Край судьбы

- Мам, ты мне скажи, согласна или нет?- в темных глазах девушки на экране планшета промелькнуло что-то, что Этери не была готова определить однозначно. В олимпийском сезоне тем для обсуждения у матери и дочери хватало. Собственно, сезон еще не начался, а вот постановки уже обсуждались. Когда в конце марта Шбильбанд сказал, что было бы интересно попробовать поставить произвольную с Глейхенгаузом, Этери пожала плечами: хореограф как хореограф, не хуже прочих. За прошедшие с расставания шесть лет высокая блондинка научилась правильно и безразлично пожимать плечами при имени когда-то главного специалиста по постановкам в ее группе. Время, знаете ли, лечит. Расстались они внешне мирно. Для всего фигурнокатательного сообщества это было именно так. А как было на самом деле - не их дело. От Диши, конечно, было не скрыть большую часть обстоятельств, но все же постановки важнее, подставлять дочь из-за собственных мертвых петель личной жизни было нечестно. - Диш, ну, ради бога, что ты говоришь?! Сама же мне рассказывала, что последние два чемпионата Мира выиграли спортсмены с его постановками. Конечно, я не против. Диша снова смешалась, видимо, продолжение разговора было не менее трудным. - Дишк, не мнись,- засмеялась Этери.- Что еще там у вас происходит? К чему мне готовиться? - Мам, ставить будем в Новогорске на сборах,- огорошила дочь. Как бы сказал Штирлиц голосом актера Тихонова - ”а вот это был провал”. - Мда,- только и произнесла Этери.- Умеешь ты задать задачку, доченька. Женщина откинулась в гостиничном кресле и распараллеленно уставилась в пространство. - Мам, ну, у него только эти даты свободны были!- жалобно оправдывалась Диша.- И на удачу Даниил Маркович будет в Москве. - Ладно, он же не на полтора месяца завалится на сборы? Дня на три, не больше. - в итоге определилась мать.- Придумаем что-нибудь. - Ну, тогда я ему пишу, что мы согласовали!- радостно отправила воздушные поцелуи Этери дочь и отключилась. Они, конечно, согласовали, но вопросы организационного порядка оставались открытыми. Тут от Дианы помощи никакой, только узнать точные сроки приезда хореографа-постановщика, чтобы успеть подготовиться. Ну, в конце концов, а чего она хотела? Рано или поздно они все равно бы встретились, раз уж крутит в одном тесном сплетении клубка очаровательных змей. За спиной зашлепали босые ступни, раздался сочный зевок вперемешку со сладким стоном пробуждающегося организма и любимый голос проворчал: - Мам, а конфеты еще остались? - А конфеты спортсменам положены только после завтрака!- не оборачиваясь, ответила Этери. Шлепанье превратилось в трусцу, и сбоку, придавливая крепким мальчишеским телом, на нее упал любимый пятилетний сынишка, требуя ежеутренних обнимашек. - Макс, ты меня раздавишь!- задохнулась от веса живого концентрированного счастья мать и тут же начала щекотать и тискать ребенка. - А что мы сегодня будем делать?- темно-русая челка рассыпалась в стороны и в глаза матери посмотрели шоколадные глазки сына. Глаза у Максима были мамины: и оттенком, и выражением, и даже тем, как он мог смотреть пронзительно-больно, если хотел проявить силу и власть. Характер тоже был матушкин, закрытый для чужих и совершенно доверчивый со своими. Но на этом сходство с Этери заканчивалось. В остальном Макс был весь соткан из своего папы: пропорции тела, поворот головы, беззащитная открытая улыбка и даже манера говорить - отцовская. Вот и не верь, что в генах заложено много больше, чем антропометрия. Этери нежно провела по спинке детского носа и прижала кнопку кончика: - Ты сегодня идешь развлекаться с няней. Она купила билеты в дельфинарий. А я пойду на репетицию шоу. Завтра уже выступаем. Мальчик недовольно сморщился: - Я тоже хочу на шоу, мам! Ну его твой дельфинарий! У Макса уже второй год важная миссия на Шоу чемпионов. Вместе с малышами Даши Усачевой, которых сменным порядком с мамами и папами вывозят на представления, Макс помогает собирать цветы и игрушки со льда. Так детям, что познавали рутину с трех лет, давали возможность окунуться в праздник большого фигурного катания, пусть и на подсобных ролях. За право общаться с чемпионами, кататься в красивых костюмах и появляться перед огромной аудиторией дети боролись на тренировках, добиваясь результатами возможность поехать в тур. Максик был среди них блатной, его брали по умолчанию, иначе мать попросту перестанет видеть сына, которого и без того едва перехватывала в бодрствующем состоянии в сезон хорошо если пару раз в неделю, не считая даты выездов на соревнования, когда сын оставался на три-четыре дня с няней, а в олимпиаду 2022 пришлось оставить на полтора месяца. Карантин. С Дишей было намного проще, у Ди была бабушка. С Максом пришлось нанять няню с проживанием. И это было другое. Довериться посторонней женщине заставляла необходимость, а воспитание мамы и доверие к ней не обсуждалось, маме, в конце концов, удалось вырастить саму Этери, трех ее сестер и брата, и все получились вполне нормальными людьми, не так ли? Так что няня - меньшее из зол, раз уж так вышло. С обретением Макса, нежданного позднего ребенка, да еще и мальчишки, Этери научилась выбирать меньшее из зол и мириться с этим. Повзрослела что ли, дожив до 45 лет и став вторично, без предупреждения матерью. Макс объяснил доходчиво как ничто до этого: в жизни очень многого не загадаешь. И слава богу! - Давай договоримся так: вы идете в дельфинарий, а после него на репетицию. Мы еще не закончим. Пойдет? Еще один навык, который пришлось осваивать с сыном: договариваться всерьез, а не для проформы, перелицовывая после договоренности на свой лад и под свое понимание хорошего. Максим никогда не велся на материнские уловки в желании прогнуть свою линию в лоб. Но поиск компромиссов он понимал и принимал. - Ладно,- пошел навстречу мальчик.- Пошли завтракать! Я голодный, а ты конфеты не даешь! Этери рассмеялась, взъерошила густую шевелюру и заметила: - Ты хоть умойся и оденься, не в трусах же спускаться на завтрак? Ребенок сполз с материнских коленей и, подпрыгивая на бегу, умчался в ванную комнату. И в каждом движении тоже был отец. Впрочем, может, с годами все и поменялось. Если вдуматься, то Этери даже лицо последнего из своих мужчин иногда начинала забывать и только через Максима вспоминала. Сын был реальностью, привязавшей ее к прошлому намертво. И ее реальность была невозможно хороша, даже больными воспоминаниями, что за годы сгладились и перестали настолько сильно ранить, как шесть лет назад. Тогда ей казалось, что никогда не забудется и не простится. И беременность сначала стала тяжелым ударом-шоком. А потом оказалось, что для счастья нужно было только так. Большого русоволосого и кареглазого счастья, длящегося уже больше пяти лет.