За мертвыми звездами

Хогвартс незыблемой твердыней возвышался над горизонтом. Такой мрачный, такой холодный, готический замок скорее отталкивал, чем притягивал. Но только на первый взгляд. Большое черное озеро, расположенное у его подножья, колыхалось от ветра и дождя. Его поверхность пронзали множество маленьких настырных дождевых капель, превращая водную гладь в тысячи мелких разбитых зеркал. Листва вокруг уже успела сменить свой цвет на золотисто-коричневый и даже наполовину опасть. А между тем по дороге, ведущей от Хогсмида до замка, в маленькой закрытой карете ехала рыжеволосая женщина, никак не вписывающаяся в эту привычную осеннюю картину. Сверху на ней был новый дорожный плащ, надежно скрывавший разодранную в четыре местах куртку, потрепанные штаны и длинную легкую кольчугу производства заморских мастеров. На правой руке у нее красовался изящный перстень, ярко поблёскивающий на свету. От нее веяло силой и печалью. Выражение глубокой задумчивости застыло на ее некогда счастливом и радостном лице. Те немногие слова, которые она бросила магу-извозчику, выдавали в ней иностранку. Сапоги Медузии - а это была именно она, - начинали потихоньку оттаивать после длительного перелета через океан. С них уже вовсю капала вода, но путешественнице было не до этого. Все ее внимание целиком и полностью занимали грустные, неясные воспоминания, мысли, события прошлого и будущего. А думать было над чем… Все ужасы магической войны, толпы нежити, море раненых и убитых союзников, таинственное исчезновение Сарданапала и Чумы-дель-Торт - все смешались в ее голове. Мысли кружили, словно коршуны, не давая покоя, разрывая трещащее по швам сердце. Усмешка. Бешеная, дикая, невыразимая, она не сползала с Ее губ. Полчища нежити надвигались на порядком потрепанный, из последних сил сопротивляющийся замок. Поломанные копья, разорванная в клочья одежда, царапины, наспех перевязанные раны… Это было повсюду. Горечь поражений смешивалась с безумным желанием жить. Вид надвигающейся грозной армии пугал не меньше, чем в самом начале…пожалуй, даже больше. Теперь даже зеленые школяры знали, успели попробовать на вкус, что же такое нежить. Знали, что ее нельзя победить, не пролив крови товарища, брата, лучшего друга…или своей собственной. Но иного было не дано. И вновь им приходилось вставать, натягивать мантию, создавая защитные чары, и бежать к стенам. Раскаленная смола, искры погорячей, эй, не зевай, откидывай лестницу, да поживей, нечего этим тварям тут делать… И не смотреть на Нее. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Обычно она парит в 3-4 тысячах километров от Тибидохса. Летая над облаками, Она словно забавляется, видя, как мы бьем ее огромную армию, откидываем назад, а они все идут и идут, без страха и жалости…И тогда, когда кто-нибудь из нас окончательно выбьется из сил, найдется хмыреныш, который всадит несчастному меж лопаток кровавый ядовитый кинжал. И крики ярости и боли разнесутся по лагерю, и в этом безумном припадке будет отбита еще одна волна. Они отойдут, ненадолго, пока не наберут еще больше бойцов. А нам остается лишь считать раненых, хоронить убитых и ждать. Цкок. Карета ударилась о камень, выводя Медузию из размышлений. Хогвартс приблизился настолько, что можно было видеть его остроконечные башенки, подсвеченные окна. Но большие ворота, преграждающие дорогу в замок, были еще далеко. - Не беспокойся, Меди, я отдам все распоряжения Поклепу. Он толковый парень, хоть ты его и не любишь… - слышит она голос академика сквозь дурманящую дымку полусна. Она почти видит его усилие заставить себя улыбнуться. И у него даже получается, вполне искренне, как всегда. В этот последний кровавый год так мало было улыбок и счастья, что люди, воины, ученики, словом, все обитатели Тибидохса, приходили к Сарданапалу, просто так, за улыбкой. - Угу, - кивает Медузия по привычке. А глаза закрываются прямо тут, и через мгновение она мирно посапывает в самом большом кресле его кабинета. Где-то ближе к середине войны люди перестали заботиться о ночлеге и спали там, где придется, там, где упадут. Ведь не ясно, сколько еще времени осталось до следующей атаки. Месяц? Полчаса? Минута? Последнее, что успела заметить Меди, – его полуулыбку, искреннюю, настоящую. И грустные, усталые глаза. А на утро Сарданапала уже не было. Нигде. И тут лошади остановились. Неспеша открылась маленькая дверца, и вновь прибывшая изящно и энергично спрыгнула на скользкую от дождя траву.