Роднее нет

Передав Гуляеву подробный рапорт об операции, Яков тут же получил новое задание, правда, без выездов. Седой не терпел бездельничающих агентов. В ожидании действий Нежинской Штольману необходимо было проверить европейские перемещения одного подозрительного типа и сделать вывод, является ли тот сотрудником управления военной разведки Франции, или по какой-то немыслимой случайности каждый раз оказывается не в том месте не в то время. На поехавшем по столу смартфоне высветилось "Митя", и Яков отвлёкся от монитора. - Па-па, - раздался в трубке полузадушенный голос. - Да, сынок. Яков еще вчера настроил в телефоне сына геолокацию, и по полученному недавно сообщению знал, что уроки закончились. Сейчас Митя находился недалеко от школы, адрес его на карте отражался довольно четко. - Меня в заложники взяли… Штольман уже начал вставать со стула, когда мальчик шепотом продолжил: - Баба Маша меня после школы забрала, ей учительница позвонила. Я в своей комнате сижу, жду, пока деда Витя дозвонится маме. Он сердитый, а бабушка вообще… - Митя вздохнул. - Она только ругается. Сказала, что я невозможный хулиган, и по мне кто-то там плачет, я даже не разобрал. Это кто, как думаешь? - Митя, какой у вас номер квартиры? Ты про меня взрослым говорил? - Нет, ничего не сказал, - в трубке послышался раздраженный женский голос, и парнишка стал говорить еще тише. - Я хотел подождать, пока они успокоятся. - Вот и не говори, я скоро приеду и сам всё объясню. Бабушка какие цветы любит? - Вроде в горшках. У нас все подоконники в цветочках. - А еще? – предполагая худшее, Штольман не собирался вручать будущей теще что-то тяжелее стебля. - БабМаша, тебе какие цветы нравятся? – громко спросил мальчишка. Трубка на несколько секунд замолчала. - Орхидеи! - донеслось до Штольмана. - Голос прорезался, Дима? У тебя что, деньги появились? Не рано ли? Звонок тут же завершился. Похоже было, что в комнату Мити вошла бабушка, и мальчик вновь решил не выдавать папу. Вздохнув, агент критически осмотрел собственный наряд – в таком виде к будущим родственникам являться не стоило. Еще нужно было позвонить Анне, чтобы договориться о совместных действиях, а также сделать пару других приготовлений, ничего, впрочем, не гарантирующих. Яков усмехнулся. То, чего он опасался в глубине души, произошло гораздо раньше, чем он ожидал. … Дверь в квартиру Мироновых открыл солидный мужчина лет шестидесяти. Его благородная седина и умный взгляд внушили Якову некоторую надежду на мирный исход встречи. - Витя, кто там? – в просторный холл вышла дама, выглядевшая младше мужа. Уставившись на гостя, черты лица которого были так похожи на Митины, Мироновы синхронно нахмурились. Штольман поздоровался и представился. - Здравствуйте, коли не шутите, Яков Платонович, - грозно произнесла бабушка Маша, выделив имя мужчины. Дверь дальней комнаты открылась, и оттуда с радостным воплем выбежал Митя. Кинувшись ко входу, он заорал: - Папа, папа! Это мой папа! Виктор Иванович так и застыл с открытым ртом. А Марья Тимофеевна с достойной спринтера скоростью бросилась в другую комнату, чем-то там погремела и вылетела обратно, держа в руке шпагу. - Дима, отойди. А ты, прохвост, убирайся немедленно! – целя в живот Штольмана, сделала выпад бабушка Маша. - Как только посмел заявиться!!! - Баба! – взвизгнул Митя. В руках Яков держал большую коробку. Встретив ею острие шпаги, он попятился и решил, что убить не убьют. - Марья Тимофеевна, позвольте, я объясню… - Маша, да стой же ты! – попытался утихомирить жену адвокат. В картоне появилась новая дырка. Отражая третий удар, уже не такой резкий, как предыдущие, Яков неудачно стукнул коробку о косяк, та раскрылась, и на пол упали нежно-голубые цветы с мраморным рисунком. Холл заполнило неповторимое благоухание. - Неужели Фаленопсис Синголо? – пробормотала Марья Тимофеевна. - Красивые! Они для тебя, – Митя встал на колено, собрал цветки и вручил их бабушке. - А папа хороший! ... Редкий сорт орхидей и коньяк, вытащенный Яковом из сумки, смягчили только Виктора Ивановича. Он прошел в кабинет и занялся выяснением статуса гостя, не упуская ни одной детали. Адвокат даже проверил по справочнику городской телефон с визитки Штольмана, набрал указанные цифры и услышал деловитый голос, представившийся сотрудником приемной Министерства иностранных дел. Дойдя до секретарши, сообщившей, что господина Штольмана на месте нет, Миронов откинулся в кресле. - Маша, мне кажется, все ясно. Осталось подождать Аннушку, она вот-вот перезвонит, - кинул он взгляд на часы. - Остался один вопрос, милейший Яков Платонович, - язвительно сказала мать Анны, сохраняя, в отличие от Виктора, неприязнь к отцу внука. - Где вы были эти восемь лет? Неужели в сумасшедшем доме? Яков закусил губу. Родственникам нельзя было сообщать версию со снотворным, отбивающим память. - Я полюбил вашу дочь с первого взгляда, но по нелепой случайности получил травму головы и … - Забыли о своей любви? – вновь начала гневаться Марья Тимофеевна. Штольман кивнул. - Нет никого, кто бы сожалел об этой ситуации больше меня. Два года назад я лежал в больнице по другому поводу, там была Анна. Она со мной заговорила, но не видела, и я не смог на неё посмотреть. - Сидели в барокамере? Погладив жену по плечу, Миронов сказал: - Машенька, мне кажется, Яков Платонович искренен. - Мне тогда запретили двигаться. Но когда несколько дней назад я встретил Анну в Мюнхене, мы наконец узнали друг друга, и я не смог её отпустить. Она согласилась выйти за меня замуж. Яков сглотнул, подбирая слова. В горле давно пересохло. - Митя - мой сын, и я очень рад, что нашел его. Анна – отрада моей жизни. Клянусь приложить все возможные усилия, чтобы они были со мной счастливы. Он ощутил, как по спине ползут капли пота. Никогда еще Штольман не произносил таких слов, и хотя шли они от души, ему приходилось нелегко. - Как интересно вы пересекались с Аннушкой. Один раз - случайность, второй - совпадение, третий - закономерность, - высказался адвокат, а затем взял со стола зазвонивший телефон. - Анюта! Как я рад тебя слышать! А у нас – гость… Слушая глубокий баритон Миронова, Яков заключил, что Анна была скорее папиной дочкой, чем маминой. После нескольких фраз Виктор Иванович ощутимо размяк и закончил разговор почти полностью на стороне Штольмана: - Разумеется, Анюта, мы дадим им погулять вместе. С Митей все хорошо, с нами тоже. Позвони от своей Магды, когда вернешься домой, мы с мамой будем ждать. Взглянув на презент, отец Анны встал из-за стола. - Пройдемте, Яков Платонович, на кухню, выпьем за знакомство и еще поговорим. - Сказки послушаем, - поджала губы Марья Тимофеевна. ... Когда Яков допивал вторую чашку чаю, на кухне появился взъерошенный Митя. За собой он тащил доверху набитый ранец и два тяжелых по виду пакета. - Пап, я все положил! И тетрадки, и одежду. Даже сменку взял и спортивный костюм! – похвастался мальчик, пытаясь закрыть на ранце упиравшуюся молнию. - Куда ты собрался, Димочка? - удивилась Марья Тимофеевна. - К папе. - Нет, хороший мой, ты что? Квартира твоего папы далеко от школы, это опасно, да и вообще – пусть он сперва свидетельство о браке покажет. Ишь, папа нашелся, восемь лет не было и на тебе! Штольман потер щеку. Как он и предполагал, Мироновы не собирались отпускать внука. Взглянув на Митю, Яков заметил, что мордашка того покраснела. - Пап, скажи! – потребовал сын. В попытке заверить родственников, что с мальчиком будет все в порядке, Яков открыл было рот, но бабушка Маша безапелляционно заявила: - Димочка, это не обсуждается! Иди, разбирай все обратно и повтори уроки. Митя нахмурился. - Я с папой поеду! Марья Тимофеевна воззвала к мужу. К запрету присоединился Виктор Иванович. - Митя, не торопись. Вернется мама, и мы еще раз все обсудим, а пока ты останешься дома. - Я хочу с папой! – голос мальчишки стал громче. Адвокат хлопнул ладонью по столу, намереваясь завершить дискуссию. Рюмка, из которой Яков только пригубил, высоко подпрыгнула и разбилась, по скатерти разлился коньяк, с полки упали декоративные тарелки. - Дима! – ахнула Миронова. - Немедленно прекрати! - Я буду жить с папой! - Нет! Мальчуган сжал кулаки. Личико его стало красным, казалось, он вот-вот заплачет. - Буду с папой! Па-а-па! Все кухонные шкафы почти разом распахнули створки, на пол посыпалась посуда, коробки, банки. Старинная медная турка с громким хрустом свалилась на варочную панель, выбив в той ямку, с холодильника упали какие-то корзины, по полу рассыпались яблоки и картофелины. Кастрюля с супом, стоявшая на плите, опрокинулась и грохнулась на пол, расплескав содержимое по стенам и панелям. Один из шкафов слетел с креплений, Виктор Иванович хотел его придержать, но внимание адвоката привлекла бегущая по окну трещина. - Дмитрий, - повернувшись к сыну, негромко сказал Яков. Со всхлипом мальчик кинулся в раскрытые объятия. Обезьянкой он забрался на колени отца, обнял за шею и вцепился так крепко, будто от этого зависела целая жизнь. - Я с тобой, папа… - рыдал Митя. - С тобой… Осколки разбившегося стекла разлетелись по полу, кухонный шкаф с грохотом упал, а Мироновы в который раз вздрогнули. Затем на кухне воцарилась тишина. Мужчина и мальчик были вместе и казалось, никакие силы на свете не смогут их разлучить. Две одинаково кудрявых головы прижимались друг к другу, худенькая спина Мити ходила ходуном. Яков гладил сына по выступающим позвонкам и шептал: - Тихо, малыш, тихо. Все хорошо, ты со мной. Я никогда тебя не оставлю. - Правда? – шмыгнул носом мальчишка. - Конечно, сынок. Я же тебя люблю. … С тяжелым вздохом Виктор Иванович оглядел разгромленную кухню. Через разбитое стекло в дом ворвался холодный ветер, поднял в воздух бумажные салфетки и отправил на волю красивым лебединым клином. - Наверное, надо отпустить Митю, - пробормотал адвокат, обращаясь к жене. - Как думаешь, душа моя? Но и он сам, и Марья Тимофеевна понимали - от их решения уже ничего не зависит.