Край судьбы

Из кабинета уходила в глубокой задумчивости, лейтмотивом которой была мысль: не делай добра, не получишь головной боли. Этери, надо сказать, даже оценила заход Щербаковой, особенно после первой секунды изумления, умноженного на страх разоблачения, когда увидела следом за Именем Тутберидзе Максим отчество Даниилович. Но тот факт, что она оценила Анечкину проницательность, никак не мешал ей слегка психовать из-за поведения подчиненной. Мало ли кто о чем догадывается в этом мире, что д теперь вот так вот в лобовую атаку и выяснять свои подозрения? Пожалуй, Тутберидзе не боялась, что Анна донесет до Данечки свое прозрение. В этом смысле воспитание у Щербаковой было аристократическое, но неприятно все же знать, что кто-то в курсе твоих ошибок, тем более, учитывая, что это были даже не ошибки молодости. - Ты почему так долго работаешь и почем такая грустная?- спросил в левый висок голос Глейхенгауза. И нет, никакой радости от встречи, скорее мысль: “Только тебя не хватает для полной картины!” - Я не грустная. Задумалась,- коротко отвечает на его замечание, чуть прибавляя шаг. - У Макса, кажется, все в порядке?- снова светски интересуется Даня.- Мы сегодня пообщались на тренировке. Он никак не может запомнить правильную постановку ноги во вращении. - Научится,- отмахивается Этери. Последнее, что ее занимает в олимпийский сезон - это вращения пятилетки. Даже если этот пятилетка - ее собственный. - Конечно,- соглашается хореограф.- Он вообще способный. Мы сегодня с Аней даже посмеялись, что, видимо, генетика… Короткий быстрый взгляд. Но нет, вроде никаких подводных камней во фразе. Все-таки не зря говорят, что женщины проницательнее мужчин, да и ассоциативно мыслят, кажется, лучше. Аннушка вон домыслила, а Даня просто поговорил и забыл. - Ему нравится кататься, это важнее любых способностей,- пожимает плечами. По большому счету, ну, какие уж такие великие способности, что у нее, что у идущего рядом мужчины? Оба они спортсмены-неудачники, сделавшие хорошие выводы из своих несложившихся карьер. Иногда совершенные ошибки - отличный стартовый капитал. - Через неделю контрольные прокаты,- меняет Даня тему.- Какие планы на них? - Доехать до Питера, откатать и вернуться к работе,- не задумываясь, отвечает Этери.- В конце концов впереди сезон, да не абы какой, а олимпийский. - Могла бы уже и привыкнуть,- усмехается Глейхенгауз.- Уж четвертая олимпиада. - Ты привык?- улыбается женщина. - Ну, меня сравнивать не честно,- качает головой Глейхенгауз.- Я и был только с тобой в Корее. Потом пропустил цикл бездарно. А самостоятельный полет будет первый. Зато с надеждами на два места на пьедестале. Мужчина аккуратно берет женскую руку под локоть, сопровождая по стоянке. - Пообещай мне свидание после командного турнира!- просит Даня. - Почему не после личного?- подшучивает с удивлением Тутберидзе. - Можно после личного,- оглашается хореограф,- но это долго. Давай тогда сегодня по бокалу вина, а потом после личного турнира. - Нет,- низко и зазывно засмеялась блондинка.- Недавний опыт показал, когда я пью с тобой вино, ты остаешься трезвым, а меня тянет делать глупости. - Я хочу, чтобы ты делала глупости,- раздается почти в кудри. Она прекрасно знает, что и без всякого вина, стоит только поднять голову, будет пьяно и жарко. Оттого и не поднимает. И не поворачивает лица к нему. - Не по возрасту мне уже глупости, Дань,- так и не повернулась, чтобы не потеряться в нем. В ответ - тишина. Долгая. На нее и обернулась, захотелось чисто по-женски, чтобы он начал разубеждать, чтобы хотя б хотел разубедить. И попалась. Губами в губы, в кольцо крепких рук. В ту самую пьяность и глупость, от которой так взросло и разумно было убегать. В городе горела осень, мягко шуршала палой листвой берез и тополей, серела сумерками и остывающим воздухом над парковкой “Хрустального”. Под ладонями была кожа мужского пальто, на лопатках пальцы прижимающие все ближе к этому пальто. И губы знающие все ее самые сокровенные тайны. Может быть, кроме одной. Когда сердце чуть не пробило ребра, пытаясь вырваться из своей клетки, он прижался лбом к круглому женскому лбу и прошептал: - Я могу и без глупостей. До тошноты всерьез. Как обещал: с домом, семьей, собакой и котом. Дуд прав,- хрипло шептали мужские губы,- Максу лучше собаку, чем хамелеона. - Игуану, вроде,- поправила Этери. - И ее тоже,- не стал спорить Даня. Едва выбралась из его близости, чтобы были силы отвечать, хотя бы остатками разума. И эти остатки были способны только на одно: - Я не знаю, Дань. Его черед делать шаг назад, расстояние еще больше. Кажется, что резко похолодало. Может и так. Вечер. Осень. - Это из-за него?- резко спрашивает Глейхенгауз.- Из-за отца Макса, которого ты не разлюбила? Смешно и от этого еще грустнее. Ну, вот что и как ему сказать? - Я просто не знаю, Дань. Все сложно. Все непонятно!- не выдерживает напряжения, и голос срывается.- Я не планировала устраивать личную жизнь. Ни с кем. Ни с тобой, ни другими. Тем более с тобой! Ну, что ты от меня хочешь? Полгода назад у меня все было понятно и прозрачно! А теперь ты приходишь со своими поцелуями, собаками, серьезными отношениями! Я не умею так! Находит взглядом автомобиль и быстро направляется к нему. - Что тут уметь?!- слышит выкриком в спину.- Нежели так трудно понять, хочешь ли ты видеть меня частью твоей семьи?! Разворачивается, одновременно нажимая на брелок автомобильного замка. - Дань, это у тебя все легко: тут ты влюбленный и очарованный, перепрыгнул через океан, свободный и сексуально раскрепощенный, еще один прыжок - снова влюбленный и очарованный. Я так не умела и не умею. Моя семья - это не только я, но и Диша, и Макс. И когда-то я думала, что и ты, может быть, будешь. А у тебя было все просто и понятно! Но не мне! В автомобиль села злой. Не на него, на себя. Хотела же не ворошить это прошлое, поросшее быльем сто лет назад. Вроде же даже простила. И забыла. Обещала себе забыть. А не забылось. И от этого особенно тяжко и зло на себя. Ну, какие поцелуи и размышления, если ты не можешь оставить то, что прошло давным давно? И как признать, что вот этот мужчина может стать навсегда частью твоей жизни? Да хоть и в качестве отца твоего ребенка, если чуть что, всплывает темной тучей та давняя история? Тяжко вздохнула и вырулила со стоянки. Заставила себя не смотреть в сторону стоящего на улице мужчины. Хоть какое-то подобие характера должно остаться?