Рыцарь Храма Соломона

      Робер спешился, оставил коня заботам слуг и направился в Собор. На душе после отъезда друга было тяжко, хотелось в тишине и в отсутствие заинтересованных глаз бездумно полюбоваться сказочной красотой церковных витражей и обрести равновесие. Тихое пыхтение за плечом удивило.             — Люсиан, я велел всем остаться. Я хочу побыть в Соборе один. Что не ясно?       — Ваша милость, то есть брат Робер, я у самого порожка постою, я не буду мешать. Я с братом Бертраном тоже заходил всегда.       — Вот репей! И зачем?       Простодушное лицо сервиента засветилось:       — Дык красота какая… Я смотрю, и кажется, что душа сейчас из груди выпорхнет.       Робер улыбнулся — на Люсиана совершенно невозможно было сердиться.       — Хорошо. Идём.       Когда какой-то мужичок внезапно очутился излишне близко даже для городской толчеи и, прихватив Робера за локоть, потянул в сторону, первой реакцией было рывком освободиться и выхватить меч.       — Тихо, тихо, и незачем так нервничать, не нужно привлекать внимание. Господин храмовник может уделить мне время? Тут недалеко.       — Руку убрал, пока она к тебе приделана! Нет. Что за секреты? Идите в обитель, там и поговорим, если командор позволит. Я не имею права входить один в чужие дома.       — Прошу простить, господин рыцарь, крайняя нужда толкает меня на непочтительное обращение. Не надо никуда ходить, пожалуйте вон под ту арку, в тень. Что на солнцепёке да на виду у всех стоять? Брат Робер, это важно.       Робер с подозрением уставился на мужичка. Тот нетерпеливо качнул головой в сторону, приглашая. Робер с сомнением разглядывал сумрак арки, когда Люсиан решительно оттëр его плечом. Лишившись возможности опекать Бертрана, Люсиан со всем пылом принялся охранять покой Робера. В основном это сводилось к тому, что на Робера теперь регулярно что-то роняли или выливали. Удружил приятель, ничего не скажешь.       — И нечего со всякими разговаривать. Не ходите, ваша милость. Вдруг бандит какой? Не смей приставать к рыцарю!       Из темноты раздалось сдавленное фырканье. Робер, секунду назад уже склонившийся к мысли послать незнакомца к дьяволу, вспыхнул и, сердито отпихнув наседку, шагнул в темноту. Надо будет на досуге подумать о своей гордыне, заставляющей совершать необдуманные поступки. Во-первых. А во-вторых, отбросив свою мягкотелость, оборвать-таки Люсиану уши.       Горожанин, ожидавший Робера в полумраке, опасным не выглядел. Невысокий, весь какой-то округлый, уютный и добродушный. Добродушный… В памяти что-то забрезжило. Робер ещё раз внимательно оглядел мужчину, прицельно замечая на руках жёсткие мозоли бывалого мечника, позу, позволяющую в любую секунду уйти с линии удара или атаковать, привычку держать правую руку так, чтобы мгновенно выхватить оружие. Да не может быть! С Бертраном разделались, теперь хватает наглости наводить связи с ним?       — Что это вы на себя напялили, брат? И, если не ошибаюсь, вы должны быть сейчас за много миль от Парижа? Аж в Венгрии?       И понял, что не ошибся: в глазах мужчины мелькнуло удивление, и на Робера глянули чуть менее снисходительно.       — О. И вам доброго дня, драгоценный брат. Долг заставил меня бросить мою уютную келью: посильная помощь ближнему — дело чрезвычайно богоугодное.       — И у вас хватает наглости просить помощи у меня?!       — Не горячитесь. Отчего вы уверены, что помощь нужна мне, а не вам?       — Благодарствую, не нуждаюсь, а если что — обойдусь своими силами.       — Вы — да, а брат Бертран?       Робер вызверился:       — Ваш добрый друг Гуго уже помог, чем мог!       — Вот я и хочу понять, какого чёрта случилось и что я могу сделать. Не здесь, пойдёмте с улицы.       — Никуда я с вами идти не собираюсь. Свои грязные делишки обстряпывайте без меня. Люсиан, пошли, не развешивай уши!       В локоть впились железные пальцы:       — А ну быстро проследовал за мной! И внятно объяснил, какая кошка пробежала между Магистром и братом Бертраном!       — Как будто вы не знаете!       — Представь, нет. Я долго тебя уламывать буду?! Девицу из себя не изображай!       — Я не могу же!       — Чего не можешь? В одиночку заходить в дом к мирянам и наедине разговаривать? А где ты тут хоть одного мирянина видишь? Следуй за мной вместе со своим грозным охранником. Ну!       Робер сам не понял, как оказался в дверях какого-то дома.       — Ты тут стой, — остановил Жослен сунувшегося было вперёд Люсиана. — Твоих любопытных ушей ещё не хватало!       Робер кивнул Люсиану, чтобы тот остался снаружи, и осмотрелся.       — Чей дом?       — Брат Робер, не отвлекайтесь. Чей надо. Так что с братом Бертраном?       Робер поколебался и, вздыхая, рассказал о молчании Бертрана.       Жослен с каждым словом мрачнел всё больше. Под конец и вовсе с досадой воскликнул:       — Меня положительно окружают одни идиоты! Поголовно! Как! Скажите мне, как вам, обладателю столь быстрого и недюжинного ума, удалось попасть в цепкие ручонки Даммартина? И втравить брата Бертрана в такой конфуз? Как мог брат Бертран, тоже с виду не идиот, пойти за помощью к де Пейро?! Зная, как тот его недолюбливает. А Магистр?! О том, что Жак вспыльчив, знают все, но доживя до таких лет, тоже можно было научиться сначала думать, а потом сносить головы. Да ещё и кому! И какого чёрта вы не вмешались? В ногах у Магистра надо было валяться, правду говорить! Самому! Первому! Или Бертрана выволакивать из кабинета, пока скандал не начался и он лишнего Магистру не успел наговорить: кровь не водица, тоже ведь смолчать не смог! А вы в стороне, да? Чистый и непогрешимый! Как же удобно сиять непогрешимостью, когда кто-то другой за тебя подставляется!       Робер аж зашипел от злости. Мало он себя поедом ест, так всякие мутные личности будут его в дерьмо тыкать!       — Один ваш друг ни при чëм, да? Благородный и умный Гуго. Казну спустил, Бертрана подставил!       Жослен выдохнул, потëр лицо и устало усмехнулся.       — То, что я хочу сказать Гуго, я ему и скажу, не вам. А подсидеть или подставить ближнего своего — любимое времяпрепровождение в Ордене. Впрочем, как и в других. Гадюшники, один краше другого.       Робер начал терять терпение.       — Мы встретились, чтобы поговорить о грехах, в которых погряз Орден? Откровенно сказать, брат Жослен, меня не интересует, какого беса вы тут, а не в Венгрии, и что вам от меня надо. Бертрану вы ничем сейчас не поможете. И в любом случае ничего от меня не получите.       Жослен серьёзно уставился на Робера и просто спросил:       — А кто ещё мне должен помогать? Брата Бертрана эти два упрямых осла из моей колоды выдернули. В ближнем круге Магистра у меня больше никого нет. Кто теперь мне будет помогать спасать Орден?       — Спасать?       — Я боюсь, что да — именно спасать.       — Слушайте… Вы преувеличиваете. Я понимаю, что Магистр и досмотрщик сейчас долго будут друг друга кусать, но уж Ордену эти дрязги не угрожают. Плохо, конечно, но… Первый раз, что ли?       — Да при чëм тут наши внутренние склоки! Король совершенно явно начал подготовку к уничтожению Ордена! Всё о том говорит! Надо готовиться!       — Магистр обеспокоен. Он планирует ехать к Папе и поднимать вопрос о пресечении распространения грязных слухов, порочащих Орден. Папа выступит и утихомирит сплетни. Король вынужден будет остановить своих советников. А казна… Ну что… Восстановимся понемногу. Тем более отчасти позиция брата Гуго разумна — мы и не могли отказать королю. А больше нам ничего и не угрожает. Не пойдёт же он на открытый конфликт!       — Какая наивность! Разумеется, Филипп не остановится. У него выхода другого нет. Он уже несколько раз с успехом применил тактику очернения противников. Что мешает проделать этот трюк ещё раз? Смотрите: сначала люди Мариньи распускают слухи, а потом король — этакий законник — объявляет, что обязан разрешить проблему. У меня чёткое ощущение, что механизм уже пришёл в движение. И я не уверен, что смогу хоть что-то сделать, у меня просто не хватит сил.       — Бертран отзывался о вас, чуть ли не как о дьяволе.       Жослен усмехнулся:       — К сожалению, это не так. В основном у меня есть информаторы навроде Бертрана. Но реальной силы нет. У меня мало людей, которым я могу доверять, и почти нет средств. А если учесть, что я не могу открыться братьям, действую на свой страх и риск и нарушаю разом все пункты Устава…       — А как же брат Гуго? Досмотрщик Англии и Франции — могущественная фигура.       — Брат Гуго мой друг. Но даже он не считает угрозу достаточно серьёзной.       — Так поговорите. Убедите.       — Ну. А я о чём? Весточку передадите? Досмотрщик — не та фигура, которую можно за локоть затянуть в сторонний дом для кулуарных разговоров — слишком много свидетелей вокруг. Приведите его ко мне. Под каким-нибудь благовидным предлогом.       Робер открыл рот, поперебирал в голове ругательства, закрыл рот, вздохнул.       — К чёрту идите, драгоценный брат. Люсиан, за мной.       Люсиан вздыхал за плечом и топтался рядом весь день. Совершенно явно ждал участливого вопроса о причине печали, но у Робера были дела поважнее забот о душевном равновесии сервиента. Поэтому, не дождавшись сочувствия от жестокосердного рыцаря, после отбоя Люсиан решился-таки спросить, грубо нарушая предписание Устава молчать до утренней молитвы:       — А вдруг этот гад и правда сможет помочь брату Бертрану? Давайте приведём к нему досмотрщика, а?       — Да уж нет, — буркнул задремавший было Робер. — Не буду я этим тварям помогать ни в чëм. Бертрану вон щедро отплатили за содействие.       Ответил и тут же подскочил, просыпаясь:       — Что-о? Ты откуда знаешь о досмотрщике?! Ты что — подслушивал?!       Люсиан запыхтел ещё усерднее:       — Я на всякий случай. Вдруг он специально вас туда заманил? Чтобы что-то нехорошее сделать. Я ухо и приложил к щели.       Робер, полный решимости наказать распоясавшегося служку, аж хрюкнул от неожиданности. Бурное воображение дорисовало какие-то фривольные сцены с заманиванием гнусным негодяем юной девицы в дом с неприличными целями. Робер не выдержал и захохотал.       — Люсиан, — простонал он сквозь слëзы, — прекрати меня опекать. Я тебе едва ли не в отцы гожусь. Как-то я просуществовал без няньки двадцать девять лет, и дальше — Бог даст — проживу. Да и не нужна моя жизнь никому. Храмовников вообще убивать бессмысленно. Даже знаменитые хашишины предпочитали платить Ордену дань и не связываться с нами. Знаешь же, кто это такие?       — Братья рассказывали кое-что про Восток. Хашишины — это жуткие убийцы, да? Те самые? — Люсиан расчётливо покосил глазом на рыцаря: сейчас начнёт рассказывать, увлечëтся и перестанет злиться.       Робер предсказуемо попался:       — Те самые. Хашишины суть небольшая группа людей, отколовшихся от основной религии. Магометане считают их еретиками. Они прокляты и отвержены. Вся их слава держалась на том, что рядовые члены общины готовы были в любой момент пожертвовать жизнью. То есть они не убегали после совершенного убийства — они принимали смерть и верили, что попадут в рай. Поэтому их так боялись правители Востока. Как понять, кто в толпе в следующую секунду вытащит нож? Никакого особого воинского искусства там никогда и не было. Но с Храмом они предпочли решить дело миром. Можно убить магистра, но невозможно убить орден: на смену одному убитому магистру просто встаёт другой, и никакого ущерба организации это не причиняет. Там, где глава просто выбирается среди равных, убивать кого-то одного бессмысленно. А уж тем более рядового рыцаря.       Люсиан глубокомысленно покивал и, оценив пропавший у рыцаря запал драть уши, вернулся к первоначальной теме:       — Так что? Давайте приведём туда досмотрщика? И вытребуем помощи брату Бертрану.              — Они ничем не смогут помочь. Решение принял Великий магистр. Раньше чем через год нет смысла начинать разговор о возвращении Бертрана.       — Ну хоть поблажек каких ему выпросить.       — Поблажек… — Робер задумался. — Не знаю, Люсиан. Поблажек можно и так попросить, ни к чему с этими гадами связываться. Меня другое тревожит: а если брат Жослен прав и мы теряем время? И тогда помогать ему надо без оглядок на внутренние дрязги. Но это всё бессмысленно — я ему уже отказал и понятия не имею, как и где его искать. Зря, наверное. Ладно, неважно, не твоего ума это дело. Выброси всё из головы и спи давай.       Робер зевнул, повернулся на бок и снова начал уплывать в сон.       — Дык я ж спросил его, когда вы так быстро и сердито вышли. Условился, где встретиться. Я ж знал, что вы остынете и пожалеете.       В следующее мгновение взбодрëнный и взбешённый Робер уже гонялся по келье за сервиентом, пылая желанием выпороть мелкого интригана.       Робер стерёг комнату, куда без предупреждения буквально заманил Гуго для встречи с Жосленом, а в его душе расчëтливость мёртвой хваткой вцепилась в горло честности. Он так и не сказал Жослену о том, что Магистр вот-вот скинет де Вилье с его места. А Жослен, соответственно, не предупредит Гуго. Может, всë же сказать? Ну уж нет, иначе возвращение Бертрана выторговывать будет нечем. Да и Магистр мгновенно поймёт, откуда утекла весточка.       За дверью опять повысили голоса. Что ж, Гуго стоило свести с его старым другом только для того, чтобы послушать, как кто-то орёт на надменного рыцаря. Робер с интересом слушал разгорающуюся свару. Старые приятели кричали друг на друга, не понижая голосов и уже не заботясь о внешних приличиях.       — Твоя гордыня погубит Орден! Всё меняется, короли более не прислушиваются к папе, а Рим оглядывается на королей. На Филиппа так точно. Надо втихую закрывать всем рот — хоть тайных убийц пускать, — а не требовать расследования. Магистр сам суёт шею в петлю! Ты обязан его переубедить до того, как он поедет к папе. После падения Руада вновь зазвучали голоса, что Господь наказует тамплиеров за грехи. Ты не слышишь этих голосов?! Ты оглох?! Наши представители погрязли в судебных тяжбах с приходами, у которых мы забираем кусок хлеба, переманивая прихожан к себе. Ты думаешь, святые отцы счастливы?       — Да плевать на их счастье! Так было все двести лет, и что теперь?       — А то, что мы им мешаем, и они в случае чего примут не нашу сторону! Послушай, какие сплетни распускают о нас по тавернам люди Ногарэ! А магистр настаивает на публичном разбирательстве!       — Да с чего ты взял, что это преднамеренно? И что здесь замешан советник? Вечно тебе мерещится! Умерять свои фантазии не пробовал? Просто людская глупость и зависть. Всю жизнь про нас небылицы рассказывают. Просто сейчас во Франции нужда и голод, вот и злобствуют. Нам надо отчистить доброе имя Ордена! И тут я с Жаком согласен!       — Как очистить? Легисты Филиппа поднаторели в возведении поклëпов на невиновных. Ты не помнишь, как из личных слуг Бернара Сессе пытками выбили признания о том, что епископ — чернокнижник? Как в смерти королевы обвинили её духовника?! А как Филипп обвинил в ереси самого папу? И все разы это была ложь, но кого это спасло? Мы не можем тягаться с королём!       — Ты всë же считаешь, что это Филипп. Ладно, допустим. Но Орден обладает могуществом, которое и не снилось Филиппу! У нас тысячи командорств в десятках стран! Что может нам противопоставить обнищавший монарх в разорённой стране?       — Мы рассеяны! Нас много, но в командорствах зачастую обитает лишь по два-три рыцаря. Что может самый храбрый рыцарь против сотни? А в Европе основной состав Домов — только что вошедшие в Орден мальчишки, которым рано ехать на Восток, братья трудники да израненные старики!       — Ты с кем собрался вести военные действия? Ты говоришь глупости! Король не пойдёт на открытое противостояние! Мы его спасли! Не за стенами ли Тампля укрывался он от озверевшей толпы! И папский престол не допустит явного произвола.       — Какой папский престол?! После того, что Ногарэ сделал с Бонифацием? Да нынешний папа боится дышать в сторону короля! Он ничего не сделает в нашу защиту!       — Орден не нуждается в защите!       — Так же, как не нуждался Бонифаций? Ты! Именно ты не встал на его защиту! Магистр тогда тоже говорил, что надо разобраться. И где теперь Бонифаций? Кормит могильных червей! Никто уже давно не заботится о правдоподобии обвинений. Его обвинили голословно и убили! И Рим проглотил это! А ведь дело было в деньгах. Кто защитит нас, если что?! Почему вы с Магистром не слышите меня, ну почему!       — Потому что мы с Жаком всяко не глупее тебя! А тебе вечно мерещатся тайные заговоры!       — Гордыня застит тебе глаза! У короля нет денег, чтобы отдать долги. Сколько он нам должен? Он уже уничтожил своих предыдущих кредиторов, а теперь наш черëд. Воевать с Филиппом надо скользким юристам, дипломатам и тайным отравителям! Гнев и гордыня вкупе с отсутствием хитрости хороши для тупых солдафонов, но не для верхушки Ордена! Очнись!       В комнате что-то грохнуло. Их там растаскивать ещё не пора? Как бы не пришлось помогать прятать тело.       Дверь распахнулась, едва не ударив Робера по лбу, и на пороге появился досмотрщик.       — Ты пожалеешь, Гуго, но будет поздно. И для тебя, и для Ордена.       — Поговорим, когда ты перестанешь сочинять страшные сказки и верить в них, о скорбный разумом друг мой! — рявкнул через плечо досмотрщик.              — Всё зря? — спросил Робер, когда за окнами стих стук копыт.       Жослен устало качнул головой.       — Не знаю. Может, остынет и подумает ещё раз? Ладно, совесть моя чиста — напрямую поговорить мы попробовали. Вот что, брат Робер…