Дракон и Камень.

Первый раз это случается само собой. Лиля просто обнимает его на удачу, прижимаясь хрупким тельцем, улыбается, чувствуя неуверенные объятия в ответ, приподнимается на носочках, чтобы мягко чмокнуть в нос. Саша как-то розовеет слегка и распускает объятия, бубнит благодарность и обещает вернуться невредимым. Лиля верит, хотя прекрасно знает, что ловить чудищ Лавкрафта дело такое себе. Её саму к заданию не пускают, она только выпуталась из простуды, поэтому молча смотрит вслед Саше, Соловью и Инге. Сама девушка поднимается к себе в комнату и думает поспать, ей полезно да и ожидание будет не таким. Долгим. Вернулись они малость потрёпанные. Ингу едва не сожрали заживо, хотя это не мешало ей и Артуру рассказывать ребятам всё в деталях. Сашу пришлось отдать Твириновым, его неудачно ушибло пару раз, на самом деле пустяк, разве что выслушать от Ангелины лекцию и поторчать в медпункте немного. Второй раз случается, когда в медпункте оказывается сама Лиля. Сидит на кушетке и трёт счёсанные в кровь колени, вообще у неё, помимо этого, очевидно, вывих, ходить вообще не очень приятно, да и как-то не прикольно в целом. Она не была нытиком, но очень хотелось, чтобы кто-то взял её на ручки и донёс до комнаты. Вместо этого она терпит перекись на ранках и Сашу, который слабо представляет, что такое — херачить антисептиком на больное. — Ауч! — Извини, больно? — Немного. Терпимо. Парень смотрит на неё из-под белой чёлки, приподнимает бровь скептично, а затем прижимает снова ватку к несчастной коленке, едва не получает другой по носу, когда ранку снова неприятно щиплет. — Блин, я уже отвыкла от нормального лечения, почему Ян и Яда вместе уехали?. — Семейные дела, сказали. Потерпи, уже не кровит почти. Снова ваткой к коленке, снова саднит неприятно, Лиля морщится, но терпит героически. Она — дракон. А драконы не плачут от разбитых коленок. Плачут, ещё как. — Лиль, ну что ты. — Саша дует на ранку, а потом целует мягко, едва коснувшись губами. Краснеют оба. — С-Саш. — Чтобы не болело. До комнаты он доводит её в тишине. Третий раз случается в библиотеке, когда он помогает донести ей книги на пару с тенюшками. На носу экзамен, а готовиться в библиотеке лучше всего, тут тихо и спокойно, разве что, всю груду литературы к столу она бы сама сто лет таскала, благо, к экзамену готовилась не она одна. Целует робко в щёку. — Спасибо, Саш. Я бы их ещё вечность несла. Саша только краснеет кончиками ушей и улыбается неловко. — Да ладно тебе, ну. — Нет, правда спасибо. — Смотрит своими чёрными глазами, парень смотрит в ответ и тонет, не сразу понимает, что девушка просит помочь с парой тем, отмирает только, когда она насмешливо щёлкает перед носом. — А! Да, конечно, тут всё просто. Когда их забрасывает в какой-то пиратский сеттинг, Романова очень долго смотрит на Ингу в треуголке и в этом всём пиратском одеянии, которое ей, несомненно, очень идёт. Не может сдержать восторга, как и сама Инга, потом откуда-то из каюты выползает Матвей, одетый слишком уж ярко и с кучей цветных перьев, девочки еле сдерживают смех. — Кто я. — Корецкий смотрит куда-то вдаль и звучит до того обречённо, что Инга снова не выдерживает и смеётся заливисто. — Попугай. Вышедший из той же каюты Саша со своими усишками и крысиным хвостиком выглядит, на самом деле, ещё смешнее, зато рубашка и брюки с завышенной талией ему очень к лицу, как и шпага в руке. — Беру слова обратно, Саша, это что, УСЫ? — Инга чуть ли не падает, Лиля смотрит и тоже хихикает, Алиновский оскорблён до глубины души, а потом смотрит на Романову и на красиво сидящее платье и улыбается снисходительно. Подходит и целует руку, максимально галантно, отшучивается. — А ты, должно быть, моя леди, которую я спасаю? — Ребят, нам бы делом заняться, а не брачные игры устраивать, — напоминает Матвей. — Верно, идём, — говорит Саша, отпуская руку. Девушка прижимает её к груди и улыбается смущённо, место поцелуя горит приятным теплом. В итоге однажды их обоих заносит на крышу библиотеки, Саша опять разругался со всеми, встал обиженно из-за общего стола и пошёл в неизвестном направлении, по идее, в такие моменты за ним кидается Соловей, но Соловей проводил сейчас нового книгочея через костяной дом, Лиле становится как-то неуютно. Наверно, сказывается незнание истории с Агатой и непонимание общего осуждения. Догоняет она его не сразу, бежит, окликая и изрядно запыхавшись, видит, как тот скользит по лестнице наверх, на крышу и двигает следом, чисто из упрямства. Парень сидит, притянув к себе колени, выглядит поникшим и у неё аж сердце сжимается, при взгляде на друга. — Саш. — Они правы, меня давно убить за тот случай пора. Сразу же. — Каждый заслуживает прощения. — Не за такое. А потом он рассказывает историю, тихо, пару раз сбиваясь, потому что боится осуждения, потому что искренне верит, что он — ошибка и что Круг такое не прощает. Лиля только смотрит на него с сожалением и притягивает в объятия, гладит ладонью по спине и говорит, что ей плевать, что это было давно и что ей без разницы, какой Саша человек и что сделал. — Все ошибаются, Саш, все ошибаются. И это хорошо, ну? Я тебя всё равно люблю. Парень отодвигается немного, в глазах серых такая несоизмеримая боль и, кажется, благодарность. За то, что не осудила, за то, что приняла. За то, что любит. А потом прикрывает глаза и касается невесомо мягких губ, Лиля в его руках вздрагивает, а потом обнимает крепче и отвечает, неуверенно, робко, но так искренне. Они сидят на крыше ещё долго, молча, держась за руки и прижавшись друг к другу, сохраняя уютную тишину.

***

Последний раз они целуются после похорон Соловья.