Два брата

  Я ловлю твои сны на лету Бледно-белым прозрачным цветком. Ты сомнешь меня в полном цвету Белогрудым усталым конем. Александр Блок — Прогуляемся? — Боромир взял брата под локоть, удивившись, какой тонкой и холодной стала его рука, всегда такая крепкая и готовая прийти на помощь.      По галереям и переходам они вышли к саду у стены, ранняя южная весна уже набросила на деревья тонкие дымчатые зелёные покрывала и рассыпала белые цветы по рыжему бархатистому ковру прошлогодней травы. Фарамир снова почувствовал себя на своём месте, опираясь на брата, с улыбкой глядя на прохожих, которые кланялись Наместнику; так и должно быть — он создан для этой роли.       — Сможешь подняться?       — Если ты мне поможешь, — Фарамир и сам хотел взглянуть на восток с высоты стен шестого яруса. Ступени, прорубленные в белой стене, были удобной высоты, и Фарамир почти не сбил дыхания, поднимаясь.      Солёный южный ветер взбил кудри братьев — чёрные, как враново крыло, и темно-каштановые, как ствол дерева ранней весной, когда он намок под первым дождем, он пахнул им в лица надеждой, и оба улыбнулись, вспомнив, как сбегали от отца и учителей на стены Цитадели и смотрели на Пеленнорские поля, сверкающую ленту Андуина, изумрудное пятно Итилиэна, а потом переводили взгляд на чёрный горизонт, озарявшийся багровыми всполохами, и мальчишеские сердца замирали от страха и восторга. Они любили играть в древних королей, то один был Элендилом, а другой Гил-Галадом, то разыгрывались сцены между Эарнуром и королем-чародеем, а то братья перемещались в далекое прошлое, в Белерианд, и тут уж роли были неисчислимы. Одно их всегда расстраивало — в Минас-Тирите не было дочерей придворных, подходящих им по возрасту, и поэтому нельзя было играть во многие легенды, особенно их любимую — про Карантира и Халет.       Впрочем, сейчас не до детских игр — сейчас на Востоке идёт война не на жизнь, а на смерть, и цена ей — Запад. И даже не там идёт война, где горстка храбрых воинов под венцом Владыки стоит в окружении врагов, а дальше — там, где два невеличка идут неведомыми тропами к Горе судьбы.      Фарамир первым нарушил молчание.       – Ну что, рассказывай, брат. Что значили мои дурные сны и сломанный рог, что принес Андуин? – он хотел добавить “И рассказ хоббитов о тебе”, но решил промолчать.      Боромир тяжело вздохнул, но все же начал:      – Долгий и трудный будет рассказ, впрочем, я всегда поверял тебе все свои тайны, и не время начинать скрытничать.      Фарамир внимательно посмотрел на брата – что-то в нем неуловимо изменилось, всегда такой уверенный, открытый, теперь он казался более осторожным и в словах, и в поступках.      – Думаю, путь от Гондора до Имладриса ты себе представляешь. Двоедол воистину прекрасен: мудр его владыка и прекрасна госпожа, много чудного и страшного слышал я на совете, со всех сторон собрались там вести, и удивительнее всего была Погибель Исильдура, что вынесло к нам из тьмы веков, – Боромир задумался, стоит ли говорить о кольце, но Фарамир кивнул.      – Я знаю, что кольцо вернулось. и видел его Хранителя.      Боромир удивленно поднял брови:      – Видимо, тебе тоже следует рассказать мне много интересного, но я рад, что Фродо видел тебя, боюсь, что… – по лицу Наместника пронеслась тень – ну да что говорить. Значит, ты знаешь о нашем решении. Вышли мы уже в декабре, путь был трудным, но спокойным до Остролистии. Странный край. Думаю, тебе он пришелся бы по душе, когда-то там было процветающее королевство, а теперь лишь руины, но руины, хранящие мастерство своих создателей. Мы попытались одолеть перевал через Карадрас, но безуспешно. и тогда Митрандир выбрал темный путь. Многие мечтают увидеть царство Мории, но это зрелище не для людских глаз, может, гномам и подходит, но лучше умереть в битве под солнцем, чем жить в подземных дворцах. О том, что видели мы там, лучше не буду говорить.        Боромир замолчал. Кровавые отсветы на востоке живо напоминали о балроге.      – Я знаю, Фродо Бэггинс рассказал мне о схватке Митрандира. правда, он не знал, что тот вернулся. Сильно же я тогда опечалился.      – А я, надо сказать, тогда не сильно расстроился, отец никогда его не любил. но даже мудрейшие ошибаются. Из Мории мы вышли к Лотлориену. И даже не знаю, что гибельнее для человека – гномьи подземелья, таящие чудовищ, или королевство эльфов с их Владычицей во главе. Лишь под ее взглядом я осознал то, в чем не признавался даже себе – в тяге к кольцу. Оно умеет использовать лучшее в человеке. чтобы пробудить худшее, я хотел спасти Гондор, а на деле? Лишь получить власть. Впрочем, подбиралось оно именно с добрых побуждений, а ведь Гэндальф предупреждал! Простит ли меня Фродо? Надеюсь, ты оказал на него лучшее впечатление. Мы выплыли из Лориэна примерно в середине февраля и до Рауроса шли около недели. Тогда мной овладела невиданная доселе страсть. Будто огненное колесо висело в андуинском тумане, я ничего не мог видеть, кроме него. Я был весь во власти видений – вот я прихожу в Минас Тирит с кольцом на пальце, гондорская армия становится сильнее, чем когда-либо, я гоню мордорские полчища, беру в плен того, чье имя не называют на Западе, я становлюсь могущественнее, чем нуменорские Короли-Мореходы, и наконец отец венчает меня на трон. Ты сам знаешь, как сильно я всегда этого хотел, каким несправедливым казалось то, что трон в Большом зале пустует, хотя отец был вполне достоин его занять, а после него, мне казалось, и я могу занять его место. А помнишь, как однажды я залез на трон, и как отец меня тогда наказал?!      Братья улыбнулись, но улыбка быстро пропала с их лиц, один подумал о своем падении, другой – о падении отца.       – Никто не избежал соблазна. Даже Исилдур не смог расстаться с кольцом, чем сильнее человек, тем сильнее действует на него жажда власти, особенно если он хочет употребить ее для благого дела.       – Но ты-то смог! Итак, мы высадились на Амон Хен, чтобы решить, куда идти дальше, Фродо склонялся к правильному решению, я хотел идти в Минас Тирит, остальные разрывались, особенно Арагорн, на которого легло тяжкое бремя после того, как Гэндальф нас покинул. И когда Фродо ушел, чтоб вынести решение в одиночестве, я, снедаемый страстью, пошел за ним. Я не рассказывал никому, впрочем, Арагорн и Митрандир, я думаю, догадываются, но я попытался отнять у него кольцо силой. Он надел его и исчез, сперва в ярости я пытался его догнать, найти, потом понял, что натворил, побежал в лагерь, и тут всех нас объяло какое-то безумие. Мы разбежались. Арагорн крикнул, чтобы я защищал младших хоббитов. я бросился за ними, и вскоре мы наткнулись на орочий отряд. Я попытался их отбить, но даже я не устоял против такого полчища, хотя, – Боромир слегка улыбнулся, – ушли они с поля, боя изрядно поредев. Один ранил меня в голову, другие выпустили несколько стрел, я упал, наверное, орки подумали, что я мертв, к счастью, они спешили и не сняли меня скальп или не сделали чего похуже, как у них это принято. Так меня и нашли Арагорн, Леголас и Гимли.        Только после этой истории Фарамир заметил тонкий шрам, рассекающий его брату бровь. Взгляд Боромира стал спокойнее, но все еще оставалось что-то скрытое, незнакомое, за родными серыми глазами.        – Что же случилось с рогом?       – Во время битвы он раскололся, я трубил в него, и, видимо, упал на него, а, может, это дело орочьих рук. Меня отнесли к реке, чтобы схоронить, когда я открыл глаза. Арагорн поистине великий целитель, потому что через два дня мы отправились в путь за младшими хоббитами. Лишние вещи, то есть почти все, мы отправили по Андуину, надеясь, что они попадут в хорошие руки, рог я положил к ним, решившись проститься со всем, что питало мою гордость.       Фарамир с сомнением посмотрел на богатые черные одежды брата, расшитые серебром и серебряный медальон наместников. Боромир рассмеялся:      – Ненадолго, как видишь, меня хватило! Долгий путь мы преодолели, и, может, не будь меня, хоббитов бы спасли из рук орков раньше, чем они попали в лес. Но тогда события пошли бы совсем по другому. А так отряд орков уничтожил роханский эотеод, Мерри с Пипином бежали в Фангорн, где разбудили энтов, а мы подошли на уже остывшее пепелище, где встретили Эомера. Он доблестный воин, воистину великий роханский муж, он будет достойным королем. Но сперва мы с ним повздорили, к счастью, все разрешилось мирно,и он даже дал нам лошадей. Мы пошли в лес, отчаявшись уже найти хоббитов, но решив исполнить долг до конца, а там нам явился Митрандир. Редко я так радовался, как тогда, когда он поднялся к нам в белых одеждах! Вместе с ним мы поехали в Эдорас, где он поднял на битву с Саруманом роханцев. Я бывал и до этого в роханских степях, но никогда не видел столицу этих земель. Может, она не так роскошна и древна, как Минас Тирит или Осгилиат, но там хранятся многие сокровища, – Боромир вздохнул и даже, Фарамиру показалось, покраснел, хотя, может, это луч солнца коснулся его щек, – но прекрасней доспехов, мозаик и гобеленов Белая Лилия Рохана, его королевна Эовейн. Такой девушке пристало жить не среди суровых крепостей и грубых лошадников, натирая руки мечом, а ноги седлом, нет, ее место в южных белокаменных дворцах у моря, в шелку, где подруги и менестрели развлекали бы ее весь день, а любящий муж был бы готов исполнить любые ее прихоти. А ведь я встретил ее в дни печали и унижения! И тогда была она прекраснее любой эльфиской царевны, щеки ее белее стен Минас Тирита, кудри сравнятся златом с лучами закатного солнца над дельтой Андуина, стан тоньше звонкого лука! Видел бы ты ее, брат! Но она знает себе цену. Что ей простой сын наместника, когда рядом король?!      Боромир горько рассмеялся, а Фарамир вспомнил свой странный сон.      – Ему первому кубок, ему смущенный взгляд, о нем все ее печали. Впрочем, мы еще посмотрим, Боромир, сын Дэнетора, без боя не сдастся!      – Что же было после того, как вы пришли в Эдорас? До нас доходили странные слухи.      — Король Теоден поднял своё войско против Исенгарда, мы решили держать оборону в Хельмовой пади, мрачное это место, и тяжёлая была битва. Силы были неравны, но мы все же выстояли, хотя сложиться все могло иначе. Но нам повезло, и на восходе мы увидели Митрандира, за ним собранные остатки роханского войска, а за ними лес.      — Лес? Разве за Хельмовой падью не начинается степь? — Фарамир вспомнил уроки географии, что давал им наставник в детстве. Роханом он особо не интересовался, но все же полезно знать, как живут соседи.       — В том-то и везение. В странные времена нам с тобой выпало жить, самые страшные кошмары, детские сказки и поедания Мудрых становятся явью, но и чаяния наши выполняются, пусть и не так, как мы надеялись. Я говорит тебе, что Мерри с Пипином вырвались от орков и бежали в лес. И встретили они там не кого-нибудь, а самих энтов , тех самых, из сказок, что няня рассказывала нам на ночь. Саруман уже долгое время причинял им всяческий вред, а маленькие хоббиты, рассказавшие, что происходит в большом мире, стали камушком, из-за которого сошла лавина. И леса двинулись на орочон войско. Если бы не они, не выстоять нам, а с нами и Западу, но все же не пошёл бы я один в Фангорн, сдаётся мне, людей деревья держат все равно что за орков. После победы в Хельмовой пади мы двинулись к Исенгарду, и там нашли зрелище, удивительнее которого я мало что видел, а я за этот год видел многое. Исену запрудили, и теперь Орфанк возвышается будто клык над озером, а ведь когда-то там была цветущая долина, впрочем этого ни я, ни ты не застали. Саруман представляет жалкое зрелище, и все же осталась у него сила. Мне кажется, из нас всех только Арагорну да Митрандиру достало силы противостоять ей, и Теоден очнулся раньше других. А на меня его голос действовал будто сладкий сон после долгой скачки, он сродни кольцу, и даже видения были почти такие же, держи меня подальше от любой власти, брат, лучше тебе быть наместником. Я не способен выдержать это испытание, власти и силы заслуживает лишь тот, кому она не нужна, кто берет ее от нужды, потому что некому другому взять на себя ответственность. А такие, как я, недостойны. Уеду на юг, займусь хозяйством, заведу поля, виноградники, женюсь.       Боромир расхохотался, закончив откровенную тираду так же резко, как и начал.       — Больше сила, больше испытаний. Ты выдержал два раза и сознаешь свои слабости. Именно такие истинно достойны, не праведники от начала, но преодолевшие свои пороки. Думаешь, меня не испытывало кольцо? Думаешь, меня не посещала мысль отобрать его у Фродо? Как легко, думалось мне, взять все в свои руки, наконец-то выйти из тени старшего брата, доказать отцу, что я чего-то стою, сказать, что достоин быть наследником. Не знаю, что удержало меня тогда, может, благодать, что до сих пор лежит на Итилиэне. А теперь, испытав тень, я точно ни на что не способен, лучше я уеду на юг, а ты будешь приезжать ко мне с женой и детьми, устав от государственных забот.      Порыв ветра с востока снова растрепал волосы братьев, и они плотнее завернулись в плащи.       — Не пора ли спускаться?       Сад был пуст, в набухающем влагой воздухе чувствовался близкий дождь, потемнело, браться зашли под мраморную сводчатую галерею, опирающуюся на старинные изящные колонны, прекрасные скорее строгостью пропорций, чем пышностью украшений. На траву упали первые крупные капли.       — И что же было после Исенгарда, как так вышло, что ты с Королём пришли с юга на пиратских кораблях?       — Сперва нас покинул Митрандир с Пипином, кажется, оно нашли Палантир, но я не уверен, я лишь видел, как Грима, — лицо Боромира передернулось, — это мелкий червяк, что правил вместо Теодена несколько предыдущих лет, и даже не правил, а лишь навязывал волю Сарумана, у него самого было лишь одно желание — владеть Эовин, долгое время он мечтал об этом, следя за ней из-под полуприкрытых век, изводя ее, оскорбляя ее чистоту, так вот он сбросил из Орфанка какой-то круглый камень, может, и впрямь Палантир. У отца был такой, он показывал мне раз его издали, но близко не подпустил, сказал, мне ещё рано.       — О тебе он позаботился лучше, чем о себе, — горько заметил Фарамир.       Боромир вопросительно поднял брови.       — Долгая история, расскажу после твоей.       — Итак, первым нам покинул Гэндальф, затем мы разделились — Теоден поехал на смотр, а Арагорн решил избрать темный древний путь, чтобы исполнить пророчество. Я пытался его отговорить, помня о Мории, но он был решителен, и тогда я решил, что негоже бросать Короля. А в битве я и впрямь увидел, что он истинный правитель, трон его по праву. Я, наверное, всегда это знал, но мне нестерпима была мысль, что многие столетия Наместники, самый благородный род во всем Гондоре, не могли занять престол, а тут какой-то оборванец с Севера, и он имеет на это право. Но тогда, во главе Дунаданов, на благородном коне, под королевским знаменем, расшитым каменьями, он был подобен древним статуям, к которым нас водили в детстве. Да и за время пути я успел его полюбить, за его гордость, доброту, готовность прийти на помощь, за всегда верный выбор. Я пошёл за ним, и не пожалел. Мы вышли на древнюю тропу через роханскую крепость, где укрылись женщины и дети.      Боромир замолчал, казалось, он вспоминает что-то неприятное, дождь усилился. Братья двинулись по галерее в сторону входа в больничное здание.       — Мы видели древний камень, на котором горцы принесли клятву Исилдуру, и видели войско призраков. Странно это было — победить врага его же оружием — страхом. Но как бы то ни было, мы пронеслись через горы, подгоняемые ужасом, и примчались к гаваням, где стояли пиратские корабли. Мы почти ничего не сделали, в панике они сами бросились в воды Андуина, туда им и дорога, много неприятностей они чинили Гондору. Ну а все остальное ты примерно знаешь.       Тяжелые капли стучали по галереям, длинные пустые коридоры были сложены из белого камня. как и вся крепость, украшений было немного, пилястры поддерживали высокие крестовые своды, проемы между ними были заняты прозрачными стеклами, изготовленными давным-давно, но, благодаря ныне утраченному нуменорскому секрету, не оплывшими. Обители целения были выстроены еще при жизни Элендила и его сыновей, их отличала простота и благородство Верных, которые недолго держались в королевстве, уступив вскоре место пышности и вычурности дворцов знати, к былой скупости часто пытались вернуться, но неудачно. Теперь в затхлой роскоши дворцов, среди темных витражей и бархата гуляют лишь призраки, а здесь, как и тысячи лет назад, ветер свеж. Несмотря на многочисленных раненных, Обители были заполнены едва ли вполовину, нынешняя битва была лишь слабой тенью тех, далеких битв, которые бушевали, когда были заложены Минас Анор и Минас Итиль. Но кровь и страдания всегда будут собой, миллионы или сотни людей, не важно.       Братья вошли в просторную палату Фарамира. Окно было раскрыто и ветер трепал тонкие шелковые занавески. Боромир захлопнул окно, а Фарамир лег, чувствуя, что сил стоять у него уже нет.       – Прости.      – Да ничего. – Боромир обернулся и встревоженно посмотрел на брата, – это я виноват. Не надо было тебе гулять. Ты в порядке? Побледнел. Я позову целителей!      – Не надо, – Фарамир поморщился, –  все хорошо. Просто не окреп еще. Извини, рассказ обо мне придется отложить до следующего раза, благо, он недолгий. А пока можешь накрыть меня одеялом, а то что-то холодно.       Боромир заботливо укрыл брата, тот сразу же забылся. Лоб Фарамира был холодным и влажным. Наместник подошел к окну, задумавшись о чем-то. За седой пеленой не было видно ни обезображенных полей, ни дальнего зарева. Вдруг Фарамир что-то пробормотал. Боромир прислушался.       – Эовин…      Может, померещилось? Теперь ему везде слышится звучное роханское имя. А может, на брата, всегда такого впечатлительного, подействовал его неумелый рассказ? А ведь Фарамир чем-то схож с Арагорном, не на него ли обратит она свой взор, еогда Элессар женится на эльфийской прирнцессе? Соперничество со своим короем Боромир был готов вынести, но не с родным братом. Надо позвать целителей и идти решать проблемы крепеости, которых немало.