в янтаре

— У нас проблемы! — рычит Севика, врываясь в его кабинет так поспешно, что дверь врезается ручкой в стену с оглушительным грохотом. Когда что-то происходит, она совсем не контролирует силу поскрипывающей механической руки, и Силко понимает: дело серьезное. — Что случилось?.. Он готов поверить во что угодно: кто-то из химбаронов восстал, наглая тупая шавка, которая не понимает, кто теперь держит под каблуком этот город; на одной из фабрик беспорядки и восстания, потому что Силко мог бы платить им и побольше — но платит именно столько, сколько нужно… Заун похож на норовистого зверя, который стряхнет любого, кто недостаточно крепко держится за холку. Но Севика бросает сквозь зубы: — Джинкс. И Силко следом за ней вылетает на улицу. Здесь шумно и пестро, теперь это самое сердце нового города. Силко сразу замечает толпу: завсегдатаи «Последней Капли», тоже потянувшиеся наружу, хмурые татуированные наемники, наркоманы с затуманенным взором, стайка мальчишек-беспризорников, охотящихся на кошельки, даже кто-то побогаче, с рабом в тяжелом ошейнике — и все они в любопытстве пялятся на что-то. Севика проталкивается, прокладывая путь Силко. Большая часть из этих людей могла бы разделать его за пару мгновений, но они покорно отступают. Силко оказывается в центре, видит склонившегося над кем-то мужчину… Там вспыхивает синяя коса Джинкс, и Силко дергается вперед, вцепляясь в плечо ублюдку, отшвыривая его прочь с невесть откуда взявшейся силой — вправо, в стайку разукрашенных шлюх. В горле клокочет злобное рычание. Джинкс лежит на пыльной земле, и ее неестественно вывернутая нога напоминает кусок мяса. Силко сразу замечает, как много крови, страшных бурых пятен, но хуже всего — белая кость, торчащая из вскрытого, обнаженного мяса. Силко не из брезгливых, но сейчас ему почему-то хочется отвернуться, не смотреть на раненую Джинкс. Желание слабовольное, жалкое, и Силко упрямо глядит на ее зареванное лицо. — Что случилось? — свистящим шепотом спрашивает он. — Я на крыше… — сквозь всхлипы доносится дрожащий голосок. — Упала… Черепица, она… Если приглядеться, под ногами толпы можно различить рухнувшую черепицу. Крыши в Зауне старые и гнилые, как и люди, и Силко даже не удивляется. Джинкс полезла наверх, но черепица вывернулась у нее из-под ног, и девчонка полетела вниз. Все проще некуда. Силко чувствует, как ему перехватывает горло две мысли. Одна навязчивая, злая и расчетливая, шепчет о том, что Джинкс едва не погубила все, столько сил в нее вложено, а она решила сдохнуть — как жалко, как слабо… Другая сторона его тихо стенает при виде ее крови, и в какой-то момент Силко кажется, что он, как и его подопечная, сходит с ума и начинает слышать захлебывающиеся голоса: моя девочка, раненая, боги, как невыносимо больно. Той части его хочется рухнуть рядом и завыть, схватив ее за дрожащую руку, но Силко держится, цепко оглядывается, думая, кто мог бы тут помочь… — Простите, — напротив него встает тот человек, которого Силко отбросил прочь. — Я доктор. Я как раз осматривал вашу… — он бросает на него задумчивый взгляд. — Дочь, — хрипло каркает Силко. — Делайте что угодно, чтобы она встала на ноги, я дам столько золота, сколько сможете унести… Голос срывается до лихорадочного шепота, но так даже лучше — Силко склоняется к уху этого человека, рассыпая обещания, зато толпа не слышит. Пусть думает, что он угрожал ему всеми возможными казнями. Жестокий ублюдок Силко, который расправится с любым. И доктор спокойно, бесстрашно кивает, а Силко нехотя подпускает его к Джинкс, сам застывая рядом нелепой сторожевой статуей. Доктор молод, даже красив; взгляд острый и гордый, ничуть не заволоченный «мерцанием». Что-то необычное для Зауна. Силко почти чувствует в нем опасность, потому что юноша не склоняет перед ним головы и не боится, однако решает ненадолго закрыть на это глаза. Доктор вытаскивает ремень из брюк, затягивает на тонкой девчоночьей ноге выше раны, чтобы остановить кровотечение, и Джинкс отчаянно верещит. Силко опускается рядом с ней на колени, не думая о пыли, грязи и крови на дорогом костюме. Находит ее руку, теплую и трясущуюся, сцепляет пальцы накрепко, и Джинкс тихо выдыхает. Доктор возится в сумке, вытаскивает какие-то шприцы, и в ответ на дикий взгляд Силко с вежливой улыбкой поясняет: «Обезболивающее». — Какого дьявола ты туда полезла, Джинкс? — рычит Силко, чтобы отвлечь ее внимание от инъекции, которую доктор собирается колоть в мышцу. — Ты же понимала, чем это может закончиться? — Я не… — ее голос дрожит. Лицо Джинкс искажается жуткой маской, бледное и окровавленное. — Я случайно… Осознание ошпаривает ему спину. — Проклятье, Джинкс! Я злюсь, но не потому что ты не справилась! — сердито выговаривает Силко. — А потому что ты могла свернуть шею и умереть! Кто-то должен был тебя страховать! «Я не могу потерять тебя, — думает Силко. — Не после всего, что в тебя вложено. Нет. Нет. Потому что я не смогу один. Потому что ты мне нужна». Она немного успокаивается. От его слов или от того, что боль уходит после укола. Но доктор отстраняется с видом человека, который гордится своей работой, внимательно поглядывает на Силко. — У меня клиника неподалеку, нужно отнести ее. Только осторожно, чтобы не потревожить ногу. Силко слышит, как позади тяжело переступает Севика. Она все это время ждала, прикрывая ему спину на случай, если кто-то воспользуется столпотворением и кинется на него с ножом. Но Силко упрямо качает головой, сам подбирает Джинкс. Она совсем маленькая и легкая, тихо трясется в его объятиях, утыкаясь носом ему в грудь. Доктор следит за тем, чтобы раненая нога не пострадала, довольно кивает и устремляется куда-то вправо. — Я хотела победить страх, — сквозь слезы шепчет Джинкс. — Как ты и говорил. Я всегда боялась высоты, но я не хочу больше… Я подумала, если смогу перепрыгнуть сразу с одной крыши на другую… без колебаний… Я и не заметила, что черепица… — Тш-ш, все хорошо, — выдыхает Силко; в голосе прорезается незнакомая нежность. Они одни, совсем одни, и он не видит и не чувствует никого, кроме нее. — Ты очень храбрая, Джинкс. Я в тебе не сомневаюсь. Но, прошу, будь осторожнее. Она снова плачет — но больше от счастья, чем от отчаяния. Наклоняясь, Силко неловко клюет ее в лоб.

***

На мосту творится кошмар. В горле першит от едкой дряни, и Силко бредет дальше, не глядя на тела миротворцев. Плевать на них, всего лишь человеческий мусор — в топку, в расход. Густой жадный дым заволакивает все впереди… И тут Силко видит ее — маленькая съежившаяся фигурка, разметавшие синие косы. — Джинкс, — сипло вырывается. Силко бросается к ней, едва не падая, кидается к Джинкс, разворачивая ее к себе. Нельзя показывать слабость, нельзя разбиваться на осколки, когда тебе в спину смотрят подчиненные, но все это не имеет никакого значения. Джинкс дышит едва-едва, она вся в крови, и от нее разит нездоровым жаром, будто она сейчас вспыхнет огнем. — Нет-нет-нет, Джинкс, эй, Джинкс, ты слышишь? — тщетно пытается дозваться он. — Давай, посмотри на меня… Срывающимся голосом он зовет ее по имени, и Джинкс ненадолго вываливается из забытья, смотрит на него мутно, почти слепо, и Силко кажется, что она его не узнает, что она уже слишком далеко, чтобы до нее дотянуться. Сломанная кукла. Кровь на губах. Кровь на лице — потеками. Но Джинкс едва размыкает губы, выдыхая: — Не уходи… Пап, не оставляй меня… И снова взгляд ее потухает, а дыхание перехватывает. Пульс под пальцами Силко трепещет совсем незаметно. Но она живая. Живая! — Все будет хорошо, — твердит он, подхватывая ее на руки, баюкая в объятиях, как в детстве. — Все будет хорошо, вот увидишь.