Приговоренные возвратиться

Игорь пил из фарфоровой чашки, расписанной гжельским орнаментом. Голубые цветы на белом фоне расплывались у него перед глазами. Его мать сидела напротив и не отрывала глаз от сына: -Чьей верой ты живешь? Ее вопрос выбил его из реальности и Игорь отодвинул кружку от себя. Она звякнула, ударившись о такой же чайничек, и мать неодобрительно покачала головой. -Я всегда говорила тебе, что все эти дела не доведут до добра. Твой отец умел останавливаться. Остановись и ты. Та история со стадионами была первым знамением. Игорь сдержал смешок и, прищурившись, посмотрел на женщину. У нее были такие же темные глаза как у него, но волосы теперь уже просвечивали сединой, которую она принципиально не закрашивала. -Я поражен, мама, как ты можешь жить на ворованные деньги, но при этом так искренне верить в христианскую мораль. Когнитивный диссонанс. Его мать, будучи психологом по образованию, терпеть не могла, когда ее профессиональные термины использовали против нее же самой. -Я не собираюсь отчитываться перед тобой за свои убеждения. – Резко ответила она. Игорю показалось, что она с удовольствием бы врезала ему и место, по которому ударила его Анна, заныло. Он приложил руку к челюсти и опустил глаза к чашке. Он до сих пор не понимал, что его подтолкнуло к тому, чтобы пригласить ее на танец. Он просто увидел ее в том же пабе, где выпивал со старыми приятелями. И в тот момент, когда она стояла посреди танцпола, в свете разноцветных ламп, смотрела на сцену и медленно покачивалась из стороны в сторону, он ощутил непреодолимое желание прикоснуться к ней. Она показалась ему такой близкой в тот момент. И стоило ему притянуть ее к себе, как тепло ее кожи и почти неслышный запах ее духов, смешанный с запахом табака и выпивки, стал таким знакомым. Он видел ее один раз, тогда у себя в кабинете, но танцуя с ней, он почувствовал себя так, будто уже много лет делал то же самое. -Ты ведь и сам знаешь, что все эти доводы за строительство завода надуманы. Остановись. Я серьезно. Подумай о людях. Они же умрут. Мы умрем! Игорь исподлобья взглянул на мать и снова пододвинул к себе кружку. Он долил в нее чай и взял из хрустальной вазочки сушку. Разломив ее в кулаке, Игорь разложил кусочки рядом с кружкой и стал водить пальцем по рисунку на скатерти, обводя выдавленные цветочные орнаменты. -Никто не умрет. Не говори ерунды! – Пробормотал он. -Ты сам-то в это веришь? Игорь поднял глаза на мать и увидел ее спокойное, абсолютно понимающее лицо, которое уже не смотрело на него с осуждением или предупреждением. В нем был лишь вопрос. Она принимала его позицию, его таким, каким он был, даже если не соглашалась. Он был ее сыном. -Мам, я просто… В его голове снова всплыло воспоминание о том взгляде, который обычно дарила ему Аня, каждый раз, когда они встречались или когда она просто наблюдала за ним из зала. Он был уверен, что она всегда смотрела на него неодобрительно, мягко говоря. Всегда, кроме того случая на танцполе. Челюсть снова заныла и он, попросив у матери прощения, вышел в ванную. Серый мрамор ванной давил на психику еще сильнее, чем голубая гжель на сервизе его матери. Он поставил руки на тумбу над раковиной и всмотрелся в свое отражение в зеркале над ней. Его глаза опять рисовали ему ту же картину, что и тогда над кроватью в его квартире. Щека немного распухла, и он намочил ледяной водой полотенце. Было больно, но это не та боль, которая пришла вместе с соприкосновением кулака Ани с его скулой. Эта боль была тысячелетней давности. Она пришла десятки веков назад и, кажется, не унималась, просто какое-то время он был, будто бы в коме, а потом просыпался, и боль пронзала его с новой силой. Он умылся, повесил полотенце на батарею и вернулся к матери. Она переместилась в кресло перед телевизором и смотрела юмористическую передачу так, как будто та ее по-настоящему интересовала. Он сел напротив нее за обеденный стол и боялся посмотреть ей в глаза. -Мам, - он вздохнул, собираясь с мыслями. Женщина мгновенно выключила телевизор и протянула к сыну руку. Он наклонился вперед, крепко сжал ее пальцы и мать прочла в его глазах непроизнесенную мольбу о помощи. -У тебя когда-нибудь было чувство, что человек, которого ты видишь в первый раз, ближе тебе, чем все остальные? Что он, словно, воскрес из твоей прошлой жизни, и ты смотришь на него с непреодолимым желанием прикоснуться, но между вами, как будто стеклянная дверь. Мать наклонила голову и умиленно улыбалась. -Ты влюблен, сынок. Ее вердикт был неоспорим, но Игорь был уже не в том возрасте, чтобы сомневаться. Он, может, и не был опытен в любви, но и не был шестнадцатилетним юнцом, который не был способен понять, когда он влюблен, а когда нет. -Нет, мама, я не влюблен. Если бы все было так просто. Он поднялся и отошел к буфету, смотря в свое смутное отражение в темно-фиолетовом стекле. -Просто? О чем ты? – Мама Игоря нахмурилась и приподнялась в кресле. Игорь заметил на полке буфета старую фарфоровую игрушку, которую привез из Индии еще его отец, когда сам Игорь был ребенком. Это была богиня любовной страсти Рати, сидящая на слоне и играющая на ситаре . Он помнил истории, которые рассказывал отец о Каме и Рати, о праздниках Южной Индии, посвященным плачу Рати о погибшем муже. Он взял фигурку в руки и провел пальцами по двум парам ее рук, по яркому сари, цвета которого не потерялись за десятки лет, и посмотрел на мать. -Если бы это была просто любовь, все было бы легко, я бы… Он сам задумался, что было бы, если бы речь шла о любви в обыденном понимании. Что? Он бы признался ей, пригласил бы на свидание, ухаживал, ушел бы из политики? Он усмехнулся. Нет, к счастью, это была не любовь. К сожалению, это было нечто большее, куда большее. -По легенде одноооой стаааарой, люди стали хвалится, что равны богам, - Сергей тянул перестроечную песню абсолютно не попадая в ноты, - и постигла людей кааааара, поделили их боги напо-по-полам. Он ритмично двигал головой и торсом в такт музыке, а Аня смотрела на него, еле сдерживая смех. -По-поп-попо-полам небеса, пополам земля, пополам я сама, половинка моя… Он не обращал на нее никакого внимания и орал в машине на всю катушку, заглушая даже радио, которое крутило эту песню. Аня, наконец, не выдержала и расхохоталась. Ее смех отвлек Сергея от соло и он сделал радио потише. -Что такого, я не понимаю. – Невинно пожал он плечами и вырулил в узкий проулок, где во дворе находился искомый дом. -Ничего. – Аня утерла слезы и хохотнула еще раз. Она заглянула в навигатор, прикрепленный к приборной панели. -Сюда? Сергей проследил движение зеленой стрелки на мониторе телефона и кивнул. -Вроде бы. Они припарковались на удачно выпавшем свободном месте, и Сергей поднял голову, чтобы посмотреть на окна верхнего этажа, где горел свет, несмотря на полуденное время. Хотя этот полдень был больше похож на полярную ночь. Сумрачно и серо. Солнце почти не выглядывало, а если и выглядывало, то так ненадолго, словно, скрывающийся от полиции рецидивист, схоронившийся в тайге. -Я надеюсь, если мы не нашли свои половинки, то хотя бы его найдем. По тротуару шла женщина, чьи седые волосы были похожи на смесь черного перца и соли. Правда пахла она как тухлая капуста. Длинная джинсовая юбка с бахромой по подолу нацепила на себя весь мусор с улиц, а патлатый кот с темно-серой шерстью и опаленными усами, спрятанный в ее потертой куртке, выглядывал наружу с выражением философа. -Милочка, - она неожиданно остановилась перед Аней и Сергеем и погладила своего кота по голове, прижимая его уши, - не хотите поговорить? Аня насупила брови и покачала головой. -Только если вы доктор химических наук, который способен остановить застройку опасных производств. Женщина удивленно хмыкнула и посмотрела на кота, который тряхнул головой, расправляя ушки. -Нет, но Вам бы стоило больше думать о своем прошлом. В нем иногда роятся ответы на вопросы настоящего. Аня посмотрела на Сергея, который наблюдал за незнакомкой, будто та была его давно умершей бабушкой. -Твои шуточки? – Шикнула Аня. Сергей развел руками. Аня шумно выпустила воздух через нос. -Простите, я Вас не понимаю. Она обошла женщину и осмотрела ее со всех сторон. -Так это потому, что ты не чувствуешь, а мыслишь! -Профессиональная деформация. – Саркастично улыбнулась Аня. -Думай о том, что чувствуешь. Женщина спрятала кота поглубже в куртку и пошла дальше. -Если это твоя попытка разыграть меня, она не удалась. Аня стояла за спиной Сергея, и он посмотрел на нее через плечо, когда она говорила это. Она обошла его, поймав взгляд а-ля «ты меня удивляешь», и позвонила в домофон. -Кто как, кто как, девочка. – Пробормотал он. Хозяин уже ждал их - доктор химических наук, профессор университета, где училась Аня и где располагалась та лаборатория, которая официально выдавала заключения для строительства особо опасных объектов. Если вам задать вопрос: как выглядит типичная профессорская квартира? Как вы ее опишите? Вот именно так она и выглядела. Длинные, во всю стену забитые книжные шкафы в прихожей и гостиной. Темные, бардовые оттенки интерьера, плотные занавески и картины, как в зале Великих голландцев Эрмитажа. Только людей в сотню раз меньше. -Присаживайтесь. Высокий худой мужчина с седой бородой и коротко стрижеными волосами оттенка окислившегося серебра предложил им чай, баранки, конфеты, пастилу и еще кучу сладостей, готовых переломить дубовый стол на тяжелых ножках. -Знаете, когда я был школьником и пришло время выбирать дальнейший путь в жизни, - он сел за стол напротив гостей и улыбнулся, - простите за пафос, но ведь в мое время это действительно было выбором всей жизни. Его голос был тихим и даже скромным. Поразительно, как он мог заразить этим голосом тысячи людей. -Так вот тогда, я ни на секунду не сомневался. Химия – это на самом деле жизнь. Нет, конечно, я уважаю любую другую науку. Но химия для меня не просто профессия, не просто часть жизни, это и есть моя жизнь. Это и ваша жизнь тоже и жизнь каждого на этой планете. Кто жил, живет и еще будет жить. Мы состоим из нее и живем по ее законам. Хотя, тут физики поспорили бы со мной. Он улыбнулся и его идеально ровная, белозубая улыбка почти ослепила их. -Простите, Григорий Александрович, но мы хотели бы… Ане с трудом хватило мужества прервать пожилого профессора, но он ничуть не обидевшись закивал. -Конечно, конечно, я все понимаю, молодые люди. Что вы хотели узнать? -Последствия. – Ответил Сергей. – Мы знаем, что Игорь Светов дал указание устранить Вас от выдачи разрешения на строительство кремниевого завода. И мы бы хотели узнать, что произошло и почему Вы не дали разрешения. -Разве это не очевидно? – Изумился профессор. – Этот завод убьет в тысячи раз больше людей, чем даст пользы. Мировой опыт показывает, что подобные учреждения должны строиться в сотнях километров от ближайших населенных пунктов и на них так же, как и везде, происходят аварии. Только, учитывая, специфику производства эти аварии приведут к куда более тяжелым последствиям и для экологии и для нас с вами. -И вся правительственная комиссия в курсе? – Спросил Сергей. -Безусловно! – Воскликнул профессор. – Они ведь не с потолка взяли идею строительства. Конечно, они просканировали опыт предыдущих поколений. Аня посмотрела на Сергея, который, в свою очередь, посмотрел на нее. -Как получилось так, что Вы были уволены из университета, где прослужили сорок лет? – Обернулась она к профессору. -Милая девушка, - он улыбнулся, - Вы ведь понимаете, что официально я просто ушел на пенсию. Аня кивнула. -Если бы нас интересовала официальная версия, мы бы к Вам не пришли. Профессор еще раз улыбнулся, и Аня захотела взять у него адрес его стоматолога. -Тогда, вам стоило бы знать, что увольнение мое, не просто профессиональная честь Игоря Светова, но и его личные счеты. Аня и Сергей насторожились. -Вы же знаете, что тендер на строительство всех объектов, которые находились под контролем Светова, выигрывала компания его бывшего тестя? Журналисты одновременно кивнули. -И строительство завода тоже на его совести. Но вы, наверняка, не знаете, почему тендер был отдан именно «Стройтресту». -То есть, как? Что значит «почему»? – Недоумевал Сергей. Профессор сложил руки перед собой и посмотрел на свои тонкие, аккуратные пальцы, как у музыканта. -Дело в том, что он задолжал тестю. Анжелика, его бывшая жена, лежит в клинике для наркозависимых по вине Игоря. То есть, частично по его вине. Если забыть о свободе воли, конечно. Аня слегка наклонила голову и пристально посмотрела на профессора. -Он подсадил ее на наркотики? – Догадалась она. Григорий Александрович кивнул. -Знаете о дезоморфине? Аня открыла рот и растеряно взглянула на Сергея, который хоть и потирал бедра в нетерпении, выглядел лучше ее. -Она что его принимала? -Недолго. – Поджал губы профессор. – Но вы, я думаю, знаете последствия. Она умирает там, в Швейцарии, и ее отец просто мучает Игоря своим шантажом, вытягивая из него деньги, связи и прочее. Но, я думаю, что это лишь до поры до времени. Рано или поздно уйдет и Игорь. Аня сжала челюсть и прикрыла глаза ладонью. -Но это же…он же самый дешевый, во всяком случае, один из самых дешевых. Почему? При всех средствах, которые были доступны, она могла принимать кокаин, или что угодно, но «крокодил»? Профессор положил руки на стол, в его глазах блеснуло отражение молочно-белого фарфорового абажура на лампе, и он сложил губы бантиком. -Она и начала с кокаина, потом был героин, потом уже, как вы изволили его назвать, «крокодил». Анна сидела с открытым ртом и шевелила губами, будто в немом кино, разводила руками, как будто ее окутывала паутина и она щекотала ей лицо. -А Игорь? Он… Почему он… Сергей удивленно приподнял бровь и обернулся к девушке. Он не мог поверить, что даже сейчас больше всего ее интересовала судьба Светова. Она все же лгала. Либо себе, что не любит его, либо окружающим. -Он остановился на кокаине и три года назад прошел курс терапии в подмосковной клинике. Тайно, конечно. -Зачем он подсадил ее? Она же была его женой. – Аня удивленно распахнула глаза. -Милая девушка, - профессор снисходительно улыбнулся, - браки в таких случаях заключаются по далеким от любви причинам. Их родители, наверняка, работали вместе, вели общие дела или что-то еще. Хотя, я согласен, это не повод травить, кого бы то ни было. -Наверняка она его достала! – Буркнул Сергей. Аня предосудительно посмотрела на него, но он лишь качал головой, опустив глаза к своим носкам. -Я не думаю, что он так уж подсадил ее на наркотики. – Хмуро ответил профессор. – Скорее всего, они развлекались по отдельности. И компания Анжелики оказалась менее подходящей. А ее отец просто хочет найти виновного. Он же не дурак, понимает, что его дочь умирает. Все трое долго молчали. Аня смотрела, как медленно передвигается черная стрелка на белом циферблате часов, висящих между репродукциями Айвазовского. Когда часовая стрелка достигла двенадцати, кукушка вылетела из деревянного резного домика и пропела соответствующее количество ударов. Аня вздрогнула на последнем ударе и прошептала: -Он убьет его, когда вытянет все. Он просто хочет его помучить. Профессор кивнул. -У Игоря нет ничего дороже карьеры. И матери. Пурга на улице поднялась с новой силой, и Аню чуть было не пригвоздило к стене железной входной дверью. Сергей помог ей и они встали под козырьком парадной. Он закурил и протяжно выдохнул. Отчаяние вылетело у него из груди вместе с сигаретным дымом. -Половинку найти - счастье, только лица мелькают и мелькают дни. Как обидно, что так часто половинки всю жизнь не знают, чьи они. Она отклонилась, посмотрев на него из-под поднятых в удивлении бровей. -К чему это было? Сергей повернулся к ней, сделал еще одну затяжку и выбросил сигарету в урну, стоящую рядом с дверью. -Просто, мне кажется, что для тебя это дело крутится вокруг Игоря, но не вокруг тех людей, которые пострадали из-за него. Аня натянула перчатки и поправила шапку, перекинула лямку сумки через плечо и пошла к машине. Остановившись на половине пути и, не оборачиваясь к напарнику, воскликнула: -Дело уже не в нем. То есть, да в нем, но не по той же причине, что раньше. Ты был прав, мы с ним пересекались в университете. – Ее плечи поникли и Сергей подошел ближе. Она ощутила терпкий, горьковатый запах его табака и повернулась. – Я проверила. Он был председателем ученического сообщества. А я на третьем курсе писала курсовую, и мне нужно было интервью. – Она наклонила голову. – Интервью мне получить не удалось, но я прошерстила его биографию. Видимо, он уже тогда показался мне противным до невозможности и мое подсознание подавило любые воспоминания о нем. – Он пожала плечами и скривилась. – Ну, до сегодняшнего момента. Сергей приложил большие пальцы к уголкам глаз и надавил. -Это сильнее меня. – Пробормотал он. -Что? – Аня взяла его за рукав куртки и потянула на себя. -Все. Мне кажется, что это дело просто вытаскивает из меня жилы. Аня наклонила голову и сочувственно поджала губы. Ей и самой казалось, что каждый раз, когда кто-то упоминал об Игоре, у нее вены вскрывались сами по себе. Какое-то психокинетическое воздействие. Она тряхнула головой, и помпон на ее шапке забегал по макушке из стороны в сторону. Сергей сжал его двумя пальцами и скрыл улыбку, наморщив нос. Аня подняла на него глаза, и он улыбнулся шире. -Куда? К бывшему свекру или к матери? – Спросил он. Аня отвела глаза в сторону, где на тротуаре, вытянув ноги на дорогу, сидел бродяга. Он подманивал голубя тыквенными семечками и матерился, когда птичка трусливо отбегала назад. Аня усмехнулась и снова посмотрела на Сергея: -К свекру. Мужчина кивнул, словно его ожидания оправдались. -Половинка моя, половинкаааа моя, как я по тебе скучаю. – Протянул он, выдвинувшись к машине. Смех Ани спугнул голубя окончательно, и он сел на провода над дорогой. Бомж со злостью бросил оставшиеся семечки в сторону Ани и обсыпал ее ругательствами. *** Игорь сидел в том же ресторане, в котором они обычно обедали с Олегом, но на этот раз за столиком у окна. Метель, поднявшая снег, который еще не успели счистить, почти закрыла ему обзор. Хотя, он мог бы нарисовать картину и по памяти. Он родился в этом городе и вырос в нем. Он обедал в этом ресторане несколько раз в неделю и отчетливо помнил, сколько колонн на соборе напротив этого ресторана, какими цветами отливает его купол и что выгравировано на его фронтоне. Он теребил между пальцами ручку, периодически клацая ее кнопкой по блокноту. На открытом развороте был расчеркнут штрихами портрет девушки. Ее локоны прикрывали круглые, наивно распахнутые глаза. Она смотрела на Игоря, но в отличие от реальности, не упрекала его, а с маленькой, торжественной улыбкой нежно обволакивала его взглядом. Он провел еще несколько штрихов и поднял блокнот. Слева от портрета скакали его круглые буквы. Я, сидя в лектике античной, на белоснежной простыне, Топил любовь и скорбь в привычной, нагой и пошлой толкотне. Ушел, как следует герою, тех сказок, что читали мы, И над вечернею зарею, преступники сожгли псалмы. Теперь пастух, забывший стадо, среди жестоких берегов, Где пуритане смертным градом забили рыженьких волков. Я воспарил над бухтой с чаем, увидев только с высоты, Что, сколько мы не утверждаем, любовь нельзя приобрести. И в новой жизни, по законам бесплодных странствий и потерь, Я раз за разом с незнакомцем, кружил над адом полумер. Боясь того прикосновенья, что от рабыни снизойдет, Я стал лишь дьявола мишенью. Убившему меня - почет! Убит опять в невольной драке, затеянной на злобу дня, И в деревянном саркофаге душа моя принесена. Как жертва глупости безмерной, ты пострадала от меня, И стала жизнь твоя ареной, где потешался сатана. В войне одной, как Дит кровавой, спасла меня – ушла сама, В другой, покрытой смертной славой, убила гордости чума. Мы оба, словно, в Лимбе стонем, покрытые густой смолой Из скорби, жалости и боли, которые горят свечой. Я обещаю, что в последний, предсмертный час, тоской гоним, Запомню я, и мы навеки судьбу свою соединим. Средненько. Пациент скорее мертв, чем жив. Но его поэтический опыт начался со стихов из разряда «сидит кошка на окошке, за окошком идет дождь, Машка шлепнулась в канаву, вот так ой-ой-ой-ой-ой», а закончился в классе десятом уже на конкурсе юных талантов. Поэтому для него это целая поэма. И он даже не понимал, откуда что взялось. Вчера он ночевал в родительском доме и, наткнувшись на старый альбом с фотографиями, в котором мать хранила его грамоты, стихи и прочую сентиментальную мелочь, он вдруг почувствовал желание снова написать. Строки вылетали из него как из тепловой пушки, и он еле успел их записать. Теперь, перечитывая их и рисуя портрет незнакомки (кому он врал?!) он критично отнесся к своему творчеству, впрочем, никогда себя не жалуя, как поэта. -Что-нибудь еще, Игорь Владиславович? Официант возник как эфир в межзвездном пространстве, и Игорь слабо покачал головой. Он достал из портфеля папку с досье на Анну Маркову и положил ее на блокнот, прикрыв бумагами и стихи, и портрет. Его начинала беспокоить расторопность Ани, и он уже знал, что она посетила профессора и лабораторию, из которой того уволили. И уж конечно, это не было посещение бывшего любовника и его работодателя. Даже если на бумагах он просто вышел на пенсию, а заключение было подписано другим официальным лицом, уж Светов-то знал, чем обернется даже не подкрепленная доказательствами шумиха в прессе. Господь Всемогущий! Мать была права, нужно когда-нибудь остановиться! Он отбросил бумаги и опрокинулся на мягкую спинку дивана. Положив подушку в клетчатой наволочке на колени, он посмотрел в окно. Метель разбушевалась еще сильнее и Игорь, сидя в теплом комфорте смотрел как прохожие пробирались через вьюживший снег, понял, что он во всей своей жизни находился именно там. Он был в уюте и роскоши, но отделенный стеклянной и бетонной перегородкой, в то время как настоящая жизнь, пусть и наполненная пургой и бьющая штормовым ветром в лицо, текла там, за этой перегородкой.