Плечом к плечу

Автобус неспешно отходил от арены, пощёлкивал сигналом поворота, готовясь влиться в общий поток транспорта. Под колёсами шелестели стыки плитки. Шутка всё ещё не ушла, её оранжевая бандана мелькала за стеклом, будто сигнальный огонёк. Вот огонёк замер, девушка остановилась, широко замахала рукой, прощаясь. Забегала взглядом по окнам автобуса в поисках Шоты. Шота поднял ладонь в ответ. Студенты не оставили этот жест без внимания — вон, Ашидо хихикает в кулак, оборачивается к подругам и заговорщицки что-то им нашёптывает, тайком указывая в окно. Асуи смотрит заинтересованно, глаз от окна не отводит, но пока — то ли из вежливости, то ли из застенчивости — ни о чём не спрашивает. Уже сегодня сплетни о появлении Шутки полетят по всему классу, а может и дальше, по всему геройскому факультету. Шота поморщился, предчувствуя неудобные вопросы и шепотки за спиной. Вот надо же было ей прийти настолько невовремя и накрутить всех своей болтовнёй! Но первый приступ раздражения уже прошёл — закончился ещё там, на арене, сменившись сложным чувством, больше похожим на облегчение. Не выходит на неё злиться, когда она серьёзна. Собственный всплеск эмоций во время экзамена теперь казался неуместным. «Ничего от тебя не хочу, просто поговорить» — сказала она, будто оправдываясь, и ей хотелось верить. Так почему он вообще вспылил? Почему решил, что её радушие, такое навязчивое, но всё же привычное — на этот раз неискреннее? Что за ним стоит что-то ещё, что это уловка, игра, коварная хитрость, на которую нельзя поддаваться? Ничего за ним не стоит. Обычная Шутка. Вот только… Ищет личной встречи. Да, вот в чём дело. Обычная Шутка, такая, словно и не было вовсе этих пяти лет. Ничего не объясняет, ни о чём не вспоминает, просто ведёт себя так, будто совсем ничего не случилось. Кажется, ещё секунда — и снова начнёт сыпать романтическими приколами, как раньше. Будто это не она когда-то сделала всё, чтобы больше не оставаться вдвоём ни на минуту. «— Нам будет лучше отказаться от совместных миссий. — И от совместных патрулей тоже» Даже сейчас это воспоминание неприятно кольнуло. Да, с тех пор всем своим поведением, каждым действием она давала понять: видеться один на один она больше не желает. Ни на работе, ни после. Лишь на безопасном расстоянии, в кругу друзей или коллег, когда говорить друг с другом можно не напрямую, невзначай, вперемешку с общением с другими. Значит ли это, что проклятые шутки про свидание были вовсе не шутками? Но в таком случае она хотела бы сблизиться, а не отдалиться, разве нет? Или это он сам всё испортил, когда позволил себе лишнего на миссии в «Мистериуме»? «Хочу, чтобы всё было как раньше», говорила она там, в больнице, у дверей реанимации, где лежала без сознания Карин. Но разве раньше всё было так? Когда-то от попыток во всём этом разобраться голова шла кругом. Хуже всего обстояло дело с ночью в «Мистериуме» — та вообще не поддавалась логическому анализу, упорно оставалась в памяти чем-то вроде путаного необъяснимого сна, в котором смысла нет и быть не может. Но сейчас, по прошествии стольких лет, выход из этой путаницы казался очевидным: нужно было собрать волю в кулак и сразу же после провала миссии обо всём поговорить. Объясниться самому и потребовать объяснений от неё. Или сделать всё это ещё раньше, когда случился злосчастный поцелуй, и шутки про свидание вдруг сменились шутками про свадьбу — уже тогда можно было бы заподозрить неладное. Но нет. Не решился, не нашёл слов, промолчал. Пустил всё на самотёк. Позволил проблеме развиваться. Нет, не так. Где-то в глубине сознания был уверен, что из них двоих Шутка уж точно разберётся в происходящем быстрее. Разберётся — и поступит так, как будет правильно. Найдёт выход. Ведь она знает людей. Понимает других, иной раз лучше, чем они сами понимают себя — в этом он убедился ещё на заре знакомства. Ещё тогда, во время ночного разговора на кухне, когда доверился ей, когда она вывернула ему душу расспросами — и каким-то непостижимым образом расставила всё по своим местам. Когда оказалось, что она была права. Она всё сделала правильно, а он ошибался. Сколько ещё раз она делала всё правильно, сколько раз находила подход к людям, к которым он в жизни бы не подступился? Быть может, твердила внутри робкая, потаённая надежда, быть может, и сейчас она уже поняла, как будет лучше, и стоит ей просто довериться. И, если после случившегося в «Мистериуме» она хочет лишь одного — вернуться к прежним отношениям, значит, так и нужно поступить. Он бы и сам не отказался, чтобы всё вновь стало просто и понятно. Если решает взять дистанцию, не общаться больше наедине — значит, вот так и будет лучше? Это решение кажется спорным, но, быть может, она знает, видит, чувствует что-то, чего он пока не замечает? Пускай будет так. Если решает пропасть на год, а потом вернуться и вести себя так, будто ничего не случилось… Как это понимать? Чтобы теперь всё было, как раньше, несмотря на всё, что было до этого? Шота скрипнул зубами от досады и сжал поручень до боли в пальцах. Нет уж, хватит думать, будто она знает, что делает. Ни к чему переоценивать её способности — может, она и чувствует верно других, но кто сказал, что при этом она понимает себя? Её душа, будь она хоть сто раз эмпатична — такие же потёмки, как любая другая. И давно пора не увиливать, а самому принять свою долю ответственности за происходящее. Раз уж теперь решение проблемы ему очевидно, то ему и выправлять всё, что ещё может пойти не так. Ему выставлять границы и раскладывать всё по полкам. Она хорошая подруга, отличная напарница и наверняка педагог тоже неплохой — об этом ещё предстоит узнать побольше. Вот здесь и нужно провести черту. А если снова начнётся что-то двусмысленное, если их отношения опять начнёт сносить за чётко очерченную грань — он это остановит и вызовет её на откровенный разговор. Да, теперь будет так и только так. В голове немного прояснилось. Прошлое по-прежнему висело в памяти путаным комком, неразберихой эмоций, которую не расплести, с какого конца ни берись, но прямо сейчас это было и не нужно. Пока что можно сосредоточиться на будущем. Совместная тренировка. Новые сильные соперники для его студентов. Обмен опытом — пусть её методы подготовки героев совсем другие, но и у неё есть чему поучиться. И прежде всего — рабочие отношения, а потом уже отвлечённые разговоры. Быть может, они и поговорят о прошлом, если представится возможность, но это точно случится нескоро… В глубине автобуса послышались вопли и возня, и Шота встряхнулся. Ни минуты покоя: стоит только оставить студентов одних без дела, как всё погружается в хаос. Кто там на этот раз отличился — Бакуго, Каминари? Минеда? Почему, спрашивается, нельзя хотя бы до общежития доехать в тишине? Шота размотал шарф и зашагал по салону в сторону нарушителей порядка. Сейчас в голову приходил только один вариант поведения: напугать наказанием, обездвижить до конца поездки и добиться наконец спокойствия. И плевать, насколько это педагогично. Интересно, как Шутка с её любовью к индивидуальному подходу усмиряет своих студентов, когда те переходят все границы? Нужно будет обязательно её об этом расспросить. При встрече.

***

Встретиться удалось лишь под конец месяца. Сразу же после получения лицензий студенты отправились на стажировку, вся организация и беготня с бумажками заняли больше недели. А когда все новоиспечённые герои наконец-то разошлись по агентствам и приступили к практике, Мидория снова вляпался в историю. Нет, мысленно поправил себя Шота, не так. На этот раз иначе. Попал на миссию по спасению заложницы. Ещё точнее — пока не попал, а лишь рвётся участвовать, рьяно и неудержимо. И у него все шансы попасть в этот рейд, как и у ещё трёх его однокурсников. Пусть бы участвовали, это хороший опыт. В любой другой ситуации — пусть бы участвовали. Вот только в этом деле замешана Лига злодеев. Значит, подростков нужно выводить из команды: после всего, что было в Ю-Эс-Джей и летнем лагере, к Лиге их и близко нельзя подпускать. А Мидорию остановить уже не выйдет, это Шота осознавал очень ясно, с раздражающей обречённостью. Только не сейчас, не в этом случае, когда он уже успел привязаться к заложнице и уже один раз её упустил. Его даже обвинить в безрассудстве на этот раз не выйдет: история девочки действительно потрясает жестокостью. Любой взрослый герой корил бы себя за то, что не смог выручить ребёнка, когда был шанс, а что уж говорить про Мидорию с его комплексом спасителя! Теперь он будет рваться на помощь с тем же маниакальным рвением, с каким совсем недавно рвался за похищенным Бакуго. И никаких наказаний не хватит, чтобы его образумить. Значит, нужно идти следом. Встать рядом, если нельзя уберечь иначе. Впервые за два года Шота присоединился к миссии. К миссии худшего рода из возможных: мало того, что с заложником, так ещё и рейд не начать, пока отряды разведчиков не дадут сигнал. Пока не найдут то самое место, где удерживают пленницу, пока не повысят шансы на успех миссии до максимума. До тех пор — только ждать. В этом напряжённом ожидании тянулись дни. Он наблюдал за четвёркой студентов, которых вызвался сопровождать на миссии — и отмечал, как разительно они отличаются теперь от сокурсников. Тревожные, неразговорчивые и совершенно непредсказуемые на занятиях: то собранные до предела, то сверх меры рассеянные. Ясно, что у них на уме. А ведь в таких ситуациях разумнее всего не размышлять о судьбе заложника, не накручивать себя эмоциями — только так в нужный момент выйдет сосредоточиться и сделать свою работу, как надо, ни на что не отвлекаясь. Но как объяснить это впечатлительной Урараке, чуткой Асуи, Киришиме с его неудержимой жаждой справедливости? Никак. Они вежливо кивают, делают вид, что всё поняли — и всё равно ведут себя по-прежнему. А Мидория уже даже не пытается изображать вежливость, а в ответ на замечания лишь сжимает кулаки, смотрит отстранённо — и снова совершает глупейшие ошибки на тренировках, одну за другой. И при виде их нервозности всё сложнее сохранять спокойствие самому. Встреча с Шуткой на этом фоне выглядела совсем уж неуместной, но отменять её Шота не стал. Какой бы сложной ни была первая миссия его студентов, но это — всего лишь один эпизод в их геройской карьере. Он пройдёт, и будут следующие. К этим следующим нужно готовиться уже сейчас. А встреча с Шуткой как раз и есть такая подготовка. И нужно извлечь из этой встречи как можно больше пользы. Он заложил на общение два часа времени — но, подумав, освободил в планах ещё тридцать минут, про запас. С экстравертами всегда лучше быть готовым к неожиданностям. А с Шуткой — ещё и к опозданиям, если ничего не изменилось с прошлых времён. Место для встречи она выбрала сама, и в назначенное время Шота оказался там один. Как и следовало ожидать. В ожидании Шутки он изучал взглядом здание в светлых тонах и большую табличку у двери. Надписи хаотично рассыпались по табличке, слова плясали по полю, и пришлось поднапрячь зрение, чтобы разобраться, что же тут написано. «Чудо-дом. Детский развивающий центр» «Арт-студия. Театральная студия. Студия танца» «Школа робототехники. Музыкальная школа» «Кружок «Юные экологи» «Мастер-классы для групп под заказ» «Ясли-сад полного и неполного дня. Услуга «Няня на час» «Пространства для родителей. Зона ожидания. Коворкинг» Шота дочитал до конца, отбросил незнакомое слово «коворкинг» и сложил всё в цельную картину. Сложно придумать менее подходящее место для деловых встреч. Наверняка по этому адресу есть что-то ещё, Шутка придёт и прояснит ситуацию. А за соседней дверью находится ещё детское кафе. Но не может же она всерьёз назначить встречу там? Или может? Это же Шутка. Он прошёлся вдоль стены, заглянул за угол, но больше заведений в здании не обнаружилось. И теперь это всё больше начинало походить на какой-то розыгрыш, почти как раньше. А почему нет? Про свидание столько раз шутила, про свадьбу тоже, самое время для шуток про семью и детей… За полупрозрачным стеклом первого этажа виднелись яркие столики и мягкие игрушки. На одном из столиков возвышался именинный торт со свечками. Детские голоса нестройно распевали «Happy birthday». И слышать эти счастливые голоса сейчас почему-то было особенно тяжело. Они будто взламывали сознание, и так потрёпанное вечным недосыпом, и впускали туда непрошенные, ненужные мысли. Нельзя думать о судьбе заложника до начала миссии. Нельзя думать о… — Стёрка, привет! А я почти не опоздала! Как обычно, выскочила из ниоткуда, будто чертёнок из табакерки. В геройском костюме, только без перчаток, с широчайшей улыбкой на лице. Руками размахивает так восторженно, что прохожие оборачиваются. Шота предусмотрительно отступил на пару шагов в сторону. — Видел уже, где общаться будем? — она радостно ткнула пальцем в направлении здания. — Спорю на что угодно, ты в таких местах ещё не бывал. А у них не бывало таких посетителей, как ты! — Каких таких? — настороженно уточнил Шота. — И как ты вообще представляешь себе серьёзный разговор… здесь? — Каких таких — мрачных и суровых! Будешь немного выделяться на общем фоне, но ничего! Если до этой фразы происходящему ещё выходило придумать какое-то объяснение, то теперь не хотелось и пытаться. Чувствуя, как раздражение нарастает, Шота вдохнул поглубже. Не возмущаться. Если возмутиться, она отшутится. Только говорить, спокойно, чётко и доступно, и прояснить всё прежде, чем встреча начнётся. Все другие варианты — путь в тупик. Даже если со стороны это будет выглядеть как разговор с пятилеткой. — Не уходи от ответа, — проговорил он как можно спокойнее. — Прежде всего, я хочу убедиться, что ты не планируешь очередной розыгрыш. Про свидание или про что-нибудь ещё в этом роде. Это место совершенно не подходит для деловых встреч, поэтому я спрошу ещё раз: почему именно здесь? Что-то из сказанного явно попало в цель. Сбило её с толку. Её улыбка угасла, медленно, недоумённо, и Шутка затихла на полминуты, будто силясь найти слова для ответа. — Стёрка, — спросила она наконец задумчиво. — Стёрка, ты правда думаешь, что романтические шутки до сих пор уместны? — Я вообще никогда не считал их уместными, — ответил Шота, чувствуя внезапную решимость, будто наконец-то ступил на твёрдую почву после прогулки по зыбучим пескам. — Ты почему-то считала иначе. Не могу понять, как ты считаешь сейчас. Проясни. Она покачала головой, отвела взгляд, и выражение её лица почему-то напомнило Шоте Каяму — в те моменты, когда Каяма сетовала, что студенты не отличают символизм от абстракционизма, и вообще не понимают элементарных вещей. — Нет, встреча здесь — это не розыгрыш, — заговорила Шутка, медленно и с расстановкой, будто перенимая его собственный тон. — Прошли те времена. Знаешь, Стёрка, давай договоримся так. Я больше не буду шутить про тебя и над тобой. Вообще. Ну, раз уж тебя так задевают неудачные шутки, что ты потом не замечаешь удачных, то обойдёмся вовсе без них. Идёт? — Было бы неплохо, — примирительно ответил Шота. — Но посмотрим, как надолго тебя хватит. — Вот и отлично, — она улыбнулась, и в её голосе снова проступила дурашливая смешинка. — Но, но, надеюсь, ты не против, если я буду шутить над всем остальным! Потому что за твоей спиной написано «Театральная няня и экологи под заказ для чудо-родителей неполного дня», и я не знаю, как это можно игнорировать. — Ну что ты начинаешь, там написано… Шота бросил взгляд на табличку — и невольно прочёл последовательно самые яркие, самые вычурные слова. Стоило на них сфокусироваться, и вся остальная часть надписи словно поблекла, подчеркнув лишь самое заметное: театральная няня… и экологи… под заказ… Что за чёрт? … для чудо-родителей… неполного дня… — Увидел, да? — вкрадчиво уточнила Шутка. — Я вот тоже как впервые увидела, так и развидеть больше не могу. — Я бы уволил такого дизайнера, — Шота старательно проморгался, но надпись уже не становилась прежней, будто сознание сделало свой выбор и теперь не желало воспринимать реальность иначе. — А разве есть такое слово «развидеть»? — Есть, специально для таких случаев придумали. — Ладно, — он встряхнул головой и отвёл взгляд от надписи. — Так куда мы идём? Только не говори, что ты правда выбрала для встречи детское кафе. — О-о, рабочая встреча в детском кафе! — возрадовалась Шутка. Похоже, эта мысль ей и в голову не приходила. — С тобой! Представляю, как волшебно ты бы смотрелся посреди… Она осеклась, охнула. Прикрыла лицо ладонью и затрясла головой, словно не давая только что придуманной шутке вырваться на волю. — Я неисправима, да? — виновато прозвучало из-под ладони. — Всё, прости. Нет, в кафе мы не пойдём, хотя вообще-то там неплохо. Мы пойдём в местный коворкинг. — Что такое коворкинг? — Пошли, — она ухватилась за ручку и потянула дверь на себя. — Я покажу.

***

— Как ты уже понял, здесь куча всяких детских штук! — звенел голос Шутки, отражаясь от светлых стен и высоких окон. — Но ты не переживай, наверху есть пара мест и для взрослых. Устрою тебе небольшую экскурсию, ну в смысле — на лифте не поедем, пошли по лестнице. По дороге всё расскажу! Значит, вот тут у нас ясли… Первый этаж занимал детский сад, второй — театральная и танцевальная студии, третий — музыкальная школа. В глазах зарябило от пёстрых узоров и плакатов на стенах, от яркой мебели, от пляски солнечных пятен на стекле дверей. Детский смех и топот маленьких ног мешались с визгом скрипки, с фальшивыми аккордами фортепиано, с отзвуками голосов, с трелями классической музыки, и всё вместе это немного напоминало Юэй во время большой перемены — безумная, сюрреалистичная версия Юэй, разве что бегающих по лестницам студентов недостаёт. Но вслед за этой мыслью тут же явилась другая, непрошеная — о том, что дети за всеми этими дверьми вообще-то намного младше его студентов, наверняка почти одного возраста с… Не думать о судьбе заложника до начала миссии. Всё это время Шутка что-то увлечённо рассказывала, но слушать становилось всё трудней: сознание отсекало её голос вместе с прочими раздражителями, словно выставляло защитный барьер. Вокруг было слишком ярко, слишком шумно, слишком светло, и без крайней необходимости впускать в себя весь этот хаос не хотелось. Это странно, в Юэй он с такой нагрузкой справлялся без проблем. Возможно, дело в том, что в Юэй не висят на стенах картины, нарисованные нетвёрдой детской рукой. И не витают отголоски пронзительного плача — далёкие, приглушённые перекрытием этажей. Конечно, это просто дети в яслях не поделили игрушку, или кто-то из них не желает есть завтрак. Но сейчас и от этих едва слышных звуков хочется отгородиться непроницаемой стеной. Не думать. Не думать. Нельзя. А вот на верхних этажах стало получше. Здесь наконец-то всё затихло, и на смену красочным стенам пришли однотонные. Свет померк, высокие окна остались позади: Шутка свернула с лестницы в один из коридоров. И вслушиваться в её слова стало намного проще. — Дети, как ты понимаешь, обычно приходят на занятия с родителями! И родителям нужно куда-то деться, пока ребёнок занимается. Для этого здесь есть зона ожидания и отдыха. А для тех, кто не хочет терять время в ожидании, сделали место, где можно удалённо поработать. И очень популярное место получилось, я тебе скажу! Там сначала только пару столов под ноутбуки поставили, но потом увидели, что спрос есть, и целое помещение обустроили. Теперь туда кто на час приходит, а кто и на полный день, а ребёнка сюда же, в сад. Не так-то много в городе мест, где можно работать, оставаясь рядом с детьми! Хотя, мне кажется, сюда уже и без детей некоторые приходят, как в любой другой коворкинг… Да, теперь в выборе места для встречи начинал прослеживаться смысл, хоть и вопросы всё ещё оставались. — В любой другой, то есть их много, что ли? — Шутишь? Конечно! Где, по-твоему, тусят все фрилансеры, которым надоело работать дома, и все начинающие бизнесмены, которые не хотят офис арендовать? Но! Только в этом коворкинге у меня накоплено… э… не помню, сколько часов бесплатного времени, по местной программе лояльности. Так что мы идём их тратить! И она уверенно оттолкнула в сторону очередную дверь, на этот раз непрозрачную и без ярких вставок. Помещение за дверью выглядело так, будто кто-то решил скрестить кафе с офисом, и прежде всего озаботился тем, чтобы всем посетителям было удобно сидеть. Длинные столы с офисными стульями, на столешницах — миниатюрные перегородки, разделяющие пространство на сектора для работы. Высокие столы, похожие на барные стойки, с такими же высокими сиденьями рядом, а ближе к окнам — пара мягких диванов и, кажется, даже кресла-мешки. Весь интерьер в оттенках серого, лишь кое-где вкрапления жёлтого некрашеного дерева да ярко-зелёные листья растений в горшках. Свет из высоких окон приглушён светофильтрами, люминесцентные лампы вдоль потолка будто подпитывали его, равномерно распространяли по помещению. И люди, везде люди — женщины, реже мужчины, с ноутбуками и бумагами в руках — они сидели поодаль друг от друга, будто уважительно держали дистанцию с соседями. Пара лёгких ширм делила коворкинг на сектора, но и за ширмами, сколько хватало взгляда, было то же самое: столы, стулья, диванчики у окна, ровный свет и молчаливые, сосредоточенные на работе люди. Тишину нарушало только жужжание принтера, шелест кулеров в ноутбуках, да изредка — негромкие голоса. Как будто из коридоров Юэй он вошёл в учительскую. Вот только даже в учительской никогда не бывало так умиротворяюще тихо. Так бывает разве что в общежитии по ночам, когда и студенты, и преподаватели уже десятый сон видят — и вот тогда-то бумажная работа идёт лучше всего… И стойка регистрации у входа. Молодой флегматичный администратор отложил в сторону книгу при их появлении. Пара минут ушла на согласование условий работы, Шота предоставил всё общение Шутке, и с удивлением отметил, что её голос вдруг зазвучал мягче и тише, чем на лестнице, ничуть не нарушая мирное спокойствие коворкинга: — Стёрка, нам стол с ноутбуком или без? У тебя, я вижу, планшет свой? У меня тоже. Тогда без. Ты выбери пока, где сидеть будем. И почитай вот, что тут есть, может, будут вопросы… Шота перевёл взгляд на табличку на столе. Почасовая оплата, в стоимость входят доступ к вай-фаю, пользование оргтехникой и канцелярскими товарами, пользование звуконепроницаемой ячейкой для звонков и онлайн-конференций, пользование электрочайником, пакетированные напитки… Ровные, аккуратные строчки текста: явно работал не тот же дизайнер, что оформлял надписи у входа. И лишь в самом конце, нарушая строгий стиль таблички, красовалась надпись красным маркером, от руки: «Пожалуйста, сообщите администратору, если вас беспокоит кот» — Какой кот? — уточнил Шота, и Шутка, прервав разговор, тоже заинтересованно уставилась на табличку. — Ух ты, вы завели кота? — Кружок юных экологов завёл кота, — сдержанно поправил её администратор. — Они там, дальше по коридору. Но ему там скучно, или шумно, или ещё что, так что он убегает к нам, когда дверь открыта. Не всегда успеваем заметить. Отнеситесь с пониманием, пожалуйста. Мы приносим извинения за неудобства. В ожидании Шутки Шота выбрал место в углу у окна, достал планшет и подключился к сети. Им окончательно овладел рабочий настрой. Если сейчас не отвлекаться на лишние разговоры, то они согласуют всё за час-полтора, и тогда он ещё успеет в академию до обеда. Там ждёт незаконченный учебный план на ноябрь, а ещё непроверенные контрольные по теоретической героике. Дел непочатый край. — Шесть с половиной часов на карте накопилось! — сообщила Шутка, приземляясь на стул напротив. — По три с лишним на каждого из нас. Что скажешь, уложимся? — Ещё и останется. У меня времени до одиннадцати, максимум до половины двенадцатого. — О-о, ну тогда приступаем! Ты бы снял шарф, а? Он же тяжеленный, зачем он тебе сейчас? — Пока я на работе, он не мешает. — Как скажешь, — она развела руками и окончательно сменила тон с бодро-дурашливого на деловой. — Итак. Мой курс опережает твой на год, если идти по стандартной программе. Но я видела, как твои студенты применяют специальные приёмы, так что от стандартной программы вы явно отклонились. Хотелось бы видеть полный список того, что вы успели пройти. Сравним с тем, что прошли мои, выберем что-нибудь из непройденных тем и дадим им для общей отработки. — Согласен. Шутка с готовностью развернула к нему планшет, открыла нужный файл. Шота приготовился было сделать то же самое, но вдруг кое-что вспомнил и остановился. — Внутренняя документация Юэй, — предупредил он. — Данные не для посторонних. Я должен взять с тебя обязательство не разглашать то, что ты узнаешь о внутренних делах академии во время этой встречи. — Ой, ну в уставе Кецубуцу такое тоже есть, — скривилась Шутка. — Но это пустая формальность, на неё все обычно закрывают глаза, а у вас прям так строго за этим следят? Ладно, давай, чего там подписать надо? — Ничего. Устного подтверждения будет достаточно. — А, так у вас это тоже формальность, — в её глазах заплясали лукавые искры, предвещая рождение новой шутки. — Это просто ты проседаешь под грузом собственной педантичности… Кхм, всё. Прости. Я обязуюсь не разглашать третьим лицам информацию, полученную в ходе этой встречи, и сохранить в секрете любые непубличные данные об академии Юэй, полученные в ходе этой встречи. Я обязуюсь использовать полученные данные лишь для организации совместного мероприятия академии Юэй и академии Кецубуцу. Так устроит? Выдала всю эту тираду, как с листа прочитала. Без сарказма, без малейшей издёвки в голосе. Шота недоверчиво нахмурился. Поверить в Шутку, которая не шутит в ответ на любую его фразу, всё ещё было сложно, но факт оставался фактом: не шутит. — Устроит, — кивнул он. — Я тоже обязуюсь сохранить в секрете любые непубличные данные об академии Кецубуцу, полученные в ходе этой встречи. Они обменялись планшетами, и следующие несколько минут тишину нарушали только изумлённые восклики Шутки — сперва еле слышные, про себя, а потом всё более явные. Наконец, она оторвалась от экрана и возмущённо выдохнула: — Тут годовой объём задач пройден за четыре месяца! Да ещё и сверх этого… Поверить не могу, что ты дал им усиленные тренировки причуд во втором триместре, это же материал второго курса! Как… — она запнулась и опустила планшет на стол. В голосе проступили нотки тревоги: — Как они вообще это выдерживают? Они у тебя сознание не теряют на тренировках? — Ни разу не видел, — отрезал Шота. — А если бы и видел, это не повод останавливаться. Но Шутка не унималась: — Ради чего ты их мучаешь? Чётко же прописано в программе, сначала физическая подготовка, не затрагивающая сверхсилы, а потом уже работа с усилением причуд. Это сделано не просто так, а с учётом возрастного развития, чтобы их не перенапрягать! Дались ей эти тренировки! Программа составлена бестолково, а все вокруг будто сговорились этого не замечать, вот и Шутка туда же. Опасное, глупое заблуждение. И ещё, если она потакает всем слабостям своих студентов, чтобы не испортить с ними отношения — или как там ещё устроен её «индивидуальный подход?» — то это не значит, что так поступать правильно. — Эта «программа» оторвана от реальности, — проговорил Шота медленно и твёрдо. — Раньше стажировки начинались на втором курсе, теперь — на первом. Настоящие злодеи не будут уточнять, готовы с ними драться в полную силу или нет. Студенты просто должны быть готовы. Неважно, какой ценой. — Но когда они всё это успевают? — снова завела своё Шутка. — Если уж на то пошло, когда ты всё это успеваешь? Тут каждая тренировка идёт с пометкой «проверено классным руководителем». Это как вообще возможно? — Есть отчётность. Все тренировки записываются на видео. Достаточно просмотреть нужное, сделать выводы и дать рекомендации для будущих занятий. — Стёрка, но как? Я едва успеваю просматривать обычные отчёты о тренировках, а ведь мой класс в два раза меньше. Где ты время берёшь? — Сплю меньше. Шутка недовольно покачала головой, но больше ни о чём спрашивать не стала. Вот и хорошо. Как он распоряжается свободным временем — его личное дело. И, чем меньше этого времени займёт сейчас встреча, тем лучше. — Ладно, с общей подготовкой понятно — постановила Шутка и смахнула в сторону страницу на экране. — Посмотрим, что по практической героике. Вот это уже лучше. Ближе к делу. — «Штурм/защита зданий группой от десяти человек», — Шота ткнул в пустую строчку, выделявшуюся на фоне других, заполненных. — Почему до сих пор не прошли? — Комиссия по общественной безопасности никак не может выделить помещение. Видимо, отлично понимают, что после такой тренировки оно пойдёт под снос. — Тогда этот пункт и берём. В Юэй есть адаптивные площадки, Цементосс и Эктоплазм выстроят нам любую локацию за пару часов. — Ты предлагаешь нам тренировку в Юэй? — Шутка вскочила из-за стола, глаза её загорелись. — Серьёзно? А-а-а, вот это подарок, Рождество пришло рано! На шум недоумённо оглянулись другие посетители коворкинга и администратор, но Шутка этого даже не заметила. Усевшись снова на место, она принялась говорить так возбуждённо-быстро, что Шота и слова не смог вставить: — Значит так, группы делать надо смешанные, и на штурм, и на защиту. Объединять твоих с моими, как раз будет по десять-пятнадцать человек в группе. Пусть учатся подстраиваться под незнакомые причуды союзников, на настоящих миссиях такое сплошь и рядом. И здания, здания нужны разные! Нужно делать три, четыре тура тренировки, несколько заходов! С нежилыми зданиями, с общественными пространствами, с техникой, без техники, с заложниками, без заложников. Сколько времени нужно на постройку одного здания? Может, нам на несколько дней тренировки растянуть? И, раз уж у тебя коллеги могут строить полноценные локации, может, подтянем и полноценный интерьер? Массовку пригласим, чтоб студенты учились защищать настоящих людей? — Стой. Шота предупреждающе поднял ладонь, не очень-то надеясь, что это повлияет на увлечённую Шутку — но, к его удивлению, она и правда остановилась. Он поспешил воспользоваться этой паузой. — Смешанные группы — согласен. Разные здания — согласен, но без перегибов. Не уложимся в один тур — тоже верно. Можно заложить два дня, разместим вас где-нибудь на ночёвку. Остальное лишнее. При всём желании мы не сможем выстроить для них настоящий торговый центр или школу. Обозначим условно зоны, где находятся гражданские. Назначим штрафы за самые непродуманные и опасные решения, особенно за те, что могут привести к лишним жертвам. — Верно, — кивнула Шутка. — Пропишем правила и наказания в случае их нарушения. Дай-ка, я это себе отмечу… Она притянула поближе планшет, пальцы забегали по экрану. Шота наблюдал, прокручивая в голове последнюю фразу — что-то в ней цепляло, что-то не укладывалось в его ожидания. Точно. Выбивается слово «наказания». — Так ты наказываешь студентов? — уточнил он. — А как же твой индивидуальный подход, гибкость и подстройка под каждого? Со всеми дружить, никого не обижать и всё такое? Она оторвалась от планшета. А потом, подумав, и вовсе отодвинула его в сторону, будто ответ был слишком важен, чтобы отвлекаться на экран. — Знаешь, на заре учительства мне казалось, что только так и будет правильно, — вдумчиво проговорила она. — А сейчас понимаю, что это было довольно наивно. Учитель может быть другом, но прежде всего должен быть учителем. Делать непопулярные вещи, которых не сделает никто, кроме нас. Указывать на ошибки, критиковать, проявлять твёрдость. Настаивать, несмотря на недовольство, не потакать прихотям. Можно сказать, я поняла, из чего исходишь ты, когда учишь их так, как учишь. Что-то изменилось на этих словах. И, когда Шутка заговорила снова, голос её вдруг утратил мягкость и зазвенел возмущением: — Только это не значит, что я одобряю твои методы! Знаешь, раз уж мы про это заговорили, твои отчисления — это бесчеловечно. Только подумай, сколько блестящих карьер ты загубил таким подходом? Риторический вопрос, а вот недовольство за ним явно искреннее. Шота задумчиво потёр затылок. Раз для неё это так важно, быть может, стоит рассказать? Быть может, давно уже стоило? — Ни одной. Шутка осеклась на полуслове и пытливо взглянула ему в глаза: — Поясни? — Утром приказ об отчислении. Днём все эмоции. Вечером приказ о повторном зачислении и отметка в личное дело. В настоящей героике уже не выйдет повторить всё сначала, если ты совершил непоправимую ошибку. А на учёбе это ещё возможно. Пусть один раз прочувствуют, как быстро всё может закончиться, и запомнят это на всю жизнь. Непередаваемая смесь эмоций проступила на её лице — Шота и половины не смог распознать. Но вот в слова ни одно из чувств не вылилось: Шутка дала ему договорить, и лишь потом неуверенно выдавила: — Серьёзно? — Ну да. — Ну у вас и методы, — она покачала головой и улыбнулась, сперва нервно и недоверчиво, но потом теплее. — Ладно, хотя бы понятно, почему вы об этом не рассказываете. Я бы тоже не хотела, чтобы про блеф такого уровня знали все подряд — кто бы вообще тогда поверил в твои угрозы? Но всё же… ты рассказал мне? — В начале этой встречи ты обязалась не разглашать услышанное. Вот и соблюдай это обязательство. — Только из-за этого? Нет, не только. Что она там говорила, во время экзамена? «Никогда не сойдёмся на взглядах на учительство?» «Лучше об этом вообще не говорить, чтобы не разругаться?» Почему она вообще решила, что их взгляды так уж различны? А что, если он сам подкинул ей эту идею? Опять какие-то сложности из-за недомолвок, как будто до этого их мало было. И при мысли об этом Шота поспешил добавить, будто финальную точку поставил: — И ещё, ты не тот человек, от которого в принципе стоило бы это скрывать. С самого начала. Знакомый огонёк промелькнул в её взгляде: так она смотрит, когда готова вот-вот пошутить. Но шутка угасла, не успев облечься в слова, и вместо неё прозвучал вопрос: — Так за что же ты их наказываешь своим самым суровым наказанием? О, а вот это несложно. Желание выгнать и дать понять, что второго раза может не быть, всегда возникает в одной и той же ситуации. — За безрассудство. За легкомысленность. Каждый из них рано или поздно начинает вести себя так, будто бессмертен и неуязвим. Каждый из них должен так или иначе осознать, что это недопустимо. Что это билет в один конец. — Каждый из них немного Ширакумо. Шота вздрогнул. Это был даже не вопрос, а утверждение, притом сказанное с такой спокойной уверенностью, что становилось не по себе. При чём тут вообще Ширакумо? Фраза казалась абсурдной, совершенно неуместной, но прошла секунда, другая — и это чувство прошло. Как будто слова Шутки вскрыли какую-то неочевидную, но логичную связь. Какую именно — это ещё предстояло обдумать, но не сейчас. Явно не сейчас. — Никто из них не должен стать Ширакумо, — сухо подытожил Шота и снова уставился в планшет. Шутка промолчала, но он чувствовал её взгляд — спокойный, выжидающий. Знакомый взгляд — приглашение к разговору. Вот только принимать это приглашение не хотелось. Не сейчас. Не здесь. Она выждала, потом отодвинула стул и неспешно поднялась. Сладко зевнула, потянулась всем телом и заговорила — уже без тени серьёзности: — Ух, спина затекла! Знаешь, мне кажется, всё основное мы уже обсудили. Как насчёт пересесть вон туда, где поудобнее, и детали обговорить там? Она сделала пару шагов к дивану у окна. Обернулась, убеждаясь, что Шота идёт следом, и добавила: — И ещё… Может, ты всё-таки снимешь шарф?

***

Пластиковая вешалка чуть прогнулась под весом шарфа, по плечам пробежал холодок — в академии такой обычно возвещал о конце рабочего дня. Шота поправил сползающие петли и зашагал к окну, где уже обосновалась на диванчике Шутка. Рядом с ней виднелось что-то круглое и выпуклое, почти сливающееся по цвету с серой обивкой — не то подушка, не то какая-то забытая вещь. Но вдруг Шутка провела по подушке рукой — и над серым валиком выросла пара острых ушей, высунулась когтистая лапа и полосатый хвост. Послышалось тихое мурлыканье. — Стёрка, смотри! Я нашла кота! Кот приоткрыл глаза, потянулся — и снова задремал. Длинные шерстинки на ушах и хвосте чуть подрагивали от движения воздуха вокруг. — Надо сказать администратору. — Если он нас беспокоит! Тебя беспокоит? Меня нет! Кстати, можешь его на руки взять, тогда мы ему и других беспокоить не дадим. Неплохая идея. Шота перетянул комок пушистой шерсти на колени, кот недовольно дёрнул лапами, поднялся, пару раз переступил, устраиваясь поудобнее, и свернулся клубком. Рука сама потянулась почесать его за ухом, и ответом на это стало мерное громкое урчание. — Свою кошку так и не завёл? — поинтересовалась Шутка. Она так и не подсела ближе, и теперь на том месте, где прежде лежал кот, между ними образовалось значительное пустое пространство. — Нет. В общежитии запрещено заводить животных. — А-а-а, точно, вас же расселили по общагам после того случая с нападением Лиги! Чтоб далеко из защищённой зоны не выпускать. Как студенты, адаптируются? — Мы тренировку обсуждаем, — напомнил Шота. — Не отвлекайся. — Точно, точно. Так вот, насчёт зданий. Я считаю, что нам обязательно нужна школа и подземный паркинг… Некоторое время говорили про типы локаций для тренировки, потом про подходящие даты, но сосредоточиться на нужных мыслях становилось всё сложнее. По плечам, лишённым тяжести шарфа, разливалась приятная усталость. Шота осторожно сдвинулся, чтоб не потревожить кота, и уселся поудобнее, опираясь головой о мягкую спинку дивана. Да, в учительской ни за что не устроиться с таким комфортом… Потом разговор как-то незаметно свернул к обсуждению студентов — Шота и сам не вполне отследил, когда это произошло. Вроде бы только что проговаривали возможные комбинации причуд в командах, но вот уже Шутка в красках рассказывает о том, как кто-то из её студентов чуть было не разнёс столовую в борьбе с сокурсником за последнее пирожное. И, вместо того, чтоб остановить её, он вдруг принялся рассказывать о той дурацкой драке, которую устроили Мидория с Бакуго на следующий же вечер после получения лицензий. Как не рассказать о наболевшем, если можно спросить совета? — Как ты наказывала своих? За драку в столовой. — Отправила обоих на кухню, готовить пирожные на всю академию! Теперь на курсе два настоящих кондитера. А ты? — Отстранил от занятий и отправил делать уборку в общежитиях. Четыре дня зачинщику драки, три — второму. — Чёрт, справедливо. Увеличить наказание зачинщику я как-то не догадалась… За окном солнечные пятна сновали по стенам высоток, на асфальте понемногу укорачивались тени. Машины скользили по проспекту сплошным потоком, но звуки почти не слышались, будто стёкла окон отсекали всю суету, всё лишнее, оставляя лишь вид большого города да неяркий осенний свет. Шота рассказал Шутке про общежития, она ответила парой историй про студентов на экзаменах. Её класс оказался таким же непредсказуемым и неуправляемым, как его собственный, разве что Лиге злодеев нет до Кецубуцу никакого дела, а то вообще было бы не отличить. Или это все подростки так устроены, кого ни возьми, и с этим остаётся только смириться? Шота склонялся ко второму варианту, о чём и сообщил Шутке. Ответом стал заливистый смех, согласие — и новая история. Рассказывала она занятно, превращая каждый случай в отдельный сюжет с интригами и внезапными поворотами, задавая вопросы, после которых почему-то хотелось и самому рассказать о студентах. Хотя бы пару слов. —… когда Котаро к нам перевели, он никого из одноклассников не стал предупреждать, что у него причуда мимикрии, и на первом же уроке его записали в отсутствующие, потому что он сел у стены и мимикрировал под обои. А в середине урока вдруг задал вопрос и руку поднял, то-то все повскакивали от неожиданности! — У меня на курсе есть невидимка. Но её всегда отлично слышно, в отсутствующие ни за что не запишешь. — Как она прошла вступительный экзамен? Вашим роботам же плевать на невидимость. — Не спрашивай. Я этого не видел. Кот согревал колени живым теплом и довольно мурлыкал, откликаясь на поглаживания. Ход времени вовсе перестал ощущаться, минуты словно тонули в этом мягком свете, в звуках голосов, растворялись в подзабытом чувстве покоя и неспешности. Это напоминало их посиделки на четверых, которые когда-то устраивала Шутка: дружеские беседы обо всём сразу и ни о чём, в которых можно было просто молчать, и всё равно ощущать общность. Неуловимое, тонкое единство с теми, кто сидит рядом. Да, сейчас было похоже, только… лучше. —… а в другой раз к нам приехала комиссия с проверкой, узнали в последний момент, — излагала между тем Шутка. — Я как раз выбила для своего класса разрешение провести пижамную вечеринку вместо классного часа, и тут комиссия — и пошли ведь, как назло, прямо к нам! Отличная история. В следующий раз обязательно расскажу. — Почему не сейчас? — удивился Шота. — Их вечные проверки и нам уже поперёк горла стоят. Я бы послушал про твой опыт. Он вроде бы ничего особенного не спросил, но почему она так странно смотрит? Будто не верит услышанному. — Потому что тебе пора, Стёрка. Половина двенадцатого. Я думала, ты сам давно заметил. Заметил? Шота вытащил телефон и недоверчиво уставился на цифры на экране. Этого не может быть. Время не может проходить настолько быстро. Слишком быстро. — У меня есть ещё тридцать минут, — вдруг вспомнил он с облегчением. — До двенадцати можем остаться. Рассказывай. — О, вот это другое дело, что ж ты сразу не сказал? Значит, весь класс в пижамах, я в кигуруми, ну в том, с динозавром, кругом подушки и одеяла, и тут стук в дверь… Как и следовало ожидать, проверку они прошли: порой Шота вообще мог поклясться, что Шутка рождена для того, чтобы создавать неловкие социальные ситуации и с блеском из них выкручиваться. Эту историю она закончила на удивление быстро, и он уже приготовился было рассказать в ответ свою, но Шутка жестом остановила его и вскочила с места: — Раз уж мы пока что остаёмся, заварю нам чаю! Только разберусь, где здесь его заваривают… — Ты не ориентируешься? Я думал, ты здесь часто бываешь. — В детском центре, но не в коворкинге, — Шутка неловко развела руками. — Вообще-то здесь мне… не очень. Всё какое-то тусклое и тихо, как в гробу. Тяжело находиться. Но я подумала, что тебе здесь будет в самый раз. Ну и ну. Да, он и правда готов назвать это место одним из лучших, какие вообще можно придумать для встречи, но не может же быть, чтобы она видела всё настолько иначе? Или может? К тому же, это вскрывает ещё одну логическую нестыковку. — А откуда же взялись бонусы по программе лояльности? — «Приведи друзей — получи бонус»! Ты не представляешь, сколько работающих мам я сюда отправила. А, ещё за мастер-классы накопилось, на которых я была за компанию с детьми. О-очень познавательно, столько всего делать научилась! Тебе случайно не нужен авторский ежедневник с отделкой из сухих листьев и шишек? Я по ним уже специалистка! Будешь звездой учительской! Какие ещё листья? В любой другой день он посчитал бы это издёвкой, но сейчас что-то в её тоне, во взгляде подсказывало, что она не издевается. Она правда считает это хорошей идеей. Она хоть сама-то представляет, каково работать с ежедневником, из которого торчат шишки? — Нет, спасибо. — Ладно! Не вставай, кота спугнёшь! Тебе заварить что-нибудь? Она убежала куда-то в сторону, за ближайшую ширму, а Шота запустил ладонь в кошачью шерсть и задумался. «Всё тусклое и тихо, как в гробу», надо же. Нет, он знал, что её восприятие мира сильно отличается от его собственного, но как-то не придавал этому прежде значения. Просто вписал это в число её многочисленных недостатков, которые нужны для баланса не менее многочисленных достоинств, и смирился. Но это не недостаток. Это особенность. — А где бы ты сама предпочла встретиться, если не здесь? — спросил он, когда Шутка снова уселась рядом и протянула ему горячий стаканчик. Ответа не пришлось ждать долго. — Ты вот сказал про деловую встречу в детском кафе, так я теперь не могу перестать об этом думать. Там сейчас день рождения, но есть же второй зал… У них така-ая позитивная музыка! Можно попросить, и они поставят плейлист с опенингами из сериалов, как в детстве! Кофе нет, правда, но отличный горячий шоколад и чашки-мультяшки. Если бы я собралась на встречу с самой собой, мы бы точно сидели в этом кафе! Или в каком-нибудь центре развлечений для детей, тоже неплохо! Мда, можно только догадываться, с какого скандала он начал бы встречу, если бы Шутка решила провести её в соответствии со своими вкусами. — Спасибо. — За что? — За то, что мы встретились там, где встретились. — Ну, мне же от тебя был нужен конструктивный диалог, а не сердечный приступ, — хмыкнула она и улыбнулась. — Ладно, а давай расскажи про миссии! Спорю на что угодно, ради студентов ты мог пожертвовать сном или свободным временем, но только не миссиями! — В миссиях я перестал участвовать два года назад. Неудобно всё время выпадать из учебного процесса. — Как так? — помрачнела Шутка. — Не может быть, ты же этим жил! Просто взял и бросил? Это как-то… грустно. Осознанное логичное решение, какие тут поводы для грусти? Но она и правда выглядит какой-то расстроенной — ох уж эта привычка переживать о других больше, чем они сами о себе переживают. Может быть, её приободрит, если сказать… — Будет миссия у студентов. Я их сопровождаю. Ждём разведданных, скоро должны начать. — Во, во, я знала, что ты найдёшь, как разумно всё совместить! — немедленно повеселела Шутка. — Здорово! А что за миссия? Шота заколебался. На секунду захотелось рассказать ей обо всём, наплевав на секретность и правила. Про мафиозный клан и его маньяка-лидера, про шестилетнюю заложницу, причуду которой превратили в оружие. Про то, что отряд возглавляет Сэр Найтай, её давний знакомый. Про гнетущее ожидание перед миссией, про студентов, которые сами не свои — как их поддержать? Но привычная рациональность уже брала верх, уже теснила секундную слабость — и единственным, что сказал Шота, оказалось: — Подписка о неразглашении. — Ну, кто бы сомневался, — вздохнула Шутка. — Что студенты? Нервничают? Нет ничего хуже ожидания! — Это точно. — Хорошо всё будет, ясно? — упрямо сказала она и обернулась, чтобы поймать его взгляд. — Не может быть иначе. Как только всё начнётся, нервы отпустят, и вы сделаете всё наилучшим образом. Потому что ты профи, а они у тебя учились. Всё выйдет! — Давай лучше про свои миссии, — вздохнул Шота. — Есть что рассказать? — А то! Дальше она говорила одна. Шота слушал — и чувствовал, как идут минуты, как медленно, неумолимо приближается полдень. Уходить по-прежнему не хотелось, но и тянуть дальше было некуда. Времени слишком мало. В полдень Шутка аккуратно сняла с его коленей кота, чтобы отнести к администратору. И ахнула: — Стёрка, гляди! Он что, линяет? — Не линяет, — обречённо ответил Шота, глядя на испещрённую шерстинками ткань костюма. — Просто длинношёрстный, от них ворс на одежде сильней заметен. — И что делать? — Ничего. Сейчас счищу как-нибудь. К возвращению Шутки он успел избавиться от половины шерстинок и смириться с оставшимися. Вечером можно будет постирать или ещё что-нибудь. Шутку, однако, такое положение дел не устроило: — У тебя на рукавах и на плече ещё, сейчас ещё и на шарфе будет, — она вытянула откуда-то пакет влажных салфеток и достала одну. — Ого, ещё и на спине. Я уберу, можно? — Ну давай. Её ладонь осторожно коснулась спины, сместилась в сторону, к вороту — ближе, ближе… По плечу, по предплечью, до самой ладони, до края шероховатой ткани рукава. Странно знакомое движение, от которого по телу будто разряд пробежал, а свет вокруг померк. На секунду показалось: сейчас обернись — и увидишь обнажённую шею и плечи, фарфорово-бледные в темноте ночи, и длинные серьги на грани между белизной и мраком, и блики городских огней в зелёных глазах… — Стёрка, ты в норме? — Да, — ответил он хрипло, отгоняя видение. — Да. Показалось. — Точно в норме? Ты так дёрнулся… Ты сейчас на метро? Пошли, нам до станции по пути! За дверью детский центр напомнил о себе какофонией звуков и ярким светом из окон. Но эти голоса, эти вспышки света за два часа и тридцать минут как будто утратили свою разрушительную силу. Тревога и тягостная неизвестность отступили, оставляя лишь спокойную, насыщенную уверенность. Необъяснимое чувство, что совсем скоро всё разрешится, и обязательно к лучшему. Девочка дождётся спасения. Когда время придёт, они сделают всё, что от них зависит. Всё выйдет. Шота развернулся и заспешил вдогонку за Шуткой по светлому шумному коридору.

***

Телефон зазвонил в супермаркете, когда Эми пробиралась с корзинкой между рядов с йогуртами и сухими завтраками. Она приняла звонок — и уже не отпускала телефон до самого дома. Ни на кассе, ни на улице, ни в тёмной прихожей квартиры. Звонила Карин, а разговоры с Карин были слишком значимы, чтобы их откладывать. — Ничего я не занята! — возмущалась Эми, пытаясь одной рукой одновременно включить свет, поймать разлетающийся пакет с продуктами и затолкать в карман ключи. — Не смей класть трубку, я сто лет тебя не слышала! Давай про наших расскажи, как там Полимер? Вернулся из своей экспедиции? — Его сейчас уговаривают продлить контракт, чтобы ещё поработать над очисткой океана от пластика, — звенел в трубке негромкий, родной голос. — Он обещал подумать. Привет тебе передавал, кстати! — И ему, ему тоже привет! Эми спрашивала и отвечала, смеялась, кружилась по квартире, выполняя ежевечернюю рутину, и совершенно не ощущала усталости: вести от друзей всегда работали как самый лучший энергетик. Да, Кецубуцу — лучшее место на свете, но ничто и никогда не заставит её разлюбить те места и тех людей, с которыми всё начиналось! — Расскажи теперь про вас с Кенджи, — потребовала она, плюхнувшись на кровать. — Когда уже позовёшь букет невесты ловить? Я уже платье подготовила, так оно из моды выйдет, пока вы надумаете! В музей сдавать придётся. — Эми, ну перестань, мы никуда не спешим, — смутилась Карин. — Но, знаешь, мы решили снимать квартиру вместе. Он переселится в ту комнату, где жила ты, пока не съехала в академию. — А-а-а, отдать мою комнату неизвестно кому! — дурашливо возмутилась Эми и погрозила в пустоту кулаком. — Ну хоть так! Рада за вас! Когда новоселье? — Вообще-то сегодня, но… Экран замигал: Карин включила видеосвязь. У неё новая стрижка, ей очень идёт… Но рассмотреть подругу получше не вышло: она развернула камеру и показала квартиру. Сердце ёкнуло от накативших воспоминаний: вот окно, из которого видно весь двор и аллею, вот шкаф, где Карин хранит свою коллекцию приправ. Вот стол, за которым они пили чай после работы, но сейчас на нём праздничный декор, пара тарелок и бутылка вина. А вот диван у стола, он новый, и на нём неподвижно сидит Кенджи — смуглая кожа, короткий ёршик волос… Слишком неподвижно сидит. — Карин, он же спит! — рассмеялась Эми. — Как же вы праздновать собираетесь, если твой парень спит? — Он устал на смене, — тихо ответила Карин, возвращаясь в кадр. — Весь день в неотложке, пять операций, есть тяжёлые пациенты. Теперь вот думаю, будить его или нет… — Разбуди его поцелуем, как Спящую красавицу! Или накрой пледом, пусть поспит до утра. Будет неловко, но о-очень романтично и заботливо… — Я подумаю, — улыбнулась Карин, и Эми почти шестым чувством ощутила, что разговор пора заканчивать. Пора оставить их наедине. — Я тебя ещё наберу завтра, ладно? И привет, привет Кенджи передавай, когда проснётся… Она положила трубку, откинулась на подушку и закрыла глаза. Голову кружил коктейль из радости, тёплой ностальгии и приятной усталости, с лёгкой горчинкой грусти. Ужасно быстро время летит. Кажется, только вчера взволнованная Карин упрашивала её о помощи, потому что «на донорстве крови познакомилась с таким чудесным молодым хирургом, но не знаю, как теперь предложить ему встречу, Эми, посоветуй что-нибудь!», а уже завтра этот самый хирург поселится в комнате, которая когда-то принадлежала ей. Интересно, они оставят её любимые обои с корабликами или наклеят новые? Ещё некоторое время она валялась на кровати, прокручивая в памяти события дня и предаваясь воспоминаниям и размышлениям. Потом поднялась, но вместо того, чтобы переодеться в домашнее и приготовить ужин, вдруг вытянула из сумки планшет и загрузила Hero Network. Стёрка не менял фото в профиле с момента регистрации. Так и стоит то, самое первое, которое она сделала на скорую руку, когда принесла ему конверт с приглашением в соцсеть. Тот день теперь казался невозможно далёким, будто даже не из прошлой, а из позапрошлой жизни. До чего же всё тогда было просто! Просто — и хорошо. Вернуться бы назад, и она никогда, ни за что не позволила бы себе шуток про романтику, из-за которых всё пошло кувырком… А он считает, будто бы она до сих пор способна так шутить. И это после всего, что случилось. Поразительно. Неужели она со стороны выглядит настолько непредсказуемой? Настолько… нечуткой? Эми поднялась, вытянула из холодильника сэндвич и снова села к экрану, задумчиво пережёвывая холодный ужин. Не чувствуя вкуса еды. Сегодняшняя встреча со Стёркой начинала представать в каком-то новом свете. Она шутит, он ворчит, так было всегда. Всегда чем-то показательно недоволен, пускай это недовольство и выражается обычно лишь в словах. Не стоит обращать на это внимания, это часть его сущности. Его норма. Так казалось раньше. Но это не норма. Это защита. Способ дать отпор всему тому нелогичному, иррациональному, раздражающему, что несут с собой другие люди, не отвергая самих людей. И, если не пытаться задеть его напрямую, если сместить фокус шуток совсем чуть-чуть, то и отвечать он будет иначе. Спокойно. Вдумчиво. Вполне дружелюбно. И насколько же легче становится его разговорить… Как сегодня. Что, если так можно было раньше? Что, если так можно было… всегда? Утопая в этих мыслях, в этом запоздалом осознании, она поднялась, доделала остаток вечерних дел и приготовилась ко сну. Экран ноутбука горел в темноте ярким пятном, рука не поднималась закрыть вкладку браузера. С экрана смотрел Стёрка — взъерошенный, настороженный, такой юный в сравнении с собой сегодняшним. Без глубокой складки на лбу. Без кругов под глазами. Без шрама. Потом обновилась страница, и в шапке профиля загорелся яркий индикатор «На миссии».