***
— А теперь будь добр, и всё-таки объясни, что с тобой снова стряслось, — торопливо пересаживая какой-то похожий на шмат бледных червей куст, потребовала не глядя декан и коснулась вымазанным в черноземе пальцем виска, — и, Мерлин всемогущий, пусть твои оправдания хотя бы сейчас будут менее туманны и бессодержательны чем обычно. — Это… Магия, — туманно изрёк Поттер, мерцая очками, заложив руки за спину и меланхолично покачиваясь. С пятки на носок и обратно. — Я уверен, есть объективные причины, объясняющий мой воистину удивительный феномен, — интеллектуально ввязался в беседу тролль, но съёжился под въедливым взглядом герболога, — я и прежде был весьма особенным представителем моего вида. Покойная маменька на ночь показывала мне театр, надев на руки человечьи черепа, моя семья была достаточно интеллигентна. Папенька приучил нас обтирать добычу о камни и строго следил, дабы в его пещере любая пища подвергалась термической обработке… — Что ты сделал на этот раз, Гарри? — голос декана смягчился, — не ври мне, я всё ещё способна чувствовать ложь. Это как-то связано с твоей приёмной семьёй? Гарри Поттер тепло улыбнулся и вздохнул, но ничего не ответил. Его яркие, зелёные глазищи любознательно разглядывали свисающие отовсюду плети лиан, грозди неведомых шипастых лиловых плодов, источающих тонкий аромат кожи и мёда. И живые, утробно ворчащие росянки, тянущиеся из дальнего угла к людям. В бесплодной попытке отхватить от теплокровных двуногих хотя бы шматочек. — Семья — это святое, — одобрительно улыбнулась герболог, и, склонилась над ящиком с тонко попискивающей, зубастой рассадой. Тролль тоскливо ощупал разошедшийся на локте по шву рукав фрака и с надеждой спросил: — Может, всё ж таки господин директор пошутил? Я — существо в высшей степени не публичное. Театр видел только в детстве. Маменькин, значит. Черепа на руках, тряпочка навроде ширмы, значит… Маменька в этом всём смыслила больше. Такой талант. Её пять лет при каком-то кабаре в Лютном держали. На должности вышибалы. А вдруг как директор того..? Пошутил. — Нет, дорогой коллега, — сочувствующие похлопала тролля по лапище Спраут и вернулась к своей рассаде, — наш уважаемый директор Дамблдор не шутит. Вам доверена ответственная миссия: преподавать студентам уроки актерского мастерства. — Великий человек Дамблдор, — с придыханием согласился тролль и благодарно умолк, уйдя в себя.***
Теплый, тусклый свет библиотечных газовых рожков успокаивал и настраивал на рабочий лад. Ручка в руке Гарри деловито, неспешно пела, шурша по пергаменту. Но песню эту слышал только он. Волшебная ручка из мира демиургов и юный волшебник давно и прочно срослись воедино на самом тонком уровне. Отец любил говаривать, что Гарри теперь не совсем персонаж. Слишком многое он успел узнать и увидеть в Мире Творцов, за пепельно-шелковистой туманной Завесой. Сломавшие четвертую стену и коснувшиеся мира демиургов перестают быть просто персонажами. Гарри читал все книги про себя и многие фанфики. В мире демиургов время шло иначе. А в мрачных безднах мира Хреново Украденного Творчества время и вовсе мотало не пойми куда и в какую сторону. Сидящему сейчас в библиотеке Хогвартса одиннадцатилетке со шрамом в виде молнии было уже лет пятнадцать по человеческим меркам, если не больше. Он спокойно и снисходительно поглядывал на однокурсников, заполняя убористым, круглым почерком пергамент. Под шорох синей маггловской авторучки на пергаменте рождалась новая развилка реальности. Этой реальности. Кто его знает, к добру ли, не навредит ли это кому-то в глобальных масштабах? Гарри улыбнулся уголком губ, прикидывая, как ловчее разбавить сцену чем-нибудь этаким. На глаза попался мелькнувший в проходе Малфой. Гарри зловредно ухмыльнулся. Ручка зашуршала с удвоенной силой, магия демиургов нехотя ткала вычурный узор сюжета, который вот-вот воплотится в реальности. Малфой самозабвенно кривлялся где-то перед чертовски обозленным Роном, знать не зная, что его судьба решена: быть ему сегодня весь вечер объектом пристального внимания близнецов Уизли. Ромильда Вейн, томно вздохнув, фыркнула в кулак, отводя глаза и розовея: — У тебя такие неудобные вопросы, Гарри. — Обыкновенные вопросы, — равнодушно пожал плечами Поттер, заполняя убористым, круглым, четким почерком длинный свиток. Маггловская ручка тихо шуршала, а чернила пахли какими-то тяжёлыми духами, мазутом и солнцем, — учти, если ты солгала хоть в чём-то — магия не сработает. — И ты вот так просто напишешь про Ромильду и Максимуса историю — и всё случится на самом деле? — с сомнением в голосе протянула какая-то из подружек мисс Вейн, заглядывая через плечо Гарри. — Если всё так, как вы рассматриваете, и я не напортачу с характерами — да. Я не волшебник, я только учусь, — признался Поттер, что-то соображая, вычищая палочкой часть абзаца и продолжая писать как ни в чем не бывало. — Так ты ведь можешь и министром стать, — ахнул кто-то. И девчонки захихикали, загадочно переглядываясь. — У меня слишком мало жизненного опыта, — пожал плечами Гарри, благодушно сгоняя вниз готовый абзац и лепя в образовавшемся просвете друг к другу групповой диалог, — я всё ещё ребенок. И познаю мир через эмоции. Мне нужны время и знания. И практика. Много практики. Пока что мой потолок — это милые, как говорит отец, ламповые, истории про то как Максимус Питтерс берет за руку Ромильду Вейн и целует в щёчку на глазах у всего факультета, а вокруг красиво кружат осенние листья… — Как романтично, — вздохнула какая-то когтевранка, мечтательно прикрыв глаза и прижав к груди стопку учебников. — А ты мог бы победить ещё раз Сам-Знаешь-Кого? Ну, вот так, — сделав страшные глаза, тревожно прошептала Ханна Аббот. Девчонки притихли, с интересом прислушиваясь. Поттер немного подумал, задумчиво пощелкал ручкой. И вернулся к написанию текста: — Да, думаю, что да. Но мне бы понадобилось что-то очень личное. Возможно, его личный дневник. И, без сомнения, я должен хорошо знать, с кем имею дело. А это предполагает работу с архивными материалами, встречи с очевидцами… Спасибо, Ханна, ты подала мне прекрасную идею. Возможно, это сработает. Но, к сожалению, я не пишу героику. Я — шиппер. Мне ближе и проще писать про отношения, а не про масштабные баталии. В любом случае спасибо. Буду думать. Мне понадобится литература по судебной психиатрии. Много литературы… Из-за стеллажа выглянула сонная, всклокоченная Грейнджер и махнула рукой. — О, Гермиона. Простите, девчонки, дела. Ромильда, свиток будет готов вечером… — спохватился Гарри, пряча авторучку и поспешно собирая со стола учебники и писчие принадлежности, — доброго дня. — Доброго дня, доброго дня, — вразнобой заворковали с хихиканье в ответ. Всё ещё улыбаясь, Гарри раскланялся со знакомыми, был цепко взят под локоть. Гермиона почти вытащила его из библиотеки в коридор, настороженно поглядывая вокруг. — Гарри, ты опять это делаешь? — Грейнджер понизила голос и преградила ему дорогу, едва они выбрались в коридор, — Гарри, ты же знаешь, что это может быть опасно. — Всё под контролем, — поспешил успокоить её Гарри, — это безобидный флафф про детскую влюбленность. Они хорошие ребята и заслужили немного волшебства. Настоящего, сказочного. Не прикладной магии, а волшебства. — Я боюсь за тебя, то, что ты мне показал, это… Ужасно, — девчонка помедлила и вцепилась в книжки, до белизны обнимая их руками, — мне очень нравится, что мы все на самом деле живём в книге и нас создала английская писательница, но… Это ведь правда опасно. Вмешиваться. И ещё этот жуткий мир, похожий на радужный ад. Как ты его называл? — Земля Хреново Украденного Творчества, — нехотя отозвался Гарри, разглядывая свои ногти, — Гермиона, это не настолько опасно, как ты думаешь. — Те смолистые чудовища, покрытые космотекстурами и истекающие радужной слизью… — голос Гермионы дрогнул, — это творения темных демиургов, да? — Не совсем, это то, что бывает, когда плагиатор ворует чужую историю и пытается криво её дописать, выдавая за свою. Или когда у художника тащат рисунки и криво обмазывают поверх, а потом выдают за своего персонажа, — Гарри пожал плечами, — звучит безобидно, пока не увидишь лично. Край Хреново Украденного Творчества — это настоящий лимб. После смерти он становится темницей душ его породивших. Гермиона кивнула и они под руку побрели дальше, минуя оживленно беседующие портреты и стайки пробегающих мимо детей. — Каково это — жить среди демиургов? — подняла на Гарри глаза девчонка. И в глазах этих Гарри прочёл печальное понимание. — Ну… Они там не все демиурги, — начал перечислять Гарри и задумался, — большая часть… Да о чем я? Никто, практически никто не верит, что мы с тобой — настоящие живые люди. В нас верят только дети. И немного — ролевики. Но они странные. — Как необычно, — вздохнула девчонка, — значит и миры сэра Конана Дойля существуют? И где-то настоящий Шерлок Холмс исследовал настоящие руины несуществующей в нашем мире Гримпенской трясины? — Возможно, — уклончиво пожал плечами Гарри и рассмеялся, — но, Гермиона, мир демиургов очень не похож на наш мир магов, драконов и прочего. Там магов нет. Там… Там есть что-то среднее между сквибами и магами, люди способны на что-то необычное не как мы. А если очень во что-то верят. Демиургов много, великих и малых. Кто-то рождает целые миры силой слова, кто-то — создаёт иные реальности уже существующих. Кто-то губит и низводит во тьму самые светлые сюжеты ради удовлетворения своих темных желаний… — Но это безответственно, — возмутилась Гермиона, — это… — Их трагедия в том, что они не знают о том, что искажают миры, — печально улыбнулся Гарри и покачал головой, — в большинстве своем это — славные люди, не злые и отнюдь не жестокие. Кто-то пытается выговориться через тексты, кто-то — реализовать себя и свои несбыточные фантазии, кто-то просто удовлетворяет физиологическую потребность, почесывая кинки и надра… — Гарри, я начинаю понимать, почему профессор Снейп так страшно орал что тебе надо помыть язык с мылом, — заулыбалась Гермиона, взлохматив тихо взоржавшего Поттера. — А лучше с щёлочью, — друзья переглянулись и заговорщически заулыбались. — Просто профессор Снейп не хочет принять очевидное, — задрала вверх носик Гермиона Грейнджер, энергично шагая в ногу с Гарри Поттером, — кстати, ты бы видел ехидное лицо профессора Флитвика когда ты начал цитировать нашему мастеру зельеварения куски опусов милейшего господина Фрейда.***
Сидящий перед Дамблдором немолодой, лысеющий, полный маггл активно потел и без устали вертелся, любознательно изучая живые портреты, всевозможные щелкающие и жужжащие безделушки, модели планет со спутниками, феникса и настороженно подобравшуюся старую шляпу. Шляпа Годрика Гриффиндора на маггла реагировала очень странно: древний артефакт подозрительно следил за каждым движением гостя со шкафа, шевелясь и издавая невнятное бормотание. В котором директор с удивлением опознал архаичную площадную ругань пополам с непереводимыми шотландскими речевыми конструкциями, от которых у любой приличной дамы давно отсохли бы уши. Гость сощурил на Фоукса глаза и медленно осклабился. Птичка поняла сигнал как-то неправильно и прикинулась спящей. Дамблдор тяжело вздохнул и напомнил о себе сухим, вежливым покашливанием. Маггл наконец-то соизволил повернуться лицом и вальяжно развалился в кресле. — Итак, какова ваша деятельность помимо этого вашего… шиномонтажа? — Дамблдор нахмурился, — Гарри случалось говорить, что вы — человек искусства. — А, да… Искусства, — протянул маггл, похабно оскалившись и пощелкав сложенными пальцами как рачьими клешнями, — щелкаю клешнями без эсэмэс и регистрации… — К сожалению, я мало знаком с культурой магглов, я слышал, что вы — пранкер… не могли бы вы объяснить подробнее? Маггл заметно оживился, хитровато поглядывая на директора. Тот вернул ему такой же оценивающий, хитроватый взгляд и сцепил пальцы в замок поверх столешницы. — Я художник, — невозмутимо возразил маггл, — люди обращаются ко мне самостоятельно. Наши беседы я бережно храню, профессор. — А после? — Когда найдется свободное время, я рисую к ним короткие мультфильмы. При соединении аудио и видеоряда рождается, мать его, искусство. — Звучит нестандартно. Огневиски? — остро и расчётливо блеснули глаза Дамблдора из-за очков-половинок. — Не откажусь, — царственно снизошёл маггл, весело разглядывая лиловую мантию профессора и гуляющих по ней единорогов, — господин профессор, а вы не хотели бы дать интервью? Клянусь прахом Упячки, ни один единорог не пострадает.