Край судьбы

Никаких сомнений быть не могло: этот высокий худенький мальчишечка, глядящий на него такими знакомыми глазами из-под русой челки, был сыном Этери. И дело даже не в том, что он называл блондинку мамой, а в том, как при виде Дани, совершенно автоматически женщина обхватила плечи ребенка и притянула к себе, а он подался всем телом и прижался. Совсем малыш, высокий, спортивный, но маленький еще. Пацан постарше будет отстраняться на такие жесты. Все это Даниил Маркович оценил в считанные секунды. Перевел растерянный взгляд на Этери и наткнулся на холодную стену в ответ. Определенно, она не будет с ним объясняться. Ну, может, и правильно. Встретила женщина кого-то, с кем захотела разделить жизнь, родить еще ребенка. Наверное, счастлива. - Я хотел сказать, что Жулина приглашу на постановку,- наконец произнес Глейхенгауз, упорно пытаясь больше не опускать взгляд на мальчика. - Хорошо, если это необходимо,- коротко кивнула Этери. - Все-таки он тренер, техническую часть знает точнее,- и не сдержался, снова посмотрел на ребенка. Пожалуй, не так уж мальчик на мать похож. Можно сказать, что и вовсе непохож. Только глаза. Вот смотрит на постороннего мужчину исподлобья, кажется, прожжет насквозь. И еще, почему-то Даня уверен, что у мальчика много вопросов, но так же уверен, что он их никогда не задаст при чужом. Этим, наверное, тоже в мать. Хотя, кто его знает? - Дань, я же сказала, делай, как считаешь лучшим,- от него, видимо, хотят избавиться. С другой стороны, дело к ночи, ребенок сейчас будет укладываться спать. Да и сама Этери, судя по водным процедурам, закончила рабочий день. Черт его потянул в такое время искать ее по базе! Завтра утром и сказал бы. Уж, конечно, ему горело не сообщить о согласии Жулина поработать над постановкой. Видеть хотел, может быть, даже зайти к ней, закрыть двери, остаться вдвоем. Еще удивился, когда девочка, которую он поймал в коридоре с вопросом, где найти старшего тренера, уверенно указала на лестницу, ведущую на второй этаж и сообщила, что Этери Георгиевна поселилась в последнем номере по коридору направо. А ведь он даже уточнил, не перепутал ли ребенок что. Девчонка посмотрела на него, как на умалишенного и доложила, что Тутберидзе всегда останавливается в этом номере. И сейчас в нем боролись два чувства: забыть увиденное, вообще не знать о том, что случилось, никогда не подходить к дверям этой комнаты, не стучаться, не видеть этого мальчика, подтверждение того, что Даню забыли быстро и бесповоротно, стоило ему лишь исчезнуть из поля зрения; а с другой стороны хотелось устроить допрос, до подноготной выяснить, кто пришел на его место, был настолько хорош и важен, что прекрасная Этери, лишь смеявшаяся над вопросом Дани, не боится ли она последствий, когда впервые страстей оказалось слишком много, чтобы бегать за разными средствами предохранения, обещала, что стать отцом при ее участии Данечке не грозит, решилась на позднее материнство. И нет, знать этого мужика, Глейхенгауз не хотел, ему просто было интересно: чем тот лучше?! - Ну, тогда Сашка сказал, что восьмого приедет. Оставаться он тут не будет, дома семья ждет, утром приезжает, вечером - назад,- доложил Даня.- В общем, это все. Спокойной ночи! - Хорошо, Дань,- еще раз кивнула блондинка.- И тебе спокойной ночи. Дверь открылась, закрылась за его спиной. Макс потянул рукав халата: - Мам, а это кто? Я его не знаю. - Дишин хореограф,- задумчиво ответила Этери. - Я думал, их двое, а он один,- удивленно заключил сын. - Почему двое?- не поняла женщина. - Ну, Диша с Глебом Говорили Глейх анд Гаус. Я и думал, что один Глейх,а другой Гаус,- объяснил ребенок.- Или есть еще один? Блондинка, выслушав идею сына про Глейха и Гауса невольно прыснула: - Нет, Макс, Даниил Маркович у нас един в двух лицах. - Аааа,- протянул сын.- Ну, ладно тогда. А он всегда такой странный? Этери посмотрела вниз и озадаченно просила: - В каком смысле? - Он не поздоровался,- уточнил сын. - Ну, забыл, наверное, он же по делу пришел,- пожала женщина плечами. - Это все равно невежливо,- настаивал мальчик. - Ты у меня, конечно, тот еще учитель правильных манер,- покачала мать головой.- Давай-ка спать укладываться. - А я выспался и не хочу!- заупрямился Макс. - А я хочу,- пресекла спор Этери. Сна, конечно, не было ни в одном глазу. В голове бешено крутились мысли, одна безысходнее другой. Даня совершенно не заинтересовался Максом, даже имени не спросил. А ведь это простая вежливость. Допустим, сначала удивился, но потом-то можно было и поинтересоваться. Совершенно неуставший Макс, между тем, заснул как убитый ровно через пятнадцать минут после выключения света, а вот его мать бесплодно проворочалась почти час, вылезла из-под одеяла и пошла на первый этаж, надеясь, что ей будет, кому излить душу. Сегодня Даниил Маркович понял окончательно, что самое ужасное в номерах базы Новогорска - санузел рядом с нарошечными входными дверьми: и не хочешь слышать, что происходит в коридоре, а услышишь. Вот он и услышал, короткий стук в дверь справа, где живет Дудаков, потом до боли знакомый голос, сказавший по открытию замка: “Ты мне нужен!”, потом какой-то шорох, захлопнувшуюся дверь и то ли вздох, то ли всхлип. И, может, конечно, Даня и фантазер, но ровно так же Этери вздыхала, попадая в его объятия, когда он губами начинал выстилать дорожку от ее губ по шее до ключиц. За стеной глухо зазвучала музыка. И осталось только ждать и бояться ожидания мерного скрипа кровати. Ничего не скрипело, но воспаленное воображение уже вырисовывало одну картину за другой. Глейхенгауз ненавидел обоих своих коллег: мать, бросившую маленького ребенка и умчавшуюся за утехами к давно женатому мужчине, которого Даниил Маркович уважал почти как отца, как старшего товарища, всегда считал примером, моральной опорой их коллектива. А в итоге. И она тоже… Дома отец ее ребенка, а в Новогорске, стало быть, полная свобода. Гуляй и развлекайся с кем ни попадя. Будь Даня в другом душевном состоянии, он бы и сам понял, какой бред рисует его воспаленный ревностью мозг, а уж как этим картинкам подивились бы двое через стенку, где Дудаков налил в кружку чай и подал расстроенной и все еще всхлипывающей женщине, которая несколько минут назад, осипшим от сдерживаемых слез голосом сказала ему на пороге: “Ты мне нужен!” и, едва зайдя, привалилась к плечу и заплакала. Знал, всегда Сергей знал, что ничем нормальным не закончится ее общение с Даней. Когда Этери сообщила о желании Диши ставить у Глейхенгауза номера, Сережа был против, а уж его приезд в Новогорск и вовсе считал ошибкой со всех сторон. Вот теперь включай успокоительную музыку, готовь чай, выслушивай тихие всхлипы и причитание: “Он даже имени не спросил, Сережа! Даже имени!” И ведь ничего же он сделать-то не может. Даже убедить рыдающую женщину, что невеликий грех совершил ее обожаемый хореограф, не заведя с пацаном светской беседы. Ей теперь все горе и страдание. Ну, бог даст, чаем отпоится, успокоится, поспит, а завтра станет в ней больше рассудка и меньше болящих ран. Вообще-то, больше всего Сережа хотел начистить физиономию одному и выдать воспитательный подзатыльник другой. Одна жалость, оба они уже выросли и имеют право делать глупости, не спрашивая ничьего разрешения. В том числе и его, Сережиного.