Легко любить айдола

— Чимин, ты готов? — помощница приоткрывает дверь номера после предупредительного стука. — Десять минут до общего сбора в холле. Внутри тишина и полумрак. — Чимин? — Ли скользит взглядом по собранным чемоданам. Вещи к отправке готовы, хорошо. Куртка на плечиках, кепка на полке для ключей. В этом весь Чим: внешний вид должен быть идеален всегда! Можно пожертвовать сном, забыть перекусить, пропустить мимо ушей рекомендации врача, но не выйти в мятой футболке. — Чимина-а-а…       В гардеробной пусто, как и в гостиной. Из распахнутой двери спальни льётся приглушённый свет. Хм, до сих пор не вернулся или уже ушёл? Но вещи-то здесь. Спит? Сейчас? Ли заглядывает в комнату, опершись ладонью о дверной косяк. Да, вот тут неразбериха, единственное место в номере, где остались следы пребывания постояльца: задёрнуты шторы, двери шкафа приоткрыты, пледы, подушки и покрывала разбросаны по всем поверхностям, — уют наше всё! Любое крошечное личное пространство этот человек моментально превращает в мягкое, воздушное, обволакивающее теплом гнездо… Мысль внезапно обрывается, стоит взгляду столкнуться с глазами Чимина. Он лежит на кровати, утопая в одеяле, завёрнутый в белоснежный объёмный халат… Халат?! Чим молчит, безотрывно глядя на Ли. Не сквозь, поглощённый своими мыслями, не с усталостью или досадой, как случается после концертов, не игриво, дразня, обольщая невинной улыбкой. Смотрит… настоящий. Глубина, правдивость, истинность во взгляде. Ли не хочет тревожить Чимина в этом состоянии, много ли подобных моментов в его жизни, когда позволительно быть тем и таким, каким важно для него самого? Не играть, не очаровывать, не сохранять тщательно прорисованный каждым жестом, словом, интонацией образ. Не держаться на стальной силе воли, граничащей с одержимостью, целеустремлённости или убеждении, что всего лишь стоит вложиться больше, сильнее… Быть собой… Защищённая от вторжения извне территория — запретная роскошь для айдолов. Такой Чимин настораживает и восхищает. Девушка прерывисто вдыхает, но вместо повторного предупреждения только кивает, сжимая губы на выдохе. Она уже оттолкнулась от гладкой поверхности, чтобы развернуться в сторону входной двери: — А знаешь, — неожиданный порыв удивляет её саму, — сейчас твои глаза выглядят абсолютно чёрными, подсвеченными отражением ночника как бы изнутри… — Ли возвращается в маленькую уютную комнату, восстанавливая зрительный контакт. Чим будто ждёт этого. Он щурится, прикрывая световое пятно на темной радужке ресницами, затем снова распахивает глаза, приподнимаясь на локтях, наклоняя голову к плечу, играя световыми бликами в глубине глаз. Ли жадно наблюдает за движением искр в чернильной мгле. — Я тоже хочу посмотреть, — Чимин поднимается рывком, замирая на коленях на краю кровати. Впитывающая свет тьма. Ли медленно опускается рядом. Теперь его взгляд изучает, следует за ней, ловит светящуюся россыпь отражений в глазах человека напротив. Внезапно одним быстрым и плавным движением Чим втягивает Ли на середину кровати и роняет в подушки, нависая над ней. Магия танца света и тьмы разрушена. Источник света за его спиной, очертания теряются в, приглушающем четкость линий, полумраке. Молодой человек исследует взглядом лицо Ли, задерживаясь на губах. Она подаётся вперёд, внутренне лишь констатируя собственную храбрость, удивление от происходящего зашкаливает чрезмерно. Чимин мягко отстраняется. Оба замирают, беззастенчиво рассматривая друг друга. Ли замечает, что под халатом Чим полностью одет. Так он был готов! Зачем халат и валяние в кровати? Ей становится смешно настолько, что сдержать улыбку невозможно. Чимин резко склоняется к ней, но теперь её очередь отворачиваться. Он медлит, ждёт, когда Ли вновь повернётся к нему. — Губы обветрили… — успевает произнести она прежде, чем Чим прижимается горячими растрескавшимися губами к её. — Такие же сухие… — шепчет она в перерыве между лёгкими, едва ощутимыми поцелуями. Он касается её бережно, осторожно, ловит ответную реакцию, тревожно хмурит брови. Ли хочет дать понять Чиму, что можно довериться, расслабиться, перестать отслеживать каждое действие. Можно… ослабить хватку контроля, поддаться потоку шаловливой радости. В голову не приходит ничего лучше, чем лизнуть губы, не ожидающего подвоха, Чимина. — Ты такой живой, когда удивлён, — его растерянность вызывает непроизвольный всплеск веселья. Оба принимают сидячее положение. — Нам пора. Наверное, все уже собрались внизу. Чимин кивает, недоверчиво косясь на девушку. Бросает халат на кровать, забирает сумку с длинной лямкой для плеча, задерживает задумчивый взгляд на Ли и выходит в прихожую. — Я готов, — молодой человек протягивает Ли бальзам для губ. — Заботливый… — мечтательно вздыхает она в ответ, поворачиваясь к зеркалу, чтобы расчесать растрёпанные волосы. И замирает. В зеркале отражение другого человека. Серо-голубые глаза, светло-пепельные волосы, тонкие губы, узкие скулы — черты лица, свойственные европейцам, никак не азиатам. Она бросает быстрый настороженный взгляд на Чимина. Тот спокоен, рука расслабленно лежит на, выдвинутой на полную длину, ручке чемодана, кепка надвинута так, что глаз почти не видно, даже телефона нет в ладони. Ждёт её. Ли возвращает взгляд к зеркалу. «Так вот какие девушки тебе нравятся?» — она внимательно осматривает своё лицо, незначительно поворачивая голову. — «Или тебе нравлюсь я? Я…». — От чёткого осознания, что она не помнит, как оказалась перед дверью номера Чима, не знает в каком городе находится и в чём именно заключаются её профессиональные обязанности, перехватывает дыхание. В солнечном сплетении затягивается тугой холодный узел, тошнота подкатывает волнами. — Линда? Ли! Ли… — взволнованный голос Чимина последнее, что она слышит прежде, чем вынырнуть из слишком реалистичного сна.