Край судьбы

Иногда лучше незнание. Этери это понимает особенно сильно сейчас, наблюдая за постановкой Дианы и Глеба. То, что еще вчера казалось ей совершенно неподходящей им программой, тем, что никто из этих детей ни понять, и почувствовать не может, сегодня выглядит диалогом того уровня пронзительности, который людям-то и не показывают. Снова и снова осыпаются в душу строчки Верлена, снова и снова нежно и горько поет Пелетье, снова и снова в последнем кружении пара становится одной душой под умирающую мелодию, нисходящую в тишину. Они были на льду такими честными, что оставалось только закусывать губу и терпеть эту сквозную боль до точки умирания. Хотелось другой точки, хотелось, чтоб боль ушла. Хотелось счастья. Жулин смотрел программы молча, анализируя каждое движение, время от времени что-то помечал в блокноте, но не говорил ни слова. Даня тоже не отрывал взгляда, но он временами покрикивал из-за бортика. В углах разминались две пары под надзором Слюсаренко. Этери на них бросала взгляды, но сегодня было точно не до этих ребят. Временами женщина и вовсе забывала, что есть еще кто-то, кроме Диши, Глеба и ее самой. Даже про двух непосредственных постановщиков, руководящих спортсменами. После первого полного прогона Саша почесал макушку и произнес: - Ну, в общем, допустим. Но я б подвигал поддержки. Особенно вторую. Она ни туда, ни сюда. И по сложности потеряют с такого захода. И в дорожке тоже надо еще подумать. Развернулся к Глейхенгаузу, продолжая: - Ты видишь, что во второй части все углы остались пустыми? Надо поработать с этим. Даня молча кивает. - Не халтурь, хореограф,- посмеивается Жулин. Он не то что очень хочет принизить труд коллеги на ледовом фронте, просто у Александра такая манера, слегка уничижительная и прямая. - Ладно, а теперь давайте в конкретику,- обращается Жулин к фигуристам.- Глебушка, как ты там ее в первую поддержку берешь? Мужчина, крадучись, выходит на лед и, чуть проскальзывая кроссовками приближается к паре. Даня, поворачивает голову в сторону стоящей поодаль у того же борта Этери и движением руки приглашает на место Александра. - Ну, а у тебя какая критика?- вопрос задан с еле заметной улыбкой, но в нем нет шутки. Примерно так они работали годами: один ставил, второй комментировал. Впрочем, нет, комментарии всегда были только к постановкам Даниила, может быть, Этери и выслушала бы его замечания, но Глейхенгауз то ли не решался быть до конца честным, то ли не находил ошибок в ее работах. А ей как раз всегда было, что сказать по поводу его хореографии. А уж сегодня - и подавно. - Не знаю, Дань,- блондинка повела плечами, чувствуя совсем рядом знакомое плечо.- Постановка очень гармоничная и даже по-своему красивая, но она, безысходная что ли. Ну, или мне так кажется. Последнюю фразу женщина произносит торопливо, будто желая скрыть истинные чувства от произвольного танца. - А по-моему, просто жизненная: люди разбегаются по пустякам и не остается ничего, хорошо, если можно хотя бы на несколько секунд соединиться и испытать иллюзию совместности снова. - Что же хорошего в иллюзиях?- невольно удивляется Этери. - Надежда,- не глядя на нее, отвечает хореограф. - Ты стал пессимистом, Данечка,- тонкая ладонь опускается на его предплечье.- Люди встречаются, любят друг друга, рожают детей. И уже этим остаются вместе, даже расставаясь. - Я всегда думал, что ты вычеркнула отца Дианы из своей жизни,- разговор получался каким-то внезапными не про то, но, может быть, и про то самое, самое важное. - Дань, это не я его, а он нас вычеркнул. У меня Диша, куда я от него денусь? Мы слиты с ним в моем ребенке. Впервые за этот странный диалог они смотрят друг другу в глаза, и Этери неловко улыбнувшись, продолжает. - Даже если мужчина отказывается от всей этой истории, он все равно ее часть. Ну, а если не отказывается, то вы постоянно ищете компромиссы, чтобы идти рука об руку. И во всем этом Даня понимает лишь одно: никуда она от Дудакова не денется. У нее дорога компромиссов. Но все же решает уточнить: - И с папой Макса так же? Зачем он задает настолько болезненные вопросы, понять Этери не дано. Губы сами собой дергаются в насмешке над фарсовостью ситуации. И как же у нее с папой Макса? С этим заботливым папой Макса, задающим вопрос про ситуацию с папой Макса? - Да нет, Дань, с Максом и его отцом все иначе, но, в общем, да, тоже уже навсегда. Глейхенгауз видит короткую улыбку, будто Этери за ней прячет тайну. Она и прячет, потому что не признается ему в том, кому обязана появлением своего симпатичного сына. Но главное сказано: у нее компромиссы и общая дорога с этим человеком, потому что сын. От безысходности хочется волком завыть. Но вместо этого разочарованно бросает: - И зачем тебе только нужен был этот ребенок… Хочет сказать - “в таком возрасте”, но вовремя понимает, что это грубость и осуждение, поэтому замолкает. Правда она, кажется, все равно обижается: поджимает губы в нитку и цедит: - Тебе забыла отчитаться о своих мотивах. Резко разворачивается и направляется к калитке, чтобы уйти на лед. Теплая мужская ладонь ложится поверх прохладных женских пальцев: - Прости! Я дурак!- если посмотреть ему в глаза, то прощение станет неизбежным, поэтому не смотрит. Все, что Даниил получает в ответ: - Не спорю. А потом его руку скидывают и уходят прочь. Подумав, Глейхенгауз тоже выбирается на лед, устремляясь к тандему своей пары и Жулина. Александр Вячеславович, пританцовывая, подкручивает Диану, показывая какой-то переход, а потом отпускает их с Глебом повторять связку со своими правками. Жулин не отрывается от пары, но, между тем, негромко интересуется у Даниила: - О чем ты так поговорил с дамой, что она тебя готова убить? - О позднем деторождении,- не стал скрывать Глейхенгауз. - Идиот,- резюмировал старший товарищ, но пояснять свою мысль не стал.- Придумывай, как будешь заглаживать. Это такая правда жизни: мужчина должен просить прощение, даже если он не виноват в том, что женщина обижается. Ну, а если уж виноват… - Блин, ребят, вы издеваетесь?- тут же переключился Жулин.- Петля, потом чоктау. А вы что делаете?! Измочаленные Глеб и Диана посмотрели на Глейхенгауза. - Давайте середину под музыку, и разбегаемся,- решил Даниил. Вдвоем с Жулиным пошли к бортику, чтобы включить звук и посмотреть на результат труда. - Ты хоть в промежутках между глупостями, которые нес, успел посмотреть, что я с ними сделал?- поинтересовался Александр. - Само собой,- Даня переступает со льда на резиновое покрытие.- Только я не проникся, к чему ты там столько с этой поддержкой возился? - Тяжеловатая она у них и какая-то ученическая. Попробуем еще завтра подправить, чтобы повыше бонусов дали,- пробормотал тренер. Глейхенгауз лишь молча кивает. На льду в одном углу готовятся его танцоры, в другом холодная женщина что-то горячо обсуждает с тренером пар. В голове вертится мысль о безысходности и необходимости ее исправлять. Хотя бы в композиции.