Роднее нет

- Яша, - шепнула она, - можешь погасить лампу? Пальцы Якова, касавшиеся нежной кожи, дрогнули. Анна застеснялась, и он знал, почему – первым делом сняв с нее блузку и бюстгальтер, он затем не продолжил, а замер, будто впервые увидел Анну обнаженной. Грудь любимой рождала в Якове чувства, близкие к экстазу. - Ты такая красивая. Я мог бы глядеть на тебя бесконечно, - хрипло сказал Штольман. Дотянувшись до стены, он щелкнул клавишей, и в комнате стало абсолютно темно. Он раздернул занавески. - Так лучше? Анна кивнула. Отраженный свет молодого месяца едва освещал номер. Только месяц да ночное небо видели любовников – через окно на последний этаж отеля заглянуть никто не мог, а утомленный длинным днем Митя давно уже сопел в отдельной комнатке. - И еще ты... Яков надолго замолчал, вновь залюбовавшись. Лунные отблески касались девичьей кожи, и та будто светилась изнутри. Грудь Анны высоко поднималась и опускалась, припухшие губы были влажны, взгляд не отрывался от мужчины. - Дотронься, - попросила она. Он повиновался. Встав перед Анной, он скользнул руками по тонкой талии, расстегнул молнию брючек и спустил их к лодыжкам. Пальцы его забрались под пояс колготок. С глубоким вздохом Анна попыталась помочь, но Яков прошептал: - Позволь мне. Я так люблю тебя касаться. Горячие ладони скатывали шелковую паутинку все ниже. Когда они оказались под ягодицами, Анна всхлипнула. Внутри нее загоралось что-то, чему она не знала названия. Встав на колено, Яков огладил узкие лодыжки, отбросил колготки в сторону. Анна переступила с ноги на ногу, покачнулась. Он положил ладони любимой себе на плечи и поцеловал в живот. - Может, мы... в душ… - с трудом выговорила Анна. Штольман покачал головой. Коснувшись губами кружевного нижнего белья, он наслаждением вдохнул запах своей женщины и пробормотал: - Позже. Через долгие секунды блаженства Яков пробрался ладонями под трусики, не торопясь, стащил их вниз, медленно вернул руки на бедра. Лизнул сладкую расщелину и тут же едва не кончил – такой влажной была Анна, такой готовой для него. Ему пришлось убрать ладони и сосредоточиться на дыхании, но Анна не желала лишаться прикосновения. Она погрузила пальцы в короткие кудри и требовательно сжала. Поднявшись с глухим рыком, Яков взял девушку на руки, и глаза его сверкнули. - Хорошо же, - выдохнул он. Почти бросив ее на кровать, он быстро разделся сам. Постель тяжело прогнулась. Анна вздрогнула. Несмотря на собственное желание, она внезапно осознала, что сейчас рядом с ней – не галантный кавалер и даже не любимый мужчина, с которым хотелось беспрерывно целоваться, а дикий зверь, и он только что получил ее в полное владение. Что до этого свидания их были короткими, а сейчас впереди вся ночь… Девушка попыталась отползти к краю кровати, но тяжелая рука легла на бедро, а появившаяся на губах Штольмана улыбка показалась Анне какой-то дьявольской. Эта улыбка одновременно напугала ее и заставила остаться на месте. - Яша, - прошептала Анна, дрожа от возбуждения. - Ммм… - рука его сжала грудь, а большой палец коснулся напряженной горошины соска. - Пожалуйста… ох-х-х… будь… Анна забыла, что хотела сказать. Выгнувшись на постели, она застонала, но вошедший глубоко мужчина заглушил тихий звук поцелуем. Когда Яков перестал терзать ее губы, она сжала бедра, и уже он закусил губу. - … будь нежным. И он кивнул, обещая. … Через час, полночи или вечность Анна не смогла вспомнить ни единого своего движения, вскрика, жеста. Ничего не осталось в ее памяти, кроме губ Якова, которые почти не отрывались от её, кроме его рук, бывших одновременно везде. Кроме жаркого его тела и того огня, который он возжигал в ней, и пригашал, и вновь воспламенял, и поил ее жажду собственным дыханием. Кроме яркой вспышки, вознёсшей её на небеса, и соленого вкуса его кожи. Анна едва не плакала. Чувства переполняли ее, но она не могла выразить их словами. Немыслимое слияние их душ и тел не желало быть произнесенным. Яков утешал ее, собирая слезинки языком, шептал что-то успокаивающее, а она всё не могла остановиться. - Яша… - пробормотала она в полузабытьи, - Яшенька… Ты… Ты только не уходи… - Да что ты, счастье мое, - в темноте улыбнулся он. - Я буду с тобой так долго, как позволишь. - Всегда, - молила она, - пожалуйста, будь всегда... - Клянусь, - серьезно сказал он. И Анна поверила. Еще секунду назад она была в плену необъяснимого страха лишиться своего единственного, но сейчас знала, что Яков говорит правду. Что он никогда не бросит ее, не изменит, не оставит одну. Разве что через много лет, но об этом Анна думать не хотела. Внезапно она поняла, что нужно произнести именно сейчас. - Яков, - она вытерла влажные щеки и взглянула в глаза мужчины, которому принадлежала полностью. И который, теперь она тоже это знала, принадлежал ей. - Да? - Я тебя люблю. … Разбуженный донесшимся с улицы звуком полицейской сирены, Штольман сел на постели, протер лицо ладонями. В окно уже заглядывал хмурый осенний рассвет. Спавшая до этого Анна пошевелилась, и Яков улыбнулся – девушка натянула на голову подушку и капризно дернула голыми пятками. Он потянул на себя одеяло. Анна что-то сонно пробурчала, но из-под подушки не выбралась. Сползшее еще больше одеяло обнажило упругую попку. Штольман громко вздохнул. Вдруг ручка двери, что вела в отдельную комнатку, пошла вниз. Дверь стала осторожно открываться. Яков мгновенно накинул на Анну одеяло и уставился на сына, чья взъерошенная голова показалась в большой спальне. - Доброе утро, Дмитрий. Расплывшийся в улыбке мальчуган босиком пробежал по полу, залез на кровать и кинулся обниматься. - Да! Наконец-то ты проснулся, а то я устал ждать! Я давно выспался! А ты? Мама еще спит? Тогда я пошел в туалет! - Тихо, малыш. И в другой раз стучись, пожалуйста. Штольман еще вечером попросил у персонала отеля ключ, который закрывал дверь комнатки, и положил его в прикроватную тумбочку. Сейчас Яков открыл ящик и убедился, что все на месте. - Как ты открыл дверь? - Ха! Это вы ко мне должны стучаться, я же был внутри! – хихикнул Митя. - Я там на столике скрепку нашел, с ней легкотня открыть. Мне Клаус показывал! Он убежал в ванную, а Штольман скрипнул зубами. Клаусу следовало бы учить детей чему-то хорошему, а не как открывать замки скрепкой. Руку Якова нашла теплая ладонь Анны. - Яшенька, не сердись. Его ничто не удержит. Папа как-то грозился его выпороть, но никто, конечно, Митю не бьет, это только слова. Доброе утро. Разлепив глаза, Анна потянулась к губам любимого. Штольман понял, что в семейной жизни ему придется ловить любое подходящее мгновение для объятий, и жадно ответил на поцелуй. - Па-па, - тихо произнес кто-то. Вздрогнув, Яков оторвался от сладких губ и обвел глазами комнату. Митя был еще в ванной, Анна уткнулась ему в шею. Больше в номере никого не было. - Папа… Папа… Па-па-па! Штольман мог бы поклясться, что в коротком слове, произнесенном, судя по тонкому голоску, маленьким ребенком, было удовольствие. - Аня, - сказал Яков тихо, садясь повыше и прижимая девушку к себе. - У нас в номере есть… Он помотал головой. - … призрак? Анна взглянула на него с недоумением. - Нет, Яков. Я бы тебя предупредила. Он закрыл глаза. Открыл. Прислушался. - Тогда я сошел с ума. Я отчетливо слышу, как кто-то очень маленький говорит «папа». - Очень странно, - удивилась она. - Я ничего не слышу. Ой, хотя вот... Анна широко улыбнулась, положила руку Якова на свой живот и вытянулась на постели. - Скажи это, Яша. Я, конечно, ревную, но мне прямо хочется, чтобы ты сам это сказал. - Дорогая, у нас будет ребенок? - заразившись весельем Анны, ухмыльнулся Штольман. Она лукаво кивнула. Выскочивший из ванной Митя влетел на кровать, плюхнулся на отцовские колени и заорал: - Да! И мы назовем его Машенькой!