Рыцарь Храма Соломона

      Ожидая на оживлённой площади​ Робера с Бертраном, Эсташ успел поулыбаться проходящей мимо миленькой служаночке, покрасоваться перед стайкой мальчишек и поговорить с группой храмовников, отбывающих на Кипр, — словом, время провёл с пользой. ​Потом мысли были заняты плотным обедом с отличной свининой и свежим вкусным пивом, потом он уговорил Робера при отъезде из Эг-Морта проехать поближе к гавани, посмотреть на корабли — виллан, он никогда не видал таких громад. Поэтому не сразу заметил странное поведение Бертрана. Тот был молчаливый, задумчивый и какой-то печальный.       — Брат Робер, что-то случилось, когда вы отдавали пакет? — улучив момент, спросил Эсташ.       Робер пожал плечами.       — Да нет, совершенно ничего интересного. Отдал все письма, мне в ответ кучу насовали — надо будет по пути завозить. А что?       — Да брат Бертран какой-то странный…       — А. Ну так расстроился, наверное: мы ж думали Магистра увидеть, а нас просто провели к рядовому брату, документы забрали, новые вручили да и выставили вон — велели поторапливаться в обратную дорогу.       Эсташ поудивлялся, но скоро выбросил странности Бертрана из головы, к тому же хандрил тот ​недолго. Уже через сутки, разгорячённый скачкой, он начал улыбаться — сначала скупо, словно забываясь, потом чаще, а к концу пути стал прежним братом Бертраном.       До Перпиньяна оставалось рукой подать, вечерело, и Робер поторапливал их, ​ чтобы успеть до темноты.​       Вдруг он насторожился, поднял руку и натянул поводья.       — Слышите?       Где-то совсем недалеко раздавался звон стали и крики.       — Вперёд! — безапелляционно скомандовал Робер и пустил коня вскачь.       Эсташ проглотил замечание о том, что сначала надо бы узнать, как обстоят дела, а потом нестись сломя голову на помощь не пойми кому — может, две банды разбираются? — ​ и припустил за рыцарем. Следом сорвался в галоп Бертран. ​       Из-за поворота дороги ​они влетели прямиком ​в гущу боя: посреди дороги лежала перевёрнутая на бок повозка с перепуганной, силящейся встать лошадью — похоже, пытались оторваться и не справились на повороте; ​группа разномастно вооружённых людей расправлялась с другими — по всей видимости, охраной важного господина, путешествующего в повозке. ​Эсташу показалось, что нападающих очень много, хотя на самом деле их было всего человек десять. Но обороняющимся и этого было за глаза — один уже лежал на земле, оставшиеся четверо отчаянно отбивались, всё время пятясь, двое из них были ранены.       — ​Рутьеры *, — выдохнул Робер, на ходу выхватывая меч. — К бою!       Внезапное появление на пустой вечерней дороге трёх вооруженных всадников внесло сумятицу в кипящий бой, но опытные головорезы и не думали бежать. Они даже не дрогнули, почти мгновенно перегруппировались и бросились на нового противника, оставив пару человек биться с теми, кто сопровождал карету.       Вот тут-то Эсташ и осознал в полной мере простую истину, которую в них вбивал брат Гийом тренировками до полуобморока.       «Вы поймите, дурни, когда бьёшься — думать не успеваешь. Особливо ​по первости. Руки-ноги сами всё делают, что умеют — то и делают, чему их научили, что привычно. ​И моя задача — сделать так, чтобы они у вас работали, пока вы сами внутри визжите от ужаса. А то, что вы сейчас с ясной головой размышляете, что встанете вот так да отобьёте меч вот этак — всё из головы вылетит в первую же секунду».       И правда вылетело. Потому что Эсташ даже не понял, как заученным, сотни раз повторëнным движением откинул плащ и мгновенно выхваченным ​ мечом перерубил древко нацеленного в грудь копья, вторым махом развалив нападавшего от плеча до грудины. Рядом достал кого-то Робер. Обороняющиеся победно взревели и налегли с тылов. Эсташ упоённо орал, ругался, крутился вместе с конём, удачно отбивая удары щитом и нанося свои, когда вдруг сообразил, что не видит Бертрана. ​Он оглянулся, выругался ещё затейливее и резко дёрнул коня в надежде успеть. И успел, в последнюю секунду успел, снеся голову бандиту, подступавшему к отчего-то пешему Бертрану. Эсташ разгорячëнно огляделся, но воевать больше было не с кем, охрана добивала двух последних оставшихся в живых бандитов. А Бертран так и продолжил стоять — бледный, с широко распахнутыми глазами.       — Эй, ты как? — Эсташ пробежался глазами по Бертрану и пошарил взглядом по земле вокруг. Ага, меч вон валяется — выбили, но двоих зарубить успел. — А почему пеший? Ты с коня упал, что ли?       — Д-да, ему в грудь копьём ударили, пейтраль ** защитила. Но он на дыбы встал, я и грохнулся. Думал — всё.       — Сейчас. — Эсташ подъехал к Бертранову коньку, который, ничуть не тревожась затихающей бойней, щипал на обочине траву, и подвёл его к приятелю.       — Держи, вон наш Робер уже в любезностях рассыпается, может, и нам благодарностей достанется. Зря мы, что ли, тут головы всяким бандитам сносили?       Бертран медленно, как-то сонно перевёл взгляд с Эсташа на тело у ног, сглотнул, зажал рот руками и метнулся в сторону. Эсташ качнул головой и огляделся: Робер уже открыл дверцу кареты и помогал выбраться зарëванной девице. Что-то успокаивающе говорил своим бархатным голосом и вообще выглядел совершенно спокойно. В отличие от Бертрана, который, пошатываясь, вытирал рот.       — Ты чего? По голове ударили или в живот?       Зелёный даже в свете восходящей луны, Бертран мотнул головой и хрипло каркнул:       — Нет. Нормально всё.       — А чего тогда?       Бертран глянул на валяющиеся тела и снова зажал рот рукой. Эсташ сплюнул.       — Тьфу ты, напугал! Мертвецов близко не видал, что ли? Я думал — задели! Пошли, надо повозку на колёса поставить да сопроводить их милостей как полагается.       Бертран дëргано кивнул, и они подошли к Роберу, которому как раз многословно желала удачи, воинской славы и присмотра высших сил сопровождавшая девицу женщина — по всей видимости, камеристка. Средних лет, худая как щепка, она успевала и благодарить, и хлопотать над девушкой, вылезшей с помощью Робера из повозки.       Хотя особо хлопотать не требовалось. Юная и хорошенькая благородная девица на диво быстро оправилась и сердито шикнула на суетящуюся рядом служанку.       — Аннет, со мной всё хорошо, ну хватит причитать! — И вперила в Робера сияющие восхищением глаза.       Робер снял шлем и церемонно склонил голову:       — Робер де Сен… — Споткнулся, смутился. — Брат Робер, моя госпожа. Бедный рыцарь Храма Соломона.       Глаза девушки при виде молодого и красивого лица засияли ещё ярче. Камеристка бдительно тронула её за локоть, замаскировав тычок необходимостью поправить край дорожного плаща. Девушка опомнилась, чинно представилась:       — Мариз де Фуа, дочь графа Обри де Фуа. Я возвращалась от тётушки, в дороге у нас сломалась повозка, и мы припозднились. Если бы не вы… Век буду молить за вас Деву Марию.       — Орден существует для того, чтобы дороги были безопасными. Я выполнял свой долг.       Эсташ ухмыльнулся — ишь, перья-то распустил.       — Если бы не твой батюшка, птичка, ничего бы не случилось! — сердито встряла камеристка. — Не заплатил этим мерзавцам, вот они и…       — Аннет! — Девушка густо покраснела и быстро взмахнула ресницами на Робера. — Простите мою Аннет, брат Робер, она всегда сначала говорит, потом думает. Я полагаю, что могу от имени батюшки пригласить вас в наш замок — он захочет лично поблагодарить моего спасителя.       Робер с сомнением посмотрел по сторонам. Дело надо было довести до конца — сопроводить спасённую даму и её эскорт до безопасного места, но тогда и самим придётся думать о ночлеге, время они потеряли. Ехать до ближайшего командорства и до происшествия оставалось часа два, а пока они проводят девушку, пока вернутся на дорогу… Скакать в свете тоненького серпа нарождающегося месяца, рискуя повредить коням ноги, и потом ломиться ночью в ворота не было никакого смысла.       — Вообще, это не поощряется, но в нашем случае… Да, видимо придётся воспользоваться вашим гостеприимством.       Эсташ дождался указаний и пошёл помогать потрёпанной охране графа, искоса поглядывая на безучастно стоящего подле своего коня Бертрана — всегда исполнительный, тот никак не отреагировал на приказ. Вместе с людьми графа Эсташ поставил повозку на колёса, собрал у мёртвых рутьеров оружие. Тела сложили на обочине ожидать телегу из замка. Погибшего слугу графа ждало отпевание в монастыре, мёртвых рутьеров — Эсташ уже успел пробормотать над ними краткую молитву — безымянная, наскоро вырытая общая могила недалеко от дороги. Один из слуг отправился вперёд, сообщить о случившемся.       На полпути их встретили вооружённые люди с факелами, возглавляемые самолично графом де Фуа. Встревоженный мужчина обнял спасённую дочь, многословно рассыпался в благодарностях и на правах радушного хозяина подтвердил приглашение трём отважным монахам приклонить голову в его обители.       Робер ехал подле графа и вёл с ним какую-то витиеватую беседу, а Эсташ всю дорогу посматривал на притихшего Бертрана. Разглядеть в неверном лунном свете выражение его лица было невозможно, но судя по тому, что даже на въезде во двор замка он не подошёл к Роберу, чтобы принять у него коня, дела обстояли не очень. Эсташ взял всё в свои руки: помог Роберу спешиться, на ходу придумывая оправдание Бертрану, но Робер едва ли вообще увидел, кто ему прислуживал, — так был поглощён беседой. Эсташ передал животных подскочившим конюхам и, подцепив Бертрана, проследовал за замковой прислугой в отведённые им комнаты: граф от своих щедрот предоставил храмовникам шикарные покои. Ну то есть он-то предоставил их Роберу, а Бертран с Эсташем получили возможность роскошной ночёвки для благородных господ за компанию. Эсташ горячо возблагодарил всех святых за такое гостеприимство — разговаривать с Бертраном при чужих любопытных ушах и глазах было бы невозможно.       — Ты чего мнëшься? Коня у Робера не принял, распоряжения не получил. Ты помнишь, что храмовник не может находиться в стороннем дом без сопровождения ещё двоих братьев? А Робер уже вовсю общается с графом один на один ***, — попенял он Бертрану вполголоса.       Бертран, словно только и ждал вопроса, вдруг отчётливо всхлипнул.       — Э. Тихо, тихо, ты чего? — Эсташ оглянулся и затолкал Бертрана в тёмный угол комнаты. — Успокойся. Хорошо, что нет никого, а ну как зайдут?       Бертран часто дышал, пытался взять себя в руки, кусал кулак, но его трясло, как в падучей. Из груди уже рвались громкие всхлипы.       Эсташ обхватил его, прижал к себе, уткнул головой себе в плечо, гася звук и постоянно оглядываясь на вход: не хватало ещё любопытной дворни — не объяснишь ведь. Дьявол, не думал, что так накроет.       — Ш-ш-ш, тихо, ну всё, всё. Ну плащ-то не позорь. Испугался?       — Эсташ, я же их убил. Раз — и всё. И нет людей. И кровь…       — Ты убил бандитов, дурак. Да я бы не подоспел, тебя бы зарезали, как курёнка! Ты чего стоял и ждал?       — Я убил людей.       — Это разве люди?       — А кто? Не волки же! Грех ведь.       Эсташ аж встряхнул приятеля:       — А ты чего в Орден-то попëрся? Ты чему весь год учился? Ты весь год учился убивать и не задумался, для чего? И молодец — хорошо учился: аж двоих зарубил, а не распустил бы сопли, так и с третьим бы справился. Ты же мужчина. Ты — храмовник, дьявол тебя побери! Ты чего?       Бертран затрясся.       — Я не знаю, не знаю, что я тут делаю. Господи… Я торговец, просто торговец. Я никогда не любил… Приятелям нравилось на казни ходить — развлечение же, а мне противно было, я старался не смотреть. Моё дело ткани закупать и продавать, зачем я… Я думал, ну как-то. А я не смогу… Я дурак, я такой дурак. В нашем командорстве так хорошо, все заняты простыми делами, есть и пекари, и кастелян, и лекарь. Я же считаю хорошо. И в уме, и на абаке умею. Отец даже индийским **** цифрам научил и читать чуть-чуть. Можно же не воином, я думал…       — Да с ума сойти от скуки! А это не ты ли радовался, когда нам оружие выдали? Тебе же нравилось тракт патрулировать?       — Ну да, интересно, с людьми говоришь, новое видишь. — Бертран снова хлюпнул носом, но разговор, кажется, помогал, он успокаивался.       Эсташ снова оглянулся на дверь и краем плаща вытер приятелю щëки. Рыдающий тамплиер — стыда не оберëшься, если кто увидит.       — Да ты и правда дурак, хоть и умный. Тебя на дорогу вывели не разговаривать с людьми, а охранять их. От таких вот. Тебе в купцы надо было, а не в храмовники. Но сейчас уже поздно. Нет больше у тебя ни лавки, ни имени. Тебя просили передумать? Просили. Ты обеты давал? Давал. Ну и не ной теперь.       — Я не смогу, не смогу. Я… Вы вон спокойные оба. Робер вообще перешагнул через труп и не заметил. А он же такой весь утончённый и благородный — и ничего. А я…       Эсташ зло хмыкнул.       — С рыцарем нам повезло, конечно. Робер хороший, но ты верно сказал — благородный. А мы все — грязь под ногами благородных господ. Ты уверен, что он не участвовал в подавлении какого-нибудь крестьянского бунта? Я — нет. А ты… Сможешь, всё ты сможешь. Просто в первый раз, пройдёт. Всё, успокаивайся, там твой благородный тебя потерял, наверное.       Бертран отстранился, хлопнул мокрыми ресницами и пытливо посмотрел на Эсташа. Тот криво улыбнулся уголком рта:       — Ну что ты так смотришь? Ты же понял, что я в Орден прятаться пришёл. Давай поговорим когда-нибудь потом? Или вообще никогда. Ты, помнится, сказал, что не хочешь знать. А я, знаешь ли, хочу забыть. Давай умывайся и вали прислуживать Роберу.