мальчик хочет в тамбов

Впрочем, без эксцессов всё равно не обошлось. Куда без них? У Кати вообще все последние месяцы было ощущение, что она создана для того, чтобы разруливать один капец за другим; и никакой передышки. Всё «Зималетто» — большое адское колесо, а она в нём — бешеная белка. Днём, когда собирались в «Ромашку», у девочек едва хватало денег на последний обед. Что неудивительно — зарплату всем сотрудникам ввиду незавидного положения компании пришлось задержать. Катя, чувствуя за это и свою вину, предложила всем пообедать за её счёт. Естественно: там, где ведётся разговор про деньги, Клочкова всегда оказывается неподалёку. От ехидных комментариев она привычно не сдержалась. — Катюх, ты чё это, банк ограбила, что ли? Хотя нет, я забыла, — постучала она кулаком по лбу, — ты же у нас главная по финансам. — А ты по себе-то не суди, — недружелюбно осклабилась Шура. — Да не сужу я по себе! Я просто где-то вычитала, что некоторые начальники в некоторых фирмах прокручивают зарплату подчинённых, а потом на выручку отдыхают на Канарах. Голова, экономический факультет! — А что-то как-то интеллектом твоё прекрасное личико не обезображено, — засомневалась Амура. — Вика, ты зависть-то не культивируй, — Шура становилась всё более грозной. — Да кому завидовать-то? — искренне развеселилась Вика и стала показывать рукой на всех по очереди: — Тебе? А может тебе? Или тебе? — Девочки! — устало попыталась прервать этот балаган Ольга Вячеславовна. Катя попыталась отослать Клочкову от греха подальше: — Иди, Вика, иди. Но здесь, конечно, вмешалась Маша: — Вика! Ты прости ради бога, просто должна тебе сказать, что кроме ответственной должности у Кати есть ещё любимый человек, — сказала она с такой гордостью, будто любимый Катин человек был их коллективным достоянием. — И кто он? — с улыбкой спросила Клочкова. — Кассир в супермаркете? — Проницательная ты наша! Между прочим, — Шурочка подняла палец вверх, — у него своя собственная фирма, и он на Кате не экономит. Молодой, красавец, бизнесмен! — Да! — радостно добавили все остальные. Здесь Викуся, конечно, выпала в осадок. — И как она его умудрилась подцепить? — Вот так, — не удержалась Катя, подумав, что ситуацию всё равно уже не спасти, — иногда важна не только обёртка от конфеты, но и сама конфета. Уж здесь-то она последние два дня была спецом. — Если ты у нас конфета, — хмыкнула Клочкова, тем не менее обескураженная, — то я папа Римский. Отвечать на это Катя не стала; себе дороже. Тут впору было задуматься о другом: раз Клочкова теперь знает о её якобы богатом и успешном женихе, очень скоро это станет достоянием всего «Зималетто». В частности, до Андрея и Романа точно долетит. Заново. Она только недавно переубеждала Жданова, что никакой Коля ей не жених. Хотя, если так подумать, то какая разница? Они оба всё равно уверены, что Зорькин имеет на неё виды. Тут уже неважно, есть слухи или нет. Нет, а это даже хорошо!.. Если даже до Романа дойдёт весть о том, что у Кати есть состоятельный жених, и он начнёт задавать лишние вопросы, она знает, как с ним объясниться. Это станет следующим пунктом большой нервотрёпки для Малиновского. Андрея она сегодня уже подгрузила — тот до сих пор делал вид, что Кати не существует. Романа Дмитрича — тоже уже пора; а то сейчас на волне воображаемого успеха расслабится и, не дай бог, будет хорошо спать. А это совсем не дело. Отвлечённо пожёвывая котлету в «Ромашке» и не слушая разговоров подруг, Катя размышляла о жизни. Откуда в ней взялся такой талант к подковёрным играм? Может, он в ней всегда был?.. Неужели одна-единственная обида способна так обострить работу мозга? Ей ведь и раньше часто бывало и обидно, и больно. В школе над ней и Зорькиным очень любили посмеяться — далеко не добродушно. Смеялись и над внешностью, и над тем, что они оба «ботаны». Всякое бывало. И клей в рюкзак выливали, и кнопки подкладывали, и на доске гадости писали. Кольку так вообще — один раз отмутузить в туалете хотели, но не успели; это был единственный раз, когда она позвала на помощь учительницу, потому что просила не за себя, а за друга. После этого их двоих, конечно, ещё больше терпеть не могли. Но даже тогда Катя не могла накопить в себе столько обиды, чтобы взять и ответить своим обидчикам. Юношеская робость особо болезненна. Она не задумывалась о мести — просто мечтала поскорее распрощаться со школьным двором. Кто вообще в нормальном состоянии по нему может ностальгировать?.. Только, наверное, эти придурки и могут, которые думают, что написанное на доске «уродина» — это охренеть как весело. Жданов и Малиновский, скорее всего, как раз из таких — школа из них не уходит никогда; так и живут по этим странным понятиям, деля мир на чёрное и белое. Не думала она о мести и после того, как мудак Денис поспорил на неё с однокурсниками. Папа там подсуетился, конечно, чтоб его отчислили — но, честно, ей на тот момент от этого было ни холодно ни жарко. Пусто, скорее. Она не испытала даже малейшего злорадства. Может, дело в том что этого Дениса она никогда не любила? Просто — была рада, что на неё, вот такую, обратили внимание. А Андрея — любит; любит, несмотря на то, что несколько дней назад узнала, какой он подлый; собственно, ничем не лучше Дениса. Сейчас ей не пусто; больно так, что эта боль, плескаясь через край, только подстёгивает к действиям. Может, больнее от того, что, несмотря на ту ситуацию в универе, она вновь нашла в себе силы вверить своё существование кому-то и беззаветно полюбить? А стоит ли вообще кому-то что-то вверять?.. Особенно тому, кому это не нужно. Краеугольным камнем оставался Малиновский; в нём, даже гораздо больше, чем в Жданове, Катя видела воплощение той самой дебильной школьной иерархии, причинившей ей так много неприятностей. Андрей делал ей своей безучастностью гораздо хуже, чем Роман — своими активными насмешками; но зато Роман — бесил неимоверно. Он, хоть и шутил над её внешностью чуть тоньше, чем «смотрите, уродина», но суть оставалась той же. С ним хотелось побороться. Его насмешку хотелось искоренить. Расправиться за все свои ученические будни, которые подарили ей лишь неуверенность в себе. Может, время настало. Очень вовремя, конечно, хмыкнула про себя Пушкарёва, и очень в тему. Но бороться со своим желанием не хватало сил. Прежние обиды выползли такими нарывами, что надеяться на то, что рассосётся само, было бесполезно… — ...Пушкарян! — вырвал её из глубин сознания голос Амуры. — Ты доедать-то будешь или нет? А то скоро надо выдвигаться. Катя посмотрела в свою тарелку. Котлета осталась недоеденной, а пюре — вообще нетронутым. И, наверняка, остыло. Так что тарелку она отодвинула. Ничего страшного, вечером, стараниями Малиновского, поест. — Кстати, кто ты по знаку зодиака? — вновь спросила Амура, когда они уже выходили из кафе. — Я тут персональными гороскопами на досуге увлеклась. Девчонкам уже составляю, тебе тоже могу. Если хочешь. — Я вредный стрелец, — улыбнулась Катя. — Составь, если время будет. — Так это, — обрадовалась подруга, — у тебя ж, получается, день рождения совсем скоро! — Тринадцатого декабря. — Девочки, все слышали? У Кати через две недели день рождения! Можно начинать думать о подарках. Тут же со всех сторон посыпались вопросы: — А отмечать будешь? — А где? Дома или в ресторане? — Твой Коля оплатит торжество? — Конечно, оплатит — он её так любит и ценит! День рождения любимой девушки, это ж… это ж!.. — Катя, ты нам его, в конце концов, покажешь или нет?!.. И вот что на всё это отвечать?.. *** Слухи, конечно, очень быстро дошли до Романа. Расспрашивать он её принялся уже после работы, в машине, на пути в кафе. Выглядел немного обеспокоенным. — Кать, я, конечно, не орнитолог, но мне тут птица на хвосте принесла… — Что, Роман Дмитрич? — Якобы у вас жених состоятельный есть. Вы, когда рассказывали это своим подругам, меня имели в виду? — Нет, что вы, — испугалась Катя, — я не могла. Я же понимаю, что наши с вами… эээ… взаимоотношения строго конфиденциальны. — Тогда о ком? Поведайте мне, Екатерина Прекрасная. — Малиновский пытливо посмотрел на неё, отрываясь от дороги. — Неужели о Зорькине? Но вы вроде бы говорили, что он вам только друг. — Конечно, друг, — Пушкарёва быстро кивнула. — Просто… это старая легенда. — Что за легенда? ...О птице, что бросается грудью на тернии и поёт свою последнюю песню — ибо нехрен. — Когда я только начала работать в «Зималетто», девочки начали выпытывать, — вздохнула Катя, — есть ли у меня кто, люблю ли я кого-нибудь. Вариант, что нет, естественно, не принимался. У всех же должен быть кто-то. Знаете, как у Довлатова? Муж был совершенно необходим — хотя бы в качестве предмета ненависти. Роман рассмеялся; его явно начало попускать — но это ненадолго. — Амура ещё нагадала… что я точно о ком-то думаю! Даже Андрея Палыча успели приплести, — она нарочито фыркнула, — представляете? Ну и что мне было им говорить? Что мне вы нравитесь? Вы представляете, как бы меня на смех подняли? — Почему сразу на смех, Катюш? — Малиновский улыбнулся. — Хотя ладно, не буду лукавить, я всё прекрасно понимаю. Сначала ты работаешь на имидж, потом — имидж работает на тебя. — Ну вот! Да и зачем мне было вас подставлять? Это ж такие слухи пошли бы. А вариант с Колей — это удобно. Никто его не видел, никто не знает, сочинить можно всё что угодно. И девочки счастливы, и мне спокойно. Так что не переживайте, Роман Дмитрич. Вы не под ударом. — Да я совсем не за это переживал, — тут же покаялся Малиновский, — Кать, вы что. Просто… Просто жизнь, — он усмехнулся, — внезапно повернулась ко мне таким опасным боком, и я внезапно понял, что могу быть очень ревнив. Представляете? Я сам в ужасе, но вот так. И чёрт с ним, что этот жених фиктивный — всё равно. — Роман фыркнул с шутливой грозностью: — Аж глаза кровью наливаются! — Ну что вы, — ласково взглянула на него Катя, — у вас совершенно нет причин меня ревновать. Коля — мой друг детства. Очень близкий, — подчеркнула она, — но всё-таки только друг. Роман, надо было отдать ему должное, ничем своих истинных тревог не выдал. — Но всё равно, пусть все думают, что он мой жених. Это очень удобно. Я же прекрасно понимаю, что нам с вами светиться не стоит. У вас — действительно имидж, я… не хочу чем-то мешать. Тем более, — Катя отвернулась к боковому окну, кусая губы и пряча упрямую улыбку, — кто знает, на сколько у нас всё это?.. — Что вы имеете в виду, Катя? — якобы встревожился Малиновский. — Ну… Роман Дмитрич, я же понимаю, что с моими данными глупо рассчитывать на вечную любовь до гроба. Нет, я, конечно, хотела бы. Какая девушка не хочет? Но я всё это прекрасно понимаю… связь наша вряд ли будет долгой. И что мы будем встречаться тайно, ездить по ресторанам, где вас никто никогда не видел, сидеть в машине за тонированными стёклами… Я себя объективно оцениваю и знаю, что и как будет. — Катя... — Я вовсе не в претензии, нет! — упрямо помотала она головой и позволила себе небольшую усмешку. — Мечтать каждая может. Я тоже буду мечтать — что мы с вами хорошо проведём время вместе. Хоть сколько-нибудь. Я всему буду рада. Во даёт! Впрочем, Кате даже не приходилось сильно придумывать — всё это она могла бы сказать тому же Жданову ещё совсем недавно. Если бы он предложил, она бы была готова. — А Коля… пусть он будет, хорошо? Не хочется, чтобы моя личная жизнь становилась достоянием общественности. Роман свернул с дороги и остановил машину неподалёку от автобусной остановки. Схватил Катю за руки и начал покрывать их поцелуями. — Катя! Катя! Катя!.. Не говорите так, пожалуйста. — А смотрел как, преданно-преданно! — Я вам даю слово, мы однажды всем расскажем о том, что мы с вами вместе. Безо всяких там Коль! Дайте только немного времени, хорошо? Ну вот откуда, откуда у вас столько деструктивных идей? Вы что, думаете, мне стыдно всё рассказать? Да нисколько! Просто… я должен подготовиться, чтобы не было всяких глупых сплетен. — Роман Дмитрич, — Катя осторожно и ласково погладила его по волосам, — вам вовсе необязательно… Такие жертвы… — Никаких жертв! Это абсолютно нормально, вы правы. Мы не сможем всё время скрываться, да это и ни к чему. — Всё… настолько серьёзно? — А как вы думаете? — Малиновский посмотрел на неё так, будто десятый день шёл по пустыне и всё никак не мог найти оазис. — Катя, я вас очень прошу, не надо больше так говорить о своей внешности. И в целом о себе. Вы очень важны для меня, понимаете? И мне наплевать — что там и как. Главное, что мы сейчас сидим здесь, рядом. Вам же хорошо? — Мне хорошо, — еле слышно ответила Катя, думая о том, не едет ли её лицо куда-то не туда. — Просто… я понимаю, что я далеко не та девушка, которую можно показать своим друзьям. Это, наверное, угнетает. — Да что вы такое говорите? — возмутился Роман и, обхватив её лицо, придвинулся ближе: — Что вы говорите? Какие, к чёрту, друзья? У меня из друзей — Андрей и дай бог ещё пара человек. Они — поймут. А на остальных наплевать. — Правда?.. — Клянусь, — после этого Малиновский оставил лёгкий поцелуй на её губах и на складке между бровей. — Верите? Дожимать пока что не осмелился. — Верю. А ведь целоваться с ним всё равно придётся — озадаченно подумала Катя, вовремя вспомнив о том, что мужчина и женщина, между которыми типа что-то происходит, не только разговоры разговаривают. Кошмар. Утопия. Апокалипсис. Поцелуи? Нахрена они вообще нужны… Вот как явление. Зачем?!.. К кафе-караоке подъехали минут через десять. Народу было много, но Роман забронировал столик, к которому провёл Пушкарёву за руку. Место, конечно, было получше, чем та забегаловка, где он пытался распускать руки, но всё равно — вряд ли его привычного уровня. Но ничего, думала Катя, она ещё доведёт его до поседения и полной фрустрации своими намёками. Если не хочет, чтобы соскочила с крючка — повезёт в «Ришелье» или в «Лиссабон», как миленький. — Может, хотите что-нибудь выпить? — предложил Роман, листая меню. — Крепкое даме не предлагаю, но тут есть улётные коктейли. — Улётные — это в плане я улечу после них на пьяную Луну? — со смехом спросила Катя. — Тут, конечно, надо знать, что выбрать, — хитро ответил Малиновский. — Если бы я был озабоченным орангутангом, обязательно порекомендовал бы вам виски с колой. Раз — и вы не только на Луне, но ещё и на Сатурне, и на Юпитере, причём во всех местах одновременно. Но я джентльмен приличный — поэтому предлагаю Пина Коладу. Она чуть более безобидная. — Чуть? — вопросительно изогнула бровь Пушкарёва. — Танцевать на столе вряд ли будете, — заверил её Роман Дмитрич. — Звонить бывшим тоже. Так что рекомендую. Катя решила, что немножко выпить ей в самом деле не помешает. Третий день в обществе Романа Малиновского до сих пор заставлял иногда думать, что она обдолбалась наркотой, приняв её за «Оптикс», и всё это, возможно, неправда. Может, один невинный коктейль сможет её расслабить. Перед этим, правда, пришлось позвонить родителям и что-то наврать про очередной внеплановое совещание, выслушав тонну ругани и убедившись, что такое под наркотой точно не привидится. Пока ждали еду и выпивку, Роман полюбопытствовал: — Кать, а вы никогда не думали о том, чтобы жить отдельно? — В плане?.. — Ну, в плане самостоятельности. Вам двадцать три, а ваш отец так бдит, будто вам лет на десять меньше. Неужели вам самой не дискомфортно? — Бывает, конечно, — вздохнула Катя. — Но они переживают за меня. Отец так вообще думает, что я такая красотка, что на меня только и делают, что маньяки из подворотен кидаются. Малиновский от души расхохотался. — Как думаете, хороший из меня маньяк? — Какой же из вас маньяк, Роман Дмитрич? — Пушкарёва улыбнулась. — Маньяками становятся те, на кого девушки внимания не обращают. У вас, думаю, с этим проблем никогда не было. — Это верно — проблем не было. Но, главное, что на меня обратили внимание вы, Катенька. Он вновь накрыл её руки своими и начал болтать о всякой ерунде, какой, наверное, забалтывал всех своих рыбок и бабОчек. Принесли ужин, принесли Пина Коладу для Кати и виски для Романа. После половины бокала мир заиграл новыми, более яркими красками. Нет, Катя практически не опьянела и не чувствовала себя способной на безумства; и уж тем более её не развезло в зюзю, как было на последней попойке с Женсоветом. Но разговор с Малиновским пошёл легче, и изображать влюблённость в него вроде бы тоже стало легче — жаль, конечно, что каждый день не напьёшься; алкоголичкой можно стать. — Кать, мне кажется, сегодня хороший вечер для того, чтобы перейти на «ты». — Роман показал рукой на крутящийся на потолке диско-шар. — Видите, даже он намекает. Всё отсвечивает и отсвечивает. — Нет, ну это аргумент, — согласилась Пушкарёва, чувствуя на себе отблески света. — Давай на «ты». — И не Роман Дмитрич, а просто Рома. По крайней мере, вне стен «Зималетто». — Хорошо. — Скажи это. — Что сказать? — Назови меня Ромой. — Рома, — попробовала Катя и хихикнула. — Рома. — Что такое? — Очень смешное имя. — Ооо. Кажется, кому-то надо было заказывать не коктейль, а дюшес. Вместо ответа Катя сняла очки, потому что глаза от бесконечных разноцветных бликов успели подустать. Проморгалась и немного ослабила свой вечно тугой пучок, выпустив из гладко зализанных волос несколько прядей. Пина Колада заставляла чувствовать себя мягче и свободнее, как будто она тёплая волна. Напряжение последних дней немного спало. Можно было представить, что она пришла сюда просто отдохнуть и повеселиться. Возможность повеселиться вскоре предоставилась: лысый ведущий чуть ли не силой вытащил их на сцену. Заставил представиться залу. Катя осталась Катей, а Малиновский почему-то назвался Андреем Ждановым. Подколол друга так подколол. А в Кате, между тем, уже было не полбокала, а целый бокал — и ей хватало с лихвой. Блики перестали хаотично бить по глазам; теперь они весело подмигивали. А ведущий заставил их петь. — Выбираем песню, — показал он рукой на экран, — Губин, Гости из будущего, Дубцова… «О нём». Кстати, хит — как раз для влюблённых. Очень романтичная песня, не хотите её исполнить? — Катя, ты как? — предоставил ей право выбора Роман. Малиновский тоже раздухарился; выпитый виски блестел в его глазах и лежал румянцем на щеках. Уж он-то на сцене чувствовал себя как рыба в воде. Сейчас будет красоваться перед всеми девушками в зале, думая, что Катя не замечает. Ха-ха. Пушкарёва представила, как будет петь «я за ним одним, я к нему одному» типа для Романа, и поняла, что в таком случае просто скончается в судорогах от смеха прямо на глазах у всего честного народа. Слишком высокопарно. Нет, всё-таки свои актёрские данные надо оценивать более-менее трезво. Поэтому Катин выбор пал на Мурата Насырова. — Хочу «Мальчик хочет в Тамбов»! Эта песня ассоциировалась у неё с выпускным и бесконечным счастьем от того, что школа закончилась. — Вы уверены? — спросил ведущий. — У нас есть гораздо более лирические композиции. — Уверена, — капризно ответила Катя, — под неё хотя бы можно танцевать. Рома, ты как? — Да я только за, — обрадовался Малиновский, — очень люблю эту песню. Никогда не был в Тамбове, и тоже туда хочу. Пожав плечами, ведущий включил минусовку. — Начинай, — шепнула Катя, — ты же мужчина. После проигрыша Роман вступил. Катя ходила вокруг него, слегка покачивая бёдрами и хлопая ладонями в такт. Мальчик хочет в Тамбов, Ты знаешь чики-чики-чики-чикита. Мальчик хочет в Тамбов, Ты знаешь чики-чики-чики-чикита. Но не летят туда сегодня самолёты И не едут даже поезда, но не летят Туда сегодня самолёты и не едут даже поезда. Наверное, она выглядела до одурения глупо. Роману природной пластики было не занимать, он выгибался и так, и эдак; а что она? Курица гриль, крутящаяся на вертеле? Ещё и в наряде, по которому сразу становилось понятно, почему распад Советского Союза — это хорошо. Но хитрый алкоголь делал своё дело. Ни на минуту Катя не забыла, куда она хочет, и что ей нужно, а вот излишне стесняться — почему-то забыла. И петь она совсем, вообще не умела, но когда настала её очередь, этот факт перестал её волновать. На тебя посмотрел он украдкой, И слезинка блеснула огнём. От улыбки его стало жарко, Вам так весело стало вдвоём. Руку он протянул и промолвил «Пойдём», Море тихо пропело «Смелей!», Длится ваш беззаботный случайный роман Уже целых семнадцать недель. Длится ваш беззаботный случайный роман Уже целых семнадцать недель. Теперь она стояла, потряхивая своей длинной юбкой чуть по-испански, а Роман наматывал круги. Периодически подмигивал ей и сиял хуже всякого диско-шара. Сплошная круговерть и вакханалия. Что она вообще делает? Знать бы. Но Катя не знала — она, в конце концов, не ходячая энциклопедия, чтобы знать всё на свете. Оставалось надеяться, что это всё не на семнадцать недель и даже не на треть этого срока. Но не летят туда сегодня самолёты И не едут даже поезда...