа настолько дорогая, что никто не будет по-настоящему ругать их за истерику, но все равно неловко вот так терять самообладание перед другими учениками. Она просто ничего не может с собой поделать. Либо это, либо кричать, пока ее голосовые связки не взорвутся. Кэролайн была унижена перед всей школой во время их первых предвыборных дебатов. Она подготовила ответы на все возможные темы, имела ценные замечания по каждой теме, знала, как все обострить, чтобы казалось, что это гораздо более важно для жизни каждого, чем это было на самом деле, - например, подавать киви вместо апельсинов. И все же. И все же. - Я просто выйду и скажу это: он раздавил нас, - заявляет Бонни с удивленным выражением на лице, все еще испытывая головокружение от срыва того, что должно было стать для них пикником. Они готовились к этим дебатам месяцами. Клаус даже не знает, какой сегодня день. И все же.. - Я знала, что Клаус может отговорить себя от ада, но… Он просто вышел туда и раздавил нас. - Он лидирует на десять пунктов согласно последним опросам, - добавляет Елена, проверяя свой мобильный телефон. Эти двое - менеджеры кампании Кэролайн, ее основная команда. Они были вместе с тех пор, как были детьми. Мечта никогда не казалась им более недоступной, чем сейчас. - Клаус лидирует во внешности, харизме и, самое главное... - Она поднимает глаза на Кэролайн почти извиняющимся тоном. - Подлинность. Ноздри Кэролайн раздуваются. - Как? Как это вообще возможно? Ему всегда было наплевать на все это! Харизма? Клаус?! Боже! - Она яростно качает головой. Она знает, что все дело в этих чертовых ямочках и дурацком акценте. В их школе есть две группы людей: те, кто хочет трахнуть Клауса, и те, кто хочет быть Клаусом. Иногда группы сходятся. Ну, теперь есть третья группа, догадывается она: те, кто трахнул его и теперь хочет убить. - Может быть, нам следует поставить точку в дебатах о том, что ксенофобия в нашей школе присуща только цветным иммигрантам, а не белым людям, - предлагает Елена. - Действительно? Вы хотите обсуждать ксенофобию, будучи ксенофобом? - парирует Бонни. - Ты думаешь, это правда? - Стефан вмешивается в их спор с задумчивым видом. Кэролайн моргает, глядя на него, когда наконец садится, чтобы не расхаживать маниакально по библиотеке. Последнее, что ей нужно, - это статья в школьной газете о том, что она эмоционально неуравновешенна. Они просто обожают навешивать этот ярлык на женщин. - История, которую он рассказал, - продолжает Стефан. - О том, как он пытался покончить с собой. Я просто... Не могу себе представить. Кэролайн замолкает, чувствуя, как сжимается ее грудь. Клаус победил ее на дебатах, потому что превратил вопрос о питании в кафетерии в историю о том, как он пытался покончить с собой год назад. Он не стал вдаваться в подробности о том, почему или как, просто сделал вид, что для него это был момент открытия глаз, как он пришел к пониманию того, что так много вещей, которые он ценил, на самом деле не имели никакого значения, и что это было чувство, которое, он был уверен, разделяли многие другие студенты. Это заставляло его казаться уязвимым - чем-то, чем Клаус никогда не был - и близким - чем он еще меньше. Это было идеально, и Кэролайн кипит от злости... Но ей потребовалось некоторое время, чтобы достичь соответствующего уровня гнева на его мастерский удар. Сначала все, что она могла чувствовать, было беспокойство. Она встречалась с Клаусом в течение нескольких месяцев и понятия не имела, что с ним когда-либо случалось. Стефан прав. С таким самоуверенным образом, который он проецирует, это трудно даже представить. - Разве это имеет значение? - спрашивает она через мгновение, отмахиваясь от своего дискомфорта и желая, чтобы он исчез с ее лица. Она не может позволить себе сейчас проявлять сочувствие. Во всяком случае, дебаты доказали, что он не выходит за рамки грязной игры и использует всевозможные манипулятивные карты, чтобы вырваться вперед. Ей предстоит пройти долгий путь, если она хочет иметь хоть малейший шанс победить его в день выборов. - Сейчас это спорный вопрос. Вместо того, чтобы ответить на глупый вопрос о бутербродах, он заставил всех плакать, и теперь у него есть симпатия половины школы. Это безумие. - Она качает головой, чтобы прояснить мысли. - Хорошо. Каков мой следующий шаг? - Нам нужно найти тебе напарника, который смягчит тебя, - заявляет Бонни. Черт возьми. Проблема с напарником. Они обсуждали это с прошлого года, пытаясь решить, кто идеально подойдет. Кэролайн надеялась, что это никогда не станет определяющим вопросом. Кого бы она ни выбрала, все будет в порядке, если только ей не придется бороться с Майклсоном. Теперь все изменилось, и это решение может изменить или сломать всю их кампанию. - Кто? - спрашивает Стефан. - Ну... - начинает Елена, кладя трубку и очень серьезно глядя на нее. - Мы боремся огонь с огнем, верно? - Кэролайн хмурится. Елена обменивается взглядом с Бонни, намекая, что они уже обсудили имя между собой, чтобы прийти к консенсусу. - Лоренцо Сент-Джон.

________________________________________

Посреди всего этого кошмара Кэролайн все еще должна посещать занятия, клубы и ориентировки и следить за тем, чтобы ее оценки не опускались ниже уровня лучших в классе. Камилла была опасно близка к тому, чтобы занять свое место выпускницы. Даже несмотря на то, что она была духовно и психологически подготовлена ко всему этому, это все равно так изматывает. Она никогда не думала, что проложить путь к овальному кабинету будет легко, но принятое Клаусом в последнюю минуту решение присоединиться к гонке только что, сделало ее жизнь в десять раз тяжелее, чем она должна была быть на данном этапе. А теперь, похоже, она даже не может спокойно пописать. Бонни и Елена садятся перед кабинкой в ванной, как две маленькие девочки из "Сияния". - Господи, - ворчит Кэролайн. - Что такое? - У нас проблема, - настойчиво говорит Бонни. - Ты должна пойти с нами. Сейчас, - добавляет Елена, уже выходя из ванной в полном боевом режиме. Кэролайн следует за своими друзьями во двор школы, и ее сердце уже колотится где-то в горле. Клаус поднялся на трибуну с микрофоном. Место полностью заполнено, вся школа вышла, чтобы увидеть его. - Мы получали электронное письмо об этом? - спрашивает она Бонни. - Нет. Этого не было в его официальном расписании предвыборной кампании, - с горечью отвечает она. - Они только что отправили сообщения на все телефоны, десять минут назад. Кэролайн хмурится, выуживая свой сотовый из кармана. Она ничего не получила. Этот засранец не хотел, чтобы она знала. - Я с гордостью объявляю своего напарника, - говорит Клаус. У Кэролайн перехватывает дыхание, ее сердце учащенно бьется. - Ваш следующий вице-президент студенческого совета... Марсель Жерар! Внутренний двор взрывается радостными возгласами и аплодисментами, когда Марселлус Жерар, капитан футбольной команды и признанный самым горячим телом и Самой ослепительной улыбкой три года подряд, присоединяется к Клаусу на сцене. - Ты, блядь, издеваешься надо мной? - ошеломленно бормочет Кэролайн. - Большое тебе спасибо, Клаус, - говорит Марсель, принимая микрофон от своего друга, который делает робкий шаг назад, чтобы позволить ему быть в центре внимания. Вдобавок ко всему прочему, похоже, его учат тому, как не выглядеть полным придурком. - И спасибо вам за то, что вы предоставили студентам в Святом Себастьяне историческую возможность избрать афроамериканца своим вице-президентом. Теперь я не могу обещать, что всегда буду соглашаться с тобой, - говорит он, оглядываясь на Клауса. - У меня репутация человека, который громко высказывает свое мнение. Но! Я могу обещать вам силу, стойкость и страсть, чтобы сделать эту замечательную школу удивительным местом для всех! Спасибо вам! Крики приобретают явно женский хор, когда они вдвоем обнимаются на сцене, махая ревущей толпе. У Кэролайн кружится голова. Если Клаус - самый популярный парень в школе, то Марсель занимает второе место. Что еще более важно, у него есть все качества, которых так сильно не хватает Клаусу: он дипломатичен, мягок, терпелив и на самом деле мил. Восходящая звезда футбола, с его поступлением в Йельский университет в сумке. Его отец - судья, а мать - один из самых востребованных семейных юристов в Санта-Барбаре. Марсель дружит со знаменитостями, однажды пригласил Дрейка на свою вечеринку по случаю дня рождения - и в завершение всего у него несколько дней был пресс и улыбка, которая могла бы осветить весь долбаный штат Калифорния. Единственный человек, который действительно мог смягчить все грубые черты Клауса, недостатки, которые Кэролайн, возможно, смогла бы использовать. - Разве ты не говорила мне, что Марсель был абсолютно непреклонен в том, что не хочет заниматься политикой? - спрашивает Кэролайн, вопрос вырывается сквозь стиснутые зубы, когда она пытается сдержать гнев. Марсель был очевидным выбором для напарника, но Елена и Бонни гарантировали Кэролайн, что он не был вариантом. - Это то, что он сказал! - предлагает Елена с оттенком раздражения. - Я не знаю, что случилось. - Ну, очевидно, его можно было убедить, ты просто не поняла, как, - огрызается она. Кэролайн замечает волну возбуждения, проходящую вокруг, то, как все, кажется, одобрительно кивают Клаусу и Марселю. Идеальный гребаный билет. - Это катастрофа, - заявляет она. - Мы в жопе.

________________________________________

- Разве нет неясного школьного правила, запрещающего тайные встречи с оппозицией во время кампании? - бездумно спрашивает Клаус, не отрывая глаз от книги, которую читает, когда Кэролайн бесцеремонно вальсирует в его спальню. Он не думал, что увидит ее здесь, в этом доме, в ближайшее время, но он ожидал, что она загонит его в угол - или, может быть, ее приспешники, Беннетт и Гилберт - после сегодняшнего объявления. Однако он нисколько не расстроен тем, что она решила нанести ему частный визит самостоятельно. - Как ты заполучил Марселя? - спрашивает она гораздо более мягким тоном, чем он ожидал. - Прошу прощения? - Клаус смотрит на нее снизу вверх. - Как ты убедил Марселя стать твоим напарником на выборах? Я хочу знать, о чьем мозге мне нужно беспокоиться в вашей кампании. Клаус мягко улыбается. - Это комплимент? - Не для тебя. Она права. Марсель не был ни его идеей, ни желанием участвовать изначально. Они оба были друзьями в течение долгого времени, но они не согласны почти во всем. Очевидно, именно Ребекка в конце концов уговорила его присоединиться к ним, и Кэролайн, умная и политически подкованная, знает это. Но он, конечно, не собирается задевать ее самолюбие, признавая это. Теперь она враг. - Он идеально подходит для этой работы, не так ли? - замечает он, откладывая книгу. - Я удивлен, что ты не подумала о нем раньше. - О, я так и сделал. На самом деле он был моим первым выбором. Просто я явно не в его вкусе, - говорит она с горькой улыбкой. - Кроме того, я не слишком беспокоилась о своем напарнике, потому что не думала, что мне будет о чем беспокоиться. До тебя эту работу сделало бы пугало. - Так вот почему ты решила пойти с этим жалким второразрядным подражателем? Это твой способ сказать, что ты скучаешь по мне? Кэролайн медленно втягивает воздух, и Клаус думает, что сейчас она снова начнет кричать. Вместо этого она отводит от него взгляд, опускает его, ее плечи внезапно опускаются. В ее поведении есть уязвимый элемент, который он не ожидал увидеть. Она выглядит почти грустной, когда спрашивает тихим голосом. - Это правда? - Что правда? - То, что ты сказал во время дебатов. Ты действительно пытался покончить с собой в прошлом году? - Разве это имеет значение? - Нет, - она пожимает плечами - ложь. Кэролайн преуспела во многих вещах, но ложь - не одна из ее сильных сторон. Он всегда думал, что политики должны быть, в первую очередь, хорошими лжецами. «Я плоха» Вот что она сказала, когда он высказал ей свои мысли. - Но из-за этого я потерпела поражение в тех дебатах, и теперь ты на десять очков опережаешь меня. Так это правда? Клаус смотрит на нее, обдумывая. - Да. Все лицо Кэролайн смягчается, тень пробегает по ее глазам. - Ты никогда не упоминал об этом раньше. - Я никогда никому об этом не рассказывал. - И ты просто решил признаться перед всей школой? - Это казалось уместным. - Чтобы выиграть дебаты. - Чтобы показать людям, кто я такой. - Почему? - Я не совсем открытая книга, любовь моя. - Нет, почему... почему ты это сделал? - заикается она. Клаус встает, подходит к ней. Это похоже на разговор, который он должен вести, глядя ей прямо в глаза. До дебатов об этом знали только Ребекка и Кол. Даже Камилла не знала. Он был в ужасе от мысли, что она будет копаться в его мыслях, как и во всем остальном, пытаясь превратить это во что-то, что она могла бы пометить и записать. Ками - милая девушка, но все это патология, которую для нее нужно исследовать и лечить, как корневой канал. Она не понимает, что есть определенные вещи, которые ты просто... Чувствуешь. Вещи, которые вы носите - или, скорее, которые носят вас - как вторая кожа. Будучи ребенком психиатров, она слишком привязалась к урокам по учебникам и психоанализу, а Клаус просто хотел невысказанного понимания. Связь. Тип, которого так не хватает его официальным отношениям. Такой, каким он всегда чувствовал себя с девушкой с драконьим огнем в глазах, которая, возможно, просто ненавидит его прямо сейчас. - Почему люди пытаются покончить с собой, Кэролайн? - Ты не кажешься... Подавленным. Его губы изгибаются в слабой улыбке. - Ты не должна верить всему, что видишь. Майклсоны удивительно хорошие лжецы. Ты видишь только то, что мы хотим, чтобы ты видела. - Это было очень низко с твоей стороны. Использовать свою личную драму, чтобы заручиться сочувствием к кампании, - говорит она, хотя ее голос звучит менее расстроенным из-за того, что он решил открыться перед полным залом людей, чем из-за того, что он еще не сказал ей. - Ты пришла сюда, чтобы ругать меня? - Нет. - Тогда почему ты здесь? - Сказать тебе в лицо, что ты отстой. - Должным образом отмечено. Что-нибудь еще? - Клаус кивает. - Нет. Проходит удар, затем еще один. Ни один из них не двигается, ни один из них не отводит взгляда. И тогда Кэролайн обвивает руками его шею, прижимаясь губами к его губам. Клаус ошеломлен всего на долю секунды, прежде чем срабатывает мышечная память, и его тело прижимается к ней, как это всегда бывает - как будто оно принадлежит ее изгибам. Он приоткрывает губы, чтобы углубить поцелуй, поворачивает голову в сторону, тихо постанывая, когда ее руки запутываются в его волосах. Поцелуй Кэролайн настойчивый и беспорядочный, и он трогает что-то глубоко в его груди. Довольный звук доносится до его рта, когда он просовывает руки под ее бедра, поднимая ее. Она охотно идет, обнимая его и не отпуская его рта, пока он несет ее к кровати. Клаус прижимается к ней, вдыхая ее, когда ныряет для еще одного поцелуя, но Кэролайн останавливает его, мягко отталкивая. - Это Швейцария, - говорит она, слегка запыхавшись, выглядя восхитительно готовой к разврату. - Что? - Клаус хмурит брови. - Это – мы. То, что мы делаем. Это Швейцария. Нейтральная территория. Никто не должен знать о нас, и ты не можешь использовать это против меня. Не в кампании и не для того, чтобы шантажировать меня, иначе я даю себе разрешение убить тебя. Согласен? - Согласен, - выдыхает он, уже снова завладевая ее губами. Ему было наплевать на кампанию, когда она извивалась под ним. Она бормочет что-то вроде "Хорошо" ему в рот. Или, может быть, это «Блядь». В любом случае, это не имеет значения. Довольно скоро одежда развевается, и они возвращаются в уже знакомый ритм. Весь мир Клауса сужается до Кэролайн и того, как ее пальцы впиваются в его спину, когда он врезается в нее, как мягко звучит его имя, слетающее с ее языка, когда она сжимается вокруг него, когда кончает.

________________________________________

- Кэролайн? - Я здесь! - кричит она в ответ своей маме из бассейна. День слишком жаркий, чтобы оставаться в помещении, поэтому она приготовила немного сангрии и растянулась на шезлонге, чтобы понежиться на солнце, читая автобиографию Мишель Обамы. - У меня для тебя сюрприз! - кричит в ответ Лиз Форбс. - Заходи внутрь! Вздохнув, Кэролайн откладывает книгу, накидывает халат и возвращается в дом. Для Лиз не редкость появляться с сюрпризами, когда она надолго уезжает из дома. На этот раз это было две недели - встречи в Париже, а затем в Токио, и какие-то срочные дела в Шанхае или что-то в этом роде. На самом деле она перестала следить за местонахождением своей матери. Это слишком суматошно и, честно говоря, не так интересно. Обычно, когда она говорит, что у меня есть сюрприз, она имеет в виду сумку из лимитированной коллекции Céline или пару ботинок Chanel. Однако на этот раз это Клаус Майклсон. Кэролайн останавливается как вкопанная, ее глаза на мгновение расширяются, прежде чем она начинает небрежно натягивать на себя халат, внезапно очень смущаясь. - Это... - начинает ее мать, но Кэролайн просто обрывает ее. - Что он здесь делает? - Ну, он твой новый преподаватель китайского языка. - Мой что? Лиз поворачивается к Клаусу и говорит что-то по-китайски. На его губах появляется кошачья улыбка, на щеках появляются идеальные ямочки. - Ваш мандаринский безупречен, миссис Форбс, - говорит он со своим раздражающим королевским акцентом. - У нас огромный офис в Китае. За последние пять лет я провела там больше времени, чем дома. Именно поэтому для Кэролайн так важно улучшить свой китайский. «О, черт возьми», думает Кэролайн, сдерживаясь, чтобы не закатить глаза. Ее мать все еще ожидает, что она возьмет на себя семейный бизнес, как только закончит колледж. Кэролайн понятия не имеет, как яснее выразить свои политические устремления. Все идет по плану - и так и будет - к тому времени, как она закончит Гарвард, она будет на пути к государственной должности. У выборных должностных лиц нет времени заботиться о офисах в Китае. - Со мной никогда не советовались по этому поводу, - не слишком вежливо парирует Кэролайн, пристально глядя на мать. Честно говоря, о чем, черт возьми, она думала? Клаус Майклсон? Неужели она не может найти учителя-туземца? Насколько свободно может говорить плейбой из Англии на самом деле? - Если бы я это сделала, это не было бы сюрпризом, не так ли? - говорит ее мать со своей неизменной мягкой улыбкой. Требуется адский огонь, чтобы заставить Лиз Форбс потерять терпение, качество, которое делает ее чудовищем в корпоративном мире и матерью, с которой невозможно спорить. - Могу я воспользоваться вашим туалетом? - Клаус вмешивается в их разговор, вероятно, чувствуя нарастающее напряжение. - Конечно. Вниз по этому коридору, налево, последняя дверь справа, - говорит Лиз. Как только он оказывается вне пределов слышимости, Кэролайн, приподняв брови, подходит к матери. - Мама, - предупреждает она сквозь стиснутые зубы. - Что? Я подумала, что тебе хотелось бы иметь наставника твоего возраста. Его очень хорошо рекомендовали. - Ты с ума сошла? Это один из самых популярных парней в моей школе. - Ты тоже популярна. - Это другое. Кроме того, он встречается с моим заклятым врагом, Камиллой О'Коннелл! Я рассказывала тебе о ней. Она вторая в моем классе и будет баллотироваться на пост президента студенческого совета против меня. Лиз кладет руки на плечи Кэролайн, успокаивая ее растущее беспокойство. - Милая, расслабься. Не всё является соревнованием. - Это старшая школа, мам. Все - это соревнование. - Изучение китайского языка будет для тебя чрезвычайно полезным, к тому же оно засчитывает много баллов в твоем заявлении в Гарвард. - Кэролайн раздраженно пыхтит, все еще не убежденная. Ее мать кладет палец ей под подбородок, заставляя встретиться с ней взглядом. - Используй это в свою пользу, Кэролайн. Будь с ним поласковее и заставь своего будущего соперника очень ревновать. - Это смешно, ты же знаешь это? Это мелкая тактика, и ты прекрасно знаешь, что я выше всего этого. Лиз закатывает глаза. - Просто возьми свой частный урок, Кэролайн, а потом посмотри, как ты себя чувствуешь. Хорошо? - Хорошо, - соглашается она, хотя и неохотно. Это был непредвиденный шаг, и если есть что-то, что Кэролайн ненавидит, так это то, что в нее бросают кривые мячи, особенно люди, которые должны знать лучше. - Кстати, немного предупредить было бы здорово. Я даже не одета, - хнычет она, поднимаясь в свою комнату, чтобы переодеться. В любом случае, какая одежда подходит для частных занятий с самым популярным парнем в школе?

________________________________________

- Каждая из этих книг - это биография, - замечает Клаус с чем-то в голосе, что проходит тонкую грань между весельем и насмешкой. Она недостаточно знает Клауса, чтобы заметить разницу. Однако, если он чем-то похож на свою сестру-близнеца, то он, очевидно, высмеивает ее. - Да, и что? - Она внутренне морщится, и это звучит более оборонительно, чем она намеревалась. - Из политиков? - он добавляет, и это заканчивается как вопрос. - Мне нравится читать о том, как другие достигли своего величия, чтобы я могла подражать тому, что сработало. Знаешь, притворяться, пока не добьешься своего. - Ответ слетает с губ Кэролайн, как отрепетированная речь. Во многих отношениях так оно и есть. Она потеряла счет тому, сколько раз ей приходилось оправдываться, как будто чтение биографий политиков - это то, что требует оправдания. Люди не хмурятся, когда кто-то говорит, что читал "Гарри Поттера" или "Песнь льда и огня" десять тысяч раз, не так ли? Она понимает, что Клаус смотрит на нее со странным блеском в глазах, как будто он что-то ищет на ее лице. Это заставляет ее меняться, очень застенчиво. - Что? - Что ты хочешь сделать? - спрашивает он тихо, но в его голосе звучит искреннее любопытство, и это так... Странно. Обычно это та часть, где люди смеются, качают головами и говорят "Кэролайн"... в той снисходительной манере, которая заставляет ее ощетиниться. Никогда не возникает дополнительного вопроса, более глубокого любопытства. Это просто одна из тех вещей Кэролайн, милая, но не имеющая реальной сущности. Они все думают, что поймали ее на крючок, что она плоская и простая. Что еще может быть для богатой блондинки из Калифорнии, которая проводит летние каникулы в Теннесси со своим отцом? Единственные люди, которые воспринимают ее всерьез, - это ее лучшие друзья и ее парень, и у всех троих на это есть очень личные причины: они хотят быть частью ее политического будущего. У Бонни и Елены есть устремления в Вашингтоне, и Стефан очень надеется стать первым супругом с лучшими волосами со времен Джеки. Они - команда, у них общая мечта, и, похоже, никто другой этого не понимает. Почему именно Клаус Майклсон, из всех людей, сделал бы это? Он, должно быть, издевается над ней. - Однажды я стану президентом, - говорит она со своей обычной непринужденностью. Не как план или как "возможно", а как уверенность. - Президент школьного уровня? Она фыркает. - Пожалуйста. Это в сумке. Я имею в виду президента Соединенных Штатов, конечно. Надеюсь, не первая женщина, которая туда добралась, но ты же знаешь. Эта страна. - Она подчеркивает свое предложение закатыванием глаз. - Это амбициозно. - Брови Клауса взлетают вверх. - Я амбициозный человек. - Тебе 17. - Как и тебе. - Я не хочу быть президентом. - Ты даже не американец, так что технически ты не смог бы, даже если бы захотел. - Тогда премьер-министр. - Твоя точка зрения? - Большинство людей в 17 лет не имеют ни малейшего представления о том, кто они и чего хотят. Почему ты так уверена, что это то, чего ты хочешь? - Я мечтаю об этом с семи лет и я провела последние десять лет, изучая жизнь и кампании бывших президентов и других крупных политиков и законодателей, чтобы выявить общие черты и опыт, решающие моменты, стратегии - все, что привело их к победам. Это мечта всей моей жизни. - С тех пор, как тебе было семь лет. - Да. - Каждый президент? - Клаус на мгновение замолкает. - Начиная с Кеннеди. - Почему Кеннеди? - Он создал современное президентство телевидения и знаменитостей. Люди воспринимают президентов уже не как политиков или глав государств, а в первую очередь как персонажей. Улыбка тронула уголки губ Клауса - его очень красивые губы, она не перестает замечать. Кэролайн всегда знала, в более абстрактном смысле, что Клаус привлекательный парень, но она никогда по-настоящему не переставала понимать, почему. С другой стороны, она никогда не была близка с ним. Они годами учились в одних и тех же классах, но вращались в совершенно разных кругах. Он встречается с ее давней соперницей, Камиллой О'Коннелл, и его сестра была проклятием ее существования с тех пор, как она присоединилась к команде поддержки, думая, что записывается в долбаный Цирк дю Солей - но Клаус? Нет. Он всегда был как бы рядом, как фоновый шум. Вполне возможно, что это первый раз, когда Кэролайн смотрит на него - по-настоящему смотрит на него. То, что она видит, - это сочетание атрибутов, которые Бог предназначил, чтобы заставить ее дрожать. Волосы? Галочка. Линия подбородка? Галочка. Долбаные ямочки на щеках? Галочка, галочка. Темно-синие глаза? Ага, галочка. Губы, которые должны быть запрещены для мужчин? Миллион раз Галочка. И еще есть акцент, который просто делает все это совершенно абсурдным, на самом деле. Это объясняет, почему он так популярен, даже несмотря на то, что он расхаживает по школе, как будто она его собственность, что он вроде, как и делает. Во всяком случае, его семья. Они все до смешного красивы и вонючие богачи, эти Майклсоны. На стене в библиотеке висят фотографии старших детей, Финна и Элайджи, где Кэролайн надеется, что ее лицо появится через некоторое время, присоединившись к гордой линии старших президентов студенческого совета Святого Себастьяна. Финн выглядит немного надутым, но Элайджа? Черт возьми, да. Глаза Клауса вспыхивают интересом - как будто она загадка, в которую он хочет погрузиться и разгадать, - и это притягивает что-то внутри нее, что-то новое и возбуждающее, что вызывает волну тепла в ее горле. Кэролайн неловко переминается с ноги на ногу, отводя взгляд, моля Бога, чтобы она не покраснела. Он просто смотрит на нее, черт возьми. - Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты... - Страшная? - она обрывает его. - Параноик? Помешанная на контроле? Да. Вступай в клуб. - Я собирался сказать интенсивная. - О... - Интенсивная может означать миллион вещей - это может быть комплимент, или это может быть приглушенная критика, или это может быть эвфемизм для сумасшедшего. Она не знает, что он имел в виду, он оставляет акцент открытым, поэтому она вообще ничего не говорит. Вместо этого она проводит рукой по волосам. - Ты хочешь уйти сейчас? Я уверена, что моя мама все равно заплатит тебе за то, что ты тратишь свое время впустую. - Ты хочешь, чтобы я ушел? - Я... - Она делает паузу, моргает. - Я имею в виду... Нет. Я думаю. Но если ты хочешь... Я бы не стала держать на тебя зла или что-то в этом роде. - Я не хочу уходить, - говорит он, пожимая плечами, садясь в кресло и жестом приглашая ее сесть рядом с ним. - Зачем ты вообще это делаешь? - Ты видела, сколько твоя мать мне платит? - Как будто тебе нужны деньги. - Легкие деньги по-прежнему остаются легкими деньгами. Кроме того, я мог бы использовать внеклассные часы. Но я должен сказать... - Его рот кривится в кривой улыбке, единственная ямочка прорезает его щеку. - Я думаю, что сейчас я хочу эту работу больше, чем когда-либо.

________________________________________

- Как ты? - спрашивает Клаус по-китайски, приятно улыбаясь своему ученику. Он никогда не ожидал, что будет с нетерпением ждать этого - репетиторство - это едва ли не самая скучная вещь, которую он может придумать, - но его уроки китайского языка с Кэролайн Форбс быстро стали кульминацией его лета. Когда он взялся за эту работу, он сделал это, потому что это считалось бы внеклассным занятием и потому, что Элизабет Форбс - магнат, владеющий офисами по всему миру. Все, что может открыть Клаусу какие-то двери за пределами империи Майклсона. Это долгожданная возможность. Он и раньше видел Кэролайн в школе, слушал, как Ребекка и Камилла бесконечно ноют о ней - она слишком властная, слишком строгая, слишком то, слишком другое. Всегда слишком что-то. Но он никогда по-настоящему не проявлял личного интереса. Просто она всегда такой казалась... Приличной. Этого нет в списке дополнительных атрибутов Клауса. Это часто приводит к скуке. Скучный. Практически неинтересный. Она хорошенькая, да, но ведь и все остальные в Святом Себастьяне тоже. Насколько он знал, Кэролайн Форбс была в основном грудастой блондинистой версией Элайджи: правильной, вежливой и чопорной. Он не мог бы ошибиться сильнее, даже если бы попытался. Кэролайн - да... Совсем не то, чего он ожидал. В ней есть какая-то напряженность, сила. Он может видеть, как Ребекка сочла бы ее слишком большой. У его сестры очень мало терпения к людям, которые осмеливаются попирать ее прихоти. С другой стороны, не многие отрицают Ребекку, а Кэролайн - всего лишь один из тех редких экземпляров, которые знают, чего хотят, и совершенно не извиняются за это. Она носит свою собственную кожу с легкостью, которой завидует Клаус, так комфортно в своей собственной обуви, в своих собственных решениях. Она бы прошлась по всей Ребекке и даже глазом не моргнула. Эта ее чуждость привлекает Клауса так, что кажется неизбежной. Это выводит его из состояния инерции, в которое он даже не подозревал, что попал. Каждый раз, когда она открывает рот со своими неоспоримыми истинами, Клаусу хочется смеяться - не над ней, а потому, что он находит это таким забавным, таким причудливым. Вот кто она такая. Странная маленькая штучка. Причудливый маленький шарик энергии, нескончаемого чуда. Там, откуда он родом, все всегда оказываются в ловушке какого-то уровня притворства. Чувство собственного достоинства Кэролайн поражает своей честностью. Он мог бы сидеть здесь и слушать, как она упражняется в своем мандаринском диалекте, раздражаясь из-за собственного неправильного акцента, весь день напролет и никогда не уставать. - Я в порядке, - отвечает она напряженным голосом. Она слишком напряженно думает, слишком тщательно координирует свой рот и язык, поэтому слова не текут естественно. Клаус находит это милым, но старается скрыть это, чтобы она не подумала, что он покровительствует ей. Это делает ее колючей. Хотя эта часть тоже не совсем нежелательна. Мужество Кэролайн делает с ним много неподобающих вещей. - Я тоже, - продолжает он. – Что ты думаешь о погоде? - Приятная. Солнечно, но не слишком тепло. - Он одобрительно кивает. - Что ты делала сегодня? - Я отдыхал для теста по тригонометрии. - Я училась, - поправляет он ее, медленно выговаривая слова. - Училась и отдыхала звучит похоже. - Дерьмо. Извини. – Кэролайн прочистила горло. - Училась. - Училась. - Училась, училась, училась..." - Почему ты так напряжена? - внезапно спрашивает он, выходя за рамки сценария. Неподдельное любопытство просто слетело с его языка, как будто по собственной воле. Кэролайн, моргая, смотрит на него. - Что? - спрашивает она, и он понимает, что говорил по-китайски. - Ты напряжена, - он снова переходит на английский. - Почему? - Откуда ты знаешь, что я напряжена? - Кэролайн сопротивляется, ее защитные инстинкты срабатывают. Он просто приподнимает бровь, глядя на нее, и она со вздохом уступает. - Я не знаю. Это похоже на испытание. - И ты всегда проходишь все испытания, - говорит он, но не как вопрос. - На самом деле. - Это делает тебя счастливым? Пролетая через свои тесты. Между ее бровями появляется морщинка, как будто она не совсем понимает вопрос. Или как будто никто никогда не спрашивал ее об этом раньше. Делает ли это тебя счастливым? Клаусу знакомо это чувство. Эта мысль так же чужда ему, как и ей, и в этот момент Клаус понимает, что они с Кэролайн похожи больше, чем кажется на первый взгляд. Между ними есть что-то родственное, невысказанное понимание неосязаемых вещей, которые прячутся в самых глубоких, темных уголках их существа, не давая им спать по ночам. - Я не знаю, - говорит она, в ее голосе слышится раздражение. - Что это за вопрос такой? Ты счастлив? Клаус на мгновение задумывается. Нет, думает он. Но в итоге он говорит - Я стремлюсь быть. Я стараюсь. Кэролайн немного сжимается, щит в ее глазах колеблется. - Я тоже стараюсь, - тихо отвечает она. - Действительно тяжело. Тяжело все время так стараться. Быть совершенным и все такое. Он чувствует, как ее голос срывается по краям, и ловит себя на том, что тянется, чтобы коснуться ее лица, пытаясь предложить хоть какое-то утешение. Кэролайн вздрагивает, но не отстраняется. - Тебе не нужно так бороться, милая, - предлагает он. - Ты идеальна. Она расслабляется от его прикосновения, ее губы приоткрываются с раздраженным смехом, который больше похож на вздох. - Никто и никогда не говорил мне это. Взгляд Клауса медленно перемещается от ее глаз к губам, к тому месту, где его пальцы касаются с нежной лаской, и обратно. Проходит мгновение, затем другое. Он видит в ее глазах тот же жар, который, как он чувствует, поднимается в нем, воздух между ними закипает, но затем внезапно она отстраняется, встает и идет к дивану перед своей кроватью. Кэролайн прочищает горло, вытирая блестящие глаза кончиками пальцев. - Это было странно, - неловко говорит она. - Ты волшебник или что-то в этом роде? Я никогда не была так уязвима, как сейчас. - Я знаю, - говорит он. Затем Клаус принимает решение, встает на ноги и снова садится рядом с ней. - Ты жестокая. И полна света. - Я... Я не знаю, почему ты говоришь такие вещи. - Потому что это правда. Она открывает рот, как будто хочет упрекнуть, но вместо этого ничего не говорит и снова закрывает его. Кэролайн Форбс, потерявшая дар речи. Он бы поставил деньги на то, что это было впервые. - Я собираюсь поцеловать тебя, - говорит он по-китайски, наблюдая, как растерянность распространяется на ее прекрасном лице. - Я не знаю, что это значит. - Я думаю, что ты понимаешь. Выражение ее лица меняется на шокированное, легкий румянец ползет по ее щекам. Клаус наклоняется вперед, останавливается, дает ей все время в мире, чтобы отвернуться, сказать ему, чтобы он убирался к черту из ее комнаты. Она моргает, ее глаза скользят по его губам и задерживаются там, прежде чем снова подняться. Когда она не произносит ни слова, он сокращает мучительное расстояние между ними, захватывая ее губы в нежном поцелуе. Она прерывисто вздыхает у его рта, а затем целует его в ответ.