разочарование

      постель йохана усыпана жёлтыми гвоздиками; кристоф читал, что эти цветы значат собой разочарование.       он приходит смотреть на это безучастное унылое лицо и что-то внутри у него ноет и тянет, ноет и тянет. кристоф раз за разом хочет набраться всего своего мнимого мужества, произнести прощальные слова, нарушив ими писк медицинских аппаратов, и больше не возвращаться, но тщетно надеется, что йохан и это спланировал. ещё в самом начале. много-много лет назад. это одна из частей плана, и стоит йохану проснуться, как существование кристофа снова наполнится смыслом.       жёлтым было все: жёлтыми были стены палаты, жёлтым было блеклое осеннее солнце за жалюзи, жёлтым — от старости — был аппарат жизнеобеспечения, жёлтыми были чёртовы гвоздики, жёлтыми, нежно-золотыми, были волосы йохана, рассыпанные по подушке подобно мозолящим глаз цветам.       жизнь кристофа до недавнего времени была аккуратно расписана по пунктам. это придавало ему смелости, такой извращённой в своем понятии, такой бесконечно нужной, ведь кристоф заслужил, теперь он уж точно на всех них отыграется — на всех тех одинаковых лицами сухих мужчинах в таких же одинаковых сухих костюмах. с ними у кристофа ассоциировалось лишь одно слово — «отрицание». кристоф был готов вежливо свести в могилу каждого. в ту же могилу, куда по их вине чуть не угодил и он сам.       и, вне всяких сомнений, кристоф до безумия хотел увидеть пейзаж конца света.       ему все мерещилось, как он погибает, стоит йохану перестать держать его при себе, подобно собаке на привязи, ведь, что бы кристоф себе ни выдумал, без йохана он оставался все тем же брошенным ребенком, безнадежно умирающим от голода где-то под грязной кухонной раковиной. кристоф это чувствовал, но никогда бы не признал.       и теперь, когда йохан ушел раньше него, кристоф считал свою жизнь оборванной.       наверное, кристоф был зол, расстроен, обижен, растерян.       кристоф был искренне разочарован.