Край судьбы

Когда Этери куда-то стремится, то сравнить ее можно разве что с танком. Это еще много лет назад сказал ей один из потенциальных кавалеров. Вот прямо так, осуждающе: ты настоящий танк. Она приняла к сведению, и кавалер стал бывшим в одно мгновение. Он, видимо, думал, что ради его представления о прекрасном, девушка поменяется. Но мужчину, определенно, поменять проще, чем характер. Непросто поменять того, которого твой характер устраивает, таких мало и к ним прикипаешь. Прорываясь между кустами и деревьями к кампусу базы, женщина ободрала руки и ветки, а сердце о мысли. Признаться честно, она мало кого устраивала. Да и ее мало кто устраивал. За жизнь таких и набралось-то, не считая семьи, что да ничего. И все, как ни смешно, мужчины. И Даня был из таких, пока не завернул за угол и не стал другим, с той, которая, видимо, устраивала не меньше, хотя бы временно, хотя бы потому что оказалась ближе и доступнее. И на каком же основании он ее обвиняет в чем-то? Может, кого другого и прорвало б в ответ на несправедливые вопросы, а Этери хотелось захлопнуть поплотнее дверь в душу, чтобы больше не просочилось ни одной претензии к ней. Пока же подошла к комнате и вставила ключ в замок, резко повернув его. Спряталась внутри. Злость и обида переливались через край души, капая куда-то в желудок горчим до болезненности. Легкий стук заставил обернуться и распахнуть только что закрытую дверь. На пороге стояла Диша: - Я пришла сказать, что Макс заснул у нас с Глебом. Мы его, наверное,- не закончила, наткнувшись на пустой взгляд матери, а потом опустила глаза ниже и увидела руки в кровавых царапинах.- Мам, что случилось? Ты от тигров отбивалась или стаю диких котов встретила, пока шла сюда? Этери приподняла ладони, покрутила руки, чтобы оценить масштаб бедствия и усмехнулась: - Поговорила с Даниилом Марковичем. - О чем?- Диана переступила порог и закрыла дверь. - Мы не сошлись в вопросах богословия,- усмехнулась мать. - Одно место из Блаженного Августина?- поддержала девушка мысль. - Вроде того,- вздохнула блондинка. - Надеюсь вы не из-за нашей программы поругались?- уточнила Диана. - Да нет, солнышко,- женщина приподняла руку, чтобы отвести от лица дочери темную прядь волос.- Нашлись более острые темы. Диша перехватила материнскую руку, внимательно рассмотрела царапины, проговорив: - Надо обработать. Садись, схожу за аптечкой. - Возьми у меня в шкафчике,- махнула на прикроватную тумбочку рукой Этери. Антисептик жжет свежие царапины, чтобы не видеть, как ватный диск прикасается к новой ранке, женщина закрывает глаза. Вслушивается в легкую целительную боль. - И все же, по какому поводу был такой страстный диалог?- ласково интересуется Диана. - Знаешь, Диш, я, кажется, просто не понимаю мужчин,- вздох одновременно говорит о метаниях душевных и страданиях физических.- Как человеку, который сам не ангел чистоты и не святой, приходит в голову обвинять, что я не жила вечной Пенелопой, плетущей его саван в ожидании возвращения?! - А!- девушка смеется.- Это ты просто не слышала, какие мне сцены ревности Глеб закатывал, пока мы были не вместе. Этери открывает глаза. Разговор стал очень интересным, когда коснулся периода расставания Дианы и Глеба, о котором она и знать не знала еще неделю назад. - И как он ревновал?- осторожно интересуется мать. - Как идиот,- фыркает Диана, продолжая прикладывать ватку к царапинам.- Он меня к Гошке тогда приревновал. К Похилюку! Представляешь? Говоря по правде, Этери не представляла, что к Гоше можно ревновать всерьез. - Кто бы мог подумать, что Глеб ревнивец,- покачала блондинка головой. - А он и не ревнивец. Ну, кроме того периода. Хотя у него ведь тогда Лиза была… Лиииса,- прошипела Диша явно неприятное имя.- Но за мной он следил, будто я его мусульманская жена или того хуже - дочь. Ко мне парень на порог, Глеб его уже интервьюирует. А с Гошей совсем переклинило тогда. - Георгий Похилюк разбиватель девичьих сердец,- сколько Этери ни силилась представить милого Гошу мачо, совращающим невинных дев, не могла. - Ну, вот именно. Бред же!- кивнула Ди.- Мы раз поругались из-за этого, потом второй. Еще же жили-то вместе. Это он меня каждый вечер доводил. А потом как-то заискрило среди бела дня. Да так, что пошли к себе договорить… Девушка замолкает, убирает аптечку назад в тумбочку. - Договорили до чего?- интересуется мать. - Да так… В общем, помирились,- стекает с вопроса Диша. И тут до блондинки озарением доходит, как они помирились и что именно она слышала в тот день за стенкой. - Громко помирились?- уточняет исключительно, чтобы посмотреть на лицо дочери. Девушка заливается краской смущения. - Только я не понимаю,- хмурится Этери.- Новогорск был через четыре месяца после олимпиады, откуда у вас еще год набрался расставания, как ты говоришь? - Ну, мы ж домой вернулись. И все вернулось на круги своя. И Лиза вернулась,- пожала плечами Диша. - Откуда вообще взялась эта Лиза?- спрашивает женщина. - Да как-то… появилась. Мы, когда с олимпиады приехали домой, устали что ли сильно. От всего. От тренировок, от льда этого, от погони бесконечной. Ругались по всякой ерунде. Каждый хотел, чтобы его другой ценил, наверное, больше. Ну, то есть мне вроде было нормально, пока Глеб не начинал со своими претензиями. Ну, и все как-то так себе у нас было. А Лиза жила недалеко и Глебу написала в инстаграм, что болела за нашу пару на олимпиаде и рада, что вот мы соседи. Вот и оценила Глеба. Ему понравилось. - Хорошая девушка Лиза,- ехидство так и подкатывает, но мысль, пришедшая в голову оказалась важнее.- Так это получается вы уже к шоу разбежались? И не сказали? - Мы тогда сами не знали, вместе мы или не очень. Ну, то есть, вроде, решили, что возьмем паузу, посмотрим вокруг, что и кто в мире есть. Но да, Лиза, конечно, уже была. Глеб на нее и смотрел. Так что мы решили не раздувать. А В Новогорске хотели сказать, но как-то тоже не надумали. - Значит Глебушка поглядел на Лизу, а ты тоже на кого-то поглядела?- вечер становился все страньше и страньше. - Пару раз оглянулась по сторонам,- спокойно ответила дочь. - На кого?- было и любопытно, и диковато, и неожиданно до изумления вести такие беседы с собственным ребенком. - Мам, да ты не беспокойся, не на Похилюка,- захохотала Диша.- Мне Глеб все уши тогда прозудел, что не надо заводить отношения в России, мы живем в Америке, тренируемся там. У нас работа. - Понятно. Значит вернулись к Лизе?- решила от греха не углубляться в детали оглядываний Дианы на других мужчин любящая мама. - Ну да, жили как соседи. Все-таки дом удобный, привычно все, для нас сделано. Собак опять же не делить. Но он много ночевал у Лизы в выходные, да и не только. Диша рассказывала о произошедшем так спокойно и безразлично, будто чужую историю, к ней отношения не имеющую. - А почему снова?..- Этери хотела найти подходящее слово - “сошлись” отдавало казенщиной; “стали встречаться” не соответствовало реальности; “влюбились”, так они похоже и не прекращали любить. - Мириться стали слишком часто,- встретила непонимающий взгляд матери и уточнила,- и громко. - Диша!- охнула от дочериной откровенности женщина. Диана встала с кровати, на которой сидела и улыбнулась: - Мам, ты только не переживай. У нас правда все хорошо. Нам стало понятнее про себя и друг про друга что ли. Так что все к лучшему. И, ну, так, кажется, бывает нередко. А даже если и редко, то у нас - вот так. Диана двинулась на выход и вдруг хлопнула себя по лбу: - Забыла! Я же пришла сказать, что Макс у нас уснул, пусть спит до утра. Не будем его уже таскать, чтобы не разбудить. Наклонилась к матери, чмокнула в щеку: - Спокойной ночи, мам. - И тебе хороших снов, Заенька,- рассеянно попрощалась Этери. История Дианы тревожила ее недосказанностью. Не нужно было быть телепатом, чтобы понять, насколько тяжело было дочери в период недорасставания с Глебом. А она, мать, ничего не замечала. Ведь виделись. Нечасто, но виделись. И упустила. Да, после возвращения в феврале почти к дню рождения Макса с олимпиады женщина думала много о чем рабочем и связанном с младшим ребенком, чтобы еще и глубоко вникать в жизнь старшенькой. И все же она мать, должна бы была понять, что что-то не так. Но сначала пришлось напоминать сыну о себе, потом возвращать доверие малыша, который успел за месяц с лишним позабыть мать и перестал доверять этой малознакомой тетеньке. Она постоянно нервничала: из-за спортсменов; из-за ребенка. Дочь ее оберегала, не обременяя своими заботами. Тогда Диана выросла окончательно. Стала полностью отдельной и взрослой. Роли поменялись. Так в свое время поменялись роли у Этери и ее родителей, когда она начала их оберегать, а не они ее. В дверь опять раздался стук. Все-таки, наверное, Максим проснулся и решил вернуться к себе. За порогом стоял Глейхенгауз. Первым порывом было просто захлопнуть дверь, но он начал еще до того, как Этери распахнула дверь полностью: - Прости. Я опять не то сказал и сделал. Прости! Дай мне сказать. Я скажу и уйду! И впустила, хотя ничего слушать и слышать не хотела. - Этери, я же понимаю, что ты меня не простишь за ту глупость, которая была в Испании. И тогда не простила,- заметил резкое движение головой, которым блондинка то ли откидывала волосы, то ли отрицала его мысль.- Это неважно! И ты была права тогда. Я все эти годы надеялся, что у тебя все хорошо. Правда хорошо. Я только хотел в этом убедиться здесь! Он отчаянно обвел взглядом комнату, будто именно в ней должны были быть доказательства того, что у Этери все хорошо. - Ты мне только скажи: у тебя все хорошо? Ты так и хотела? Жить и знать, что нет никого, кто тебя любит, только тебя?! Ты избавилась от меня, чтобы поменять на то, что сейчас? Одна моя ошибка страшнее того, что в итоге вышло? Так тебе лучше? Глаза Дани горели непонятным огнем, весь он был лихорадочен и словно непрочно скручен в суставах. - Дань, я не понимаю,- подняла руку, чтобы убрать волосы. - Что это?- мужчина подхватил исцарапанную кисть и внимательно посмотрел в темные глаза напротив. - Прошлась по бездорожью. Ветками оцарапалась,- небрежно поясняет и вдруг видит, как руку приподнимают к губам. Сухо и шершаво прикосновение к одной царапине, потом к другой. Он берет вторую ладонь, поднимает и прикасается к ранкам на запястье. - Не надо было… по бездорожью,- от шепота царапины обдуваются влажным выдохом. Мужчина продолжает находить свежие ранки выше, держа длинные ладошки в своих крепких пальцах. - Прости,- еще один поцелуй.- Так быстрее заживет. В конце концов он сосредоточивается на предплечье одной руки, освобождая вторую. И женские пальцы бессмысленно и почему-то до сих пор привычно оказываются заблудившимися в мужской темной с первыми седыми нитками шевелюре. Нет, это не он решил, а она определила: потянула его голову к себе, выше, к губам. И забылась. У нее снова был закат на пляже в Майами, закат в Новгорске, закат в цветном переулке. И еще десятки закатов, которые вспоминались в прикосновении к этим теплым и не ставшим чужими губам. Где-то внутри билась мысль: “Он ведь все равно скоро уедет. Какая разница? Ведь хорошо! С ним хорошо. Только один раз. Один раз ничего не изменит!” Диша это назвала “мириться”. Этери была готова помириться с ним один раз, потому что потом все равно ничего не будет. И это перемирие потеряет свою силу. Но поцелуй заканчивается, хотя его объятия крепки, а ее глаза все еще прикрыты: - Посмотри на меня, пожалуйста!- в голосе то ли нежность, то ли жалость.- Я не так хочу, Этери. Он быстро оставляет поцелуй на ее губах, лице, на шее у горловины футболки сбоку. Запускает одну руку под ткань на талию. - Я хочу не на раз, без обязательств и со скорым отъездом. Я хочу всерьез. Ты хочешь? И отпускает. - Зачем так сразу всерьез?- удивляется она. - Я хочу только так,- упрямо повторяет Глейхенгауз.- Встретились и разбежались у меня было много раз. С тобой мне этого не надо. С тобой я хочу всего, о чем говорил шесть лет назад: дом, лохматая собака, толстый кот. Семью. Чтоб возвращаться. - Это странное желание, когда прошло столько лет,- Этери обескуражена и не понимает, зачем совсем молодому мужчине нужна семья с ней.- Я тебе не пара, Дань. - Ты мне пара. Подумай, пара ли я тебе? Был ли ей хоть когда-то?- спокойно произносит Даня.- Шесть лет назад я был рад тому, что просто рядом, что ты на это согласна. Теперь мне этого мало. - Мы же уже совсем другие, чужие,- разводит блондинка руками. Ее снова прижимают, ловят губы в поцелуй. Требовательный, зовущий к продолжению. Руки соскальзывают со спины на ягодицы, прижимают бедра, вдавливая женскую плоть в мужскую. Сближение тел снизу повторяет ритм движения губ на губах. Когда эта пляска останавливается, два мутных от желания взгляда глядят друг в друга почти с ненавистью, потому что один знает, что не собирается продолжать, а вторая понимает, что без продолжения в ней зависнет на нервных окончаниях неотпущенное желание. - У тебя так всегда с чужими?- ухмыляется, отпуская ее бедра.- Подумай, Этери. Я слишком устал от необязательности жизни. И я не тороплю. Тебе есть о чем подумать и выбрать. Все, что знает про выборы и решения взъерошенная блондинка, оставленная одна в комнате, которую покинул Глейхенгауз: держаться от него надо как можно дальше. Ей еще бестелесной мечты о семье не хватает для осязаемого безумия их близости в пространстве и времени.